Сто тридцать четвёртый «М»

Долгие дороги к дому

Всю дорогу, пока транспортник с медкапсулой опускался глубже и глубже под толщу манаанских вод, Скар молчал и смотрел куда-то вбок за колпак иллюминатора, проецируемого тонкой прозрачной плёнкой силового поля. Бур постоянно елозил задницей по сидушке. Нервничал.

Всплыли мы на этот раз в грузовом ангаре, где одноразовую капсулу для транспортировки сцапал манипулятор и аккуратно переставил на пирс, пока подлодка пришвартовывалась.

Конечно, в медкомплекс нас не пустили, и проведя четыре часа перед входом в оперблок в практически абсолютной тишине, мы, естественно, устали.

От ожидания, от постоянного накручивания себя, от лишних домыслов, в конце концов. Когда помощник доктора Фы, худенький акулоид с невыразительной бледно-бирюзовой кожей в мелкую фиолетовую крапинку, вышел и таки успел промямлить, что восстановительные процедуры займут какое-то время, но операция прошла успешно, и "поцейент" скорее всего будет жить — я лично испытал… Да ничего я не испытал. Равнодушие, наверное, и толику облегчения. И так накрутил себя сверх меры, пытаясь понять, о чем думает Скар. А он просто кивнул, и когда медик в коричневом фартуке и облегающем бесцветном комбинезоне ушел обратно — просто повернулся ко мне. Ну, началось.

— Кэп, ты знаешь, как я к тебе всегда относился, и Сила в свидетели, пошел бы за тобой в любое пекло. Мы через многое прошли, но… — он прервался, делая тяжелый вдох, и на секунду опустил глаза. Собравшись с мыслями он как-то тихо, смотря в глаза, продолжил: — Умбара, Кэп. Это ведь была никакая не химия в воздухе. Я не хочу в какой-то момент узнать, что мой командир поехал крышей. Ты знаешь, я не боюсь смерти. Мы все не боимся. И да, согласен, там было хреново. Я не ухожу никуда и не собираюсь, но я сейчас очень хочу понимать — ради чего я буду рисковать своей жизнью в следующий раз, если мой брат так легко может сорваться в неадекват? Я не хочу закрывать ИХ, — ткнул он пальцем в сторону Бура — Собой. От тебя.

Ну вот и что ему сказать? Точнее, что сказать, я знаю. Знаю все эти слова, которые можно построить в предложения и переубедить его, и он поверит. Он очень хочет верить.

И не могу.

— Братишка, я… — начал говорить одновременно с Буром.

— Парни, вы чего?

— Погодь, тут… Айй, как оно меня всё задолбало! Скар, кто мы?

Боец немного помялся и так же, не отводя взгляда сказал:

— Солдаты Республики.

— Это сейчас мы солдаты. Эта война когда-нибудь кончится, а ты думал, что будет после? Я вот думаю. Каждый день! Каждый день мы куда-то летим, что-то делаем, воюем, лезем в самые темные задницы этой галактики с риском свернуть шею, только чтобы какой-то разумный, сидя в своем доме где-то на какой-то планете или в колонии, мог быть уверен, что у него завтра что-то получится. У них это "завтра" есть. У нас — нет. У тебя есть свой дом? Вот прямо чтобы дом, чтобы тебя там ждали или чтобы туда хотелось вернуться? У меня вот нет. Только трюмы и каюты кораблей, ну и "Берёзки", в которых всегда можно отдохнуть или переночевать. Раз, два, неделю, месяц, но не весь остаток нашей, теперь уже долгой жизни, которую я очень боюсь потерять. Да, братишка, я боюсь смерти, — гляжу в слегка расширенные глаза боевого побратима и краем глаза замечаю, как слегка придвинулся и напрягся Бур. — Это глупо, я знаю. А ещё, как ни странно, я боюсь за вас. Себя не жалко. Ну, то есть, конечно, жалко, но не до такой степени, а вот вас угробить не хочется. Конечно, мне крышку рвёт. Когда нас там, в лаборатории, зажали, я пересрался от того, что мы все, не я, а мы все там и останемся!

Делаю шаг назад и сползаю по стене на пол, царапая тыльником доспеха нейтрально бежевую, явно крашенную стену.

— А ещё я устал от смертей.

— Я… тебя понял, — пробасил сверху Скар и под тихое, повторяющееся от Бура:

— Ну всё, всё, пошли, пойдем, — в сторону Скара и чуть громче в мою. — Мы, это, у себя будем, короче, — и вытолкал бойца куда-то в сторону жилых комплексов, располагавшихся возле тренировочных площадок клонов серии 5000.

Что он там понял, когда я сам в этой мешанине разобраться не могу? Да бля, пошло оно всё, не трогайте меня нахер, задолбали все! А я просто закрыл ладонями лицо и впервые за много-много лет в обеих жизнях почувствовал, как из глаз потекли горячие, обжигающие кожу, солёные, как воды Манаана, слёзы.

***

Дэнч восстанавливался, плавая в кольто, забрак Даал гонял на пару с нулями и моими парнями молодняк, потешаясь над реакцией старшего поколения серии 5к, кто остался на планете в качестве помощников инструкторов или самих инструкторов, прошедших ускоренный курс вливания войны внутривенно и вернувшихся в расположение. Я тупо валялся в комнатушке и бездельничал. А поскольку человек военный бездельничать не может по определению, ибо это приводит к деградации этого самого человека и как следствие — полной небоеспособности, то я бездельничал с пользой.

Я искал себе домик где-нибудь на краю галактики, попутно придумывая отчёт о прошедшей миссии. В принципе, то, что нас сразу не вызвали "на ковер" — следствие выторгованной ранее практически полной свободы действий в случае срыва миссии. А вот как относиться к нашей "тихой разведке" — я ещё не понял. Ощущения и память смазались, но то, что нас там ждали, и я имею ввиду Республиканские войска или группу разведки — факт. Причём подставной миссия была с самого начала, но высадка началась не с нас. Мы отправили только подтверждение аналитикам — дескать, да, вооружение есть, производится, запрещённые эксперименты с генетическим материалом без высокого дозволения сената имеют место, лояльность КНС наличием войск по прибытию подтверждена. Но уже ПОСЛЕ того, как нас обнаружили и почти зажали. А это можно трактовать очень по-разному, и я просто уверен — крючкотвари всякие на этот счёт найдутся.

Такая вот хреновая казуистика получается, и каким невпихуемым боком это в итоговый, уже развёрнутый отчёт впихивать, я того тринитродебила гидрохлорид сульфаниламидом в плевральную полость дефлориловал… Ниибу кароч.

— Арчи, — повернувшись с топчана к стоящему на подзарядке астродроиду, говорю, — а у тебя тайминги наших продвижений есть?

— Пуить? Увивуу.

— Скинь на дэку, что есть, а чего нет, так я потом придумаю.

Астромех пиликнул подтверждающе и опять перешел в режим спячки. Тэкс, Дэнчу плавать в банке с кольто ещё неделю, ибо прооперировали его хоть и аккуратно, но то, что мой сапёр не загнулся по дороге — исключительно заслуга Силы, ничем другим его состояние даже Фы объяснить не мог.

Скар молчит. На приветствия кивает, но морду держит задумчивую. Бур — изображает растерянную невинность, а мне в какой-то момент стало действительно всё равно. Перегорел, наверное. Ладно, хватит бездельничать. Пойду, молодежь погоняю.

Спустя час. Манаан. Точное место расположения засекречено.

Кучка курсантов рыл на пятьдесят с лишним удобно расположилась в помещении, специально для нашей великой мудрости переоборудованном в обучающий класс. Стою как свадебный генерал перед развёрнутой схемой дроида В2 и аккуратненько сжимаю в руке банальную указку, сделанную из его же, В2-го, телескопической антенны заплечного ранца.

— Запомните, мнять, детишки, это простое, но безумно качественное правило. Не вижу — не стреляю. Это сохранит вам боезапас и спасёт вашу жизнь, поскольку произведя выстрел, вы моментально выдаёте свою позицию противнику. Всем всё понятно?

— Сэр, разрешите вопрос? — потянул какой-то клон с передних рядов.

— Разрешаю. Спрашивай.

— А если я не вижу всего противника целиком, куда мне производить выстрел?

— Отличный вопрос, боец. Тут есть очченна хитрожопая деталь. Все слушаем внимательно! Значит так, прицеливание по противнику, находящемуся за укрытием или частично скрытому рельефом местности, мы производим в ту часть, которая гарантирует нам попадание. Проще говоря — если противник выглядывает из-за угла, мы не целимся ему в уязвимые части туловища, или как в данном случае — корпуса. Мы целимся и стреляем туда, куда можем гарантированно попасть. Поэтому если из-за угла, грубо говоря, торчит рука с карабином, полголовы и жопа, мы целимся не в карабин и руку, и уж тем более не в голову, а в задницу противнику, потому что, она что? Правильно — жопа противника, как правило, больше размером, чем голова. Только вот не надо меня спрашивать, как такой натюрморт вам может попасться на глаза в принципе, ибо в боевой обстановке бывает всякое. В том числе, торчащие из-за укрытия голова, рука с оружием и одновременно жопа одного и того же противника. Более того, при попадании в сраку задницы живой силе противника ваша задача по выведению оного из строя будет выполнена по простой и естественной причине. Это, ска, больно.

Смешки по классу разнеслись уже довольно явственно.

— Особенно это касается снайперов и при стрельбе с использованием приборов оптического прицеливания без синхронизации с тактическим шлемом. В вашем случае на дальность от двухсот метров. Без настрела определённого количества выстрелов при прицеливании в силуэт противника — лихачить и пытаться отстрелить ему голову не нужно. Целимся в туловище. Туда же и попадаем. В девяноста случаев из ста результат будет монопенисуальным, сиречь таким же, за исключением видов, у которых попадание в корпус критичным не является. Что возвращает нас к простому и тривиальному правилу — надо внимательно, мать вашу пробирку, изучать данные по миру, планете или месту производства силовых действий, а так же данные по противнику, если таковые имеются. Как правило, они имеются всегда. Вопросы?

— Сэр, — робко потянул руку уже другой клон с заднего ряда, — а что делать, если таковых данных нет?

— Хе. Очень хороший вопрос, боец. Если таковых данных нет, это значит, что вы — та самая разведка, которая эти самые данные будет добывать. А там сооовсем другая подготовка. Хотя это не так, но существенные отличия имеются. К тому же в наше время так, чтобы совсем не было данных по рельефу, населению и ожидаемым трудностям, ну, по крайней мере, в исследованной части галактики — просто не бывает. Данные могут, да и вообще имеют свойство устаревать с пугающей скоростью, но это уже, если вы не мозговитый штабнюк, планирующий операцию — вообще не ваша проблема. Ваша задача в первую очередь не слиться в процессе выполнения боевой задачи, какая бы она не была. А для того, чтобы не слиться как тупая банта, хотя эти животные в некоторых случаях умнее ваших пустых голов, предназначенных у некоторых только для ношения шлема, вам надо уметь стрелять. А для этого — знать, куда и как целиться, и какой эффект в разные части туловища вашего противника попадание производит. Итак, кто мне скажет, что будет, если попадание в данном случае в дроида серии В-2 будет произведено вот в эту часть? — тычу указкой в левый манипулятор с ракетницей, чуть выше места пусковых направляющих. — Ну? Смелее, варианты?

***

Пассажирский транспорт на Корусант, хоть мы и летим с пересадкой в порту Танааба — что, казалось бы, может быть проще? Четыре кресла по два напротив друг друга, столик между ними, какие-то напитки, и совсем нескромный ужин из манаанских водорослей и специально выведенного сорта рыб. Нехитрые закуски. Те, кого я считаю или считал братьями или друзьями. Напротив Скар с Буром, а рядом со мной улыбающийся и не сильно пока разработавшийся конечностями, но целый и улыбчивый Дэнч. Сижу с какой-то ностальгически-ироничной улыбкой, потягиваю каф из стаканчика, смотрю на них и узнаю, и не узнаю одновременно.

Бур — механик-ледоруб, ставший, и так и оставшийся ответственным за всю медицину сначала в батальоне, а теперь и в отряде. Со времени службы в 102-м стал спокойнее внешне, но гораздо ранимее внутренне. Цепляется за окружение, потому что это тот якорь, который не даёт ему слететь с нарезки. Верит. Безоговорочно верит, даже если ему это не нравится. Всегда спросит, если что-то непонятно. Вдумчивый, техничный, опытный, но надломленный. Улыбаться чаще стал. Такой слегка наивной, искренней улыбкой. Прямо как Дэнч. Наш лютый сапёр, слегка сумасшедший на предмет взрывчатки и любых бадабумов, и по-прежнему жуткий рукопашник-ножевик, что его и подводит в столкновении с несколькими противниками одновременно. Стал сдержанней, диковатый блеск легкой сумасшедшинки в глазах при слове "взорвать" сменился остротой и сосредоточенностью. Все так же разительно меняется при получении прямого приказа, но ненадолго. Просто серьёзным становится до тошноты. Как Скар. Штурмовик-пулемётчик, святой любовью обожающий всё скорострельное и крупнокалиберное. Из-за невозможности таскать с собой свой персонально под себя доведённый роторник — бесится. Честный, но хитрый, и держащий всё в себе. Интроверт на грани "достали". Тупит редко, но качественно глубже. Он один, пожалуй, почти не изменился. Треснул, но не изменился. И обидно до жути, ведь именно его наивную, непокорённую веру в добро я и не заметил. Просто пропустил мимо как ничего не значащую деталь. А оказалось, что это составляющий стержень его характера. Отчужденности и напряжения не было. Нет. Совсем.

А вот недосказанность, собирающаяся как ком перед лавиной — появилась. Любой человек меняется всю жизнь, и если в некоторых случаях можно сказать, что с характером рождаются, то опыт чаще всего этот самый характер может заточить под совершенно непредсказуемым углом. Да и я изменился. Как? Не знаю. Первые восторги от технологий, полётов и первые ужасы от организации и приказов прошли давно. Но разочарование, что тут всё примерно так же, как на моей Земле, только побольше масштабом — даже сквозь яркую расписную многообразием краску Далёкой Далёкой Галактики просочилось.

А ещё где-то там есть Заур, детский инфантилизм которого я так и не смог принять. В принципе, клоны все такие отчасти, но из своих, я искренне верил, что это безобразие выбил. Ещё есть мои практически прямые наследники серии 5000 — этих уже около двух миллионов успели наштамповать. Страшный момент с ними в том, что я их настроение чувствую. Эмпатия, наверное. Но только их, и только на Манаане. Больше я с ними пока нигде особо не пересекался, но и это пугает. А ещё там где-то есть хитрожопый канцлер Палпатин с командой разумных умников всех возможных мастей, человеки, которые в этой галактике занимают по количеству самую большую процентную нишу, ибо авантюризм натуры и скорость, с которой люди тут плодятся… Выше только у инсектоидов.

А Сила великая молчит и не хочет рассказывать одному умному не в меру попаданцу — нахрена я тут оказался, и что ей от меня надо?

Отчёт итоговый по результату Умбары давно отправлен. Ответ, стандартный, кстати, получен. Летим на ППД[27]. Конкретно, на наш Щедрый с прикольным названием моего имени. Провести ТО доспехам, получить следующее задание, укомплектоваться оборудованием или живой силой, спуститься (если время будет) в «Берёзки», отдохнуть и снова в путь, добывать Республике нахрен ситху не нужные победы.

Мой созерцательный дзен был прерван вскриками бортпроводниц и знакомым уже пиликанием R4, быстро приближающимся из глубины длиннючего салона. Странно. Роботов обычно пристёгивают к специальным подставкам ближе к грузовому отделению, а в пиликаньях астромеха явно прослеживалось что-то вроде большого боцманского загиба, причём на русском.

Парни встрепенулись, скорей даже не от того, что узнали Арчи, а от того, что понять этот язык в исполнении бинара им было невозможно. Боюсь даже представить, что они надумали, пока наскипидареный астромех не влетел в наш закуток, слегка юзом протащившись по дорожке и стукнувшись об столик. От чего на последнем с жалобным звяком упал чей-то стакан.

— Арчи, что случилось? Да подожди ты орать, тихо! Прекрати. Стой, стой, стой! Чего?

Мечущийся астродроид один косплеил всеми подвижными частями корпуса пожар в борделе во время потопа, заливая пространство вокруг непрекращающейся трелью.

— Арчибальд, мать твою конвеерную, а ну заткнулся! Коротко, чётко, на бэйсике! Что случилось?

— РиириувипвуюууУвиввивутиливилипулювиливулювип! — выдал дроид и замер.

— Охиниху…

— Йййебаа..

— Блять, — это в совсем нехарактерной манере веско выдал разом помрачневший Дэнч.

Я же просто промолчал. А чего тут скажешь?

На орбиту Корусанта час назад из явно левого каботажника сбросили неуправляемую спаскапсулу. Внутри обнаружили расчленённый труп нашего слегка несостоявшегося генерала и заложника-шпиона Республики в стане КНС — мастера джедайки Сар Лабуды. В отсечённой ладони зажатое наглухо обнаружилось семечко дерева-пустынника с Салукемае.

В секторе Соулриеп нас встретят сразу на нашем приписном корабле. Мы летим сразу туда, на осаждаемый Республикой уже месяц Салукемай.

Отдых накрылся. И по какой-то причине это единственная мысль, которая меня в тот момент по-настоящему волновала.