Старуха 4

Глава 13

С электростанцией на реке Турнеэльвен никто в Мосгидэпе никаких серьезных проблем не видел: поскольку там еще ранней весной приступили к строительству моста, саму реку советские инженеры успели тщательно изучить и все нужные геологические карты у проектировщиков имелись. Простые карты: дно реки – практически сплошная скала, любые опоры или плотины можно где угодно ставить и о прочности грунтов под сооружением вообще не волноваться. И единственный спор возник как раз о том, где новую плотину лучше ставить: в верховьях порога или там, где порог уже заканчивается. Если внизу, то сама плотина должна была еще по полтора километра берега прикрыть, а если вверху – то требовалось полтора километра русла все же расчистить. Русло, проточенное водой в сплошной скале расчищать было вроде не очень просто, однако надежно прикрыть три с лишним километра берега… Ведь чтобы дамба гарантировала защиту берегов, основание под ней тоже сначала нужно было расчистить «до скалы» – так что был принят «верхний вариант», а скалу в русле можно и взрывами расчистить. Не сказать, что окрестное население было очень счастливо, но там и населения было немного, и – кроме сильного грохота в течение весьма непродолжительного времени – опасности для людей стройка не представляла.

Опасности стройка не представляла, а вот весьма высокооплачиваемую работу предоставляла. Густав все же был человеком весьма умным, и он быстро просчитал варианты дальнейшего использования ГЭС – так что ровно половину расходов на строительство он возложил на шведский бюджет. Во-первых, тогда он мог претендовать на половину выработки электростанции бесплатно, а во-вторых, это дало ему довольно веские доводы на переговорах с Молотовым о статусе реки, ведь после того, как исчезнут пороги Кукколы, то река становилась судоходной от устья и до впадения в нее самого большого притока Муониоэльвен – то есть по всей той части, которая представляла собой государственную границу. Но становилась если на плотине шлюз выстроить, а в «русском» проекте – ради экономии – шлюз вообще не предусматривался…

Кроме того, совместное финансирование давало возможность поучаствовать в строительстве и шведским инженерам, а так же – что сам Густав считал более важным – доступ ко всем финансовым документам стройки. Шведы, конечно, и сами прекрасно умели ГЭС строить, но некоторые методы такого строительства было полезно и у русских перенять, ведь в СССР гидростанции мало того, что строились быстрее, чем в других странах, так ведь еще и заметно дешевле! А доводы своих финансовых советников о том, что «у русских просто рабочим гроши платят», Густав проигнорировал: на стройку советские инженеры набирали главным образом шведских рабочих и платили им… король специально просил товарища Афанасьева передать в Москву его просьбу о снижении зарплат гидростроителям: уж слишком много рабочих с заводов рванули было на стройку в погоне за «повышенными выплатами». Русские просьбу вообще-то проигнорировали и король повторно просить уже не стал: на стройке новых рабочих просто уже вообще не набирали. Но вот почему у советских инженеров строительство все равно обходилось дешевле, он пока не разобрался…

Строительство железнодорожного моста тоже шло очень быстро, но тут разобраться в том, сколько на него русские тратят, было невозможно: мост строился целиком за счет Советского Союза и строили его исключительно русские рабочие и инженеры. Однако и тут шведы определенную пользу для себя извлекли: их метод строительства опор моста (точнее, подготовки фундаментов опор в открытых кессонах) выглядел очень интересно, хотя, по прикидкам, этот способ был заметно дороже традиционных. Но вот то, что на такое строительство уходило втрое меньше времени, интереса заслуживало.

Ну а лично для Густава эти две стройки добавили уважения со стороны как инженеров, так и промышленников: возможность за очень небольшие деньги так ловко выудить производственные секреты у русских и тем самым повысить конкурентоспособность шведской промышленности на мировых рынках они сочли делом исключительно полезным. Особенно в ситуации, когда эти «мировые рынки» стремительно сжимались…

Вера о проблемах экономики – что шведской, что советской – вообще не беспокоилась. В свое время Вере Андреевне пришлось окунуться в глубины «экономической науки» – это когда она придумала взрывчатку, в полтора раза превосходящую по мощности гексогено-алюминиевую смесь, но ее даже в опытное производство не запустили просто потому, что эта взрывчатка получалась раз в десять дороже «обычной». Тогда никакими ухищрениями снизить цену не получилось, но Вера Андреевна в попытке все же разобраться, почему ее изобретение получается таким дорогим, специально пошла на курсы повышения квалификации, которые для экономистов читал у себя в институте товарищ Струмилин.

Разобралась – в той части, которая касалась химического производства, а уже позже еще внимательно изучила небольшую работу товарища Сталина – и пришла к определенным выводам. Вкратце эти выводы звучали следующим образом: «надо делать так, потому что так делать правильно. А почему правильно – на это есть строгое научное обоснование, но понимать его не обязательно, так как этим должны заниматься специалисты по экономике, а я всего лишь химик». И именно следуя этим выводам, Вера постоянно старалась что угодно производить с минимально возможными затратами. А уж какие затраты будут минимальными в химии, она, слава богу, разбиралась очень хорошо. Еще она эти выводы постоянно транслировала специалистам из других областей науки и промышленности – и результаты всех радовали. Хотя эти «все» тоже часто не понимали в деталях, как работает экономическая система.

Наиболее заметным – для народа – проявлением этого «непонимания» был автомобильный завод «ГАЗ»: он выпускал автомобили куда как более сложные в производстве и заметно более, казалось бы, трудоемкие – но сходящий с конвейера грузовик почему-то получался на треть дешевле фордовского, выпускаемого в Нижнем Новгороде. Что в конечном итоге привело к тому, что нижегородский завод был передан в НТК и после практически полной перестройки тоже стал выпускать недорогие и надежные автомобили.

В «этой жизни» со Струмилиным Вера пересеклась относительно недавно, и Станислав Густавович после долгих и утомительных споров, в течение которых Вера ему излагала идеи, которые он «в прошлой жизни» вкладывал в ее голову на курсах повышения, с тихой радостью сообщил ей, что он очень рад тому, что в свое время НТК был полностью выведен из сферы внимания Госплана:

– Должен признаться, что тогда мы бы попросту поменяли бы все руководство в вашем комитете… и остались бы с голой задницей. Скажу честно: вас понять мне было очень трудно – так как вы просто химик и термины используете… необщепринятые. Но теперь, когда я разобрался наконец, что какими словами вы называете… Однако я все же считаю, что и ошибок вы наделали немало.

– Ну кто бы сомневался! Я вообще химик, Лаврентий Павлович – архитектор, товарищ Тихонов… хотя он-то как раз экономист.

– Я читал его диссертацию и тогда мне она показалась, мягко говоря…

– Я слушаю, продолжайте.

– Она мне показалась тогда откровенно антисоветской, но уже спустя каких-нибудь два года имение свое я поменял. Не из-за экономических каких-то деталей, а просто потому, что вдруг оказалось, что поменялась экономическая политика Советского Союза. Он, по сути, предвидел эти изменения…

– Думаю, что вы тут не правы: он просто работал так, как считал нужным и полезным для страны, а политика партии поменялась потому, что многие – в том числе и товарищ Сталин – убедились в том, что его принципы отвечают интересам государства.

– Возможно и так…

Но все это было делом прошлого, а сейчас перед Верой задачи стояли, как она сама считала, куда как более важные. Хороший учебник для школы – что может быть важнее? Можно, конечно, придумать какой-то очень интересный полимер или разработать более продвинутую технологию изготовления чего-то уже имеющегося – но если благодаря школьным учебникам число детишек, решивших себя посвятить химии, вырастет хотя бы на один процент, то через несколько лет эти детишки смогут придумать и разработать куда как больше всего стране необходимого.

Но с учебником все было не просто: первый-то, для десятилетки, Вера попросту «воспроизвела по памяти», а для школьников седьмого класса требовалось что-то принципиально новое. И придумать это «новое» было вроде и нетрудно, но вот понять, как дети учебник воспримут и поймут ли вообще, о чем в нем речь идет, Вера оказалась не в состоянии. Все же она прожила на свете почти восемьдесят пять лет и разобраться в том, как современные дети воспринимают новые знания, ей оказалось делом практически невозможным. То есть как новые знания впитывают дети грудного возраста, она уже поняла – но ждать, пока Женька дорастет до седьмого класса, было, мягко говоря, недальновидно.

Поэтому Вера решила потренироваться на живых людях – и отправилась в ближайшую школу. То есть территориально ближайшую, но туда она пошла вовсе не потому, что до нее пешком можно было дойти за десять минут. Просто в обозримой окрестности это была единственная школа, где занятия и в летние каникулы не прекращались. То есть как бы каникулы и в этой школе объявлялись, но почти все школьники оставались на месте «в летнем пионерском лагере» и продолжали каждый день ее посещать…

Рахиль Львовна – директриса школы – к Вериной инициативе отнеслась резко отрицательно:

– Я вообще не думаю, что нашим ученикам нужна ваша наука.

– А мне, откровенно говоря, плевать, что вы об этом думаете. Решением наркомпроса со следующего учебного года в седьмых классах вводится новый предмет, и ваши ученики тоже будут должны изучать химию в обязательном порядке. Но у вас появляется шикарный шанс эту проблему решить заранее: я за месяц где-то проведу все занятия по программе за год, и в учебном году школьниками не придется тратить на изучение химии много времени. Это выгодно и вам, и мне, и всему Советскому Союзу: в кои-то годы из вашей школы будут выходить выпускники, хоть один предмет из школьной программы как-то знающие.

– Наши выпускники – практически поголовно отличники!

– Ну да, ну да, конечно. Это вы в наркомпросе можете рассказывать, а я прекрасно знаю, что ваши выпускники не в состоянии успешно сдать экзамен по математике даже за пятый класс, практически не знают физику, географию… я уже про историю не говорю. Да и в профильных дисциплинах большинство из них, мягко говоря, не блещут.

– Уж не вам об этом судить!

– Хорошо, давайте проведем эксперимент. Вас не затруднит пригласить Веру Викторовну? Я думаю, что она своих-то учеников знает прекрасно – а у нее, наколько я знаю, занятия каждый день идут и она наверняка сегодня в школе.

Когда подошла Вера Викторовна, Рахиль Львовна невольно задумалась: учительница фортепиано Чертова, увидев Веру, радостно с ней поздоровалась:

– Вера Андреевна, вы пришли с новой музыкой? Вам снова требуется оркестровку сделать?

– Не сегодня. Тут у меня спор возник с Рахилью Львовной по поводу способностей ваших выпускников, а вы своих-то учеников прекрасно знаете. Вы можете сейчас пригласить в зал человек пять-десять наиболее подготовленных?

– Вы хотите подобрать себе пианиста? Я бы порекомендовала… хотя да, конечно, вы и сами выбрать прекрасно сможете.

Спустя десять минут в зале собралось школьников уже человек двадцать, причем пришли не только уже состоявшиеся семиклассники, но и более младшие, класса так до пятого, а то и до четвертого. Вера оглядела этих «бедных детишек», которые молча (и очень как-то дисциплинированно) расселись в зале, и обратилась к ним с небольшой речью. С теми же интонациями, с которыми она обращалась к школьникам «в прошлой жизни», причем к школьникам, впервые переступившим порог кабинета химии:

– У нас сейчас будет небольшое испытание. Я вам кое-что сыграю, причем то, что вы наверняка никогда раньше не слышали. А затем желающие могут повторить эту же мелодию на рояле. И заранее предупрежу: я не жду от вас виртуозного исполнения, мне лишь интересно, насколько вы можете воспринять мелодию со слуха.

Спустя пять минут в зале поднялась лишь одна рука:

– Можно мне попробовать?

Мальчишка, лет десяти, в целом очень неплохо воспроизвел «Аллегрето» Карла Дженкинса, а затем, удостоившись похвалы и от Веры (Андреевны) и от Веры Викторовны, тихо сообщил:

– Мне кажется, что это произведение не для рояля написано…

– Ты, мальчик, абсолютно прав, это вещь для струнного квартета.

– Это школа, – заметила Вера Викторовна, – вообще-то это ученик Инны Исааковны, а у нее дети скрипку прекрасно чувствуют. А у вас уже есть партитура для квартета? Если нет, то Инна Исааковна вам с радостью поможет, она, кроме всего прочего, и блестящий аранжировщик. И она же вам прекрасных исполнителей подберет, не школьников, а уже в консерватории. Вы же эту музыку для записи на пластинку написали?

– Насчет пластинки я пока не думала… но подумать, конечно, стоит. Однако я пришла с другой целью: в музыкальной школе ученики с прочими, не музыкальными, предметами откровенно плавают, да и в музыке особых высот не демонстрируют. Но последнее просто потому, что отсутствие системных знаний по прочим предметам не дает им правильного понимания самого процесса обучения, большинство тут тупо заучивают последовательность нот конкретных произведений и не способны ни на импровизацию, ни на восприятие чего-то принципиально нового. И я решила просто попробовать дать вашим школьникам – пока на примере химии – понимание важности изучения и общеобразовательных предметов для достижения зримых результатов в музыке.

– Мы будем очень рады и окажем вам любую необходимую помощь. Вы когда хотите начать свои занятия?

– Завтра к девяти утра мне нужен будет один пустой класс, мы принесем все необходимой для занятий из университета, и послезавтра начнем. Занятия будут идти по два часа в день, где-то в течение месяца… Спасибо за помощь!

Когда Вера ушла и все дети вышли из зала, Рахиль Львовна повернулась с очень недовольным видом к Вере Викторовне:

– Вы чего тут наобещали этой… гражданке? Насколько я помню, директором школы все еще являюсь я и именно мне решать…

– Рахиль Львовна, к нам пришла сама Вера Андреевна Синицкая, и если ей что-то не понравится, то фамилия директора уже завтра будет не Блюман: она все же первый заместитель Председателя НТК. К тому же именно она, лично она обеспечила Консерватории и новые общежития для студентов, и квартиры преподавателям, да и большую часть новых инструментов она за свои деньги туда приобрела. К тому же она в музыке разбирается возможно даже лучше многих преподавателей консерватории: ее композиция на пластинках миллионными тиражами издана…

– Что-то я не помню ее фамилии на пластинках.

– У нее работа… в общем, на пластинке другая фамилия указана. Но главное, что вы должны сейчас понять: с ней лучше не спорить и всячески ей помогать. Так будет лучше и для школы… и для вас…

Верин «эксперимент» продолжался чуть меньше месяца, и внешне результат выглядел плачевно: из примерно тридцати учеников, первоначально отправленных директрисой на «овладевание новыми знаниями», до конца этого месячного курса добралось лишь пятеро. Но сама Вера осталась очень довольна и передала новый учебник в наркомпрос для издания. Тамошние функционеры, изрядно «ускоренные» ненавязчивыми намеками со стороны Лаврентия Павловича, проявили просто чудеса расторопности и учебник был напечатан в требуемых количествах уже к первому сентября. В почти требуемых количествах, все же довольно многие школы получили в свои библиотеки где-то по десятку книг, а на периферии многим и этого не досталось – но книгоиздатели поклялись дефицит устранить уже к октябрю. То есть дефицит книг устранить, а вот с оснащением кабинетов химии все было куда как более грустно. Больше половины школ не смогли получить даже «предельного минимума» по части химической посуды (и хоть с нужными реактивами проблем не возникло – большая их часть производилась промышленностью в промышленных же масштабах). Быстро решить проблему с посудой вообще никак не получалось, по самым скромным прикидкам для этого нужно было вообще новый завод построить и запустить!

– Ну что ты сидишь такая наморщенная? – поинтересовался Витя у жены, когда та медленно и печально за ужином ковыряла ложкой бифштекс. – Ложка же тупая, возьми вилку и нож, тебе сразу и полегчает.

– Это я тупая, а не ложка. Составила школьную программу, а не подумала, где для десятков тысяч новых кабинетов химии в школах посуду химическую взять! В институте-то и на кафедре все просто: нужна посуда, пишешь заявку – и все через неделю получаешь. То есть если через неделю получаешь, то это уже повод снабженцам рыло начистить. Но одно дело – обеспечить посудой пусть даже сотню, пусть хоть тысячу лабораторий – и совсем другое – дать эту посуду сотне с лишним тысяч школ!

– А купить?

– Где?! В Казани завод химпосуды уже лет пять в круглосуточном режиме работает, да и другие производства… купить ты предлагаешь где?

– Ну ты же сама ответ знаешь: если ее невозможно сделать в СССР, то нужно ее купить у буржуев. Я видел твою записку, там по минимуму школе десяток пробирок нужно, бюреток каких-то парочку, мензурки… Производят их в Германии и в США, но из Америки возить больно далеко… Сколько такой комплект у той же Германии стоит?

– Думаешь, что немцы нам согласятся продать химпосуду? После того, как их товарищ Молотов из Норвегии выдавливает?

– Если тебя интересует мнение такого великого знатока внешней торговли, как я, то мнение это таково: продадут они нам вообще что угодно. Насчет посуды точно не скажу, а вот по станкам… нам потребовался станок один довольно непростой, так немцы предложили взять у них уже готовый. Слегка уже поработавший, но из-за этого они и скидку приличную добавили. А все потому, что англичане им нефть не продают, американцы тоже разве что мелкие партии от случая к случаю – а СССР миллион тонн по старому контракту уже отгрузил и новые поставки совсем не гарантирует. Поэтому они в обмен на нефть продают все, что нам захочется, а если эти стекляшки пересчитать на нефть, то получается уже очень для них интересно, ведь румынской-то нефти им даже на гражданские автомобили не хватает!

– За нефть, говоришь… Нет, нефть мы, пожалуй, продавать не станем – но спасибо, ты мне очень помог.

– Всегда пожалуйста. Но нож с вилкой все же возьми: на тебя же дети смотрят, а их плохому учить все же не стоит…

Традиционное уже заседание правительство по поводу готовности учебных заведений к новому учебному году состоялось тридцатого августа, в пятницу. Обычно на таких заседаниях представители наркомпроса рассказывали, как в стране всё хорошо и как в наступающем году будет еще лучше, но на этот раз регламент несколько поменялся. То есть наркомпросовцев на заседание вообще не пригласили, а по основным вопросам докладывали Лаврентий Павлович, Валентин Ильич и, что стало для товарища Молотова неожиданным, Вера Андреевна.

Потому что вопросы касались вовсе не готовности школ к учебному году, с этим всё давно уже решили «в рабочем порядке» и все, того заслуживающие, были качественно попинаны. А сейчас решался главный вопрос: куда направлять детей учиться. То есть старших детей: в стране различных ФЗУ было довольно много понастроено, в них одновременно больше миллиона человек могли обучать разным рабочим специальностям – но для СССР этого было очень мало. И поэтому в центре внимания было предложение товарища Тихонова об учреждении непосредственно на заводах и фабриках курсов подготовки рабочих из выпускников семилеток.

Вроде бы хорошее предложение, но только на первый взгляд: такой подход практически гарантировал отвлечение от основной работы очень много уже готовых специалистов, а производственные планы заводам никто снижать не собирался. С другой стороны, материально-техническая база ФЗУ и сейчас оставляла желать лучшего – поэтому и качество выпускников этих училищ промышленность тоже не радовало…

– Ну ладно, мы все проблемы рассмотрели, но никаких серьезных предложений по решению проблемы я пока не услышал, – подвел промежуточный итог дискуссии Иосиф Виссарионович. – Может быть, у Веры Андреевны есть какие-то мысли? А то она сидит молча в углу и всем видом показывает нам свое недовольство.

– Мысли? Мысли есть, но озвучивать их в приличном обществе я бы не рискнула. Хотя… я со своей позиции кое-что предложить могу. У нас на сегодняшний день не обеспечены химической посудой почти семьдесят пять тысяч школ, и в ближайший год сами мы эту проблему не решим.

– А мы вообще-то про рабочих-станочников говорим.

– Ну да, однако мое предложение, возможно, и для ФЗУ полезным окажется. Для того, чтобы обеспечить в ближайшее время школы нужной химической посудой, я предлагаю ее просто купить у немцев.

– Не думаю, что они согласятся на такую поставку, – негромко, но весьма «увесисто» сообщил Вячеслав Михайлович. – У нас сейчас с Германией отношения вообще весьма сложные.

– Это да, отношения непростые. Но я предлагаю предлагать им поставки не за деньги, а за нефтепродукты.

– Опять нефть им гнать?

– Я сказала не «нефть», а именно «нефтепродукты». Конкретно – предложить им на всю сумму поставок бензин, а точнее – семьдесят второй бензин. По моим прикидкам, за всю нужную нашим школам посуду им нужно будет поставить примерно восемьдесят тысяч тонн бензина.

– А почему именно бензин? – поинтересовался Иосиф Виссарионович. – И почему именно этой марки?

– Вопрос правильный, а ответ… их три. Первое – у немцев на таком бензине может ездить три четверти автомобильного парка. То есть половина может и на шестьдесят шестом ездить, но его мы им не дадим: или семьдесят второй, или идите нафиг. Причины такого предложения им вполне понятны будут: у нас-то основной автопарк под девяносто второй бензин заточен, а вот в каких пропорциях у нас разные марки с заводов выходят, никто в мире вроде и не знает. По цене разницы почти нет, так что финансовых причин отказа от такой сделки не будет. А вот заинтересованность у них сразу появится: ведь в принципе семьдесят второй можно дотянуть аж до восьмидесятого с помощью этиловой жидкости.

– То есть мы им и для самолетов топливо хотим предоставить по очень низкой цене?

– Это они так подумают, но конкретно с нашим бензином у них такой трюк не пройдет. Им я собираюсь впарить смесь из нашего стандартного восемьдесят восьмого, разбодяженного чистым октаном до октанового числа в районе шестидесяти двух и потом дотянутого метилтретбутиловым эфиром как раз до семидесяти двух. Адская смесь, но сколько в нее этиловой жидкости не лей, дотянуть октановое число выше семидесяти шести не получится. А МТБЭ немцы пока не производят, так что для них единственным вариантом будет быстро сжечь этот бензин в автомобилях. Причем именно быстро: такая смесь долго не хранится, эфир этот испаряется гораздо быстрее бензиновой фракции.

– И зачем такие сложности? – все еще недовольным тоном поинтересовался Молотов.

– Это не сложности, у нас производство октана превышает потребности очень сильно, эфир этот… он тоже много где используется, хотя вообще-то он довольно вредный – и его мы сколько угодно произвести можем. А так мы избавимся от не очень нужных нам излишков и в то же время не дадим фашистам запасти топлива для, например, войны с нами. И даже потренироваться перед войной не дадим: для их танков этот бензин тоже… не очень подходит.

– Они запасут в это время румынскую нефть.

– Ну я же не обещаю сразу рай на земле построить. А вот если под поставки такого бензина у немцев еще и станков для ФЗУ поднабрать…

– В прошлом году Германия поставила в СССР примерно шесть с половиной тысяч станков, а для ФЗУ нужны уже десятки тысяч…

– Так давайте у них не уникальные станки закупать, а дешевый ширпотреб. И нам хорошо, и снова нам хорошо: их промышленность будет делать нам дешевые станки, а для себя, для своей военной промышленности станки делать уже не сможет. Гитлер сам загнал себя в ловушку: немцам сейчас, чтобы к войне подготовиться, придется серьезно так военную промышленность развернуть на мирные рельсы. Или так, или танки конной тягой по полям гонять…

– Вера Андреевна, мы тогда поручим вам решить вопрос с поставками химпосуды для школ, Вячеслав Михайлович вам помощь людьми окажет. А насчет станков для ФЗУ мы еще подумаем. И если вы насчет бензина такого все верно рассчитали… в любом случае до нового учебного года два дня осталось, считая и воскресенье, так что даже если на неделю или на месяц с решением вопроса мы задержимся…

Когда совещание закончилось, Лаврентий Павлович подошел к Сталину:

– Я что-то не совсем понял, в какую ловушку и как Гитлер себя загнал. Но, судя по всему, я один этого не понял.

– Не переживай, – усмехнулся Иосиф Виссарионович, – тут никто, кроме Струмилина и, пожалуй, меня этого не понял, а мне Станислав Густавович только вчера вечером все разъяснил. Старуха, конечно, сильно все упрощает, но… Ты к Славе подойди, он тебе все подробно растолкует. Только ты это… сам знаешь, Слава на язык остёр, так ты сразу ему в морду-то не бей.

– Да вроде я и не собирался…

– Шутка это. Хотя вчера и появилась у меня такая мысль, так что выслушай его спокойно. И, главное, до конца…