Столичный доктор. Том IV

Глава 13

Оплата моих услуг превзошла все ожидания. За то, что я раскрыл секрет мышьяка в красителе обивки мебели и назначил лечение - пациентка выкатила мне просто царский подарок. В буквальном смысле. Оказалось, что недавно у императрицы появилось платье точно такой же ядовито-салатовой расцветки. Которая называлась парижской зеленью.

Перед этим, правда, пришлось выслушать порцию охов и ахов. Аристократические болезни, если не считать подагру, в основном основаны на аггравации - заведомом преувеличении симптомов и признаков. Особенно у дам - там любая головная боль значит гораздо больше, чем смертельная температура тридцать семь у мужиков.

Впрочем, мнимое приближение кончины не помешало больной развить бурную деятельность по сборам - оставаться в проклятом доме дамочка не планировала ни секунды. Исключение было сделано только для приема антидота. Молока, конечно. Никакого унитиола пока нет. А ведь формула у него простая. Вспомнить бы. Какой-то дитиол чего-то там. Не то я учил, оказывается.

Первой мыслью было взять руки в ноги и метнуться в Царское Село. Благо успевал на полуденный поезд. Но попасть дальше охраны вряд ли получится. Надо бы какую железобетонную бумажку. Ничего, до Дворцовой площади тут недалеко, пешком минут за пять дойти можно. А на конной тяге и того быстрее. По телефону такие вещи я обсуждать не захотел.

Владимир Борисович оказался на месте. И даже принял меня незамедлительно. Можно считать, повезло. Суть я изложил быстро и лаконично. Фредерикс ахнул, когда узнал подоплеку всей истории. И пропуск соорудил мгновенно. И даже написал записку для царицы, что у меня есть срочные новости, ее касающиеся.

А дальше всё просто - вокзал, поезд, извозчик. На этот раз обошлось без экскурсий, но точно так же дорого. Мне уже начинает казаться, что особняки эти принадлежат вовсе не князьям с генералами, а вот этим обнаглевшим таксистам.

Затык произошел у поста на входе. Как говорится, каждая муха на своей кучке дерьма - королева. Гвардейского подпоручика, который должен был меня пропустить и обеспечить провожатым, искали долго. А явившись, этот деятель скорчил недовольную физиономию и начал меня мурыжить. Мол, записка из министерства двора ничего не значит, и надо заявлять о визите заранее. А если сильно надо, то я могу изложить просьбу в письменном виде, а ее потом передадут Ее Императорскому величеству в установленном порядке. Ну и прочие отмазки из репертуара охранника магазина шаговой доступности. Минут десять я пытался воззвать к голосу разума. Тщетно. Сдался урод только после требования письменного отказа.

Еще минут десять понадобилось, чтобы провести неожиданного посетителя по коридорам. Меня оставили в какой-то комнате, минималистично обставленной - там только пяток стульев под стеной стояли. Провожатый, захватив записочки - от Фредерикса и мою, оставил меня одного. Хотя скучать долго не пришлось. Не дошло даже до изучения особенностей мебельной обивки. Меня провели в столовую, где августейшая чета… постигала премудрости обращения с бамбуковыми палочками. По крайней мере, об этом говорили несколько раздавленных суши на блюде. Скорее всего, опытом делился Николай, ведь именно он побывал в Японии во время своего кругосветного вояжа. А теперь и до императорского дворца дошла мода на японские рисовые шарики. Не будем упоминать, кто запустил это дело в оборот.

- Ваши Императорские величества! - склонился я в поклоне.

- Подходите поближе, Евгений Александрович, - ответил царь. - Пообедаете с нами?

Голос спокойный, даже можно сказать, с элементами доброжелательности. Никакого сравнения с показательным разносом в Москве. Глядишь, так все-таки и сделают меня Бата-князем. Вот будет сюрприз для Агнесс! И для ее папаши тоже. Записывали в договор просто дворянина, а тут Баталов взлетел на самый Олимп. Это Гамачеки еще дворца Сергея Александровича не видели!

- Увы, я по срочному делу.

Подошел и остановился в положенных трех шагах.

- Ваше Императорское величество, - снова согнувшись в поклоне, продолжил я. - У меня сообщение для Ее Императорского величества.

- Слушаем вас, - милостиво разрешил Николай.

- Дело касается пожелания Ее Императорского величества, которое она высказала недавно. По поводу болезни одной дамы.

Ну да, императрица просить не может, фамилию подруги я знать не могу. Смотришь, лет через пять я и научусь правильным словесным кружевам. Хотя согласно народной мудрости, счастье человеческое как раз подальше от начальства и поближе к кухне.

- Вы осмотрели ее? - с нетерпением спросила Александра Федоровна.

- Да. Сегодня прямо с утра. И выявил источник заболевания. Собственно, именно поэтому я и просил о срочной аудиенции.

Теперь уже две пары глаз смотрели на меня. До этого болячки какой-то подруги венценосца волновали не очень. Но не надо быть семи пядей во лбу, что если после осмотра я помчался сюда, то болезнь может оказаться заразной и угрожать императрице.

- И? - подогнал меня Николай.

- У пациентки хроническое отравление мышьяком, который она получила через обивку мебели, обои, и платья, выкрашенные одним и тем же красителем. Когда это выяснилось, дама вспомнила, что платье такой окраски есть и в гардеробе Вашего Императорского величества. Я не мог допустить даже малейшей вероятности нанесения вреда вашему здоровью и счел необходимым сообщить об угрозе немедленно.

Николай побледнел, даже привстал. Нет, не умеет он “держать” удар.

- Вызывайте срочно лейб-медиков! - помазанник кивнул стоящему рядом лакею.

- Что за платье? - спросила Александра Федоровна, явно сохраняя спокойствие из последних сил. Хотя немецкий акцент прорезался очень сильно.

Прониклись. А как же, история отравлений среди высшей аристократии обширна и уходит корнями в глубину веков. Сколько народу погибло в династических баталиях и придворных интригах от всяких хитромудрых ядов - не сосчитать. Так что любой властитель получает врожденную настороженность на такое.

- Ярко-зеленое, краситель - парижская зелень, Ваше Императорское величество, - снова поклонился я.

- Мы благодарим вас за это известие.

Николай подошел чуть ближе ко мне, пожал руку.

- Это мой долг, Ваше…

- И мы это не забудем. Как обстоит дело с вашей лечебницей? - вдруг сменил тему царь.

- Всё хорошо, Ваше Императорское величество. Недавно опубликованная статья в британском журнале “Ланцет” о наших скромных достижениях получила очень высокую оценку. Ряд университетов присвоили доктору Романовскому и мне почетные звания, присоединившись к вашим наградам.

- Мы рады, что достижения российской науки получили признание. Думаю, ваш труд еще будет отмечен.

“Минуй нас пуще всех печалей, И барский гнев, и барская любовь!” - процитировал я про себя “Горе от ума” Грибоедова. Вслух же ничего не сказал, только поклонился.

***

В то время, когда я бездельничал, посвящая себя чему угодно, но не работе, другие люди впахивали, не покладая конечностей. Но мне претензий пока никто не предъявлял. И это уже хорошо.

Пока я ехал с Петербургского вокзала, прокручивал в голове список приглашенных с моей стороны. Это у Гамачеков здесь никого, кроме деловых партнеров. Ну разве что в германском посольстве какой чиновник знакомый образовался. А я уже знатно оброс связями. Перво-наперво - те, кто поддержал, особенно в начале. Бобров, Дьяконов, Филатов, Россолимо. Эти обещали быть, естественно, вместе с супругами. Ректору Некрасову и декану медфака Клейну я тоже приглашения отправил, исключительно для порядка, но эти вряд ли снизойдут. Хотя скататься в Питер может и не откажутся - все-таки развлечение. Особенно для дам.

Впрочем, плакать не буду, если университетское начальство не увижу. Моровский, конечно же, тут без вопросов. Мой преемник и правая рука в Москве. Соучредители “Русского медика” - обе. Не пригласить - оскорбить. Да и вряд ли у них хватит дури выяснять отношения со мной. Может, обидятся и не приедут? Вот самое лучшее было бы. Моя любовь к маме и дочке Талль прямо пропорциональна квадрату расстояния между нами.

Местных - само собой. Романовского, Склифософского, разных нужных профессоров из императорского госпиталя. Впрочем, переживать и накручивать себя незачем, у меня секретарь для таких вещей есть. Не Должиков, но почти. Со всеми свяжется, встречу организует, до места довезет. Для меня затраты не критические.

Добравшись до клиники, я первым делом принял Жигана.

Бывший хитрованец окончательно раздобрел, приобрел даже какой-то лоск. Блестящие галоши, заколка для галстука с бриллиантом карат на десять, явно добытым на алмазных копях Гусевского хрустального завода…

- Ну, рассказывай, что удалось узнать.

- Вам бы Евгений Александрович, присесть! - Жиган разгладил усы, подвинул ко мне стул.

- Неужели такие шокирующие новости?

После “зеленого” платья у императрицы меня уже трудно было чем-то удивить.

- Мы проследили за аптекарем. Я лично ходил за ним. И знаете, кто с ним еще раз встречался?

- Кто?

- Из английского посольства, - Жиган достал из внутреннего кармана записную книжку, прочитал. - Какой-то Джек Вайт.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Пошла совсем высокая политика, век бы ее не видать. Посольский шпионаж это дело серьезное, государственное. Тут… даже не знаю, что делать.

Жиган терпеливо ждал моего решения, крутя папиросу в пальцах. Я таки сел на стул, подвинул ему пепельницу.

- Кури. Такой вопрос. Сможете тайком сфотографировать, как этот аптекарь встречается с посольскими? Кажется, у Кодака появилась секретная миниатюрная фотокамера…

- Не слышал про такое. Но всё равно надо близко подходить, - вздохнул “хитрованец”. - А это риск.

- Только никаких эксцессов! - я вскочил со стула, начал ходить по кабинету. Так думается лучше - Никаких поджогов и прочих твоих штучек-дрючек

- Нешто я не понимаю! - обиделся Жиган. - Тут большая политика.

- Я поговорю с Сергеем Александровичем, - решение пришло быстро. - Но не сразу, а как только его назначат председателем Государственного совета. Вроде бы скоро ожидается объявление.

- Великий князь переезжает в Питер??

- Пошел вверх наш “патрон”, - я усмехнулся. - Не завидую я теперь столичным евреям.

- Вышлет, как в Москве?

Я пожал плечами.

- Ты вот что. Вызови из Москвы еще людей. Слишком уж у тебя приметная физиономия. Посольские разведчики - не пальцем деланные. Срисуют тебя и прирежут тайком этого аптекаря. Ищи потом концы…

- Сделаю, - Жиган тяжело вздохнул. - Не по мне эти игры. Может, в охранку передать?

- А если попадем на людей прикормленных лимонниками? Есть у тебя гарантия, что красного петуха не пустят уже к нам в клинику? И все шито-крыто.

- Ох, как все сложно…

- А то брат. Это столица. Тут тонкий подходец нужен.

***

Сразу после Жигана порцию новостей вывалил на меня вернувшийся из “отпуска” Кузьма. Памятные знаки от сражения с неравными силами подлых захватчиков на его физиономии начали выцветать. Еще пару дней - и следов не останется. Пользовался бы дамскими ухищрениями, даже сейчас легко можно замаскировать. Хотя все эти временные изменения его внешности волновали больше меня, чем самого пострадавшего. Получил по мордам - тоже, нашли заботу. Со всяким случиться может.

Деятельность мой слуга развил бурную. А как же - столько отсутствовал. Тут и в квартире за порядком проследить, и с дворником общение возобновить, и с персоналом приятельские отношения укрепить. А это всё требует и времени, и усилий определенных. С учетом трезвого образа жизни легкой стезя не была. Раньше как - выпили по стаканчику, вот и дружба до доски гробовой. Когда крепче чая ничего - уже труднее. Потому что бутылку в кармане спрятать легко, а самовар за собой не потаскаешь.

Но мелкий шпионаж в виде сбора местных новостей дал свои результаты. И сейчас Кузьма делился информацией. Не иначе, все остальные слушатели вне зоны доступа. И мои уши захлестнул неструктурированный девятый вал сведений: у кого прислуга проворовалась, кто на дачу не уехал, а в городе остался, у кого любовник появился. Я занимался своими делами, и воспринимал бесконечный поток сознания в качестве фонового шума. Кузьма Невструев как предвестник службы новостей.

- А вдова Третьякова совсем умом тронулась, - вдруг услышал я.

- Это какая? Которая вдова товарища министра?

- Она самая. Приходила еще ругаться, помню, требовала лечебницу убрать. Вздорная баба. Вот и Мика говорит…

- Кто такой Мика? - я попытался ограничить круг вовлеченных лиц.

- Так дворник наш, чухонец. Он и рассказал, что Лидия Гавриловна заговариваться начала, бормочет что-то под нос себе. Грозилась вас, барин, застрелить. А давеча видели, как она ружье из окна высунула и высматривала кого-то.

Ну вот, только сбрендивших старушек мне не хватало. Предположим, даже если она умудрится зарядить охотничье ружье, попасть из окна по кому бы то ни было она вряд ли сподобится. А если на лестнице подкараулит? Да и мало ли кто пострадать может. Срочно надо сливать ее в сумасшедший дом. Только как это сейчас делается? Никогда не интересовался. На скорой буйных мы полиции передавали. А с тихими не сталкивался. Надо спросить у специалиста. А где-то у меня визиточка была. Вот, кстати. Бехтерев Владимир Михайлович, заведующий кафедрой нервных и душевных болезней Медико-хирургической академии, ординарный профессор, действительный статский советник. Нижегородская, десять. Телефончик имеется, четырнадцать семьдесят пять. Звоним.

К счастью, психиатр оказался на месте. И в положение вошел. Сказал, что ради помощи коллеге сам приедет, вместе с врачом из больницы Николая Чудотворца, Скржинской Еленой Владимировной. Ибо для недобровольной госпитализации нужна комиссия врачей и прочее. Вот и славно. Безумную старуху - на Пряжку, и жить дальше спокойно.

А Кузьма терпеливо чего-то ждал, не уходил. Неужели важные новости не все прозвучали?

- Что еще? - спросил я, когда закончил разговаривать с Бехтеревым. - Кстати, сейчас метнись, сладостей к чаю купи. Профессор приедет, большой человек, угостить надо.

- Так и вы, барин, тоже профессор. Всех угощать, что ли? Вон, баранки есть.

- Розог тебе не хватает, много говорить начал.

- Весточка вот из Знаменки пришла, почитайте пока, - вдруг выпалил слуга. - А то подумали, небось, что вру.

Он вытащил из кармана слегка примятый и сложенный пополам конверт. Адресован Невструеву, от какого-то Иванникова Петра.

- Это кто? Зачем мне твое письмо?

- Так это кум мой отправил, запутался маленько. А писано вам, не сомневайтесь даже.

Писал явно какой-то профессионал, почерк аккуратный, с завиточками, речевые обороты мелкобюрократические. Вначале стандартное “Милостивый Государь наш, барин дорогой! Покорно обращаемся к вам, ваши верные и преданные крестьяне с просьбой и жалобой на тяжкие наши обиды и несправедливости. Не на кого больше нам надеяться, кроме вас, нашего милостивого господина, что защитит нас и рассудит по правде”. И дальше традиционные жалобы на жизнь: “Управляющий ваш, Иван Петрович, и староста деревенский, Михайло Ильич, совсем без меры над нами измываются. Управляющий на нас тяготы накладывает невыносимые… Более того, свои дела тёмные он творит, присваивая себе часть наших трудов и стараний. Говорит, что якобы на нужды общие идут, а сам вон как разбогател. Наша жизнь стала невыносимой, совсем нет спасения… Надеемся на ваше доброе сердце и справедливый суд. С поклоном низким и верностью неизменной, крестьяне села Знаменка, числом сорок две души”.

Писарь там наклепал, конечно, от всей души и мелким почерком, хоть и разборчиво. По старой памяти вставил про тяготы и прочее, умершее с крепостным правом. Но все эти “приезжай, барин, и рассуди нас” мне читать как-то не хочется. Вот отыграем помолвку, провожу Гамачеков, а там и на родину знаменитых волков выдвинусь. И силовая поддержка в виде Жигана на месте. Так что ждите, и сорок две души просителей, и негодяи, позарившиеся на мой карман. Скоро, как водится, буду награждать непричастных и карать невиновных.