Глава 8

МОСКВА. Общая сумма пожертвованiй на устройство въ Москвѣ памятника въ Бозе почивающаго Императора Александра III возросла къ iюню до 1.523,988 руб. 25 коп. Въ маѣ поступило пожертвованiй 5,303 руб 58 коп.

ПЕТЕРБУРГЪ. Въ началѣ iюля состоится закладка зданiя вновь утверждаемыхъ женскихъ медицинскихъ курсовъ. Зданiе фасадомъ своимъ, длиною въ 30 саж. будетъ выходить на Архiерейскую ул. и состоять изъ трехъ этажей, кромѣ ре-де-шоссе. Отопленiе всего зданiя предполагается пневматическое, освѣщенiе электрическое. Въ ре-де-шоссе будутъ помѣщены калориферы, химическая лабораторiя для работъ, требующихъ усиленной вентиляцiи, кухни, канцелярiя и комната для служителей; первый этажъ предназначается для квартиръ директора, смотрителя и професорской прiемной; второй и третий отводятся подъ аудиторiи. Зданiе обойдется в 250 т. руб., кромѣ расходовъ на постройку анатомическаго театра.

ПЕТЕРБУРГЪ. Нефтяное отопленiе въ все большихъ размѣрахъ вводится на нашихъ судахъ. Такъ, на двухъ миноносцахъ изъ четырехъ строящихся на Ижорскихъ заводахъ, которые будутъ изготовлены къ испытанiямъ къ лѣту будущаго года, по словамъ «Котлина», рѣшено котлы приспособить къ отопленiю мазутомъ.

Как стану патриархом, то тогда, наверное, мне закажут книгу афоризмов житейской мудрости, как у Шопенгауэра. И я прямо на первой странице напишу: друзья, когда идете пить коньяк, говорите о бабах, лошадях, карьерном росте, или, на худой конец, ругайте правительство. Это безопаснее. Ну какой из меня строитель подлодок? Я о них, как и большинство населения, знаю только, что они есть, и там тесно. Но Степан Осипович уцепился за мои хвастливые утверждения, что деньги девать некуда, и их надо срочно потратить на что-то хорошее. Вот у Макарова в понятие блага входят железяки, перемещающиеся по воде. А я бы, не будь дурак, мог заложить больницу — самую лучшую в мире. Собрать в ней специалистов нужного уровня, и работать так, чтобы отметка о стажировке у нас ценилась больше диплома любой медицинской школы. Еще далеко мне до патриарха, еще на мне полупочтенный возраст. Житейскую мудрость потом изложу. А пока надо соответствовать. Сказал «А», говори и следующие буквы. Сумасшедший миллионер я или кто?

Инженер Джевецкий оказался невысоким, суетливым курильщиком, который сразу попросил разрешения зажечь папиросу и поискал взглядом пепельницу. Встречались мы в моем рабочем кабинете, где уже висели на стене фотографии с царем, великим князем. Что произвело на Степана Карловича правильное впечатление. Да и свой новый орден я не забыл прицепить — это тоже настроило беседу на нужный лад. Не сухопутный шпак какой-то, а человек, отмеченный властью! Это инженеру было понятно, это ему близко.

Джевецкий пришел на встречу с целым рулоном разных бумаг — в основном чертежей новой лодки водоизмещением 120 тонн, которую он прямо сейчас строил на Балтийском заводе. Из разговора стало ясно, что с оплатой счетов казначейство тянуло, стройка затягивалась — вся надежда на премию международной выставки в Париже, на которую инженер планировал податься со своим подводным аппаратом.

Мои знания в судостроении были минимальны, все сведения о подлодках базировались на фильме «Секретный фарватер», который я смотрел в своем детстве. Но кое-что мне было очевидно.

— В надводном положении ваше судно идет на паровой машине, — я быстро посмотрел описание, которое шло в комплекте с бумагами. — В подводном на электрическом двигателе.

— Все так, господин Баталов. Таковую же лодку, я могу начать строить и для вас

— Почему бы паровую машину не заменить дизельным мотором? Я был в Германии недавно, там подобные устройства вызвали большой интерес у публики

— Грязные и тяжелые, — отмахнулся Джевецкий. Но потом задумался. — Хотя топливо можно хранить в цистернах, что удобнее угля

— И от дизеля можно запитать зарядку батарей электродвигателя. Что увеличит дальность хода.

— Это каким же образом?

— Днем лодка идет на электричестве, ночью всплывает, включает дизельный мотор. Он заряжает батареи.

— Любопытная схема, — Степан Карлович внимательно на меня посмотрел. — Имеете инженерное образование?

— Имею широкий кругозор, — усмехнулся я. — Хорошо бы предусмотреть в моей лодке два торпедных аппарата в носу.

— Это уже военные технологии, — покачал головой Джевецкий. — На такую конструкцию нужно разрешение Великого князя Алексея Александровича! Да и зачем вам на партикулярной лодке торпедные аппараты Уайтхеда?

Объяснил, что если начнется война, то власти реквизируют подлодку.

— И с кем же воевать собираетесь? — иронично спросил Джевецкий — С англичанами?

— Японцами — коротко ответил я. Потом все-таки пояснил: — В прошлом году мобилизацию в Приморье проводили? Проводили? Японцы за вынужденный уход с Ляодунского полуострова зло затаили? Думаю, затаили. И кстати! Хорошо бы сделать лодку разборной. Чтобы можно было погрузить на несколько железнодорожных платформ.

— Об отечестве думаете? — еще больше удивился Степан Карлович. — Что же... Похвально. Могу приступить к строительству в начале следующего года. Разумеется, потребуется аванс в размере двухсот тысяч, чтобы заказать металл и место на верфи.

— Какая же будет итоговая цена? — поинтересовался я, опять заглядывая в документы. — Из расчета ста двадцати тонн водоизмещения.

— С дизельными моторами я еще не работал, — развел руками инженер. — Они ведь, кажется, еще промышленно не производятся? Напишу в Германию. Надо будет все посчитать. Думаю, в полмиллиона рублей уложимся.

Только хвастал своим богатством Макарову и вот, получите и распишитесь. Любая стройка — начальный бюджет умножь на два. Миллион за лодку... Которая неизвестно, поплывет ли еще.

***

Только успел закончить с Джевецким и проветрить кабинет от табачного дыма — напыщенный слуга в ливрее с позументами вызвал меня на улицу. Там, перед домом, стояла роскошная карета с незнакомым мне гербом. Но явно не царским — его вензеля я теперь узнаю всегда. Внутри сидела дама в платье с золотым шитьем и с вуалеткой на лице. На всякий случай я изобразил поклон глубже обычного.

— Лейб-медик Баталов? — спросила женщина, приоткрыв дверцу.

— Да. Чем обязан?

— Это вам!

Мне был выдан небольшой конверт, залитый сургучом. И тут же, без объяснений, дама постучала по передней стенке кареты и крикнула «Трогай».

Вернувшись в кабинет, я вскрыл конверт. И там было письмо от Лизы.

«Мой дорогой друг!

Как же давно я не получала от вас писем! Неужели вы забыли меня? Я каждый день просыпаюсь с мыслью о вас, вспоминаю наши прогулки под луной и разговоры до рассвета. Мне так хочется снова услышать ваш голос, ощутить тепло Вашей руки в своей ладони...»

Дальше Великая княгиня коротко, без деталей рассказывала о ребенке — здоров, активно набирает вес. Обещает мне внимательно следить за синяками — если таковые появятся на коже.

«...Очень прошу в ответном письме больше рассказать о той страшной болезни, который вы так напугали известную вам персону — мое сердце сжимается от страха за малютку Александра!»

Известная персона — это собственно, сам Великий князь, с которым у меня была беседа насчет гемофилии. Правда тоже без особых деталей — еще неизвестно, передался ли ген дальше в новом поколении, или моя здоровая наследственность взяла верх.

Письмо заканчивалось завуалированными признаниями в любви, правда в форме вопросов.

«...Но разве для любви есть преграды? Разве не связаны наши души навеки?»

В постскриптуме Лиза уже деловым образом сообщала мне, что переписку с ней можно вести через ее подругу — герцогиню Марию Павловну Мекленбург-Шверинскую, которая бывает в Петербурге по разными делам. Теперь ясно, кто был моим сегодняшним «почтальоном».

Подписано письмо не было и тут тоже было все понятно. Конспирация — наше все.

***

Попытка набросать ответное послание не увенчалось успехом. О чем мне писать Лизе? О новом романе с Агнесс, в который я стремительно влетаю галопом? Глупо. О Ходынке? Лиза и так о ней знает.

Прямо, как Скарлетт О`Хара из «Унесенных ветром» я решил «подумать об этом завтра». У меня случился синдром прокрастинации — займусь-ка делами клиники.

Прелесть должности самого большого начальника в том, что отчитываться не надо ни перед кем. На самом деле, это пункт второй. Первый гласит, что у хорошего руководителя работа организована так хорошо, что его отсутствие на результаты не влияет. Так вот, я — гениальный менеджер. Более полугода ценные указания письмами посылал, а денежки не просто шли, а Ниагарским водопадом текли. Хочется достичь поступлений уровня повыше, но это на следующем этапе.

Вот поэтому я зашел, посмотрел на очередь, страдальцев, пациентов, и пошел к Романовскому. Попили чаю, поговорили о том и сем, а потом я внезапно признался о ситуации с фройляйн Гамачек.

— Я не понимаю, а что ты здесь делаешь? — Дмитрий Леонидович отставил в сторону стакан с чаем. — Надо срочно ехать в гостиницу, хватать барышню, и показывать ей красоты нашего города. Думаю, в пятницу утром виноторговец уже давно трудится над умножением богатств. Красивая?

— На втором месте после Лидии Михайловны, — отшутился я.

О нежных чувствах, которые питал Романовский к своей жене, я знал хорошо. Трое детей и почти пятнадцать лет брака помехой тому не стали.

Короче, уже через пять минут я входил в «Англию». Может, смеху ради поселиться в пятом номере, как прежде? Вот герр Гамачек обрадуется. Но мысль промелькнула и пропала. Не до мелких козней. Надо действовать. Кстати, портье новый какой-то. Странно, вроде предпосылок к увольнению прежних не было. Заболел кто? За такое место держатся.

На его «Рады приветствовать», я только кивнул, даже останавливаться не стал, взлетел по лестнице на второй этаж, и замер перед дверью. Блин, опять без цветов. Ничего, по дороге куплю где-нибудь, сейчас их в продаже много, считай, лето почти наступило.

Пока я решался — стучать или еще подумать о какой-нибудь ерунде, дверь вдруг открылась. Хорошо хоть, не очень резко, и я успел отпрыгнуть, а то получил бы в лоб. На пороге стояла Агнесс и с любопытством смотрела на меня.

— Здравствуйте, Евгений, — улыбнулась она. — Увидела вас в окно, подошла к двери. Слышу — вы остановились, но почему-то не стучите. И я подумала: надо поскорей задержать моего гостя, пока он не сбежал.

Она заразительно засмеялась, и я, улыбнувшись, открыл рот, чтобы что-то сказать в свое оправдание, но был схвачен за рукав и втянут в номер.

— Рад видеть вас, фройляйн Агнесс, — наконец, сказал я слова приветствия.

— Какой вы скучный, Евгений! Как приказчик моего отца!

А ее русский, хоть и оставляет желать лучшего в плане произношения, но впечатляет словарным запасом. Похоже, она начала заниматься им вскоре после нашего знакомства. Небось, нашла какого-то студентика, желающего заработать на кружку пива и порцию сосисок с капустой. Это льстит, конечно, потому что явно было сделано с целью угодить мне.

— Фройляйн Агнесс, хочу пригласить вас на прогулку. Возьмем экипаж, постараюсь показать вам интересные места.

Почему я взял официальный тон в беседе? А на всякий случай. Это в письмах мы обращались по имени и на «ты». Где гарантия, что в дальней комнате не притаилась прислуга? А то сейчас скажу наедине что-нибудь игривое, получится урон чести. Тут как в медицине — лучше перебдеть, чем наоборот.

К счастью, Агнесс сразу решила дать четкий сигнал, что посторонних наблюдателей нет. Она обняла меня за шею, и поцеловала в губы, притянув к себе за голову. Поцелуй получился немного неловкий, короткий, будто на ходу сделанный. Девушка тут же отпрянула, покраснела. Наверное, такой смелый поступок ей непросто дался. А я так и остался стоять с протянутыми вперед руками — маневр по ответным обнимашкам оказался незавершенным.

— Да, ты прав, — продолжила она по-немецки. — Наверное, надо выйти из номера. Подожди меня снаружи.

Агнесс — чемпионка мира по скоростным сборам среди женщин. Не прошло даже двадцати минут, как она вышла, поражая всех присутствующих своим великолепием. Впрочем, извозчик в этот момент отвернулся, так что я был один.

— Предлагаю начать с Дворцовой площади, — сказал я. — Во-первых, это очень красиво, во-вторых, совсем рядом.

— А собор? — кивнула Агнесс на Исаакий. — Такой огромный!

— Отдельно сходим. Обязательно.

Мы поехали мимо Медного всадника, повернули к Адмиралтейству, и у Дворцового моста остановились. Прошли пешком через сад Зимнего дворца и вышли на площадь. Сегодня как по заказу — светило солнце, легкий ветерок с Невы добавлял свежести во внезапно очень теплую погоду. Александрийский столп чрезвычайно выгодно подсвечивался из-за здания Главного штаба. Короче, даже местным можно восхититься, не то что туристам.

— Как красиво!

— Самый большой монолит в мире, — начал я тоном заправского чичероне. — Ангел в натуральную величину!

Агнесс перекрестилась, а потом, когда до нее дошло, что я сказал, стукнула меня кулачком в плечо.

— Что ты себе позволяешь? — и прыснула, представив, как глупо она смотрелась.

— Пойдем на тот конец площади, оттуда открывается отличный вид на Зимний дворец. Здесь живет император с семьей.

— И сейчас он там?

— Нет, штандарт приспущен, — показал я на флагшток. — В каком-то другом дворце.

Мы дошли до арки, и повернулись к колонне. Побуду немного туристом, а то за всеми этими хлопотами и на достопримечательности глянуть нет времени. Как москвичи, которые на вопрос о Красной площади отвечали, что местоположение знают, но не бывали никогда, это для приезжих.

— Евгений Александрович, добрый день, — произнес кто-то очень вежливо в районе правого плеча.

Офигеть и не встать! Вот можно ли в двадцать первом веке представить, что простой врач идет со своей спутницей по улице, и его приветствует министр. Ладно, справедливости ради — заместитель. А вот тут — запросто.

— И вам здравствовать, Владимир Борисович, — поклонился я в ответ, повернувшись к нему лицом. — Позволь тебе представить, — повернулся я к Агнесс, — барон Фредерикс, помощник министра двора. Фройляйн Гамачек — моя гостья из Вюрцбурга.

— Рада знакомству, — по-русски ответила девушка, изобразив безупречный книксен.

— А вы бы зашли к нам как-нибудь, Евгений Александрович, — пошевелив своими знаменитыми усами, сказал Фредерикс. — Придворная медицина ведь по нашему ведомству. Кстати, поздравляю коллежским советником. Государь выразил удовлетворение действиями скорой помощи при известных событиях и лично распорядился о внеочередном производстве.

— Благодарю, — поклонился я. — Очень неожиданно...

Ну да, тут на днях самодержец чуть не ногами на меня топал, а почти одновременно распоряжался в шестой класс передвинуть. Вот и пойми их.

— Но весьма заслуженно. И государыня отдельно отметила ваши труды по помощи Великой княгине Елизавете Федотовне в ее непростой ситуации. Его величество выразил желание быть крестным родителем новорожденного.

Сергей Александрович, я в восторге. Такое организовать дорогого стоит. Это может значить лишь одно: он не только прощен, но и возвышен. Красавчик.

— Барон, а позвольте в честь такого события мне и моей гостье посетить Екатерининский дворец? — вдруг ляпнул я.

Вот тут-то Фредерикс от моей наглости и вытаращил свои глаза.

А что? Императорской семье всей вместе и каждому в отдельности угодил, можно и приз отхватить в виде эксклюзивной экскурсии.

— Я не ослышался?!

— Всего на полчаса! Клянусь, мы мигом. Янтарная комната и общедоступные помещения!

— Если узнают...

— Дворец же нежилой...

— Но там столько ценностей императорской семьи!

— Клянусь, я не буду распихивать столовое серебро по карманам.

— Вам все шуточки!

Фредерикс так возбудился, что принялся вытирать пот на лбу платком.

— Вы же можете дать нам сопровождающего. Да хоть двух!

— Там есть кому вас сопроводить, — вздохнул барон. — Сейчас напишу записку дворецкому, он вам всё покажет.

— Договорились!

Загрузка...