Союз Аустерлица

Глава 2

Целуя Иржину в анфиладе полуразрушенных монастырских комнат, я думал о том, что ложь, которую я только что сообщил ей, необходима для ее же блага. Ей лучше поверить в то, что слышала всего лишь пьяный бред виконта Моравского. Баронесса должна увериться в этом, чтобы не стать жертвой заговорщиков. Иначе риск для ее жизни становился слишком велик. Я чувствовал, как в сердце моем борются противоречивые чувства. Ложь, которую я произнес, казалась мне необходимостью, даже благом, которое я даровал ей, хотя где-то в душе и понимал, что, на самом деле, это был лишь способ заглушить собственную совесть. И мне становилось стыдно за то, что я обманывал женщину, что заговора не существует. Я осознавал, что, выдавая за пьяный бред слова виконта Моравского, который глупо проговорился в тот момент, выдав правду баронессе, я не только обманываю ее, но и самого себя.

Мне снова не удалось побыть наедине с баронессой подольше. Наши поцелуи неожиданно прервал близкий шум. Как выяснилось, это солдаты, которым я дал задание заниматься уборкой в развалинах, добрались и до этих помещений. Выполняя мое поручение со всей возможной тщательностью, они выкидывали мусор, накопившийся внутри руин за века, через оконные проемы, чтобы потом отвезти его на телеге в сторону заброшенного кладбища. Впрочем, сегодня там снова хоронили павших солдат. Поднимая старинные могильные плиты, убитых бойцов клали в могилы поверх истлевших останков древних покойников.

Прощаясь, я еще раз взглянул на Иржину. Ее милое лицо светилось надеждой, а прекрасные глаза смотрели на меня с любовью. В этот миг я понял, что ее судьба за последнее время стала для меня не менее значимой, чем моя собственная. И я готов был рисковать, чтобы защитить ее, даже если это означало, что мне придется лгать снова и снова. В предстоящей опасной игре с австрийскими заговорщиками я надеялся, что смогу сохранить это хрупкое счастье, которое баронесса с ее утонченной красотой и нежным голосом приносила в мою жизнь. Я опять уходил, а она смотрела мне в след, улыбающаяся и стройная, словно покорная хрупкая цветочная ветка, готовая сломаться под тяжестью зимнего снега навалившихся проблем.

Я хорошо понимал, что для баронессы, привыкшей к комфорту, уже одно то, что, несмотря на опасность для жизни, она проделала весь этот переход от замка Гельф вместе с обозом боевого отряда, было настоящим подвигом. И я сознавал, что все это она сделала ради меня, преодолевая трудности пути единственно для того, чтобы находиться ближе ко мне. Но, теперь сложилась новая опасная ситуация, в которой лишь уверенность самой Иржины в том, что никакого заговора не существует, могла спасти ее от мести заговорщиков. В то же время, я не мог не осознавать, что эта самая ложь, к которой я был вынужден прибегнуть, ради того, чтобы успокоить эту женщину, влюбившуюся в меня и оказавшуюся верной монархисткой, волнующейся за судьбу своего императора, коробила меня изнутри, заставляя переступать через себя.

Выйдя наружу из бывших покоев монастырского настоятеля, я напряженно продумывал собственную линию дальнейшего поведения. В сложившейся ситуации я собирался вести свою собственную игру. Притворившись, что поддержу этих двух заговорщиков, виконта и графа, я надеялся на то, что они помогут мне вскоре попасть в Россию. Ведь они были заинтересованы в моем посредничестве, мечтая наладить связи при дворе в Петербурге. Следовательно, они постараются отправить меня туда побыстрее. Признаться, мне уже сильно надоела эта тупая война, и очень хотелось, оказавшись дома, заняться, наконец-то, прогрессорством. Иначе, плохой из меня получится попаданец, если технический прогресс не продвину ради блага Отечества, как можно скорее!

Но, я понимал, что решился вести очень опасную игру, где каждый ход мог стать роковым. Притворившись, что поддерживаю виконта и графа, я надеялся, что они, увлеченные своими амбициями, не заметят, как я вынашиваю свои собственные планы. Они нуждались в моем посредничестве, чтобы наладить связи с вельможными особами в России, я же собирался использовать этот их план в своих интересах.

Хотя, в глубине души меня терзали сомнения. Что, если Свидетели Великой Моравии раскроют мои истинные намерения? И что будет, если Иржина случайно узнает правду, поняв, что я вру ей? Впрочем, обстоятельства и без того складывались весьма неожиданным и опасным образом. С одной стороны, у меня под командованием находились храбрые солдаты, с которыми я уже преодолел в этой реальности 1805 года многие трудности военного похода, несколько раз побеждая французов и захватив богатые трофеи. Но, с другой стороны, результатом похода стало и то, что мы попали в союзнические объятия австрийцев, от которых сразу сделалось душно и неуютно. Ведь австрийских солдат вокруг нас оказалось слишком уж много, а виконт, граф и барон проявили себя такими союзничками, с которыми, как говорится, и врагов не надо.

Во дворе монастыря я увидел графа Йозефа Бройнера-Энкровта, сидящего на коне в парадном полковничьем мундире. Заметив, что я смотрю на него, он крикнул издали:

— Залезайте в седло, князь, и проедемся по окрестностям!

Я приказал солдатам, стоящим рядом, и моего Черныша они привели очень быстро. Вскочив на своего черного коня, я догнал графа. И мы вместе выехали за пределы монастыря. Как только мы оказались вдали от солдат, граф спросил меня холодным тоном:

— Ну что, князь, как там баронесса? Удалось ли вам убедить эту любопытную женщину?

— Вполне, — кивнул я.

Граф взглянул на меня со своим хищным прищуром, проговорив:

— Если так, тогда, как я полагаю, вы уже сделали свой выбор?

— Сделал. И я постараюсь помочь вам, задействовав свои связи при дворе в Санкт-Петербурге. Вам только требуется обеспечить мое скорейшее возвращение в Россию, — сказал я.

Он посмотрел на меня с недоброй ухмылкой, проговорив:

— А вот этого, князь, я вам обещать не могу. По крайней мере, в нашем нынешнем положении. Прямо сейчас над нами сгущаются настолько грозные тучи, которые скоро разродятся такой грозой политических противоречий, что эта война, которую мы ведем с французами, покажется мирным временем. Потому что война, которая разразится за возрождение Великой Моравии, затмит для нас все войны с Наполеоном. Она проявит всю внутреннюю силу нашего народа, который устал веками жить под гнетом проклятых Габсбургов.

— Так вы, получается, еще и революционер? — пробормотал я.

— В какой-то степени это так, — кивнул граф.

Снег уже прекратился, и мы проезжали мимо заснеженного болота, где все еще зияли на льду темные проемы, в которые провалились французы, пытаясь атаковать пехотное каре, составленное из стрелков Семеновского полка. Граф Йозеф, несмотря на его парадный мундир, казался мне не столько величественным полководцем, сколько злым и въедливым жилистым стариком. Его глаза, холодные и расчетливые, излучали такую жажду власти, которая, наверное, могла бы легко заставить его предать даже собственных союзников, если расчет того требовал.

— И вы не боитесь, что поднимутся такие силы? — спросил я, стараясь скрыть тревогу в голосе и поняв, что собеседник намекает на гражданскую войну внутри государства.

— Бояться — это удел слабых, князь, а мы не собираемся прятаться за спинами своих людей. Когда Свидетели Великой Моравии поднимутся на борьбу, то поведут людей за собой, — ответил граф, и его взгляд был жестким и безжалостным.

Я взглянул на него, и в этот момент мне стало ясно, что он не просто искал посредника. Он искал человека для поручений, которым можно управлять. Он хотел бы видеть во мне марионетку, чтобы использовать в своих политических играх. И в других обстоятельствах я ни за что не согласился бы примерить на себя эту роль. Но, прямо сейчас, попав в окружение австрийских союзников, которые вели свою собственную политическую игру с далеко идущими планами, я не мог ничего поделать. Разумеется, я был способен построить и вывести свой отряд из чумного монастыря. И австрийцы вряд ли решились бы атаковать нас пехотинцами против пушек. Но, далеко ли мы уйдем на восток по заснеженным горам без проводника? На горных тропах пушки придется бросить, как и обоз. А солдаты, кроме врагов, получат еще и риски обморожений. К тому же, я не хотел оставлять Иржину… Следовательно, мне пока придется играть по тем правилам, которые навязывает граф, хочу я того, или нет. Я взял себя в руки и, собравшись с мыслями, произнес:

— Если вы хотите, чтобы я помогал вам, тогда мне нужно знать, что не оставите меня на произвол судьбы, когда вся эта буря, о которой вы только что сказали, разразится.

Граф придержал коня и обернулся ко мне. Его лицо стало серьезным, когда он проговорил:

— Князь, я не могу гарантировать вашу безопасность, как и свою собственную не могу гарантировать, но могу обещать одно: в этом мире только самые сильные выживают. Если вы хотите быть среди них, вам придется научиться быть сильным вместе с нами. И тогда вы займете заслуженное положение в нашем братстве. Это сейчас не просто возможность, а необходимость. Так что постарайтесь не предать наше доверие.

Мы продолжили путь, и я, обдумывая слова графа, словно бы ощущал предчувствие надвигающейся катастрофы. Я понимал, что граф и его единомышленники задумали запустить цепь событий, которые могут изменить ход истории. Вот только я, хоть и был человеком, чье сознание перенеслось в 1805 год из двадцать первого века, но ничего никогда не слышал о Свидетелях Великой Моравии. Впрочем, я никогда особенно и не интересовался ни историей Австрии, ни историей династии Габсбургов, а потому что мог я знать о тайном братстве заговорщиков? К тому же, имелась большая вероятность, что в моей прошлой истории этот заговор банально не сработал по какой-то причине. И, если он внезапно сработает теперь, то я буду, разумеется, винить только себя, как попаданца, неосторожно нарушившего своими действиями что-то в этой реальности, куда мой разум почему-то забросило.

— Вы действительно верите, что возрождение Великой Моравии скоро возможно? — спросил я, пытаясь понять истинные намерения графа.

И он ответил загадочно, в своей манере:

— Вера в лучшее — это то, что всегда движет людьми, князь. Но, не забывайте, что за каждым великим замыслом изменить в привычном мире что-то значительное стоит кровь. И только когда вы будете готовы пролить эту кровь, только тогда и сможете изменить мир к лучшему.

Желая прояснить предмет разговора, я попросил:

— Я мало что знаю про Великую Моравию, граф. Потому и не очень хорошо понимаю вас. Быть может, вы мне расскажете немного об этой стране, которую собираетесь возрождать?

Йозеф охотно согласился просветить меня, и выражение его лица сразу смягчилось, когда он заговорил:

— С удовольствием напомню вам некоторые исторические факты, князь Андрей. Великая Моравия — это древняя страна славян, тесно связанная с Византией. Именно оттуда к нам пришли монахи Кирилл и Мефодий, которые принесли славянам письменность. Они же принесли письменность и вам, русским. И ваша страна в своем становлении тоже опиралась на традиции Византии. А потому я очень надеюсь, что ваш император заинтересуется нашей борьбой против немцев и французов ради возрождения древнего духа славянского братства.

Я внимательно слушал графа Йозефа, пытаясь уловить каждое его слово, как будто они были частями сложной мозаики, которую мне предстояло собрать в своей голове. А он продолжал:

— Великая Моравия была удивительной страной, став колыбелью нашей культуры, где переплетались судьбы славянских племен. Византия с ее мудростью и богатством поддерживала наших предков в их борьбе с влиянием Запада, с французами, немцами и итальянцами. Имея такого мощного союзника, как император Византии, наши прапрадеды успешно сражались за свою независимость до тех пор, пока не погрязли в междоусобицах. Ведь Рим всегда стремился править, разделяя народы, чтобы властвовать над ними получалось легче у римских пап и западных королей. И мы, славяне, всегда легко поддавались этому лукавству, становясь наивными жертвами лжи и лести, которых западные политики натравливали друг на друга, организовывая среди нас междоусобные войны. Потому каждый наш правитель, прельстившийся посулами Запада, тянул одеяло на себя, забывая о своих корнях. Но теперь, когда мир снова погрузился во тьму войны с Наполеоном, со злом, явившемся с Запада, пришло время и нам вспомнить, кто мы есть на самом деле. И мы должны решительно объединиться против общего врага.