Я не впервые нахожусь на больничной койке, но на этот раз у меня свербело во всех возможных местах. Возможно потому, что я не чувствовал себя больным, хотя всё ещё оставался беспомощным. Миновала ещё одна неделя. И, несмотря на то, что моторика сильно улучшилась (я даже ел самостоятельно), об окончательном выздоровлении пока речь даже не шла.
Кто хоть раз лежал в больнице, прекрасно понимает, насколько это скучно. Даже с живыми соседями иногда не знаешь, чем себя занять, а я был окружён полутрупами. В общем, любое, даже самое незначительное событие казалось мне праздником. Неважно, вызов ли бригады реанимации к соседу, или жирная муха на потолке. За последней я внимательно наблюдал уже больше часа. А прошлой ночью нас покинул сосед с койки у противоположной стены. И этот момент вновь заставил меня задуматься о непонятном.
Когда посреди ночи я услышал его болезненные стоны, не сразу сообразил, что происходит. Затем в палату ворвались люди в белых халатах. Они что-то кричали, делали ему уколы и даже прикатили дефибриллятор. И как раз в момент его использования я в очередной раз увидел… нечто. Да, в силу своей профессии я верю в бессмертную душу, хоть и не считаю себя религиозным. Но увидеть её воочию…
Каждый раз, когда реаниматолог пропускал электрический разряд через тело умершего соседа, у изголовья кровати прорисовывался едва заметный человеческий силуэт. Он больше напоминал дымку, нежели что-то светящееся энергией, как это показывают в кино. И нет, на нём не было лица или одежды, казалось, что он и форму сохраняет лишь по привычке. Что с ним стало после того, как врачи зафиксировали время смерти и прекратили все манипуляции с телом, я не знаю.
Некоторое время я смотрел на оставшегося в палате мертвеца, скрытого под простынёй. Я всматривался в полумрак, прислушивался в надежде снова заглянуть за грань. Но увы, на этом мои способности себя исчерпали. Вскоре в палату вошли санитары, которые даже не удосужились надеть халаты. Они переложили тело на каталку и с мерным, повторяющимся скрипом одного из колёсиков выкатили её в коридор. Этот писк ещё долго слышался, гуляя эхом по длинным больничным коридорам. А я лежал и думал: насколько же это для них банально и буднично.
Сейчас воспоминания о вчерашнем уже не казались мне столь яркими. Напротив, они больше напоминали бредовый сон. И лишь пустая кровать у противоположной стены говорила о реальности произошедшего. А затем на тумбочку спикировала муха и завладела моим вниманием. Голова была пустой. Я просто наблюдал за тем, как насекомое суетится и зачем-то постоянно чистит задние лапки.
Спать я больше не мог. Поговорить не с кем. Буквально ещё пара таких дней, и я натурально спрыгну с ума. На вечернем обходе обязательно попрошу Степана Алексеевича, чтобы перевёл меня в другую палату, к живым людям. Очевидно же, что мне здесь больше не место. Я уже не лежу как овощ. Руки и ноги постепенно обретают чувствительность, становятся всё более послушными. Доктор мне даже эспандер принёс, чтобы я разрабатывал моторику. Сейчас его как раз исследует муха.
Да, в первое время я рьяно сжимал его в ладонях, но вскоре и это монотонное занятие наскучило. И теперь резиновый бублик лежит без дела, а меня обуяла лень и безразличие.
Дважды заходил отец Владимир. Я старался удерживать его как можно дольше. Сыпал всевозможными вопросами, лишь бы урвать ещё немного общения. Я даже на Валерича не злился. Напротив, каждый раз радовался его приходу и был готов выслушивать все нравоучения.
А вот Алиса так и не появилась.
О ней я спрашивал у всех, но никто не мог ответить ничего внятного. Я даже попросил отца Владимира сходить к ней домой, что он и сделал. Однако новости принёс неутешительные. Никто не знал где девушка и что с ней. И я уже начинал верить в теорию следователя, будто она испугалась и убежала, а теперь где-то прячется. Вот только сильно обострившееся в последнее время чутьё не переставая сигналило об обратном.
Радовало одно: я шёл на поправку. Степан Алексеевич обещал: если темпы выздоровления останутся прежними, то через две-три недели меня совсем выпишут. Осталось только как-то пережить эти бесконечные, скучные дни. Хоть бы книжку какую дали, страницы переворачивать я уже способен. Но это я, конечно, сам туплю, давно уже стоило попросить.
— Ну вот, Сергей Николаевич, ещё немного — и будете бегать, как тот зайчик по дорожкам, — улыбнулся Степан Алексеевич.
— Ага, прям почти спринтер, — ухмыльнулся я, продвигая ходунки ещё на сантиметр.
Ноги удавалось переставлять с большим трудом. Ступни не всегда слушались, и приходилось прилагать огромные усилия, чтобы поставить их прямо. Левая ещё более или менее, а вот правая иногда безжизненно волочилась. Но теперь я хотя бы мог до туалета самостоятельно передвигаться. Руки ожили гораздо быстрее, но и об их былой форме пока приходилось лишь мечтать.
В общую палату меня так и не перевели, хотя и из ПИТа забрали. Теперь я находился в натуральной одиночке, а за дверью безустанно, по сменам, следили полицейские. Из разряда свидетелей я резко переквалифицировался в главные подозреваемые. Мало того, эти ослы обвинили меня ещё и в пропаже Алисы. Вот такая вот суровая реальность. Ровно по этой причине я и не люблю органы власти. Слишком часто они переворачивают дело так, как им удобнее. Нет, я не хочу сказать, что тюрьмы переполнены невиновными, но вот навесить лишнего, чтобы параллельно закрыть пару висяков, они вполне способны. Я же вообще идеальный вариант.
Сторож из спортивной школы быстро меня опознал и подтвердил, что именно я вышел вместе с Алисой в тот злосчастный вечер. Какие-то соседи подтвердили драку у её дома с моим участием. Не забыли упомянуть, как девушка кричала в трубку, что её хотят убить. Впрочем, запись её звонка в полицию была также успешно подшита к делу. Никого подозрительного поблизости так и не обнаружили, да я и не уверен, что они сильно старались искать. Ведь гораздо проще работать по конкретному подозреваемому, тем более что улики сами ложатся как надо. А уж подогнать имеющиеся факты проще простого.
Не нужно быть гением, чтобы понять: я сяду сразу, как только меня выпишут из больницы. Поэтому я изо дня в день старался изображать плачевное состояние. От реальности оно мало чем отличалось, тем не менее разница есть.
— Степан Алексеич, — обернулся я. — Вы обещали новую книгу занести.
— Ты вначале её заслужи. Давай-давай, до конца коридора и обратно.
— Ох, жизнь моя — жестянка, — тяжело вздохнул я и снова переставил ходунки.
Полицейский внимательно следил за моими потугами, но с места даже не поднялся. Ну и правильно, чего напрягаться, если я до туалета каких-то пять метров почти двадцать минут скоблю. Ему ведь невдомёк, что в реальности я уже могу управиться и за пять. Да, может быть, я всё ещё не великий воин, но и не улитка. Сбежать в таком состоянии у меня пока вряд ли получится, однако пара недель усердных тренировок — и хрен он меня догонит.
Скуки ради я периодически составлял различные планы побега. Хотя особого выбора у меня нет: либо в окно, либо мимо полицейского. В последнем случае без драки не обойтись, но и с четвёртого этажа прыгать — не фонтан. Разве чтобы снова в палате полежать да знакомые ходунки ещё раз освоить.
Время шло, дважды в неделю появлялся следователь, которому обязательно требовалось что-нибудь уточнить. И каждый раз он призывал меня признаться в содеянном и обязательно рассказать, где я прячу Алису. Достучаться до здравого смысла не удавалось. Он словно забыл, в каком состоянии я находился, когда меня обнаружила полиция. Хотя и на этот счёт у него имелась собственная версия. Мол, я вначале девушку похитил и спрятал, а затем с её мужем схлестнулся, когда тот благородно прибыл спасать жену. А в один из таких дней я вдруг заметил в ауре Маркина странное чужеродное пятно. Не сказать, что сразу, но для меня многое стало ясно. Демонам всё же удалось убрать меня с пути. Хотя я всё ещё не понимал их целей.
Отца Владимира ко мне больше не пускали, а других способов с ним связаться у меня не было. Я пытался отыскать ответ во снах, но и они не приносили ничего нового. Чаще я участвовал в различных сражениях, и не всегда современных. Как-то сны занесли моё сознание в натуральную сечу. Такого, конечно, ни один кинематограф передать не сможет. Все наши современные войны только кажутся хаосом в сравнении с огромной толкучкой, где непонятно кто, кого и чем рубит. Месиво — иначе не назовёшь.
Лишь однажды я получил частичку знаний. Точно не скажу, в теле кого из пращуров я в тот момент находился, но одно понял наверняка: чтобы демон не смог занять моё тело, на нём должен присутствовать крест. И не совсем простой, а с неким замысловатым узором. Именно его мне кололи на груди в том самом сне. И старцу даже не нужно было объяснять, почему так будет лучше, чем носить его на цепочке.
Однако некоторую странность в мышлении предка я всё же уловил. Ведь в его понимании, к современной религии крест отношения не имел. На нём даже распятия не было. Для предков он означал нечто иное. Что-то связанное с истоком жизни, её началом. Притом не только человеческой, а во вселенной в принципе. И этот момент стал для меня настоящим открытием. Одного я не мог понять: почему весь этот символизм так сильно влиял на иномирных тварей? Почему демоны не могли противиться замысловатым узорам и рунным заклятиям? Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, существует ли вообще ответ на этот вопрос.
В любом случае больничный покой пошёл мне на пользу. Ввиду отсутствия физических нагрузок (по крайней мере, в том виде, к которому я привык в спортзале) я вовсю занимался развитием новых талантов. Так, ауры людей перестали быть для меня тайной. Я научился, буквально по щелчку пальцев видеть эти радужные ореолы и даже примерно распознавать настроение. К примеру, полицейский за дверью пребывал в постоянном стрессе. Его аура бурлила тёмно-красными оттенками, а иногда даже уходила в откровенно чёрный. Зато теперь я прекрасно понимал слова отца Владимира, когда он говорил мне о неверном выборе профессии. Судя по всему, сегодняшний сменщик ненавидит свою работу. Тот, что был вчера, напротив, наслаждался покоем и отсутствием дел.
Степан Алексеевич чаще светился в зелёных, местами жёлтых тонах. Впрочем, он и по характеру казался мне крайне добродушным человеком. Иногда даже чересчур. А вот следователь имел бледный спектр, в большинстве своём серый, будто дымка от костра. И да, это прекрасно вписывалось в его безэмоциональное поведение. Даже когда он улыбался, всё равно оставался холоден и расчётлив. Не люблю таких людей, потому как не понимаю, чего от них ожидать.
Прилюдно я всё ещё пользовался костылями. Однако в минувшие две недели моя форма пришла практически к изначальному состоянию. В бою я себя всё ещё не испытывал, но к побегу был уже готов. Оставалось лишь решить, как и в какое время лучше всего покинуть сие гостеприимное заведение. И счёт уже шёл на часы.
Не далее как после ужина в палату снова явился Маркин. Очередная серия глупых вопросов с подковыркой ничего ему не дала. Мало того, я откровенно издевался над ним во время допроса, стараясь приметить хоть какие-то всполохи в ауре. И я своего добился. Жаль, результат оказался совсем не тот.
Всего на миг в глазах Маркина промелькнула тьма, и мне окончательно всё стало ясно. То пятнышко, которое я однажды заметил, разрослось. Это из-за него аура следака превратилась в сплошную серую дымку. Жаль, я не обратил на неё внимания при первой нашей встрече, глядишь, быстрее бы понял, что с ним не так. С другой стороны, мне бы это вряд ли чем помогло, ведь я больше месяца был беспомощнее котёнка. Тем более что я изначально грешил на какую-нибудь порчу. Ведь не просто так, из собственной вредности, следак решил меня потопить.
С этого момента моё положение сильно усложнилось. Маркин уверился, что данной стадии выздоровления уже достаточно, чтобы переместить меня в камеру. И слава всем богам, что в нашей стране существует огромная бюрократическая машина. Пока Степан Алексеевич не поставит подпись на нужных бумагах, ни о каком переводе не может быть и речи. Да, его могут принудить, но для этого требуется судебное решение, которое тоже зависит от энного количества бумажек. А так как на дворе уже вечер, их, естественно, никто собирать и рассматривать не станет. Не факт, что даже завтрашний день даст Маркину всё необходимое, но лучше не рисковать. Бежать нужно сегодня ночью.
И да, я прекрасно понимал, как это будет выглядеть в глазах правосудия. После такого меня точно объявят в федеральный розыск. Я собственноручно вынесу себе обвинительный приговор, и если попадусь в лапы полицейским, обязательно сяду. Вот только есть один маленький нюанс: в отличие от обычных преступников, у меня есть определённые навыки. Меня учили, как нужно себя вести на вражеской территории, я умею скрываться и выживать в условиях, практически непригодных для жизни. Да, в то время мне в этом помогало государство, но и здесь не «горячая точка».
Будто на удачу, сегодня в смену заступил тот самый полицейский, что ненавидел свою работу. Наверняка он ещё не успел до больницы добраться, а уже мечтал отправиться домой. При подобном подходе о хорошей работе не может быть и речи. Я не первый день за ним наблюдал, что позволило изучить поведение и даже запомнить некоторые привычки. А ещё я знал, что он позволяет себе спать на посту, и именно этим как раз собирался воспользоваться.
Первая проверка на вшивость состоялась в два часа ночи. Однако сон стража порядка оказался довольно чутким, и едва я приоткрыл дверь, как он туту же на меня уставился.
— Куда, бля? — недовольным тоном спросил он.
— Поссать, — пожав плечами, ответил я и, громыхая костылями, направился в сторону туалета.
— Пиздец, — выдохнул он и поднялся со стула.
С недавних пор без сопровождения я не оставался даже здесь. Хотя ума не приложу, чего они так боялись. Туалет располагался в полностью замкнутом пространстве. Было лишь крохотное вентиляционное отверстие под потолком, но в него я не влезу при всём желании. Туда и рука-то с трудом проникнет, не то что взрослый мужик.
Вторая попытка тоже не увенчалась успехом. Видимо, поняв, что едва не прошляпил подопечного, полицейский переставил стул к самой двери. И теперь при попытке покинуть палату я неминуемо его будил, ударяя полотном по спинке.
— Ты заебал уже шастать туда-сюда! — не скрывая раздражения, обругал меня он.
— Ну мне теперь что, в штаны ссать? Я не виноват, что снова припёрло.
— Давай шустрее, — поморщился полицейский и слегка отодвинулся.
Я кое-как протиснулся в узкую щель и, работая костылями, двинул к заветной двери, судорожно соображая на ходу. Как-то у меня изначально всё пошло не по плану. И чего он сегодня на стрёме? Будто чувствует, что я собираюсь «встать на лыжи».
Опа… А вот и первый положительный звоночек. В туалет он со мной не пошёл, хотя это мало чем может быть полезно. Однако уже что-то. А что, если его ещё пару раз пнуть? Глядишь, он и стул отодвинет? Хотя это, конечно, вряд ли. На идиота он совсем не похож. Ладно, переходим к плану «Б». Надеюсь, я достаточно восстановился, чтобы вступить в схватку с человеком. Демона я сейчас точно не одолею, а вот ленивого и злого мента — вполне вероятно. Главное — подобраться поближе, чтобы он не смог шокер применить.
Я спустил воду и выбрался обратно в коридор. Полицейский при виде меня встрепенулся, но, в отличие от своего сменщика, бдительности не проявил. Тот при виде меня всегда держал шокер наготове и старался соблюдать дистанцию. Этот даже задницу от стула не оторвал, за что и поплатился.
Он, наверное, и движения моего не заметил, когда его сознание погрузилось во тьму. Я нанёс очень опасный удар. Достаточно не рассчитать силу и всё — человек больше не очнётся. Зато он эффективно отключает мозги, хоть и ненадолго. Главное — точно попасть по сонной артерии, чтобы лишить мозг притока крови. Впрочем, её не просто так называют «сонной».
Далее, продолжая пользоваться костылями, я поспешил к посту медсестры. При этом состряпал крайне озабоченную рожу.
— Девушка, там полицейскому плохо, — не моргнув глазом, соврал я. — Я из туалета вышел, а он там лежит.
— Что? Где? Вы вообще почему здесь разгуливаете?!
— Я же вам говорю: в туалет ходил, а он там лежит.
— Так, стойте здесь.
Девушка закрыла книгу и выглянула в коридор. А я отсчитывал каждую секунду из тех, что у меня остались. Полицейский действительно обмяк на стуле в странной позе, и это не ускользнуло от профессионального взгляда медсестры. Ей бы помощь по телефону вызвать, вот только инстинкты, отточенные годами работы в больнице, сработали иначе. Хотя я как раз и рассчитывал на этот результат. Очень уж не хотелось бить ни в чём не повинную женщину. Едва она двинулась в сторону стража порядка, я осторожно прислонил костыли к её посту и рванул к выходу.
Лестницу преодолел меньше чем за минуту. Выбрался в фойе и — о чудо! — ни одной живой души. Лишь слабый свет пробивался из-под двери приёмного покоя. М-да, я представлял это сильно сложнее. Какие-то хитрости всё время придумывал, словно из суперохраняемой тюрьмы бежать собирался. Видимо, от скуки.
Несмотря на самый разгар мая, ночи всё ещё были холодными. Я же в тоненьком спортивном костюме и резиновых тапках на босую ногу. Но это не страшно, сейчас перейду на бег и быстро согреюсь. Однако я отчего-то медлил. Не знаю, наверное, такие чувства наваливаются на каждого беглеца. Да, вот я на свободе, но что дальше? Куда бежать? Просто подальше отсюда? Тоже мне, профессионал хре́нов.
Городок у нас небольшой, и спрятаться в нём практически невозможно. Впрочем, это распространяется на весь современный мир. В мегаполисе скрыться от правосудия ещё сложнее, там на каждом шагу висят камеры. Сотовая связь тоже прекрасно работает в качестве маячка. Если кто-то берёт с собой на преступление телефон, значит, этот человек дебил в квадрате. Хорошо, что мне на этот счёт переживать не нужно, у меня с собой вообще ничего.
Территорию больницы я покинул без проблем. Перемахнул забор и нырнул в чахлый лесок вдоль дороги, ведущей к городу. В этот момент в здании уже началась суматоха. За окнами мелькали фигуры, хлопнула входная дверь, и кто-то выскочил на улицу. Всматриваться в происходящее я не стал, время сейчас работает против меня.
Так, теперь нужно подумать, и хорошенько. Домой мне путь заказан, как, впрочем, и в кладбищенскую сторожку. Там меня будут искать в первую очередь. Валерич, отец Владимир и все остальные знакомые — тоже мимо. Голосовать на трассе в подобном виде… ну, такое себе. Может, повезёт, но, скорее всего, сделает только хуже.
Впрочем, город я пока покидать не собирался. Сейчас главное одежду сменить и затаиться на несколько дней, пока основная шумиха не уляжется. Вопрос: где это сделать? Все забросы в городе известны, и их наверняка тоже проверят. Ладно, попробую отсидеться в лесу, на окраине. Надеюсь, с собаками меня искать не станут.
Я в очередной раз обернулся и убедился, что преследователей не видно. Ну да, для них ещё рановато.
Лёгкой трусцой я передвигался по лесу. Когда закончилась тропинка — перешёл на шаг. Лишь спустя двадцать минут до меня дошло, что именно всё это время мне казалось странным. Зрение! Я, мать его, видел в темноте! Будто на глазах ПНВ, вот только спектр не зелёный, скорее чёрно-белый, но тем не менее. Мне без каких-либо сложностей удавалось рассмотреть каждую иголочку на раскидистых ветвях елей.
Настроение сразу пошло в гору. При таких условиях у погони нет ни единого шанса. Да они даже с фонарями не смогут видеть так, как я сейчас, а ведь это огромная фора. Ночью в лесу не каждая собака ориентироваться сможет, а уж о наших трёх с половиной участковых я вообще молчу. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что меня станут ловить по горячим следам. Здесь не зона, где обученная охрана и куча инструкций в случае побега. В нашем участке машина-то всего одна, и та не на ходу.
Скорее всего, они дождутся людей из района и разошлют ориентировку по «гайца́м». Ну и в федеральный розыск объявят, чтобы лишить меня возможности передвигаться общественным транспортом. Заодно каждый патруль будет знать меня в лицо. Приятного во всём этом, конечно, мало, но жить можно. Главное — осторожно.
Ладно, пока притворюсь лешим. Два-три дня продержусь, заодно решу, как и куда двигать дальше. Мне бы хоть конечную цель понять, а уж вектор к ней я построю.