Старшая школа Йокай

Глава 16

В 8:45 я стоял у дверей общежития, бодрый как никогда. Весеннее солнце пригревало, кто-то чирикал в близлежащих кустах, и в целом утро было неплохим.

— Костян, чота ты вымахал.

Разнежившись, я как-то пропустил тот момент, когда он прошел от ворот до дверей. Мы обнялись — не как люди, не видевшиеся годами — и направились к моему жилищу.

— Пойдем, я тебе матрас подтащил. Извиняй, вторую кровать ставить особо некуда.

— Я вообще думал гостиницу поискать, но это сразу полдня займет. Спасибо, матрас так матрас. Кстати, Костя, а зачем ты рунами так обвесился? На тебя же вся окрестная монстра агрится.

Я застыл прямо посреди лестничного пролета.

— А, ты не заметил? Или подумал, что так и надо? Пойдем-пойдем. Сейчас починю.

Матрас увеличенной длины я прикупил на сэкономленное, как только папа изъявил желание мне помочь. Весной в Токио очень сложно найти жилье: туристы то смотрят на сакуру, то участвуют в местечковых фестивалях, то у них случается турнир по сумо, то еще какая напасть. Было бы намного проще поселить его у себя, благо правила общежития позволяли, а комендант лично изъявила желание поздороваться с гостем при случае. Вещей у Кощея Кощеевича было немного, один рюкзак.

Вторая постель заняла львиную долю свободного пространства, но отец был не в обиде и сразу пошел знакомиться с кактусом, отдельно отмечая его упитанность. Кажется, золотой баррель пока оказался единственным существом, которому было все равно, в Яви жить или в Нави.

Он совсем не изменился: внешностью мы различались мало. Груз прожитых веков никак на нем не отметился, будто и вовсе не было. Располагающее открытое лицо с прищуренными глазами, высокие скулы, достойный при его худобе размах плеч и отличная осанка — Кощеев-старший был известным сердцеедом. Интересно, буду ли я внешне похож на него лет через, скажем, двести? Или у моего табла своя судьба?

Умывшись и расчесав светлые волосы, он чуть обустроился и, кинув вещи в стирку, вынул из отдельного пакета немного дорожной еды. Собрали нехитрый завтрак. Ели мы одинаково: накалывая кусочки на вилку или относя их в рот, прижмуриваясь в особо вкусные моменты, протягивая руку за стаканом с соком. Я и забыл, насколько мы похожи.

— Фух, — папа окинул взглядом стоящие на столе пустые тарелки. — Или я дурак, или ты готовить научился. Если так, то ты совсем уже мужик.

— Всё сам, всё сам. Скатерть с собой не уместилась. Вот учусь потихоньку, — если честно, я немного гордился успехами и радовался хотя и топорной, но похвале, которую столько лет не слышал именно от него.

— Раз мы поели, у нас теперь три задачи. Первая — разобраться с твоими рунами, которые уже скоро в салат превратятся, столько ты их напихал, — Кощей Кощеевич сделал паузу и со скепсисом оглядел круги у кровати.

— Кажется, я и правда перестарался. Как в магазин по темноте пойду, так сразу всякая хтонь рядом концентрируется.

— Это поправимо. Вторая задача — добыть хавчика, потому что едим мы порядочно. А третья — покажи-ка мне город поблизости. Сто лет по цивилизации не гулял.

Я не был уверен, что он применил фигуру речи. Кто его знает, может, и все сто.

— И начнем с первой. Раздевайся до пояса и достань руническую вязь вон оттуда, — папа указал на мою сумку, где я несколько недель назад забыл свой понтовый блокнот.

Его пальцы снимали с пола руны, как будто те были сделаны из липкой ленты, а не из чистой энергии. Каждую встряхивал в руке, и она испарялась крошечным облачком. Потом настала очередь моего собственного тела. С него руны сходили чуть сложнее.

— Костя, я, кажется, уже спрашивал. Ты зачем их столько налепил?

— Да преимущественно в целях защиты. Видишь ли, мне Аля и бабушка нагадали, что нужно срочно паковать рюкзак и валить в Японию, чтобы здесь, под Токио, найти суженую. А поскольку с полетами и вообще путешествиями у нас традиционно сложно, меня окольными путями забросили на Камчатку, откуда я уже добирался до островов. И по иронии судьбы в дороге ко мне всякая шваль липнуть начала: болотные кикиморы, иркутские продавцы бууз, читинские знахари и монгольские шаманы. Вот чтобы они отстали, решил сделаться менее броским, — я показал нарисованные прямо на себе связки, которые по моей задумке должны были отпугивать любопытных. — А когда выяснилось, что здесь околомагической шелупони еще больше, я вот что склепал.

Практика на батате не прошла даром: блокнот подпрыгнул и, перевернув обложку, продемонстрировал то, что я постоянно носил с собой — за исключением последнего дня.

— Но, я тебе признаюсь, от этой конкретной вязи нихрена не изменилось. Как липли в середине апреля, так липнут и в середине мая.

— Ничего удивительного, — Кощей снял с моей ауры последнюю руну воды и принялся разбирать надпись в блокноте. — У тебя здесь на всё тело и на листке одно и то же, причем повторы друг друга не усиливают. Восточные мононокэ туповаты и поэтому обожают руну «человек» и перевернутую «воду». Ума не приложу, почему такой выбор. Они по непонятным причинам уделяют им чрезмерное внимание, причем нормально таргетироваться не могут и промахиваются на полкилометра от руновода.

А, вон оно что…

—…более того, если поблизости водится рыба покрупнее, то могут возникнуть проблемы трудности идентификации. Видишь ли, если есть мононокэ умнее стандартных, он считывает не знаки по одному, а сразу вязи. Если он видит непонятную ему «пустоту», в которой, по логике, должно что-то быть, он начнет на нее охотиться. Ведь в его охотничьих угодьях не может быть неисследованной пустоты.

— Здесь это называют аякаси, что примерно и означает «мононокэ умнее стандартных».

— Значит, особый аякаси, — батя зачистил от рун вообще всё пространство, которое было ими заполнено. — Новые клеить будем, или пока так погуляем?

— Да давай голым похожу, — коже будто стало легче дышать, я с удовольствием потянулся и хрустнул, казалось, всем телом разом. — Если вечером что-нибудь придумаем, тогда и нарисуем. А может, и так обойдемся, ты же со мной. Что там дальше по плану?

— А что здесь есть из местной кухни?

— Пап, мы же только что поели.

— Но ведь это можно взять с собой?

Я накинул футболку, и мы пошли по знакомым местам. Яки-имо уже не продавали, было жарковато. А вот с икаяки проблем не возникло, их жарили на том же месте, где и в прошлый раз. Отец помахал рукой продавцу, оценил кальмара, а потом перекинулся с владельцем лавки парой слов. Как мне говорил репетитор по японскому… Фатическое общение. Болтовня. Не имеет ни малейшего прикладного смысла, однако служит социальным целям и поднимает настроение. Small-talk принадлежал к этой же касте. Я внимательно слушал диалог, будто находясь внутри учебника. Авось чего нахватаюсь: бесцельное общение мне не давалось. Для себя я это объяснял малым социальным опытом.

— До чего же у них эта мелкая уличная готовка хороша! — Кощеев-старший прихватил еще пяток кальмаров с собой, и мы отправились дальше. — Каждый раз смотрю и думаю: чем проще выглядит, тем сложнее учиться.

Помнится, я пришел в свое время к тем же выводам. Воистину, не подменила меня повитуха.

Кондитерская с тайяки тоже стояла на полагающемся месте. Отец, только открыв дверь, сразу показательно всплеснул руками и с хорошим славянским акцентом возопил на плохом японском:

— О ками, это ведь легендарные токийские рыбки! Как хорошо, что мой сообразительный сын привел меня именно сюда! Наконец-то я увижу и попробую такую важную часть восточной культуры!

Надо ли говорить, что спустя минуту он был уже окружен кондитерами. Они едва ли не облепили его и уговаривали совершенно бесплатно попробовать вот эту рыбку, и вот эту, и вот эту тоже обязательно. Я пришел в себя, когда его увели на кухню — показывать процесс. Вот хитрая задница. Ладно, возьму пару рыбок, посижу, покусаю их за хвост. Пока, может, пойму, как он изобразил славянский акцент.

Уходили мы оттуда через полчаса под хоровой плач, и из нас выдирали обещание, что мы обязательно вернемся.

Из известных мне мест — а знал я мало — оставалась раменная. Я решил сначала показать туристический центр города, а потом уже отправляться за едой. Отец вел себя как настоящий гайдзин, но местные смотрели на него с восхищением, близко, впрочем, не подходя. Он каким-то образом запечатал потоки Нави, догадался я, и смертью от него не фонило. Вот чему бы научиться.

На центральном проспекте к нам подошел мужчина в обычной летней одежде. Всё бы ничего, но он поздоровался с отцом за руку. Разговаривали они на японском. На меня внимания незнакомец не обратил.

— Давно не виделись, Кощей-сан. К сыну?

— Да, вот в ваши края заглянул. Встретимся вечером, что ли?

— Что б не встретиться, я в ближайшее время не очень занят.

— Хорошо, пиши-звони, посылай сигнальные ракеты.

Я удивился. Папа поспешил ответить:

— Это Миямото, мы с ним раньше вместе работали пару лет. Я знал, что его семья здесь живет. Оставлю тебя на вечерок, если ты не против. Сослуживцы, всё такое.

Подробности выяснять не хотелось. Но когда мы нагулялись и добрались за раменом, меня все-таки смутила одна деталь.

— Пап, а давно ты японский знаешь?

Он наморщил лоб:

— С прошлой недели.

— Но как?..

— Да без особого труда. Я высший некромант, поэтому обладаю навыком чтения душ. Сначала лет триста — триста пятьдесят практиковал, дальше специально учился. Если душу правильно прочитать, можно установить с ней телепатический мост. Потом действует общее правило коммуникации: адресант, адресат, код. Грубо говоря, один сообщает что-то другому, при этом информация шифруется. Так работает любой язык мира, от привычного до жестового или танцевального. Понять сообщение можно, только если этот код расшифровывается со стороны получателя. Оказалось, если адаптировать высшее заклинание мгновенного перевода, оно хотя и потребляет энергии больше, чем хотелось бы, но дает эффект эмпатии, понимания на абсолютном уровне. И таким несложным образом…

Я внутренне застонал.

—…можно изучить любой язык, если к нему есть ключ. Алфавита и основных понятий достаточно, можно даже в плен никого не брать.

Кошей Кощеевич оценил произведенный эффект и, смотря на мое вытянувшееся лицо, добавил:

— Да не парься, ты тоже осилишь. Не всё сразу. Смысл понял?

Я признался, что в целом да, понял.

— Молодца. Еще лет сто, и меня на этом поприще уделаешь.

— Так вот ты как общался в джунглях?! — до меня дошло спустя несколько шагов.

— А может быть, и раньше, — одобрительно усмехнулся он.

Оценив местный рамен, мы направились к супермаркету. Еда сама себя не добудет.

Должно быть, мы с отцом представляли колоритное зрелище и привлекали многовато внимания. По сравнению с местными мы были высоченными и слишком худощавыми, а наши пепельные волосы довершали картинку. На нас оборачивались поминутно. К тому же отец еще бросал взгляд на любую симпатичную задни…. кхм… юбку, а каждой более-менее пристойной груди он обольстительно улыбался, чем вгонял стеснительных японок в краску. Оборачиваться начали каждые полминуты.

— Смотри, какая шикарная попка в великолепном кимоно. Загляденье. А ведь кимоно было создано, чтобы скрывать фигуру! Так и не скажешь. Попец изумительный. По-любому много лет о нем заботится. Может, даже кремом каким мажет…

— Пап, — закатил я глаза. — То, что ты говоришь это на русском, не отменяет…

Того, что адресат может нас услышать. И иметь пресловутый код для расшифровки сообщения. Понять. И обернуться белым пушистым песцом, очень фигуристым и на редкость зубастым.

— Кажется, я понятным языком говорила: не попадайся мне на глаза, кощеево отродье, — раздраженно процедила Тамамо-но Маэ. — А ты еще и ксерокопировался…

Прекрасная обладательница кимоно вытянула руку и щелкнула пальцами. Вместе со звуком пронеслись волны силы, создавая барьер, оборачивающий Явь в Навь. Точнее, будь маневр в исполнении какого-нибудь старшего кощея или шинигами, я бы точно сказал, что это наш вариант техники, прикрывающий реальность от буйства потусторонних сил. Может, на Востоке дела обстоят с точностью до наоборот. А может, по всему миру барьеры одинаковые, я пока не был в курсе.

— Кажется, нас сейчас будут бить, — спокойно констатировал я. — Вероятно, ногами. Лапами. И даже хвостами. По лицу.

— Бьет — значит, любит, — проявил оптимизм отец. — Прекрасная леди желает познакомиться?

— Так ты, скотина, еще и забыл меня?! — зарычала женщина.

Трансформация тела заняла долю секунды. Исполинская лисица высотой конкурировала с ближестоящим зданием, и ее вид не предвещал вообще ничего хорошего.

— Так, Костян, папа задержится. Жди меня на востоке с рассветом.

Кощей Кощеевич вытянул руку параллельно земле и выхватил из воздуха костяной полноростный посох. Длинные пальцы держали целый позвоночник.

— Потанцуем? — обратился он к огромной кицунэ, что хлестала в разные стороны многометровыми хвостами.

И меня выкинуло из барьера наружу, в реальный мир.

Отцу не требовалось рисовать руны в воздухе. Они сами возникали вокруг, сплетаясь в нужные знаки, окружая его тело. Лисица взмахнула хвостом — из щита выбило несколько вязей. На их место встали новые. Движение когтистой лапы — и в Кощея полетел сразу ворох волн кимэ. Он стукнул посохом и отбил их встречной волной. Утробный рёв недовольного зверя — и в воздухе зазвенели стальные цепи, материализованные из пустоты. Я был почему-то уверен, что звери не носят оружия. Ошибался.

Посох раскручивался, превращаясь в костяной щит. Цепи бились и стучались в этот щит, откалывая кусочки, изъедая его. На секунду отец будто стал нематериальным, и в этом месте цепи оплели пустоту. Фрагменты посоха, повинуясь заклинателю, встали на место. Цепи были целы. Костяной позвоночник был цел. Оба противника поняли, что этим оружием друг друга не пронять.

За спиной Кощея потоки мертвой воды сгущались, завихрялись и уплотнялись, пока не стали сферой. Он указал посохом, и новый снаряд разорвался над лисицей, прямо у ее головы. Богатая шерсть намокла. Ручьи Нави стекали по телу зверя, оставляя прорехи в меховой шубе, проедая бреши в обороне. Отец присел на колено, размахнулся рукой и впечатал ладонь в брусчатку, где вспыхнул мертвенным светом знак Призыва.

Перед ним выстраивались шеренги призрачных солдат. Чем они были вооружены? Что-то с крупным стволом, вроде огнестрельное, но… Как я ни прищуривался, так и не понял.

— Пли! — скомандовал Кощей.

Из неведомого оружия вылетели сотни фейерверков, огромных классических китайских хризантем, драконов, шаров. Над головой зверя расцвело небо, потемневшее было за барьером. Канонада слепила лисицу, жгла глаза, не давала нормально смотреть. Одну лапу она прижала к лицу, а второй отбивалась от дыма.

Завеса салютов закончилась быстро. Акустической волной лисица разогнала остатки атаки — и оказалась прикована к месту.

Каждый ее хвост был снабжен печатью о-фудо, висящей на огромной бумажной веревке.

Ее это опечалило, но не остановило. Перед отцом разворачивался лисий морок: огромная песчаная волна накатывалась, грозя погрести под собой и его, и весь город.

Барьер стал непрозрачным. Представление окончилось.

— Ну, значит, ожидать его с рассветом. На востоке. Ну и фигура речи. Ладно.

Я заметил собаку, дисциплинированно сидящую снаружи барьера в безопасном месте.

— Да ты подрос, красавец, — это точно был тот самый щенок, которого не так давно я сопровождал в ветклинику. Он посмотрел на меня умными глазами.

— У них эти игрища теперь надолго. Может, погуляем пока?

Судя по виду, пес никуда уходить не собирался.

— С твоей хозяйкой тоже всё будет хорошо, не сомневайся. У взрослых магов свои развлечения — надо же им как-то веселиться. Ну, раз не хочешь со мной гулять, будь здоров, — я почесал животное за ухом и отправился в направлении супермаркета. За батю волноваться не стоило, а вот еда, как уже упоминалось, сама за собой ходить отказывалась. Справлюсь как-нибудь.

Смартфон ожил. В мессенджере светились сразу два сообщения.

«Особое распоряжение. Руководство Старшей школы Сайтама настоятельно рекомендует учащимся воздержаться от посещения центра города Сайтама. Квадрат, нежелательный для посещений, очерчен Четвертым шоссе, железной дорогой, рекой Сиба и…»

Ну, здесь всё понятно. Надо бы сваливать из этого квадрата. Разумеется, руководство абы чего не посоветует. Второе поинтереснее.

«Привет, Константин-кун! У меня сегодня Гражданский турнир по боевым искусствам. Сначала думала, что не хочу позориться при всех, а теперь уверена, что без группы поддержки жизнь моя — полное говнище. Подойдешь вечером в Золотой спортивный зал? Начало с 18 часов». И селфач в тренировочной одежде.

Подойду, Томоко-тян. Конечно, подойду. Сразу надо было звать всю толпу, собрались бы, никуда не делись. И с чего бы в ней такая скромность?