Старшая школа Йокай

Глава 21

— Кощеев, а Кощеев, — красавец-кореец был не в духе. — Даже если не я тебя позвал. Я бы в порошок тебя стёр, чертов лич, и у меня есть на то причины.

Я был польщен таким вниманием к своей персоне и даже опустил оружие.

— Сон-Хо-сэмпай, тебя какая муха укусила? Я насыпал соль в твой кофе? Плюнул тебе в бенто? Наступил на твой роскошный хвост? Чем вообще обязан?

Я рассматривал его. Желтая кожа — слишком желтая даже для корейца. Зрачки узкие, вертикальные; глаза постепенно багровеют. Он явно частично выходил из человеческого облика и не старался его удерживать. Одинокий хвост бил в разные стороны, поднимая облачка пыли.

— Она обещала мне место в своем клане. Обращала на меня внимание. Смотрела на меня, поддерживала. А в последнее время говорит только о тебе. Константин то, Константин сё. Тошнит.

Он сплюнул. Я подумал, что, может, разобраться раз и навсегда будет годной идеей.

— Я не претендую на твое место, Сон-Хо-сэмпай.

Лис нехорошо нахмурился.

— Совсем не претендую. Вообще. Я не виноват в том, что приглянулся ей. Женщина вольна выбирать. Я тебе не соперник. Если сейчас мы выясним отношения, тебя это устроит?

А если нет, то в Кощеевом царстве появится симпатичный коврик. Положу под ноги, чтобы было чем греться тоскливыми зимними вечерами за прочтением Некрономикона. А можно таксидермисту отдать…

— Устроит, если разберемся как мужчина с мужчиной врукопашную, без ки и без прочих усилений, — быстро проговорил он. — Здесь и сейчас.

Врукопашную, значит?

Как было в этом старом анекдоте? Чтобы вступить в рукопашный бой, боец обязан продолбать автомат, пистолет, нож, поясной ремень, саперную лопатку, бронежилет, каску; подобрать идеально ровную площадку, на которой не валяется ни единого камня и ни одной палки; найти второго такого же раздолбая…

— Я согласен.

Я показательно убрал оружие, сорвал обрывки рубашки и начал снимать ремень. Второй раздолбай был в наличии, и ремня он не носил.

Ее ожидали у старой ржавой ограды. Узенькая мордочка. Умные глаза-бусинки. Подергивающийся носик. Недзуми быстро шевелил вибриссами и повернулся на звук. Ичика спрыгнула на землю. Вразвалку к ним подошел песочного цвета большой беспородный пес, скрывавшийся в тени разросшейся глицинии. Низко висящее солнце выхватило огромное пятно, чернеющее на его боку.

— Сводку мне, — потребовала ками.

— В открытом пространстве мира живых — две лисицы, мужского и женского пола, — Кавагути, не стесняясь внешности, быстро перечислял происходящее за оградой. — Три итачи. Русский лич. Одна женщина, видовую принадлежность определить не могу, пахнет как человек. В параллельном пространстве Ёми что-то происходит, как будто стягивают силы, но точку соприкосновения миров найти трудоемко, пока этим не занимался.

— Не три итачи, а один камаитачи в боевой готовности, — поправил инугами, тоже подергав носом. — Это Казухиро Курода. Мы обучаемся в одном классе, и уж его запах я точно ни с кем не спутаю. Видовая принадлежность женщины — северная валькирия в обычном облике, у нее шампунь узнаваемый. Рядом с камаитачи без сознания лежит синекожая они, это Танака Томоко. Дышит хорошо. Про параллельное пространство — согласен. Могу выяснить.

Над головой начало посвистывать. Сгущался сильный ветер. Шинигами присмотрелась.

— Хорошая работа. Ничем заниматься не надо. Бегите за Танака, с собой возьмите камаитачи и быстро подальше отсюда в любое доступное место. Немедленно. Здесь аякаси.

— Но… — пес не собирался сдаваться.

— Да, Кицуки-сама, — быстро кивнул недзуми и потянул приятеля за собой. Оба исчезли за оградой.

Ветер поднимал камни, ветки, обломки зданий, опавшие цветы и полз в сторону шинигами. Девушка, выхватив из воздуха духовное оружие, встала напротив медленного надвигающего торнадо, в центре которого она угадывала знакомую ауру.

— Отлично, все ушли — кивнула шинигами. — Теперь нам никто не помешает устроить чисто девичьи посиделки.

Онрё-онна, появившаяся в центре, без выражения смотрела прямо перед собой. Ичика, вдохнув, стукнула посохом по земле, поднимая барьер. Холодало.

Лис перестал пламенеть и принял человеческую форму. Мы встали на исходную. Абсолютно не вовремя в голове проскочила мысль про «рей».

Драка дракой, а вежливость никто не отменял. Я поклонился.

Мой противник замешкался на долю секунды, но тоже поклонился. Время начинать.

Я ударил не думая: правая рука в левое подреберье. Он легко увернулся от удара, даже не удивившись. О чем он думал? По рассказам, кореец был великолепным рукопашником. С его точки зрения, у меня не было шансов. Но он был бы рад сначала причинить мне боль. Отыграться.

Сон-Хо быстро толкнул кулак вперед в мое солнечное сплетение. Сжатые пальцы встретились с моими мышцами. Достаточно, чтобы обидеть, но серьезно не травмировать. Этакое быстрое напоминание, кто из нас весомее. В Нави нет времени. Разве один из нас старше? Кто знает…

Я хмыкнул, быстро ударив в ответ левым крюком. Застигнутый врасплох, он отшатнулся, едва избегая удара. На долю секунды он потерял равновесие. Шагнул, восстановил баланс. Увидел, что я открылся, и рванулся вперед.

Вот твое слабое место, да? Только что из звериной формы. Ты обычно держишь равновесие хвостом. Но сейчас у тебя нет хвоста. А в человеческой форме я выше, и мои руки длиннее. И к комплектному хвосту я не привык. Сплошные преимущества. Я не думаю, что азиатам в рукопашном бою каждый день встречается двухметровая каланча.

Серией коротких ударов в корпус я заставил его снова потерять равновесие и подсек опорную ногу. Преимущество было очевидным.

Самое время проверить, чего стоят выжатые триста сорок кило.

Он искал баланс, но хвост не помогал.

Ты не сможешь это заблокировать.

Я ударил. Когда ты выжимаешь треть тонны, достаточно просто стукнуть противника сверху.

Сон-Хо рухнул на землю как подкошенный. Я проверил состояние. Дышит нормально. Поза расслабленная.

Ладно, пусть тут полежит.

Я выровнял его тело в устойчивое боковое положение. Дурной тон есть дурной тон. Моя дорога только начиналась.

Камаитачи повернулся на звук шороха. К нему вышли пес и огромная метровая крыса.

— Какого хрена шуршите? — тонфа в правой руке смотрела в нос инугами.

— Курода-кун, — Изаму выражался как можно мягче и доступнее. У мелких хищников был недоверчивый нрав, как показывал опыт. — Сейчас вокруг очень много некроэнергии. Слышишь ветер? Скоро здесь будет аякаси. Ты силен и быстр, но за тобой лежит Танака-тян. Нам нужно забрать ее и свалить подальше.

— Откуда ты знаешь? — нервы Казухиро за последние десять минут порядочно расшатались. — Ну аякаси, и что? Я с ней не справлюсь?

— Не справишься, — уверенно произнес недзуми. — Судя по торнадо, которое на нас надвигается, противник опытнее. С ней хочет разобраться Кицуки Ичика. Когда шинигами сражаются в полную силу, наша единственная цель — не мешать и не попадаться под руку.

Казухиро продолжал стоять в оборонительной позиции, колеблясь между потерей лица и желанием сохранить статус кво.

— Камаитачи, не выделывайся, — устало вздохнул инугами. — Тебе что приказали? Никого не пускать? Так больше никто и не придет. Твоя задача выполнена.

— Но я должен стоять на страже у ворот, — Курода старался скрыть неуверенность. Интеллект никогда не был его сильной стороной.

— Тогда дай нам забрать Томоко-тян и стой сколько угодно, раз не хочешь себя дискредитировать, — предложил недзуми.

Камаитачи выдохнул. Это решало все проблемы.

— Да пожалуйста.

Крысенок дернул носом. Великанша сохраняла человеческую форму, даже оставаясь без сознания. Вот это самоконтроль. У нее отличный тренер.

Инугами принял человеческое обличье и аккуратно поднял подругу.

— Мы уходим, — вскинув ее на плечи, сообщил он на всякий случай.

— Кавагути-кун, мы не выполнили команду шинигами, — усомнился пес, отойдя за пределы территории старой больницы. — Нам нужно было уговорить камаитачи не только отдать Томоко-тян, но и убраться отсюда.

— Изаму-кун, тебе что, не пофиг? — резонно возразил недзуми, по пути убирая йокайскую форму. Остренький носик становился обычным, вибриссы втягивались. Внешний вид морды лица все равно оставался грызуньим.

— Пофиг, — согласился Изаму, концентрируясь на своей ноше.

— Эх, зря не пошел в театральный, — камаитачи проследил за уходящими, убрал тонфы и полез в карман за смартфоном. Работу нужно было выполнять до конца, благо от охраны лежащего без сознания тела его любезно освободили. — Друзья у нее такие друзья. Что бы я без них делал.

Он аккуратно подбирался к месту, где Сон-Хо уже скандалил с Кощеевым. Смотри-ка, парни еще даже не раскачались. Выбрав режим съемки видео, Казухиро навел камеру.

— Слева Сон-Хо, частично выходит из человеческой формы, выпустил хвост, — тихие комментарии дополняли мутноватый видеоряд. — Справа Кощеев Константин, сохраняет человеческую форму, в правой руке духовное оружие — двухлезвийная глефа, рукоять костяная. Сон-Хо насылает лисьи мороки, Кощеев на них практически не реагирует.

Наблюдать приходилось на расстоянии. Органы чувств работали прекрасно, но в руке был обычный человеческий смартфон, и далеко не последнего поколения. Камаитачи поморщился: конечно, лисьи мороки на запись не попадали. Нужно было подобраться поближе и снимать чуть под другим углом, чтобы не пропустить полноконтактное взаимодействие. Это было рискованно, но качество съемки совсем дрянь.

— Блин, камера реально ни к черту, — хищник поморщился, снова пытаясь навести увеличенный зум на сцену боя. — Надо было все-таки спиздить айфон.

Не преуспев, он выдохнул и рассыпался на три одиночных итачи. Тоненькие ласки распутались и разбежались. Одна взяла в лапки слишком большой для нее телефон и свела фокус камеры. Вторая залезла на удобное дерево. Третья взялась комментировать запись утончившимся голосом.

— Слева Сон-Хо, стоит, перестал насылать иллюзии. Хвостом не пробил ни разу. Дважды дохнул огнем на Кощеева, и на том почти сгорела рубашка. Кажется, его не смутило. Кощеев убирает оружие, раздевается, снимает ремень. Сон-Хо принимает человеческую форму. Скорее всего, русский кусок нежити заморочил его, и сейчас будут выяснять отношения врукопашную. Да, похоже на то. Кланяются. Обмениваются ударами. Сон-Хо пропускает подсечку, теряет равновесие. Кощеев наносит удар сверху. Сон-Хо падает без сознания. Кощеев укладывает его в позицию для обморочного состояния. Уходит в сторону главного корпуса больницы. Следую за ним. Конец первой записи.

Маленькие пальчики клацали по сенсорному экрану: пока одна ласка удерживала смартфон, вторая набирала сообщение и прикрепляла запись.

«Нахожусь на операции по вербовке К.К. Первая встреча: кумихо (1хв) против русского лича (чел.ф.). Поблизости аякаси (онрё, телек-з) и шинигами (ледяная). Кумихо некомб.».

Сообщение отправлено.

Сообщение доставлено.

Сообщение прочитано.

«Продолжай наблюдение»

Онрё шла вперед, перебирая узкими босыми стопами. Ее длинные волосы вздымались волнами, пока она дирижировала ветром, и в шинигами направлялся какой-нибудь предмет. Подбираясь к ауре противника, импровизированный снаряд покрывался коркой льда и замедлялся под встречным вьюжным потоком. Взмахом посоха Ичика разбивала его, поднимая столпы снежинок. Мелкими осколками куски штукатурки и клочья арматуры отлетали в стороны, не причиняя снежной королеве никакого вреда.

— Знаешь, умершие души плохо помнят свою жизнь. Ты, наверное, тоже. Река Санзу, всё такое. Одно я помню точно: мою жизнь забрал мороз. Я была совсем молодой школьницей. Внезапно налетела метель, я от страха забилась в какую-то каморку. В апреле вообще никто не ожидает метели. Там, в крошечной комнатушке, куда вроде бы складывали дрова или что-то подобное, я медленно коченела от холода.

Ичика смотрела на противницу, и в ее взгляде было нечто похожее на сочувствие. От посоха по руке пополз хрустальный морозный узор.

— Так быстро? Ладно… — Ичика сбросила черную куртку ги и осталась обнаженной до пояса. Морозные узоры загустели и перекинулись на спину.

— Шинигами черпают свою силу в смерти. Смерти людей. В том апреле многие погибли. Не так много, как во времена ото-сама, но страх закрепился. Точнее… он окреп вновь, и это придало ускорение веры. К Ёми поднялись обращения людей, что не желали такой смерти и молили спасти их от холода. Поэтому Идзанами-ками-сама выделила меня.

Онрё продолжала орудовать элементами ландшафта. Она уже подошла достаточно близко — настолько, что они обе находились в эпицентре. Два потока — холодный ветер и телекинез — сражались друг с другом, засвистывая на разные мотивы. Осколки стекла и бетона кружились, искрошенные в крупную пыль. Снежинки крошечными лезвиями врубались в них, измельчая и делая безопасными.

Ледяной панцирь сковывал движения шинигами, выбеляя ее кожу.

Такой же панцирь начал стремительно нарастать и на ее противнице. Та подняла узкие черные брови, но продолжала командовать мусорным ветром.

— В душе я та же девочка, боящаяся одиночества и холода. Мои мечты и сожаления — это ее наследие. Общие понятные желания: ходить в школу, завести кучу друзей, готовить бенто по утрам. Встретить особенного человека и жить с ним долго и счастливо.

Лицо шинигами подо льдом пошло трещинами, когда она попыталась улыбнуться, словно вспомнив что-то. Или кого-то.

— Мне жаль и тебя. Ты стала безумным безголосым демоном мщения. Не просто так. У тебя тоже была свои мечтания. В тебе это еще есть — под струпьями ауры, под занавесом из твоих чудесных волос. Ты тоже хотела чего-то, пока была жива.

Онрё застыла в двух шагах от Ичики. На распущенных черных прядях оседали снежинки. Толстый ледяной панцирь покрывал ее кожу целиком. Воздетые руки замерзли в причудливой позе, достойной запечатления.

— Жизнь несправедлива, но смерть уравнивает всех, — вздохнула шинигами.

Удар посоха разбил ледяную фигуру аякаси на мелкие прозрачные кусочки.

Земля покрылась слоем бетонной пыли.

Барьер упал с тихим звоном. Снег начинал таять.

— Апчхи! — тихо чихнула Ичика, убирая посох и вдевая руки обратно в рукава ги.

С легким шорохом на нее накинули меховую шкуру.

— Отскаре, — поздравил ее с завершением работы брат, обнимая за плечи. — Ты чихаешь как котенок.

Девушка смущенно порозовела. Она старалась сражаться исключительно в одиночку. Одежда сильно стесняла движения ее ауры в плечах, что бы она ни пробовала надевать. Девушка не могла обнажиться даже перед родными: внутри всё восставало.

Не так уж легко примириться с причиной своей смерти, чтобы она же стала источником твоей силы. Однако по сей день сотни, тысячи людей верят в нее, просят о защите.

— Ненавижу холод.

За очередным поворотом (наверное, уже пятым или шестым) я услышал громкий вздох. Кто-то живой?

— А, явился не запылился.

— Хильда? — удивился я. — Добрый вечер. Это ты позвала меня?

Дочь Севера недоуменно подняла бровь.

— Нет. Я получила известие, что ты будешь в определенном месте в определенное время без стопки своих прихвостней. И решила тебе напомнить, что вообще-то ты меня оскорбил. Опозорил, если хочешь. Еще и предка моего в это вплел.

— Хильда, я сожалею и готов объяснить, что происходило.

— Не смей вообще заговаривать со мной.

Фразу «а еще я подглядывал за тобой в душе» точно стоило оставить при себе.

Она прошептала под нос какое-то слово. Кажется, «валькирия».

И вокруг нее начала сгущаться ослепительная аура.

Как там отец говорил? Бьет — значит, любит?

У меня были мрачные предчувствия.