Она вернулась в халате уже другого оттенка, а в руках несла пострадавшую одежду, наполненный водой стакан-неваляшку с трубочкой и раскрашенную хризантемами небольшую коробочку. Вот и обещанные иглы.
— Кощеев-сан, вы знаете, чем занимается «преподаватель ёго»?
Ну, чаще всего этого учителя зовут «сэнсэй из медкабинета». Тут я мог поручиться.
— Мне известно, что в должностные обязанности преподавателя ёго входит наблюдение за физическим и психическим состоянием учащихся на протяжении всего учебного года. Также преподаватель проводит осмотр и измерение параметров организма как минимум раз в учебный год, в самом его начале, и если бы я не опоздал на неделю, то тоже попал бы на этот осмотр.
— Всё верно, — Рингёко-сан положила расползшийся халат на пол, а на тумбочку поставила непроливашку и начала раскладывать иглы. — А как вы думаете, чем занимается «преподаватель ёго» в школе для йокаев?
— Более внимательно отслеживает, всё ли хорошо у учеников в организме и голове? — предположил я. — Йокаям нелегко, ведь им приходится делать ставку на тщательную маскировку, которую нужно поддерживать на постоянной основе.
— В том числе, в том числе. И еще одна важная вещь. Ки у йокаев куда мощнее, чем у людей. Соответственно, с потоками ки также возникают проблемы. И я стараюсь отслеживать, всё ли в порядке у учеников, еще и в этом плане. Вы не против, я вас слегка потыкаю иголочками? Это минут на десять.
— Да пожалуйста, — я был готов на всё, если оно сулило скорейшее облегчение того мутного состояния, в котором я плавал не переставая.
Рингёко-сан попросила меня прилечь обратно, после чего надела перчатки, обработала тыльные стороны моих ладоней и, проводя по ним специальной палочкой, что-то искала. Скоро руки обросли иголками и стали смахивать на полысевших дикобразов.
Я никогда не видел игл для акупунктуры. Длинные, очень тонкие, с какой-то причудливой пружинкой на конце, они были практически неощутимы при постановке. Однако уже будучи введенными в организм, они неуловимо менялись и начинали вибрировать и звенеть.
— Рингёко-сэнсэй, а это нормально?
— Для магического конструкта — вполне, — отозвалась она и, поставив две последние иглы, упаковала набор, сняла перчатки и снова села на табуретку рядом. — Теперь минут пять, они перестанут шелестеть, и вам полегчает. Давайте посвятим это время кое-чему полезному. Вам явно нужна информация о ки и особенностях использования энергии.
Карачун, всё-то ты знал, зараза костяная.
Лекция была короткой и сопровождалась иллюстрациями, которые лежали в тумбочке. Я начал подозревать, что распечатки со схемами потоков ки были здесь разбросаны в каждом углу, чтобы не требовалось никуда лезть лишний раз. Рисунки занимали три листа: сначала приводился разбор чакральной структуры, потом несколько схем акупунктурных точек и течения ки, а замыкающим шел снимок МРТ. Изучить это не представлялось сложным. А рисунок вообще можно было носить с собой.
— Ки — источник ста болезней для людей и тысячи — для йокаев, — рассказывала сэнсэй. — Недомогания возникают, когда каналы ки становятся непроходимыми. Гнев гонит ки вверх к голове, страх — вниз к стопам, радость смягчает ки, а печаль растворяет. Чрезмерная задумчивость и размышления блокируют каналы. Душевные метания, сомнения, нерешительность создают заторы на пути нормального движения потоков. Да, рисунок я потом выдам, можно будет изучить на досуге.
Мне страшно захотелось пить, но прерывать лекцию не было желания. Рингёко-сан не глядя поднесла ко мне стакан с крупной соломинкой, подождала, пока я напьюсь, и так же не глядя поставила стакан обратно на тумбочку. Всё это время она поясняла схему течения потоков. Видимо, процедура починки была многократно отработана.
— И последнее. Чем больше заниматься ки и профилактировать его застои, тем больше в теле энергии. Если вдруг каналы забиваются систематически, есть смысл завести себе мастера акупунктуры, но в идеальном случае нужно функционировать так, чтобы ки текло беспрерывно. Здесь ничего нового: медитации, нормирование нагрузки, активный отдых, движение, питание, сон, вода… И, конечно, окружение. Сложно переоценить влияние тех, кто рядом.
Я воздержался от шутки, что всегда рядом разве что смерть. В каждой шутке есть доля правды. Интересно, а существует ли рекомендация, где можно взять лишние часы для этого «ничего нового»?
Сэнсэй убрала схемы в тумбочку и начала по одной вытаскивать иглы, складывая их в причудливый желтый высокий контейнер. Кусочки металла падали в него, издавали последний звяк и замолкали — видимо, навеки. Обработав мою кожу, она нанесла какой-то гель и разрешила сесть на кушетке.
— Сейчас высохнет, и можете идти. Но сначала главное, что я заметила.
Я насторожился — и правильно сделал.
— Обычно ки и кимэ никак не контактируют. То есть организм целиком изолирован от внешней энергии. В вашем случае всё интереснее.
Она взяла в руки халат, ожидающий своей очереди на полу, и развернула его. На кушетку посыпалась пыль. Я начал рассматривать ткань.
— Существует обязательное требование к медицинской одежде: она изготавливается из полностью ненатуральной или смесовой ткани, то есть синтетики две трети, хлопка одна треть. Однако это требование не распространяется на нитки, которыми сшиваются детали. Производитель берет то, что по тендеру стоит дешевле, отгружает несколько тонн и пускает в дело. Теперь нужно проверить мою теорию.
Она выдернула нитку из шва, который не пострадал. А потом жестом факира достала из кармана зажигалку. Нитка моментально взялась желтым ярким пламенем. Потянуло жженой бумагой. Оставшийся пепел был серым, и Рингёко, растерев его в пальцах, показала мне: остаток превратился в мелкую пыль.
— Так горит хлопок. Вот, для сравнения…
Нитка, выдернутая из ткани халата, сморщилась и почернела. Вспыхивать она не собиралась. Неприятно запахло горелым пластиком.
— Чтобы поджечь синтетику, нужна другая площадь огня. Вот для этого я озаботилась принести зажигалку. Проще всего понять, что перед нами за материал, если подпалить его. Синтетическая ткань, которая находилась ближе всего к волне кимэ, визуально не пострадала, а хлопковые нитки разложились. Судя по виду, от старости.
Она помолчала немного.
— Я такого не видела. Кощеев-сан, у вас есть хоть малейшая догадка, что это может быть?
— Скажите, Рингёко-сэнсэй, вы ранее упомянули, что в норме ки и кимэ не контактируют друг с другом. А это вообще возможно?
— Технически да, — кивнула она. — На деле что-то должно очень глобально пойти не так. Если вдруг узнаете, в чем проблема — черкните записку? Я бы поисследовала на досуге. И принимайте ибупрофен Eve Quick по одной таблетке трижды в день в течение пяти дней, главное — поесть перед этим не забывайте. Продается на каждом углу в любом магазине, вплоть до сувенирных.
В ее внешности появилось что-то… стальное. Я не был уверен, что мне нравится ее общество. Голова больше не раскалывалась, но остаточные ощущения были крайне неприятны.
Следующие дни прошли настолько отвратительно, насколько это вообще было возможно. Я сдавал тесты, приходил домой выжатым, кое-как пролистывал конспекты на завтрашний день и спал, спал, спал… Изаму подкармливал меня в меру сил и разок принес целую россыпь онигири в надежде, что это послужит развлечением. Я был благодарен за заботу, но в ответ ничего предложить не мог, разве что увезти его в тундру, к седым снегам. Однако до каникул травить душу было плохой идеей.
Более-менее прилично я написал органическую химию, математику, физику и прочие общеобразовательные дисциплины. Меня постоянно мутило — настолько, что я прямо на руке под рубашкой нарисовал маркером руну лагуз, вода. Она не перевернется, разве что меня подвесят за ногу вниз башкой. Немного помогло, но нарисовать их двадцать штук не позволяла площадь кожи на плече.
Со специальными дисциплинами я сражался как мог. Видя, что я по оттенку смахиваю на яблоневый цветок, троица помогала мне изо всех сил — шпаргалками на бутылках воды, знаками, отметками, нарисованными ногтем на собственной голени (они не придумала ничего умнее, однако идея была неплоха).
В среду после всех тестирований Томоко молча подобрала мою сумку и вскинула ее на плечо поверх собственной. Изаму практически донес меня до дома, помог разуться и посадил на кровать, а Кавагути, пока мы ползли к общежитию, сбегал за ибупрофеном и едой и догнал нас уже у дверей. Еды оказалось на всех четверых. Великанша отправилась знакомиться с кактусом, инугами достал пачку влажных салфеток для уборки и начал протирать поверхности — его чувствительный нюх не выносил слоя пыли, а к наведению порядка в комнате я не приступал с неделю, меня хватало только на вынос мусора. Недзуми открыл какую-то кухонную технику, загрузил туда стопку контейнеров, нажал пару кнопок и закрыл дверцу.
— Чой-то оно зажужжало? — вздрогнул я.
— Константин-кун, ты реально никогда не пользовался микроволновкой?..
Все трое посмотрели на меня с нескрываемым удивлением.
— Не знаю, что эта штука делает, но потом объясните обязательно, вдруг мне тоже надо. Мы что, пережили промежуточное тестирование, или я умер посередине вчерашнего дня и попал по ту сторону?
— Да, мы пережили, и нет, мы еще по эту сторону, — недзуми с сочувствием воззрился на меня. — Кажется, тебе было труднее всех. Давайте это дело отпразднуем едой, я сегодня угощаю, скромно, но как уж есть. В кафешке не получится, но если мы не идем к еде, то еда сама придет к нам. Ита-даки-жрать!
Хана-кун не поскупился: тефтельки, свежая лапша в коробке, жареные овощи, курица в панировке, темпура, онигири, какие-то морские гады в глазури и с десяток ручных роллов модели «еда на ходу», а на десерт стопка вкуснейших рисовых пирожков моти с клубникой и ворох батончиков со стильными надписями. В стаканчиках плескался сложносочиненный чай со съедобными шариками. Жизнь начинала казаться не такой уж отстойной.
— Ты где так убился? У тебя на руке отметки от игл мастера акупунктуры, значит, чинила сэнсэй из медкабинета. Константин, месяц назад ты был похож на нормальное живое существо, а сейчас черт-те что, — Томоко отстала от кактуса, выбрала себе онигири и решила выяснить подробности.
Я взял коробочку с едой и замахнулся на нее вилкой. С палочками в таком состоянии я справиться не мог.
— Смотри, — я с наслаждением давил языком жареный батат, к которому пристрастился за месяц. — Вы проучились весь прошлый год на родном языке. Даже если параллельно читать Достоевского или строить планы по качанию жопки, всё равно что-то в голове осело. Плюс вы с детства владеете ки.
— Вас не учат обращаться с ки? — Изаму медленно откусывал креветку, держа ее за хвост. — Хотя оно и понятно, вы от природы больше похожи на людей.
— У нас нет обучения ки. Я в свое время общался с Кицуки Казуей, он как раз упоминал, что на Востоке принято манипулировать внутренней энергией, а на Западе — внешней. Вот мы ближе к Западу.
Все трое сочувственно покачали головой.
— Так вот. Ни знания по специальным предметам, ни нормального навыка писать и читать, — я суммировал то же, что рассказывал Рингёко-сан, пытаясь найти недостающие звенья этой цепи. — То есть единственное, в чем у меня выигрыш — это в том, что поддерживать иллюзию человеческой формы мне не требуется, я и так достаточно похож.
— Да, — протянула Томоко. — У меня всегда ощущение, будто руки связаны за спиной, а в плечах тесно. Мама сказала, что я сумею от этого избавиться годам к двадцати, и то если буду усердно тренироваться.
— Мне постоянно мешает нюх, — пожаловался Кавагути. — Хочешь, не хочешь, а кто забыл с утра дезодорантом политься, тот главный враг до вечера.
— Да ну вас с этими дезодорантами, — встрял Изаму. — Ладно бы брали без запаха! Так от какофонии свихнуться проще!
— Но и плюсы у нас тоже есть, — подняла брови они, разобравшись с серьезной едой и читая надпись на обертке батончика. — Например, у меня всего одна пара рук, но поднимаю я намного больший вес, чем среднестатистический человек. Если я стану мастером ки, то избавлюсь и от минусов.
— Ну, раз мы начали эту тему, то мой нюх, как и нюх Кавагути-куна, может быть не только минусом. Мы лучше чувствуем потоки воздуха. А многие в зрелом возрасте начинают курить. Говорят, что помогает отбивать неприятные запахи. Правда, сам воняешь — мало не покажется.
Мы воздали должное еде и переключились на десерты.
— Константин-кун, — вспомнила Томоко, — до меня дошло, когда ты окончательно побледнел и зачах.
— И тебя озарило, что ли? — Изаму встрепенулся и потянулся к стопке учебников на моем столе, выуживая нужную книгу.
— Вроде того. На второй день подготовки, когда начали собираться у меня.
Шерстяной пес быстро листал учебник, после чего поднял палец.
— Цутому Кояма, прожил 42 года. Митсеру Ходзуэ, прожил 38 лет. Акияма Окадзаки, 36 лет. Амида Одзима, 43 года. Куро Фудзихара, 38 лет. Икиру Хаягава, 37 лет. Хотака Камида, 35 лет. Ничего интересного не замечаете?
— Все эти ребята быстро закончились, — подытожил Кавагути.
— Да, причем умерли седыми стариками.
Изаму поднял книгу на уровень глаз. Мы дружно взглянули на обложку. «Знай своего врага! Искусство оммедо в кратком изложении», гласила надпись.
— Когда оммедзи рисует печать, он вливает в нее собственные ресурсы, — пояснил Изаму. — Каждая печать уменьшает продолжительность его жизни пропорционально силе, которую автор вкладывает в о-фудо. Поэтому они не живут долго. А ты за один вечер самоуверенно склепал четыре штуки. Причем не будучи ни обученным, ни человеком. Еще есть вопросы?
Мы молча жевали пирожки и хлюпали чаем. Я с трудом осознавал происходящее. Вот почему руновязь не помогала нормально восстанавливаться. Оммедзи люди, они живут в Яви и отдают себя самих, чтобы воевать с Навью, выходцами из которой по сути были все йокаи. Я же человеком не был и просто опустошил запасы энергии, сам того не заметив. А потом еще триста сорок кило потягал…
— Мать моя женщина, ну и я тупица, — я наконец переварил всю информацию.
— Это вряд ли, — хмыкнул недзуми. — Тупица не расколет магическую схему, по которой работают человеческие служители, ни разу не видев вживую ни одного из них.
— Просто больше так не делай, — Томоко повеселела. — А уже имеющиеся печати как-то воздействуют на твое состояние? В смысле тебе становится хуже, потому что о-фудо работают?
Я прислушался к внутренним ощущениям. Ниточки энергии никуда не тянулись.
— Нет, сколько я в них вложил — столько они и содержат. Какое-то время еще поработают, а потом батарейка сядет, и это будет просто клочок ткани.
— Вот бы до конца года хватило, — размечтался Изаму. — Не пропадет твой скорбный труд!
После ухода компании я еще какое-то время полежал пластом, чувствуя, что силы худо-бедно возвращаются к телу, получившему отдых, еду и воду. Уже ближе к ночи я встал и начал как-то ползать по комнате. А утром четверга я уверенно вышел из дома без чужой помощи и на обеде сидел, вцепившись руками в волосы и рассматривая список результатов промежуточных тестов. Большинство из них — около пятидесяти процентов, немного выше проходного балла. Остается мрачно удивиться, что в таком состоянии я вообще умудрился хоть что-то написать на 50 баллов, а не только хорошо знакомые химию и математику.
Изаму аккуратно свесился через мое плечо, поставил на стол два бенто и просмотрел сводку, которую я держал в руке.
— Да ты герой, чувак. Учитывая, что я тебя вчера с тестов на собственных руках выносил, результаты-то прекрасные.
— Давай честно, это ты в курсе, что меня нужно было таскать из точки А в точку Б, — поморщился я. — А для остальных вот эта бумажка — клеймо «посредственность» на моем лбу. Кстати, как это будет записываться?
Изаму достал ручку и в несколько коротких движений нарисовал два иероглифа, простеньких до неприличия.
— Слово-то какое. Ладно, этих тестов у вас несколько штук в год. Дальше будет лучше.
— Конечно, будет, — приободрил меня Изаму. — Пожрем же в честь того, что мы осилили победу над эпическим драконом с первого раза, потому что и у Томоко-тян, и у Кавагути-куна всё тоже хорошо. Вообще-то мы круты, нам ничего не надо пересдавать. А благодаря твоей печати смотри как вышло.
Он достал свой табель, где не было ни одной красной зоны, и ткнул пальцем в английский. Там сияло уверенное число «сорок». Проходной балл.
— Ты что, успел и это подтянуть?! — я был неподдельно изумлен.
— Оказывается, если просто запретить себе читать книги на родном языке, английский неплохо так в башку укладывается, — друг явно смутился, поведав это потрясающее открытие.
— А мощны твои лапищи, — кажется, похвала была ему приятна, даром что не кошка.
Ловкие пальцы рылись в стопках тестов учеников второго года старшей школы.
— Хорошо, что за ними особо не смотрят, — шипел под нос ищущий. — В сводки собрали, в отдельный кабинет свалили — и отличненько.
В открытое окно задувал ласковый весенний ветер. Кабинет не охранялся, но это был не повод заходить через дверь.
— Во, нашел. Фу, ну и дрянь. Как с этой легкотней вообще можно было не справиться.
Щелкала камера смартфона. Листки клались на положенное место, бралась следующая стопка.
— У твоего мобильника отстойная камера, камаитачи-кун, возьми нормальный, — тоненьким шепотом передразнил он заказчика, делая фотографии на одолженный телефон. — Хотя должен признать, оптика у америкосов действительно хороша. А клепают в Тайване. Стибрить себе, что ли?