Сотня. Смутное время

– Умно. Вот убей бог мою душу, умно, – подумав, оценил подъесаул. – Да только кого в ту засаду ставить? И как узнать, когда они придут?

– Разведка нужна, – автоматически отозвался Матвей. – Я пластун. Пройду по тропе версты на три и там их подожду. А как появятся, прибегу к засаде и к вам посыльного отправлю. Хотя три версты, пожалуй, маловато будет. Тут все пять надо. Чтобы всей сотне приготовиться.

– Трёх хватит. Чай, не на покос выехали, – решительно заявил Стремя. – А стрелков я тебе подберу. Тем десятком ты, Матвей, и будешь командовать.

– Сполню, – коротко кивнул парень, закидывая карабин на плечо.

Искать место для засады десяток ушёл затемно. Матвей, переодевшись в лохматый камуфляж, тщательно осмотрел амуницию каждого своего бойца и, приказав попрыгать, велел подвязать всё звенящее и брякающее. Убедившись, что ватага готова, он оглянулся на внимательно наблюдавших за ним подъесаулов и, решительно кивнув, доложил:

– Готовы.

– От и хорошо, что готовы. Ты мне вот что скажи. Что это за одёжа у тебя такая странная? – озадачился командир соседей.

– А это чтоб в степи или в лесу незаметным быть. Вон, за те кусты зайду, присяду, и никто не приметит, даже рядом проходя, – коротко пояснил парень. – Я ж пластуном пишусь. Нам такое носить в самый раз, чтобы к ворогу подобраться.

– Ловко, убей бог мою душу, – проворчал подъесаул, обходя парня по кругу и внимательно осматривая комбинезон. – Добре, казаки. С богом, – закончив осмотр, вздохнул он. – Вы только головы берегите и старшого своего слушайте. Он парень умный, дурного не прикажет.

– Благодарствую, – коротко поклонился Матвей и, оглянувшись на своё воинство с бору по сосенке, приказал: – За мной. И не шуметь.

Выведя десяток на кромку леса, он повёл бойцов быстрым шагом, торопясь преодолеть открытое пространство. Спустя примерно четверть часа десяток начал подъём по тропе. Шагали казаки быстро, но не срываясь на бег. Время у них ещё было. Откуда появилась эта уверенность, Матвей и сам не очень понимал, но чувству этому доверял. Ещё через час подъёма они вышли к небольшой расселине, в которой можно было укрыться.

Быстро осмотревшись, Матвей отметил про себя десяток крупных валунов, за которыми можно было укрыться, и, подойдя к краю тропы, заглянул под обрыв. Тут, на самом краю, тоже имелась парочка скальных выступов, за которыми можно будет укрыться во время боя. Вернувшись к своей команде, Матвей достал из вещмешка небольшой масляный фонарь и, затеплив его, принялся внимательно осматривать тупик, в котором они оказались.

– Ты чего там, вчерашний день ищешь, старшой? – не удержавшись, поинтересовался один из молодых казаков.

– Места высматриваю, где укрыться можно будет, пока горцы станут мимо проходить, – тихо ответил парень, едва не обнюхивая каждый камень.

– Так мы что, тут их ждать станем? – насторожился боец.

– А ты думал, мы на скалу полезем? – ехидно отозвался Матвей. – Так ты не ящерица, чтобы по камням скакать.

Убедившись, что пересидеть проход противника вполне может получиться, если никто не вздумает шевелиться или чихать, парень поставил фонарь на камень и, обернувшись к бойцам, приказал:

– Значится так. Ночуем тут. Вы пока бивак разбивайте, а я дальше пробегусь. Гляну, что выше по тропе имеется.

– Ты только осторожней там, – тут же отозвался крепкий казак средних лет, которого десятник Михей назвал одним из лучших стрелков в полусотне.

– Мне моя голова и самому дорога. Как память, – усмехнулся Матвей в ответ и, развернувшись, бесшумно скрылся за поворотом тропы.

– От ведь леший, – удивлённо протянул казачок, донимавший парня вопросами.

– Добре его пластуны выучили, – одобрительно проворчал казак, напомнивший об осторожности. – Ладно, казаки. Давайте устраиваться. Матвей верно сказал, нам тут сидеть долго, а значит, следов оставлять не след. Выходит, огня разводить не станем. Всухомятку перекусим, а кому по нужде приспичит, вон, на край тропы ступайте.

– А чего туда? – тут же последовал вопрос от всё того же говоруна.

– А чтоб следов на тропе не оставлять. Или ты решил, что горцы овечье дерьмо от человечьего не отличат? – зарычал в ответ стрелок.

– Да ладно тебе, дядька Егор. Чего ты звереешь-то сразу? Уж и спросить нельзя? – с ходу включил заднюю говорун.

– А самому подумать никак? – фыркнул казак в ответ. – Думаешь, с чего это Матвея в десяток старшим поставили? Да потому, что он прежде, чем рот открыть, на три круга вперёд подумает. Вот потому он теперь десятник, а я за ним иду. Понял?

– Понял я, понял, – примирительно проворчал казачок, тяжко вздыхая.

– И неча тут вздыхать, как корова стельная. Учти, балабол. Вздумаешь с ним спорить, сам тебе, вот этой самой рукой ухи оборву, – пригрозил казак, продемонстрировав парню широкую как лопата ладонь.

Остальные, слушая их негромкую перепалку, только быстро переглядывались, то и дело одобрительно кивая. Сообразив, что поддерживать его никто не собирается, говорун ещё раз вздохнул и отправился к дальней стене тупика, искать себе место для ночлега. Между тем фигурант их спора быстрым шагом продолжал уходить в горы. Двигался Матвей с оглядкой. То есть, подойдя к повороту, внимательно осматривал тропу и только потом двигался до следующего виража.

На лагерь горцев он наткнулся версты через четыре. Горы, это не степь, где достаточно просто найти источник воды, чтобы разбить лагерь. Здесь помимо воды нужно ещё найти достаточно места, чтобы устроиться на ночлег большому количеству людей рядом. А с учётом гужевого транспорта сделать это можно было только в местах стоянок торговых караванов. Именно до такой стоянки и добрался парень.

Услышав в тихом посвисте ветерка металлический стук подков и спокойное фырканье коней, Матвей присел под скалу и старательно всмотрелся в темноту. Метрах в семидесяти от него, сразу за поворотом, на тропе стояла одинокая фигура в лохматой папахе, опираясь на винтовку и задумчиво разглядывая звёздное небо.

«Философ, твою налево», – усмехнулся про себя Матвей, начиная плавно двигаться в сторону часового.

На его удачу ущербную луну скрыла небольшая тучка, и тропа погрузилась в почти непроглядную тьму. Так что подобраться к часовому вплотную было не сложно. Судя по поведению горца, в то, что на тропе может оказаться кто-то посторонний, он просто не верил. Потому и пялился в небо, думая о чём-то своём. Опустившись на колено, Матвей аккуратно заглянул за поворот и, убедившись, что пересчитать горцев не получится, скривился.

Оттянувшись назад, парень отошёл от лагеря горцев за следующий поворот и, присев на камень, задумался. От этой точки он добежит до их лагеря быстро. От лагеря посыльный доберётся до засады ещё быстрее. В итоге к тому моменту, когда горцы снимутся с ночёвки, и его ватага, и казаки успеют подготовиться к бою. Главное, не проспать момент, когда войско противника начнёт собираться.

Устроившись на камне поудобнее, парень положил карабин на колени, не забыв перекинуть ремень через шею. Теперь, даже если он уснёт и свалится с камня, оружие не ударится о камень тропы. Услышать металлический звон в горах можно только в одном случае. Если где-то рядом есть кто-то вооруженный и не очень внимательный. Опустив голову, Матвей прикрыл глаза, давая им хоть какой-то отдых. Завтра хорошее зрение ему очень понадобится.

Ночь прошла спокойно. Ну, не считая тех моментов, когда парень действительно отключался и начинал заваливаться со своего насеста. Проснувшись в очередной раз, Матвей встал и, потянувшись, направился к самому краю тропы. Естество потребовало своего. Оправившись, парень вернулся к повороту и, опустившись на колено, выглянул за скалу. Как, оказалось, сделал он это очень вовремя. Рядом с часовым появилось сразу несколько человек.

Сообразив, что в лагере противника объявлена побудка, Матвей поднялся и, развернувшись, побежал к своему десятку. Спустя примерно полчаса он ворвался в тупик и, жёстко подняв своих стрелков, приказал готовиться. Казачок, назначенный подъесаулом посыльным, внимательно выслушал доклад парня и, кивнув, помчался к засаде. Сам же Матвей, глотнув воды из кожаной фляги, зябко передёрнул плечами и, оглядевшись, приказал:

– Прячьтесь все, а я гляну, чтоб никого видно не было.

Понимая, что от этого зависят их жизни, казаки тут же залегли за выбранные валуны. Несколько раз пройдясь по тропе туда и обратно, Матвей внимательно всматривался в тупик с самых разных ракурсов и, убедившись, что никого не видно, негромко сообщил:

– Добре спрятались. Но имейте в виду, когда горцы поедут, даже дышать через раз придётся. Не шебуршать, не чихать, а главное, оружием не размахивать. Не приведи господи, железом кто брякнет. Нас тут всех и положат. Отбиться просто патронов не хватит.

– Верно сказал, – одобрил Егор. – Долго их ждать-то?

– Думаю, часа через три будут, – прикинув расстояние и скорость колонны, ответил парень.

– А чего ты тогда сейчас нас всполошил? – тут же спросил всё тот же болтун.

– Чтобы проверить всё и время дать перекусить да приготовиться, – угрюмо буркнул Матвей, которому этот говорильщик уже начинал действовать на нервы. – Только шибко перед боем не наедайтесь. А ещё лучше просто воды попейте.

– Чего это? – не унимался болтун.

– А того, что ежели на сытый живот пулю в брюхо получишь, не выживешь, даже ежели до дохтура довезут. Изнутри гнить всё станет, – злым голосом пояснил Егор. – Делай, что сказано, после языком молоть будешь.

Десяток, выслушав эту отповедь, дружно взялся за фляги. Матвей, устроившись у выхода на тропу, то и дело поглядывал в сторону, откуда ожидал гостей. Потом, припомнив, сколько там поворотов, поднялся и, отдавая карабин Егору, попросил:

– Дядька Егор, пригляди тут покуда, а я до следующего поворота прогуляюсь. Разбредаться им не давай, – кивнул он на бойцов.

– Добре, сполню, – решительно кивнул казак, принимая оружие.

Рысью добравшись до следующего поворота, Матвей присел на очередной валун и принялся вслушиваться в звуки гор. Это только кажется, что в горах всегда тихо. На самом деле горы живут своей жизнью. Где-то крикнет птица, где-то пробежит ящерица, сорвётся со скалы камешек. А к тому ещё и ветер то и дело шевелит лежащий на тропе песок. И пусть его не много, но едва слышный шорох всё равно отражается от скал и создаёт свой непередаваемый фон.

Так что шаг сотни кованых коней парень услышал загодя, даже несмотря на то, что горцы ещё были далеко за поворотом. Вскочив, Матвей галопом помчался в сторону засады. Влетев в тупик, парень с ходу приказал, подхватывая свой карабин:

– По местам. Минут через десять они тут будут.

Плюхнувшись на заранее расстеленную кошму, он быстро проверил оружие и, накинув на голову капюшон комбеза, устроился так, чтобы из-за камня виднелся только край головы. Нужно было наблюдать за прохождением горцев. Его камуфляж неплохо сливался с окружающим пространством. Словно валун покрылся серым мхом. Казаки замерли, вслушиваясь в тишину.

– Идут, – еле слышно выдохнул всё тот же говорун.

– Прибью заразу, – прошипел про себя Матвей, усилием воли оставаясь на месте.

То, что горцы идут, сомнений уже и так ни у кого не было. Перестук копыт эхом отдавался от скал и не услышать его мог только глухой. Минут через пять на тропе появились первые всадники. Крепкие, матёрые мужики средних лет, с хорошим оружием и на добрых конях. Судя по одежде, это были лучшие воины собранных кланов. Обычно такие и движутся впереди, показывая всем остальным, кто тут главный. Колонна двигалась по два всадника в ряд, так что Матвей, чтобы хоть чем-то себя занять, принялся их пересчитывать.

В итоге вместе с возчиками на трёх арбах по тропе прошло, по его подсчётам, сто сорок три человека. Это было по местным меркам серьёзное войско. Обычно в клане набиралось до двадцати опытных воинов и примерно столько же молодых бойцов. И это в случае если клан считался из тех, что называли большими. В обычных воинов было и того меньше. Да и оружие у них было попроще. Тут же все были вооружены огнестрелом. Матвей даже луков не заметил.

Выждав ещё минут пять, парень бесшумно поднялся и, пробежав к выходу на тропу, осторожно выглянул. Последняя арба как раз сворачивала за скалу. Убедившись, что арьергарда или просто отставших нет, Матвей повернулся к своему десятку и тихо приказал:

– Строиться.

Быстро поделив своё воинство на первый-второй, он коротко объяснил казакам задачу и, передёрнув затвор, скомандовал:

– Первые номера, занять позиции. Головы не высовывать и стрелять только прицельно. Вторые номера, без команды не вылезать и меня слушать в оба уха. Как прикажу, с первыми местами меняться. Пока вы стреляете, они успеют перезарядиться. Всё ясно?

– Ясно, – так же тихо отозвались бойцы, занимая уже присмотренные места.

Обходя тела, Матвей проводил контроль, помня старую казачью поговорку: врага щадить, по станицам вдов плодить. Добравшись до очередного тела, дородного, с окладистой бородой воина, парень уже собирался всадить ему кинжал в грудь, когда горец, хрипло закашлявшись, что-то пробормотал по-турецки. В прежней жизни Матвей несколько раз ездил на отдых в Турцию, так что несколько фраз, в том числе и ругательных, запомнил.

Быстро обыскав мужика, Матвей разорвал черкеску и рубаху у него на животе и, найдя входное отверстие от пули, удивлённо хмыкнул. Кто-то из стрелков умудрился вогнать пулю ему в левый бок, чуть выше пояса. То есть никаких особо важных органов задето не было. Ранение было сквозное и турок потерял много крови, но при лечении и уходе всё ещё может обойтись. Конечно, он мог и ошибиться, некоторые горские народы говорят на языках, основой которых является тюркский, но тут он был почти уверен.

Взъерошив себе чуб, Матвей с кряхтением перевернул тело на живот и принялся вязать ему руки. Потом, кликнув на помощь одного из своих стрелков, привалил турка к валуну и принялся делать перевязку. Благо у самого османа исподнее было чистым. Так что, распустив его нижнюю рубашку на полосы, парень наложил на рану плотный тампон и, перетянув ему торс, пару раз хлопнул ладонью по физиономии.

– Уй, ана сяни[1], – выругался турок, неловко дёрнувшись.

– Свою вспоминай, басурман, – вяло огрызнулся Матвей, в очередной раз хлопнув его по щеке. – Понимаешь меня?

– Ёк[2].

– Ну и хрен с тобой. Старшины пятками в костёр сунут, сразу поймёшь, – фыркнул парень, поднимаясь. – Казаки, одного коня сюда давайте. Тут живой нашёлся, – скомандовал он, оглянувшись на своих бойцов.

Во время боя горцы, которые пытались вырваться из засады, выскакивали по тропе прямо на них, и казаки старались отстреливать всадников, помня, что кони это часть добычи. Так что два десятка коней уже было отловлено и сгуртовано в один цуг. Егор, отвязав одного коня, подвёл его к парню и, окинув пленного заинтересованным взглядом, задумчиво спросил:

– Думаешь, турок?

– Ну, ругался он точно по-турецки, – усмехнулся Матвей.

– Так ругаются они все почитай одинаково, – понимающе усмехнулся Егор.

– Да и хрен с ним. Старшины разберутся. А даже ежели не турок, можно будет выкуп взять. Они-то с наших берут. Или сменяем его на кого из наших.

– От то добре, – оживился казак. – Через седло перекинем, или как?

– Через седло нельзя. Ему пулю в брюхо вогнали. Может от боли помереть или кровью изойдёт. Сажать придётся, – вздохнул парень, окидывая турка мрачно-задумчивым взглядом.

– Тогда вон туда его давай. На валун. А с него уже в седло посадим, – оглядевшись, предложил Егор. – Он же, пёс, небось пудов семь весит. Надорвёмся подсаживать.

– Это верно, – усмехнулся Матвей, за шиворот вздёргивая пленного на ноги.

Подтащив его к валуну, он жестами показал, что нужно делать, и турок, покачиваясь, с грехом пополам взобрался на камень. Егор подвёл коня, и пленный, плюхнувшись в седло, глухо застонал. Потом, облизав сухие губы, нашёл взглядом Матвея и, слегка тряхнув головой, тихо попросил:

– Су верь[3].

– Чего это он? Ругается? – тут же насторожился Егор.

– Воды просит. Крови много потерял, потому и пить хочет, – пояснил Матвей, поднимаясь на камень и снимая с пояса флягу.

– Так ты что, турецкий знаешь? – удивился Егор, наблюдая, как парень поит пленника.

– Несколько слов только. Те, которые и у турок, и у горцев, и степняков звучат одинаково, – быстро ушёл Матвей в глухой отказ.

– И то хлеб, – усмехнулся казак. – А я так совсем ни в зуб ногой. Лопочут чегой-то, а чего, к чему, и не разобрать.

– Бывает, – философски протянул парень, спрыгивая с валуна и забирая у него повод коня. – Всё собрали? – сменил он тему.

– Всё. Вот только что с телами делать станем? – озадачился казак. – По их вере, покойника положено до заката схоронить.

– На коней всех, – подумав, решительно приказал Матвей. – В лагерь свезём, а там как старшины решат. Всё одно тут их хоронить негде.

– Да уж, в скалу не положишь, – криво усмехнулся Егор, направляясь к лошадям.

Десяток, собрав трофеи, быстро погрузил тела горцев на коней и шагом направился в предгорье. Спустя примерно три часа они вышли к кромке леса и тут же были встречены секретом, явно выставленным тут на всякий случай. Слух об их возвращении разнёсся по лагерю моментально. Казаки не успели ещё дойти до костров, где кашевары готовили кулеш и кипятили воду для чая, а их уже перехватил посыльный и направил прямиком к костру командиров.

Встретившие их подъесаулы внимательно осмотрели каждого бойца и, убедившись, что все целы, и кроме нескольких царапин никакого ущерба десяток не понёс, в один голос спросили, кивая на пленного:

– Шо за гусь?

– Думаю, осман это, – взъерошив чуб, вздохнул Матвей. – Ранен не шибко, вот я и решил, пусть поживёт покуда. Может, чего интересного знает, что и нам бы знать не мешало.

– Ай молодца! – с довольным видом хлопнул его по плечу подъесаул Стремя. – Терцы как раз просили кого живым прихватить, коль получится. Обещали честь по чести полон выкупить.

– Пусть забирают, – отмахнулся Матвей, протягивая ему повод коня.

– Передам, – решительно кивнул Стремя. – А деньги после привезу.

– Пусть в полонный сбор их отдадут. А ежели я ошибся, и он из горцев, на кого из наших его сменяют, – ответил Матвей, отдавая пленного.

– Любо! – одобрительно кивнул подъесаул. – Отдыхайте покуда. А мёртвых вон туда свезите, – ткнул он пальцем куда-то в сторону.

Бойцы десятка направились в указанную сторону, а Матвей отправился в обоз. Нужно было переодеться и привести себя в порядок. Ходить по лагерю в камуфляже – значит нарываться на насмешки и, возможно, даже проблемы. В темноте его в таком виде запросто можно было за лешего принять. А стало быть, схлопотать пулю от особо впечатлительного караульного можно было играючи.

Добравшись до телеги, где оставил своих коней и вещи, Матвей поздоровался с пожилым обозным и принялся переодеваться. Сменив камуфляж на черкеску и умывшись в соседнем ручье, он вдруг почувствовал, что отчаянно проголодался. Понимая, что до ужина ещё далеко, парень быстро осмотрел коней и, убедившись, что с животными всё в порядке, достал из мешка сухпай. Наблюдавший за ним обозный, попыхивая трубочкой, негромко посоветовал:

– До кошевого сходи. Поспел кулеш у них. Заодно и чаю горячего попьёшь. Старшины сразу велели горячего сварить. Зябко.

– Благодарствуй, дядька, – вежливо поблагодарил Матвей и, прихватив из мешка котелок, отправился к костру.

Заметивший его кошевой молча навалил почти полный котелок кулеша и, протянув толстый кусок хлеба, тихо буркнул:

– На здоровичко, парень. Добре вы там повоевали. Ни один басурман не ушёл.

– На то засаду и затевали, – кивнул Матвей. – Тут-то все целы?

– Слава богу. Обошлось. Есть несколько поранетых, да уберёг господь, не сильно. А у вас?

– Камешками, что пули из валунов выбивали, нескольких поцарапало, а так тоже обошлось, – усмехнулся Матвей с заметным облегчением.

Только теперь он понял, что всё это время внутри у него сидела сжатая пружина. Ответственность за вверенных ему людей. И вот теперь, когда всё закончилось, эта пружина начала медленно распускаться. Присев у костра, Матвей с удовольствием запустил зубы в хлеб и принялся шустро орудовать ложкой. Сыто отдуваясь, он с благодарным кивком принял у кошевого кружку с чаем и, грея о её глиняные бока пальцы, ощутил, как его клонит в сон.

Подошедший к костру обозный, заметив его состояние, едва заметно усмехнулся и, не выпуская чубука трубки из зубов, предложил:

– Ступай пока вон в телегу да поспи. Надо будет, я тебя разбужу.

– Благодарствую, дядька, – бледно улыбнулся Матвей.

– Ступай, ступай, – осторожно подтолкнул его обозный. – Знаю, как опосля боя спать хочется. Особливо ежели бой горячий был.

Сообразив, что спорить и доказывать что-то боевому ветерану просто глупо, Матвей не торопясь допил чай и поплёлся в указанную сторону. Подвинув чьи-то мешки и взбив солому, он накинул на неё свою кошму и, раскатав бурку, улёгся в телегу. Уснул парень едва не раньше, чем коснулся головой своего вещмешка, который использовал вместо подушки.

Разбудил его гул голосов и конское ржание. Высунувшись из-под бурки, Матвей обвёл лагерь сонным взглядом и, не понимая, что происходит, начал выбираться из телеги.

– Собирайся, паря, – с улыбкой велел всё тот же обозный. – Обратно ехать пора.

– Это что же, я тут всю ночь спал? – растерялся Матвей.

– Да тебя не добудиться было. Как лёг, так словно помер. Видать, крепко ты умаялся, – тихо рассмеялся казак.

– Ох, прости, дядька. Я ж, выходит, место твоё занял, – сообразил парень, вспоминая кое-что из правил походной жизни.

– Господь с тобой, казачок. Зато отдохнул. А я и у костра добре выспался, – отмахнулся обозный. – Седлай коней. Выходим скоро. Да, вот ещё. Возьми, поснедай. Завтрак-то ты проспал, а в дороге голодным брюхом бурчать не след.

– Благодарствуй, дядька. Уж и не знаю, чем отдариться, – смутился Матвей, принимая котелок с кулешом.

– Даст бог, сочтёмся, – одобрительно усмехнулся казак в ответ.

Поставив котелок на телегу, Матвей сбегал к ручью и, быстро умывшись, вернулся обратно. Смолотив кулеш, он запил его кружкой уже остывшего чая и, быстро сполоснув посуду, принялся седлать коней. Буян, так и проходивший в табуне, недовольно пофыркивал, то и дело принимаясь плясать на месте. Горячему жеребцу явно не терпелось пуститься вскачь.

– Добрый жеребец. Горячий, – одобрительно проворчал обозный, запрягая в телегу пару серых меринов.

– Так для службы и брали. Для работы вот эти имеются, – ответил парень, оглаживая заводного каурого.

Буян, ревнуя, тут же попытался укусить соперника.

– Не балуй, чёрт, – со смехом отпихивая его морду, проворчал Матвей.

– Ревнивый. То добре. Такой и в бою не подведёт, и раненого не бросит, – усмехнулся обозный, ловко затягивая подпруги на своих конях.

– Его ещё учить да учить. Под седло да в оглобли приучили, а чего серьёзное не знает, – отозвался Матвей, закидывая на каурого перемётные сумы.

Кошевые погрузили в телеги припасы и уже отмытые котлы, и сотня начала выстраиваться на просёлке. Десятники быстро проверили наличие личного состава, и вскоре раздалась команда к началу движения. Матвей чуть сжал колени, и Буян тут же двинулся быстрым шагом.

– Матвей! – послышалось сзади и парня догнал десятник Михей.

– Чего, дядька Михей? – повернулся к нему парень.

– Как стрелки твои, не подвели?

– Справно всё. Только одного я бы больше в такие засады не ставил. Витька, что из молодых. Стрелок он добрый, а вот терпежу не имеет. И молчать не может. На него уж и я, и дядька Егор рычали, а всё одно норовил сказать чего. Словно его чёрт за язык тянет. И на одном месте долго сидеть не способен. Шило в заднице. В общем, в прямом бою он управится запросто, а вот для засады никак не приспособлен.

– Есть у него такое, – качнув головой, вздохнул десятник. – Вроде и вой добрый, и стрелок, каких поискать, а вот ждать совсем не умеет. Словно и вправду шило в заднице и за язык кто тянет. Думал, хоть в засаде поймёт, что дело не простое и норов прибрать потребно. Да, видать, не судьба.

– Ну, так и ставь его в лаву. В строю ему самое место будет. Заодно и присмотрит кто из старших, чтобы в горячке голову не совал куда не надо.

– Подумаю, – задумчиво кивнул казак. – А Егор тебя хвалит. Бает, что засаду ты устроил толково, и сам особо присматривал, как казаки за камнями ховались.

– Так дело-то серьёзное поручено было. Не приведи господи, шевельнулся бы кто, или чего паче, чихнул. Там бы и сгинули все, – развёл Матвей руками.

– Добре тебя пластуны выучили, – одобрительно усмехнулся Михей. – Ладно. Так старшинам и поведаю. Справился ты с уроком.

– Благодарствуй, дядька Михей, – только и нашёлся парень.

В станицу полусотня входила с триумфом. Ведь уходили они драться с неизвестным количеством врагов, а вернулись все. До единого. Да, несколько раненых было, но ни один из них не был ранен тяжело, а значит, очень скоро все эти казаки встанут в строй. Полусотня выехала на церковную площадь и, выстроившись, остановилась. Вышедшие из общественного дома старшины, встав в один ряд, дружно отдали вернувшимся честь, и над площадью раздалось громогласное:

– Ура!

Подъесаул, выехав из строя, развернул коня и, улыбнувшись, громко произнёс:

– Езжайте по домам, казаки. Вы свою службу сполнили. Спаси Христос, православные.

– Любо! – раздалось в ответ.

– Разойдись! – подал Стремя зычную команду, и Матвей, чуть толкнув каблуками коня, направил его к дому.

Из собравшейся толпы вынырнули Григорий, Настасья и Катерина, которую женщина тянула за собой на буксире. Остановив Буяна, Матвей спрыгнул с седла и, шагнув к ним, крепко обнялся с отцом. Потом, прижав к себе мать, улыбнулся девушке, негромко спросив:

– Как вы тут?

– Да чего нам сделается-то? – тут же завелась Настасья. – Мы ж дома сидели. Ты-то как?

– Живой, здоровый, и даже не похудел, – усмехнулся Матвей в ответ.

– Да ну тебя, зубоскал, – рассмеялась Настасья, шлёпнув его по литому плечу. – Домой пошли.

– Ты-то как, Катюша? – уже прямо спросил парень, с улыбкой глядя ей в глаза.

– Слава богу, не голодаем, – улыбнувшись, ответила Катерина.

– Муки вдосталь? – не унимался Матвей. – Малые сыты?

– Всё слава богу, – кивнула девушка, продолжая соблюдать положенную дистанцию.

– Вечером к нам приходите, – решительно скомандовала Настасья. – Я там наготовила всякого, заодно и малые твои пирогом сладким побалуются.

– Благодарствуй, тётка Настасья, – коротко поклонилась Катерина.

– Да брось ты кланяться, – отмахнулась казачка. – Я с дальним прицелом зову. Отпразднуем, а после станешь мне с посудой помогать, – лукаво усмехнулась она.

– Будем, – рассмеявшись, пообещала девушка. – Когда приходить-то?

– А вот часа через три и приходите. Как раз Матвей в бане отпарится, да вещи разберёт.

– Будем, – повторила Катерина и, развернувшись, быстрым шагом скрылась в толпе.

Обняв мать за плечи, Матвей не спеша зашагал к дому, ведя коней в поводу. Григорий, не удержавшись, принялся выспрашивать, как и что было, так что Матвею пришлось пересказывать все события едва ли не поминутно. Слушая его, Настасья то и дело тихо ахала, закрывая рот уголком платка. Григорий же, слушая сына, только одобрительно кивал. При этом взгляд его просто лучился гордостью и довольством. Впрочем, ему было чем гордиться.

В таком раннем возрасте получить под команду десяток бойцов и провести бой без единой потери – в этом времени значило многое. Уяснив, что с трофеями придётся подождать, и что на каждого из десятка приходилось по два коня, кузнец хмыкнул и, кивнув, коротко буркнул:

– Разберёмся. Старшины не обманут.

Рассказ же о пленном, отданном терцам, вызвал у Григория настоящий приступ гордыни. От души хлопнув сына по спине, казак поправил усы и, окинув улицу орлиным взором, решительно заявил:

– Добре решил, сын. Правильно. Особливо про обмен.

– Я одного никак в толк не возьму, – помолчав, неожиданно признался Матвей. – Мы ж вроде так не воюем. Чего это старшины решили засаду устроить?

– Так ты ж сам всё сказал, – рассмеялся Григорий. – В тех местах лавой не пойдёшь. На клинок их не взять было. Да и много их против вас было. Так что всё верно было сделано. И ворога побили, и сами живыми вернулись. Всё одно это не война, а набег разбойничий. Мы ж с горцами да степняками не воюем. Так, колотим иной раз друг дружку, не боле. В общем, не бери дурного в голову. Всё верно было. И ты верно всё делал.

– Поверить не могу, – тихо вздохнула Настасья, вклиниваясь в их разговор.

– Во что? – насторожился Матвей.

– В то, что вырос ты. Совсем вырос. Вон, уже казаками в бою командуешь, – вздохнула женщина.

– Ну, ты, мать, совсем сдурела, – возмутился Григорий. – Смирись уже. Вон, скоро женится, глядишь, придётся внуков нянчить.

– Скорей бы уж, – усмехнулась Настасья, бросив на сына лукавый взгляд.

– Ну, тут уж как бог даст, – нашёлся Матвей, делая вид, что сказанное его не особо касается.

– На бога надейся, да сам не плошай, – тут же поддела его Настасья. – Тут одного божьего соизволения маловато будет. Самому постараться придётся.

– Кх-м, ну ты, мать, совсем уж, – смущённо цыкнул на неё кузнец.

– Ага, а то мне двоих детей ветром надуло. Молчи уж, – с ходу наехала на него казачка.

Слушая их перепалку, Матвей заметил, что им обоим этот спор доставляет удовольствие. Родители перекидывались колкими фразами, при этом глядя друг на друга горящими глазами.

«А ведь они и вправду друг друга любят», – подумал он, невольно придерживая шаг и осторожно передвигая мать поближе к отцу.

Увлёкшись, Настасья и не заметила, что оказалась рядом с мужем и теперь за плечи её обнимает не сын, а муж. Шагая следом за ними, Матвей только тихо улыбался, внезапно ощутив, что просто счастлив, слушая их. Ведь своих родителей он потерял рано, и что такое настоящая семья, представлял только по рассказам деда, да бывая в семьях школьных друзей. А чтобы вот так, видеть всё самому, вживую, такого у него никогда не было.

– Ты чего улыбаешься, Матвейка? – вырвал его из размышлений вопрос отца.

– На вас смотрю и понимаю, что тоже так хочу, – не подумав, с ходу заявил парень.

– Как так? – не поняла Настасья.

– А чтоб спорить, и без обид. Чтоб ругаться, и не ссориться. Чтоб тепло в доме было, – несколько сумбурно принялся пояснять Матвей.

– Даст бог, сложится, сынок, – тепло улыбнувшись, тихо ответила Настасья.

Кивнув, Матвей завёл коней во двор и принялся рассёдлывать их. Обиходив коней, парень аккуратно прибрал всю сбрую и, забрав вещи, отправился в дом. Требовалось разобрать мешки и почистить оружие. Так что, пока баня топилась, он успел навести в своём хозяйстве полный порядок и, прихватив чистое исподнее, отправился мыться. Напарившись до одури, Матвей вернулся в дом и, едва переступив порог, чуть не упал от удара по обонянию.

Настасья постаралась. Одуряюще пахло свежим хлебом, выпечкой, роскошными копчёностями. В общем, стол просто ломился от угощений. Григорий, заговорщицки подмигнув сыну, спустился в подпол. Усмехнувшись, Матвей прошёл на свою половину. К приходу гостей нужно было одеться и быть при полном параде. Всё одно, кроме Катерины, ещё кто-то из соседей на огонёк заглянет.

Так и вышло. Пока он одевался и причёсывался, в доме появился старый Елизар. Выйдя на родительскую половину. Матвей вежливо поздоровался с учителем и, присев на лавку, настороженно уставился на старика.

– Говорил я с Михеем, – расправив усы, не спеша заговорил казак. – Хвалит он тебя, Матвей. Бает, умеешь ты людьми командовать. И бой видишь, и людей в бою. И что очертя голову в драку не лезешь. Больше за своими присматриваешь.

– А как иначе? – пожал Матвей плечами. – Мне тех казаков поручили, выходит, я за каждого из них в ответе. Вот и получается, что мне не столько драться, сколько смотреть надо, как у них идёт, и ежели что, на помощь прийти.

– Верно рассудил, – одобрительно кивнул Елизар. – А что ты про засаду на тропе придумал, тоже верно?

– Верно.

– Выходит, и весь бой обдумал, и за казаками своими приглядывал. Так?

– Выходит так, – кивнул Матвей, не очень понимая, к чему все эти расспросы.

– Прав был Михей. Быть тебе десятником через пару лет, – разом повеселев, подытожил Елизар.

Разговор прервал вежливый стук в дверь. Легко поднявшись, Григорий сам распахнул створку и, отступив, с улыбкой пригласил:

– Входите, пострелята.

В дом, сдёргивая с головы папаху, шагнул мальчишка лет пяти. Следом за ним, чуть надувшись, вошли две девочки-погодки, а за ними проскользнула и сама Катерина.

– Здравы будьте, казаки, – с серьёзной моськой поздоровался мальчишка, чинно крестясь на образа.

– И тебе здоровья, казачок, – усмехнулся Елизар, как самый старший среди собравшихся.

– Проходи, присаживайся. Гостем будь, – пряча улыбку, пригласил Григорий, указывая на лавку.

– Благодарствую, – отдавая папаху сестре, коротко поклонился мальчик.

– Ну, Димку я знаю. Виделись не раз. А вас как зовут, красавишны? – повернулся Матвей к девочкам, жавшимся к Катерине.

– Лада, Рада, – тихо ответили девочки.

– О как, – удивлённо хмыкнул Матвей, бросив на старого казака быстрый взгляд. – А меня, Матвей. Вот и познакомились.

– А это ты Катюхе коня подарил? – с интересом разглядывая его, спросила Лада, которая явно была побойчее.

– Было дело, – улыбнулся парень.

– А зачем? Ты на ней жениться хочешь? – тут же последовал вопрос.

– Ладка! – заливаясь румянцем, поспешила одёрнуть сестрёнку Катерина.

– Даст бог, ежели сложится, женюсь, – спокойно кивнул Матвей, пряча улыбку в уголках губ.

– О, пришли! – выглянула Настасья из кухни. – Сюда ступайте, стрекозы. Мне тут помощь ваша потребна.

Прихватив сестёр, Катрина едва не бегом кинулась в указанном направлении. Елизар, проводив её взглядом, одобрительно кивнул и, повернувшись к парню, негромко поинтересовался:

– Решил, значит?

– Решил, – спокойно кивнул Матвей. – Да и батюшка советует, – ещё тише добавил он.

– Старая кровь, – понимающе кивнул казак. – А ты, Гриша, что думаешь?

– А чего тут думать? По мне, лишь бы у них сложилось, – вздохнул кузнец, ероша седеющий чуб. – Думаю, батюшка ему добра желает, потому и совет такой дал.

– А языков длинных не убоишься? – повернулся Елизар к парню.

– Собаки лают, а ветер носит, – отмахнулся Матвей. – По мне, лишь бы она хозяйкой да матерью доброй была. А остальное приложится.

– Не так всё просто, Матвей, – вздохнул старик.

– Оно понятно, что не просто, – в тон ему вздохнул парень. – Да только где ж взять такую, чтоб именно для меня была. Так всю жизнь искать можно, до седых волос, а всё одно бирюком останешься. А тут вроде и сама хороша и хозяйка справная. Да и слово батюшкино, оно дорогого стоит. Глядишь, и сложится.

– Это ты верно сказал. Слово его дорогого стоит. Ну да ладно. Там видно будет, как оно пойдёт. А коли кто задирать тебя станет, сам не вяжись. Мне скажи. Уж я найду, как тому болтуну язык окоротить.

– Благодарствуй на добром слове, дядька Елизар. Да только не по мне это, за чужую спину прятаться. Сам управлюсь.

– А ты, сынок, не горячись. Я ведь не просто так говорю. Ты, парень, силы своей не знаешь. Приложишь раз со всей дури, а болтуну тому вдруг карачун и привидится. Кулак у тебя такой, что удар, как тот жеребец лягнёт. Помню, как ты один шестерых на задницы усадил. Я тебе беды не хочу.

– Ну, бог не выдаст, свинья не съест. Я ведь, дядька, первым никого не трону. В станице почитай все знают, не люблю баловства пустого да бахвальства глупого. Но уж если кто сунется, прости, – Матвей развёл руками, всем своим видом выражая сожаление о судьбе такого дурака. – Поношения себе или семье своей не стерплю.

– Знаю, потому и хочу упредить, – понимающе усмехнулся Елизар. – Ну да бог с ним. Будь, как будет.

– Хватит, казаки, лясы точить. К столу гуляйте, – весело позвала Настасья, вынося из кухни чугунок с чем-то аппетитно пахнущим.

После того памятного похода Матвей снова погрузился в работу. Дел в кузне хватало, но кроме обычных дел он старательно превращал обычную мастерскую в небольшую мануфактуру, где имелись различные станки, толковый нарезной и измерительный инструмент и даже небольшая химическая лаборатория. Во всяком случае, наносить на металл рисунок травлением у него получалось.

Само собой, денег на всё это уходило много, но Григорий, давно уже сообразивший, что сын знает и умеет гораздо больше него самого, даже не пытался вмешиваться, старательно поддерживая парня во всех его начинаниях. Такая покладистость опытного кузнеца Матвея несколько напрягала, так что в один из дней, когда в кузне никого постороннего не было, он задал отцу прямой вопрос.

– Бать, а чего ты перестал со мной спорить?

– А потому, как глупо это, – пожал кузнец могучими плечами. – Я вижу, что ты во всех этих делах дока похлеще меня. Если и могу в чём с тобой поспорить, так это в литье. Да и то скоро и тут меня обойдёшь, – усмехнулся он, присаживаясь на соседний чурбак. – Да и сказали мне, что не всё так просто с тобой, – тихо добавил он, покосившись на парня.

– Кто? – тут же насторожился Матвей.

– Святослав, – коротко ответил Григорий. – Всего не открыл, но признал, что за тобой сам пращур присматривает и что нужен ты ему. Очень.

– И ты поверил? – удивился парень.

– Попробуй тут не поверить, коль опосля того разговору мне три ночи подряд один и тот же сон снился, – смущённо признался кузнец. – И голос такой, гулкий, словно колокол. Не лезь, мол, гуторит. Твоё дело молчать да помогать. Тогда, мол, всё в семье добре будет. Вот и молчу, – вздохнул казак, всем своим видом выражая неодобрение таким положением дел.

– Прости, бать, – чуть помолчав, повинился Матвей. – Я и не думал, что всё это ещё и по тебе ударит.

– Тебе-то с чего виниться? – пожал плечами Григорий. – То ж не ты затеял. Я тебе больше скажу. Поначалу я думал, что ты примешься всё под себя гнуть, а нет. Молодца. Чтишь родителя.

– А как иначе-то, бать? – растерянно проворчал Матвей. – Это ж ты меня всему научил. А то, что я после узнал, оно на твою науку наложилось. Без неё у меня б ничего не вышло. Знаешь ведь, как говорят. Из пустого кувшина не напьёшься.

– Горская поговорка, – кивнул кузнец. – Слышал. Ну да бог с ним. Ты скажи лучше, что делать станем?

– С чем именно? – на всякий случай уточнил Матвей.

– Булатные клинки мы сейчас все в арсенал казачий сдаём. А что по осени продавать станем?

– Из остатков ножи ковать будем, – подумав, предложил парень. – Думаю, их лучше брать будут. Добрый нож и крестьянину потребен. А настоящее оружие лучше нашим отдавать. Тем более что нам за них и платят добре.

– Ну, тоже верно.

– Бать, ну ты сам вспомни. В прошлую ярмарку у нас всего одну пару купили. Да и то офицер из титулованных. А где их столько набраться, чтобы на каждой ярмарке покупали? А ножи завсегда купят. К тому же, они всё одно дешевле тех кинжалов будут.

– Ладно. Спорить не стану, – подумав, кивнул Григорий. – У тебя вечно выходит так, как придумал.

– Да и не особо нужна нам та ярмарка, – ляпнул Матвей, устав спорить.

– А вот это ты зря, – тут же отреагировал кузнец. – То, что ты трофеем денег добре взял, никому знать не надобно. А с ярмаркой завсегда сказать можно, что там и заработали.

– Верно. Не подумал, – смущённо усмехнулся Матвей.

Их разговор прервал влетевший, словно на пожар, мальчишка. Едва не юзом остановившись у дверей, паренёк огляделся и, увидев Матвея, во весь голос заорал:

– Матвей, тебя старшины кличут, скорее давай.

– Быстро только кошки плодятся, – проворчал парень, поднимаясь и принимаясь отмывать руки от угольной пыли.

– Да быстрее ты, – взвыл мальчишка от избытка чувств.

– Шо, горит где? – иронично поинтересовался Матвей.

– Там к старшинам куча полиции приехала. Часа полтора чего-то судили-рядили, а после велели тебя звать, – сумбурно пояснил мальчишка.

– Так кто велел-то, полиция или старшины? – на всякий случай уточнил Матвей.

– Да старшины же, – приплясывая от нетерпения, ответил пострелёнок.

– Ну, раз старшины, значит, я тем паче должен вид иметь какой положено. Чистый и опрятный. Потому как я казак реестровый, а не мастеровой артельный.

– Так сказали быстро, – не унимался мальчишка.

– Сказано, быстро только кошки плодятся. Стой и жди, – жёстко осадил его Григорий, приводя себя в порядок и прикрывая дверцу в горевшем горне. – Вместе пойдём, – ответил он сыну на невысказанный вопрос.

Спустя десять минут после появления посыльного кузнецы вышли со своего двора и чинным, ровным шагом направились к общественной хате. Войдя в дом, они дружно перекрестились на образа и, не надевая папахи, повернулись к сидевшим за длинным столом старшинам. Тут же обнаружились и три полицейских чина, уставившихся на казаков с видом: мы про вас всё знаем.

– Здравы будьте, господа казачество, – первым поздоровался Григорий.

– И вам здоровья, казаки. Присаживайтесь, разговор к вам имеется, – так же чинно отозвался Макар Лукич.

– А вы, я смотрю, не торопились, – фыркнул полицейский с погонами поручика.

– Колокола не звучало, выходит, и тревоги нет, – равнодушно не глядя на него, отозвался Григорий.

– Кто из вас Матвей Лютый будет? – вступил в разговор полицейский ротмистр.

– Я, – коротко ответил Матвей.

– Это выходит, ты в местном воинстве пластуном пишешься? – уточнил ротмистр.

– И пишусь, и являюсь, – не остался парень в долгу.

– Тогда собирайся. С нами поедешь, – приказал ротмистр, начиная вставать.

– Куда это? – не шевельнувшись, уточнил Матвей.

– Куда скажут, – отрезал поручик.

– Это с каких пор казаками полиция командует? – жёстко спросил Григорий, поднимаясь. – Есть какой грех за ним, круг казачий собирайте да сказывайте, в чём вина. А так просто не замай.

– Погоди, Григорий, – попытался остановить его Макар Лукич, но вскочивший поручик не дал договорить.

– Да ты, казак, ослеп? Не видишь, с кем говоришь? Да за такое разом можно в холодной оказаться. Забыл?

– А я и не помнил, – презрительно усмехнулся кузнец. – А в холодную, попробуй. Тут тебе не деревня сиволапая. Можем и в кинжалы взять.

– Да ты!.. – подскочив, поручик схватился за кобуру, и тут в помещении звонко щёлкнул взведённый курок.

– Сядь, благородие, пока греха не случилось, – зло приказал Матвей, выразительно качнув стволом револьвера.

– Ты понимаешь, что сейчас угрожаешь имперскому офицеру полиции? – растерянным голосом поинтересовался ротмистр.

– Да мне без разницы, кому. За свою семью я кого угодно порешу, – хищно усмехнулся Матвей, продолжая держать их на прицеле.

– А ну, тихо все! – рявкнул Макар Лукич, грохнув кулаком по столу. – Матвей, оружье спрячь. А вы, господа полиция, помолчите малость. Не с вами разговор.

– Да вы тут совсем уже… – снова завёлся поручик.

– Молчать! Вы сюда приехали помощи просить. А не мы к вам пришли. Так что сидите молча, пока я дело не слажу, – прорычал Лукич, глянув на офицера так, что тот невольно вздрогнул и поёжился.

«Силён дед, – одобрительно хмыкнул про себя Матвей. – Видать, недаром про него по сей день легенды ходят».

Полицейские офицеры, заметно стушевавшись, замолчали, угрюмо поглядывая на кузнецов. Матвей же, плавно спустив курок, сунул револьвер за пояс и, придерживая его ладонью, вопросительно уставился на старшину.

– В общем, дело тут вот в чём, – усаживаясь, заговорил Лукич. – На тракте горцы какого-то чина скрали. Господам полиции потребно знать, в какую сторону тот чин увезли. Для того им пластун и надобен.

– Так у них на то свои следопыты да дознатчики имеются, – пожал Матвей плечами. – К тому же, с того дня небось седмица прошла. Чего там теперь искать, по зиме-то?

– Откуда тебе знать, сколько прошло? – тут же отреагировал ротмистр.

– Ну, вы ж не из соседней деревни приехали, – фыркнул Матвей. – Сюда небось из самого Екатеринослава прибыли. Даже ежели верхом, два дня пути. А в колясках все три кладите. К тому же, время, пока до вас самих весть дошла. Вот и выходит вся седмица.

– Ловко, – одобрительно буркнул молчавший до этого подпоручик. – А чем тебе зима плоха?

– Ветра, – коротко пояснил Матвей. – К тому же, седмицу назад ещё морозы стояли. Не сильные, а в степи всё одно земля мёрзлая. Так что след искать до морковкина заговенья можно.

– И не поспоришь, – растерянно проворчал подпоручик, бросая на остальных офицеров недоумённый взгляд.

– Сказано тебе, след найти надобно, значит, исполняй со всем прилежанием, – снова вскочив, зарычал поручик, став разом похожим на цепного кобеля.

– Нечего мне там делать, – игнорируя его выпад, ответил Матвей, повернувшись к старшинам. – Нет там никакого следа. А даже если и был, то его давно ветром сгладило. Времени много прошло.

– Это верно. Седмица, срок серьёзный, – помолчав, задумчиво кивнул Лукич. – Да и непонятно в этом деле для меня много. Ежели чин тот скрали, тогда откель известно, что горцы? А ежели горцы, почему их не в горах ищут, а в степи?

Взгляд старика из задумчивого разом стал твёрдым и цепким, словно он уже целился в незваных гостей.

– Видели их, – помолчав, нехотя ответил ротмистр. – Видак у нас имеется, как коляску нам нужную в сторону гор гнали, а за ней полтора десятка горцев скакало.

– Коляску? Зимой? – удивлённо переспросил Матвей.

– А что тут такого? – пожал ротмистр плечами. – Мы вон тоже в коляске приехали. На сиденья да на ноги полость овчинную бросили и поехали. Голова в холоде, зато ноги в тепле.

– Так чего ж сразу за ними погоню не снарядили? – осведомился Лукич, не сводя с ротмистра настороженного взгляда.

– Узнали поздно. Да и не поверили поначалу, – мрачно вздохнул полицейский. – В той коляске целый полковник ехал. Давно такого не было, чтобы кто-то рискнул на человека в таком чине напасть. Вот и не поверили.

– А с кем мы тогда в предгорьях месяц назад резались? – фыркнул Матвей.

– Вот мы и подумали, что врёт тот видок. Горцев-то крепко окоротили. Оказалось – правда. Спохватились, когда он к месту вовремя не приехал. Нам гонца прислали. Вот тут мы и кинулись, да поздно, – мрачно вздохнул ротмистр.

– Всё одно, бесполезно туда ездить, – подумав, качнул Матвей чубом, заметив вопросительный взгляд Лукича. – Даже если и найду случаем след какой, всё одно он в горах потеряется. Там камень везде. А на камне, как известно, следов не остаётся.

– Нам хотя бы направление верное узнать, в какую сторону его утащили, – вздохнул ротмистр. – В горах-то дорог мало. Тогда уж можно будет круг поиска сузить.

– Это вы так думаете. А тот, кто полковника скрал, на одном месте сидеть не станет. Там от аула к аулу можно козьими тропами пройти. Бросят коляску у тропы, а сами верхами уйдут. Вот и окажется, что вы в одной стороне искать станете, а его давно уже в другое место увезли, – проворчал Матвей, мысленно проигрывая ситуацию.

– Всё равно делать что-то надо, – обречённо махнул ротмистр рукой.

– К терцам езжайте, – нехотя подсказал парень. – У них среди горцев кунаки имеются. Те быстрее узнают, куда полковника вашего повезли. Да и выкуп за него ежели требовать станут, всё одно через них передавать придётся. Иначе и денег, и человека лишитесь. А в степи вам искать нечего. Только время зря потеряете.

– Толково, – подумав, кивнул ротмистр, покосившись на своих подчинённых.

Выезд в разъезд был назначен через четыре дня после того памятного разговора. Уже привычно заседлав Буяна, Матвей проверил оружие и, сев в седло, улыбнулся провожавшим его родителям. К церкви он подъехал вторым. Десятник Михей, увидев парня, одобрительно кивнул и, жестом указав ему на место рядом с собой, коротко пояснил:

– В этот раз помощником моим будешь. Ежели со мной чего, сам десяток поведёшь. Сейчас всему десятку приказ отдам. Всё понял?

– Понял, – удивлённо кивнул Матвей. – Выходит, стычки ждём? – уточнил он, пытаясь понять смысл всех этих телодвижений.

– Всякое может быть. Старшины велели научить тебя, как правильно десятком командовать. Да и простым казакам уяснить надобно, что назначаю я тебя не просто так.

– Ну, учиться я всегда готов, – кивнул Матвей, сообразив, к чему всё это.

Слова Лукича, что года через два-три он станет десятником, многое поставили на своё место. Понятно, что неопытного казака просто так никто десятником не поставит, а значит, его нужно как следует обучить. И подобное объявление даст всем ясно понять, что это делается не просто так, а для подготовки нового командира. Пока он размышлял, подъехали бойцы десятка и, выстроившись в одну линию, вопросительно уставились на Михея.

– В общем так, казаки. С этого дня Матвей Лютый мой помощник. Так старшины решили. Случись со мной чего, слушать его, как меня. Ежели кто чего спросить хочет иль сказать, сейчас говорите, потому как после уже ничего менять не станем.

– А чего тут говорить? – пожал плечами Егор. – В бою я его видел, и как он командует, знаю. Добрый выбор.

Бойцы из опытных, быстро переглянувшись, дружно закивали, а молодёжь, недоумённо покрутив носами, просто промолчала. Им пока по сроку службы не положено было выступать. Понятно, что у каждого из парней были свои мысли на этот счёт, но высказывать их поперёк мнения ветеранов было глупо. Тот же Егор запросто двумя словами любого из них может ниже плинтуса опустить.

Всё это так явно проступило на физиономиях молодых казаков, что Матвей невольно усмехнулся. Парень отлично понимал, что свой авторитет среди бойцов десятка ему ещё предстоит заработать. Убедившись, что возражать никто не собирается, Михей подал команду, и десяток направил коней к околице. Выехав в степь, десятник направил бойцов в сторону предгорий. Едва сообразив, куда именно они движутся, Матвей удивлённо хмыкнул и, догнав десятника, негромко спросил:

– Дядька Михей, никак старшины велели на всякий случай того полковника поискать?

– Знал, что догадаешься, – с довольным видом хмыкнул десятник. – Полиция к нам за помощью приезжала, да уехали не солоно хлебавши. Верно ты им сказал, сразу надо было казаков поднимать. Но посмотреть, где там чего было, старшины велели. Парень ты внимательный, может, и углядишь чего. К тому же, на той седмице, когда всё случилось, оттепель была. Иль ты против? – неожиданно спросил казак, повернувшись к нему.

– С чего бы? – пожал Матвей плечами. – Надо, так посмотрим.

– От и добре, – рассмеялся десятник, пришпоривая коня.

Десяток широкой рысью двигался к предгорьям примерно часа полтора, а после начал загибать дугу в сторону Моздока. Выехав на тракт, казаки чуть придержали коней, и Михей, оглянувшись, жестом подозвал к себе Матвея. Указав на караванную стоянку, обложенную камнями с кострищем посередине, казак остановил коня и, оглядевшись, задумчиво проворчал, внимательно осматриваясь:

– В общем так, Матвей. Где-то рядом с этой стоянкой всё и случилось. Они собирались на ночёвку вставать, когда горцы налетели.

– Погоди, дядька Михей, – озадачился парень. – Полковник полиции собирался в поле ночевать? Это как так?

– Про него сказывают, что мужик он боевой и рук запачкать не боится. А как оно там на самом деле, одному богу известно.

– Ладно, после погуторим, – взъерошив чуб, буркнул Матвей и шагом направил Буяна к стоянке.

Медленно двигаясь по спирали, он всматривался в мёрзлую землю, пытаясь найти хоть какие-то следы коляски. После пятого витка внимание его привлекла странная колея, которой тут никак не должно было быть. Привстав в стременах, Матвей внимательно осмотрелся и, убедившись, что никаких других следов на тракте больше нет, двинулся дальше. Ещё метров через десять, приметив на земле тёмное пятно, парень спрыгнул с седла и, присев на корточки, ковырнул пятно пальцем.

– Чего тут? – с ходу спросил десятник, подъехав.

– Похоже, кровь, – проворчал Матвей, растирая кусочек земли в пальцах. – Того полковника сколько человек сопровождало?

– Двое в конвое, денщик да кучер, – быстро ответил Михей.

– Скажи парням, пусть округу осмотрят. Может, где тела припрятали, – чуть подумав, попросил парень.

Десятник отдал команду, и казаки рассыпались по окружающему пространству, высматривая ямы, распадки или кусты, где можно было спрятать убитых. Минут через десять Матвей снова сел в седло и, разобрав повод, скомандовал:

– Собирай ребят, дядька Михей. С собой они всех увезли, похоже.

– Зачем? – уточнил казак, отдав команду к сбору.

– Затем, что место тут открытое. Тела спрятать сложно. Землю для этого копать горцы не станут. Они с собой лопат не возят. Проще труп через седло кинуть да к ближайшему оврагу увезти. И быстро, и найдут не скоро. Если вообще найдут. А им в таком деле тайну сохранить важно было.

– Тоже верно, – подумав, согласился Михей. – И куда теперь?

– По следу поедем. Пока его видно. А дальше, как бог даст, – не отрывая взгляда от колеи, ответил Матвей, чуть сжимая колени.

Буян двинулся по тракту быстрым шагом, но не переходя на рысь. Матвей то и дело придерживал его, когда след становился вдруг слабым. В таком ритме они отмахали примерно вёрст пять.

– Как думаешь, далеко они ушли? – спросил десятник, догнав парня.

– Раз дело к ночи, было, выходит, не должны были. Сам знаешь, ночью даже на тракте запросто можно коней сгубить. Выходит, где-то дальше у них стоянка должна быть. А ежели полицейские в драке кого зацепить сумели, то и раненых обиходить потребно. Думаю, ещё версты три, и надо будет место их ночёвки искать.

– Три, говоришь, – задумался казак. – А ведь там дальше, у тракта, овраг имеется, в котором запросто можно на ночлег устроиться. И вода там имеется. Родничок малый течёт.

– Тогда рысью пойдём, – решительно кивнул Матвей, сжимая колени.

Азартно всхрапнув, Буян тут же сменил аллюр и, вырвавшись вперёд, гулко забухал подковами по мёрзлому тракту. Матвей продолжал отслеживать след, теперь даже не пытаясь придерживать своего скакуна. Жеребец легко вынес его на взгорок, и парень с ходу увидел овраг, о котором говорил десятник. Судя по рельефу, весенние паводки размыли слабый грунт, и на его месте появилось это углубление в земле.

Придержав коня, парень всмотрелся в след и с довольной усмешкой понял, что не ошибся. След коляски сворачивал с тракта и уходил к пологому спуску в овраг. Дождавшись остальных, Матвей указал на след и, чуть потянув повод, сообщил:

– В овраг они ушли. Но нам лучше по краю пройти.

– Зачем? – не понял десятник.

– Ежели полиция захочет сама это место осмотреть, то им следы старые нужны будут. А мы всем десятком там только затопчем всё. Краем пройдём и сверху всё рассмотрим. А надо будет, кто-то один спустится. Надо будет, на аркане спустим.

– Добре, поехали, – подумав, решительно кивнул десятник, направляя коня по самому краю оврага.

Ещё минут через пятнадцать они оказались у отнорка, что тянулся от основного тела распадка. Придержав коня, Михей оглянулся и вопросительно выгнул бровь, глядя на Матвея. Кивнув, парень проехал вперёд и, спрыгнув с коня, встал на самый край оврага. Внимательно осмотрев дно оврага, он медленным шагом двинулся вдоль отнорка, высматривая всё, что могло показаться неправильным. Но метров через тридцать, пройдя точку, где в конце отнорок делал поворот, парень остановился и, махнув рукой, громко крикнул:

– Нашёл!

– Чего там? – спросил Михей, первым оказавшись рядом с ним.

– Коляску тут бросили, – ткнул пальцем Матвей в нужную сторону. – Так, казаки, два аркана вместе вяжите. Нам с Матвеем туда спуститься надобно, – приказал Михей, оглянувшись на подчинённых.

Быстро сделав связку, казаки аккуратно спустили в овраг Матвея и десятника и, рассевшись на корточках на самом краю, принялись с интересом разглядывать, что они там делают. Матвей, осторожно заглянув в транспорт, убедился, что следов крови на сиденьях нет, и, обойдя коляску по кругу, задумчиво проворчал:

– Похоже, полковника они целым взяли. Вещей его нет. Осталось понять, куда они остальных дели?

– Может, тоже живыми увели? – осторожно предположил десятник.

– Нет, дядька Михей. Там на дороге крови много было. Так из тяжко раненного обычно льёт, – вздохнул парень. – Да и не нужны им рядовые. За них никто выкуп платить не станет, потому как некому. И знают они мало. Ежели только в полон, рабом.

– А тела тогда где? – не унимался десятник.

– Свежую осыпь искать надо, – подумав, ответил Матвей, припомнив, как сам избавлялся от тел степняков. – Ямы копать горцы не станут, а вот край оврага обвалить много ума не надо. И возни никакой, и падальщиков не приманишь.

– Может, там? – задумчиво оглядевшись, ткнул десятник пальцем.

Обернувшись, Матвей приметил песчаную осыпь, где упавший грунт отличался по цвету от остального. Подойдя поближе, парень осмотрел осыпь и, доставая нож, тихо проворчал:

– Похоже.

Через десять минут работы широким трофейным ножом, парень выпрямился и, широко перекрестившись, мрачно проворчал:

– Они. Срубили всех, чтобы шума не поднимать. После сюда привезли и тут засыпали.

– А дальше куда пошли? – крестясь, задал десятник самый главный вопрос.

– Из оврага этого выход один, значит, обратно возвращаться надо, – вздохнул Матвей, отряхивая руки.

Казаки быстро вытянули их наверх, и вскоре весь десяток рысью возвращался к тракту, где овраг начинался. Доехав до спуска, Матвей снова спрыгнул с коня и принялся бродить по дну оврага, высматривая следы подков, ведущие наружу из этой естественной ловушки. Полтора десятка коней с наездниками не могли не оставить следа, так что минут через пять парень уверенно вышел из оврага и, пройдя по следу метров сорок, решительно заявил:

– В ту сторону они пошли.

– В степь? – удивлённо уточнил десятник. – Они ж горцы, куда им в степь?

– След туда ведёт, – развёл Матвей руками. – Да ещё и непонятно, горцы ли это были, – проворчал он, продолжая разглядывать след.

– Это как? У полиции видок же имеется, – не поверил Михей.

– А что тот видок видел? – хмыкнул Матвей, взлетая в седло, не касаясь стремени. – Полтора десятка человек в черкесках? Так это и казаки могли куда мимо ехать. Да и долго ли просто черкеску надеть? Он же к ним близко не подходил и разговоры с ними не разговаривал. Да и как он в темноте мог вообще чего-то разглядеть? Ты сам сказал, они на ночёвку вставать собирались, когда случилось всё. Выходит, дело уже в сумерках было.

– И верно, – удивлённо протянул десятник, почесав в затылке. – Что-то я о том и не подумал. Ещё чего скажешь?

– Есть ещё одна странность, – помолчав, кивнул парень. – По следу выходит, что половина коней у тех горцев от степняков.

– Это с чего ты так решил? – тут же насторожился Михей.

– А сам посмотри, – кивнул Матвей на следы. – Те, что побольше, от обычных коней. На таких и горцы, и мы ездим. А те следы, что поменьше, обычно кони степняков оставляют. У них и копыта меньше и шаг короче. Да ты сам посмотри.

– Степные кони в горах не приживаются, – помолчав, протянул десятник. – Им там голодно и воздуху не хватает. Да и горцы их из-за статей не любят. Странно это, Матвей. Очень странно.

– Вот и я так думаю, – вздохнул парень, направляя коня по следу.

К вечеру десяток проехал примерно пятнадцать вёрст. Гнать казаки не могли, боясь потерять след. Поэтому, как только начало темнеть, Матвей первым остановил коня и, оглянувшись на десятника, сообщил:

– Всё, дядька Михей. Дальше только завтра. Иначе след потеряем.

– Привал, казаки, – оглянувшись на остальных, зычно скомандовал десятник.

Достав из перемётной сумки тряпицу, Матвей тщательно отёр Буяна и, надев ему на морду торбу с овсом, раскатал кошму, на которой ему предстояло провести ночь. Разводить костёр десятку было просто не из чего. Так что, перекусив сухарями и вяленым мясом и запив это всё водой из фляги, парень завернулся в бурку и, сунув под голову седло, спокойно уснул. Благо погода стояла слегка морозная и земля не оттаяла. Так что ночевать было, можно сказать, комфортно. В этом выезде Матвей был не только помощником десятника, но ещё и следопытом. Так что в ночной караул его никто ставить не собирался.

Утром, едва только начало светать, парень проснулся сам и первым делом осмотрел коня. Буян встретил его тихим ржанием, доверчиво тычась носом в карманы, выпрашивая сухарик. Улыбнувшись, Матвей скормил ему пару солёных сухарей и, похлопав по шее, принялся умываться.

Дожидаясь, когда проснутся остальные, парень успел поесть и оседлать коня. Проснувшийся следом за ним десятник, вскинув голову, оглядел серое утреннее небо и, повернувшись к парню, негромко спросил:

– Теперь след разглядишь?

– Ещё маленько и можно ехать, – уверенно кивнул Матвей.

– Добре. Казаки, подъём! – подал десятник громкую команду. – Вы пока ешьте да коней седлайте, а ты, – повернулся он к Матвею, – след проверь.

– Тепла не было, так что никуда он не денется, – отмахнулся парень. – Если только стадо какое поперёк не прошло. Тогда точно всё затоптали.

– Тьфу на тебя, – неожиданно вспылил Михей. – Нам этого полковника кровь из носу добыть надобно.

«Вот тут не понял», – удивлённо подумал парень и, поднявшись, шагнул к десятнику поближе.

– Это с какой пьяной радости он нам так понадобился? – спросил Матвей, глядя ему в глаза.

– Это ж не просто полицейский чин, – чуть стушевавшись, принялся пояснять Михей. – Цельный полковник. Выручим, казачьему воинству почёт и уважение будет. Да и нам, глядишь, чего хорошего перепадёт.

– Нашёл, за что думать, – не удержавшись, фыркнул Матвей. – Нам их теперь не догнать. Слышал же, что те полицейские говорили. Горцы его увезли. А значит, они в горах уже.

– А чего ж след сюда ведёт? – не понял десятник.

– Думаю, они это специально сделали, – помолчав, выдал парень свою версию. – Решили по степи крюка дать, а после в предгорья ушли. Чтобы тех, кто следом пойдёт, запутать.

– Думаешь, они петлю сделают, а после на свою тропу вернутся?

– Скорее, другой тропой уходить будут. В горах-то у них свои тропы имеются.

– Тоже верно. Выходит, мы впустую катаемся?

– Да бог его знает, – развёл Матвей руками. – Пока след есть, будем ехать, а там видно будет. А вообще, за этого полковника пятки должны у жандармов да полиции гореть. Нам он так, мимо ехал.

– Не любишь ты их, – понимающе усмехнулся Михей.

– Забыл, как жандармы приезжали меня арестовывать? – презрительно скривился Матвей.

– Да уж, некрасиво вышло, – припомнив историю со стрельбой, кивнул Михей.

Пока они совещались, казаки успели перекусить и оседлать коней. Михей, увидев это, отдал команду, и вскоре весь десяток короткой рысью снова двигался по следу. Ехавший первым Матвей прокручивал про себя варианты возможного развития событий, но никак не мог уловить, почему след вёл не дугой, из степи к предгорьям, а всё глубже уходил в степь. В его теорию о возможном крюке это никак не укладывалось.

К середине дня, выехав на очередной взгорок, Матвей натянул повод и одним движением скинул с плеча карабин. Сразу за взгорком, у его подножия, паслось большое стадо овец и стояло два десятка кочевых шатров. А самое неприятное, что след вёл именно сюда. В стойбище.

– Не было печали, – мрачно проворчал подъехавший десятник. – Что делать станем?

– След прямо идёт, – ткнул пальцем Матвей. – Выходит, они тут точно проезжали. А значит, эти их не могли не видеть. Придётся с местными говорить.

– Придётся, – мрачно вздохнул десятник, заметно скривившись.

– Погоди, дядька Михей, – остановил его парень. – Вы пока в стойбище езжайте и старших их ищите. А я вокруг проедусь, посмотрю, может, след дальше ведёт.

– Один поедешь? – удивился Михей.

– Так я ж не драться собираюсь. Просто по округе проедусь и ладно.

– Я с тобой поеду, – неожиданно вступил в разговор один из молодых казаков.

– Ромка, а тебе чего не живётся спокойно? – удивился Михей.

– Так не дело это, дядька Михей, одному рядом со стойбищем кататься. Не приведи господь, стрельнут из шатра, горя не оберёмся.

– Тоже верно, – задумчиво кивнул десятник. – Добре, казаки, езжайте.

Кивнув, Матвей толкнул пятками коня и, забирая вправо, принялся объезжать стойбище. Остальные, под предводительством десятника, начали медленно съезжать с холма, направляясь прямо через отару к шатрам. То и дело оглядываясь на стадо, Матвей всматривался в землю, выискивая хоть какой-то след. Но там, где прошли овцы, искать было бесполезно. Ехавший рядом Роман привстал в стременах и, осмотревшись, задумчиво протянул:

– Они из степи пришли. Долго тут уж стоят. Вон, вся трава прошлогодняя съедена. Выходит, не могли они тех горцев не видеть.

Ответить Матвей не успел. Со стороны стойбища раздался выстрел и яростный рёв десятника Михея:

– К бою, казаки!

Грохот трёхлинейных карабинов перекрыл все звуки над стойбищем. Даже лай собак показался каким-то отдалённым. Понимая, что карабин среди шатров не самое удобное оружие, Матвей закинул его за спину и потянулся за револьвером. Между тем в стойбище явно разгоралась схватка. Звучали выстрелы, ругань и женский крик. Потом от крайних шатров отделилось полдюжины всадников и, нахлёстывая коней, понеслись в степь.

– Вот он! – выкрикнул Роман, пришпоривая коня.

– Вперёд! – выдохнул Матвей, давая Буяну шенкелей.

Пара казаков понеслись наперерез убегавшим. Увидев противника, бандиты начали заворачивать в сторону, но казацкие лошади оказались быстрее. Бойцы ворвались в группу, рассекая её надвое. Стрелять казаки не рискнули, опасаясь задеть полковника, которого бандиты везли верхом, со связанными за спиной руками. Понимая, что отпускать этих людей нельзя ни в коем случае, Матвей одним движением выхватил шашку и с ходу снёс одному из бандитов руку по самое плечо.

Сообразив, что схватки не избежать, бандиты обнажили сабли. Отбив чей-то рубящий удар, Матвей дотянулся до другого бандита и, развернувшись в седле, принял на клинок очередной удар, сбрасывая его в сторону. Роман, пролетев мимо, с ходу сцепился с бандитом, ведшем в поводу коня, на котором сидел полковник. Не дать увезти его было первоочередной задачей. Зацепив кончиком шашки ещё одного бандита, Матвей левой рукой метнул нож, всадив его в грудь Романова противника и тут же, отбивая очередной удар, громко крикнул:

– Ромка, увози его, я прикрою!

Ловкий казачок с седла дотянулся до повода полковничьей лошади и, разворачивая коня, погнал его к холму, с которого они съехали. Теперь, когда основная задача была выполнена, Матвей мог полностью сосредоточиться на драке. Степняки, сообразив, что добыча упущена, удвоили усилия, но для Матвея их было слишком мало. Из шестерых, пытавшихся уйти в степь, четверо уже были ранены. Так что настоящими противниками были только двое.

Яростным ударом избавившись от очередного бандита, парень развернул коня и жёстким посылом направил его на следующего степняка. Буян, уже успевший отметиться в схватке, зло захрапел и, в три прыжка разогнавшись, ударил лошадь бандита грудью, просто отбрасывая её в сторону вместе с седоком. Не ожидавший такого финта бандит потерял стремя и начал заваливаться вправо, прямо под удар Матвея.

Булатный клинок перерубил бандиту шею, едва слышно скрежетнув по костям. Не удерживая его, Матвей направил бег коня по кругу, заходя оставшимся разбойникам в бок. Первый же попавшийся парню степняк попытался закрыться саблей, но парень, одним движением поменяв направление удара, срубил ему кисть с оружием. Следующий бандит пропустил удар парня над головой, но Матвей, откинувшись на круп коня, бросил ему в спину метательный нож.

Сообразив, что, потеряв полковника, они стали просто добычей, степняки принялись разворачивать коней, пытаясь удрать, но парень не собирался никого отпускать безнаказанным. Прижав шашку коленом к седлу, он выхватил револьвер и трижды нажал на спуск. Три тела выпали из сёдел, и Матвей, сунув оружие в кобуру, снова толкнул Буяна каблуками. Умный жеребец, зло всхрапнув, пустился в полный мах, догоняя Романа.

Прикрывая полковника собой, Матвей вывел напарника на гребень холма и, обернувшись, жёстко приказал:

– Тащи его дальше, я нашим подмогну.

Схватка в стойбище всё ещё продолжалась. Развернув коня, парень слетел к шатрам и с ходу срубил какого-то мужика, увлечённо дёргавшего затвор винтовки. Проносясь по узким проходам между шатров, он, не раздумывая, уничтожал всех попадавшихся на пути. Исключение составляли только женщины и дети. Пройдя стойбище насквозь, Матвей развернул Буяна и тут же жёстко осадил его, увидев человека, вскакивавшего на неосёдланного коня.

Судя по его торопливости, он очень хотел покинуть стойбище как можно скорее. Разглядев европейские черты лица неизвестного, Матвей зло усмехнулся и хлопнул Буяна шашкой плашмя, резко выдохнув:

– Пошёл!

Держась за гриву и ремень недоуздка, неизвестный отчаянно колотил своего коня каблуками, принуждая бежать, но степные лошади к такому обращению не было приучены. Невысокий косматый конь двигался привычной короткой рысью, которой мог бежать весь день, не обращая внимания на потуги своего всадника. Спустя меньше чем полминуты Буян почти поравнялся с убегавшим. Оглянувшись, тот вскинул руку с револьвером.

Пригнувшись к шее коня, Матвей переждал выстрел и, выругавшись, снова прижал клинок шашки коленом. Сорвав с пояса кнут, он одним движением распустил его и, примерившись, ловким движением захлестнул торс убегавшего. Один сильный рывок, и мужик, слетев с коня, грохнулся оземь, потеряв револьвер. Пролетев мимо, парень плавно потянул правый повод, разворачивая коня, и, подскочив к неизвестному, слетел с седла раньше, чем Буян остановился. Одним пинком перевернув его на живот, Матвей связал мужику руки за спиной и, переведя дух, выругался:

– Твою мать! Вот только таких приключений мне и не хватало.

Конь, на котором мужик пытался удрать, потеряв своего наездника, остановился метрах в тридцати от места стычки, возмущённо фыркая и поводя боками. Понимая, что неизвестного всё равно надо будет как-то везти, Матвей подобрал револьвер мужика и направился к настороженно косившемуся коньку. К удивлению парня, убегать эта Сивка-Бурка не стала. Наоборот, доверчиво потянулась к протянутой ладони.

Только присмотревшись, Матвей понял, что, пытаясь удрать, мужик впопыхах вскочил на жеребую кобылу. Именно поэтому все попытки пришпорить её закончились пшиком. Умное животное не собиралось тратить силы и причинять вред своему потомству. Погладив кобылку по шее и угостив сухариком, Матвей подвёл её к хрипло стонавшему мужику и, ухватив его под мышки, просто перекинул кобыле через спину.

К огромному удивлению парня, ревнивый, словно мавр, Буян даже не фыркнул, глядя, как он налаживает отношения с кобылой. Вскочив в седло, Матвей быстрым шагом повёл коней к стойбищу. Судя по вою и плачу, там уже было всё закончено. Добравшись до стойбища, Матвей оставил коней у коновязи и, достав из кобуры револьвер, замер, решая дилемму. Оставить пленника и идти в стойбище или дождаться остальных тут.

– Твою мать, испортили хорошую вещь, сволочи, – мрачно ворчал парень, разглядывая рассечённую на груди черкеску.

Сабельный удар не дотянулся буквально несколько миллиметров, чтобы нанести длинную резаную рану. Подъехавший к нему десятник понимающе усмехнулся и, покачав головой, весело спросил:

– Ты чего бурчишь, Матвей?

– Черкеску испортили, твари, – выругался тот.

– Ох, и удачлив ты, парень, – покрутил десятник головой. – Это ж надо, почитай на пустом месте и след рассмотрел, и полковника нашёл. Да ещё и бумаг всяких кучу нарыл.

– Как бы нам те бумаги боком не вышли, – помолчав, вздохнул Матвей.

– Чего это? – удивился Михей.

– Полиция на нас и злиться будет, что мы сразу за полковником не побежали, а теперь, когда и его, и пленного с бумагами добыли, и вовсе озвереют, – коротко пояснил парень.

– И чего? – снова не понял Михей.

– Так пакостить станут. На той же ярмарке, к примеру.

– Руки коротки. Мы ведь не сами по себе казаки, а порубежное казачье воинство. Так что можем и не заметить, что горцы или степняки кого ограбят или скот угонят. А им за это по шапке надают. А начнут выступать, так атаман им быстро объяснит, с какого конца редьку едят. Мы им помогать должны, только ежели они официально, с бумагой, в штаб войска обратились. А иначе только по своему доброму согласию. Ты, Матвей, запоминай. В жизни пригодится, – понизив голос, добавил десятник.

Кивнув, парень оставил в покое испорченную черкеску и, вздохнув, оглянулся на своего пленника. Жилистый, подтянутый мужик с обликом из серии «глянул и забыл». На первый взгляд его запросто можно было принять за кого угодно. Ничем не примечательный вид, если не брать в расчёт его тело. Опытному взгляду сразу становилось понятно, что расслабляться рядом с этим человеком по меньшей мере глупо.

Почувствовав взгляд парня, пленник вскинул голову и, бросив на него быстрый, полный злости взгляд, снова опустил голову, невольно поёжившись и пошевелив плечами. С кобылы он грохнулся знатно. Кнут оставил на торсе мужика заметный след, так что ему было из-за чего злиться. Припомнив, как вязал его, Матвей невольно усмехнулся и бросил взгляд в самый конец колонны. Там, отстав метров на тридцать, не спеша трусила та самая кобылка.

Понимая, что тащить через мёрзлую степь беременную животину, да ещё и с грузом, будет неправильно, казаки пересадили пленного на одного из коней, которых степняки захватили при нападении на конвой полковника. Но отпущенная кобыла почему-то решила, что рядом с казачьими конями ей будет лучше, и после короткого раздумья поспешила вслед десятку. Это вызвало смех и удивление казаков, но гнать её никто не стал. Более того, Матвей, понимая, что в её положении кобыле требуется усиленное питание, разделил взятый с собой овёс между ней и Буяном.

К его огромному удивлению, жеребец даже не подумал возражать и словно взял над кобылкой шефство. Во всяком случае, на ночёвке она стояла рядом с жеребцом. Так и получилось, что теперь кобыла не спеша шла следом за десятком, вызывая улыбки всадников. Бой в стойбище был стремительным и коротким, но от этого не менее кровавым. При обыске шатров выяснилось, что большую часть мужчин стойбища казаки зарубили.

В живых остались только женщины, дети, подростки и старики, которые не брали в руки оружие. Бумаги Матвей нашёл случайно. Когда Егор с парой молодых бойцов выскочил к коновязи, парень передал пленного им, а сам поспешил к тому шатру, рядом с которым неизвестный вскочил на лошадь. Расчёт его был прост. Бой в стойбище завязался неожиданно, а значит, времени у мужика было не много. Услышав выстрелы, он выскочил из шатра и бросился к ближайшей коновязи, чтобы побыстрее уйти в степь. А значит, и уничтожить хоть какие-то бумаги он просто мог не успеть.

К нужному шатру парня вывел запах гари. Отбросив полог, которым закрывался вход, Матвей с револьвером в руке ворвался внутрь и, увидев какую-то бабу с пачкой бумаг в руках, одним пинком выбил у неё документы. Вскрикнув, женщина схватилась за нож, но Матвей решил не церемониться. Ну не убивать же дуру. Так что крепкий кулак парня просто вышиб из неё дух, пройдясь по челюсти.

Тщательно подобрав всё до последней бумажки, Матвей приметил под стеной широкую кожаную сумку и, вытряхнув из неё всё содержимое, весело проворчал:

– Это я удачно зашёл.

На кошму, расстеленную по полу шатра, вывалился ещё один револьвер, пачка патронов к нему, какой-то кожаный рулон и две пачки ассигнаций. Быстро уложив всё обратно, парень сунул туда же собранные бумаги и, оглядевшись, принялся обыскивать шатёр. В итоге обнаружились ещё какие-то документы в сумке поменьше, спрятанные между листов войлока, что служили кому-то постелью, и короткий, узкий стилет с крошечной гардой.

Сунув стилет в сапог, Матвей вернулся к коновязи. Там уже собрался весь десяток. Услышав, что он нашёл кучу каких-то бумаг, Михей тут же развил бурную деятельность. Сгуртовав отобранных коней, казаки погрузили на них трофеи и тут же отправились в обратный путь. Перевязать раненых они успели, пока Матвей обыскивал шатёр. К огромной удаче казаков, никто из десятка не получил серьёзного ранения.

Кому-то прострелили плечо, кто-то получил несколько резаных ран, а одному пробили ножом ногу, но всё это не могло помешать бойцам доехать до станицы. Кровь остановили, раны перевязали, и в путь. Само собой, ехать привычной рысью отряд в таком состоянии не мог, но быстрый шаг все раненые переносили нормально. Так что к исходу вторых суток десяток въехал в станицу.

Пленного сразу отправили на местную гауптвахту. Была такая в общественном доме. Что-то вроде карцера с решёткой на окне и крепкой дверью, куда закрывали особо провинившихся или пленных до разбора, а полковника старшины тут же повели в баню, куда вызвали местную бабку повитуху, которая заменяла в станице фельдшера. Сам Матвей после доклада обо всём случившемся отправился домой.

Григорий, вышедший из кузни встречать сына, увидев кобылу, удивлённо хмыкнул и, осмотрев животное, недоумённо спросил:

– Ну и зачем она тебе? Решил степняков разводить?

– Вот не поверишь, бать, сама за нами увязалась, – рассмеялся парень. – Уж не знаю, кто ей и чем так глянулся, но шла за нами всю дорогу словно привязанная.

– Бывает, – усмехнулся кузнец, поглаживая кобылу по морде. – Степные кони, они похлеще собак умные. И не особо пугливые. Ладно, пусть будет пока. Там дальше видно будет, когда ожеребится.

– Ласковая животина и покладистая, – поддержал Матвей его решение.

– Сам-то цел? – спросил Григорий, заметив порез на черкеске.

– Даже не поцарапанный, – отмахнулся парень. – Чуток не дотянулся, бес.

– Ну и слава богу. Как прошло-то?

– Выручили мы того полковника, – вздохнул Матвей, отирая Буяна. – К нему ещё мужика какого-то поймали и бумаг всяких кучу нашли. Что в тех бумагах, не знаю, не по-нашему писано, но Михей как про них услыхал, тут же велел в обратный путь собираться.

То, что он успел рассмотреть текст и понять, что написано по-английски, Матвей рассказывать не собирался. Он не настолько хорошо знал язык, чтобы понять, что там было написано, но язык узнал и впутываться в игрища местных разведок не собирался. Там и не такие зубры без голов оставались, так что и поумнее него люди имеются. К тому же, объяснить, откуда станичник может знать иностранный язык, было бы очень непросто.

В общем, сдав старшинам всё, кроме оружия, парень со спокойной душой отправился отдыхать. Обиходив коней, парень отвёл их на конюшню и занялся собой. Занеся оружие и перемётные сумки в дом, Матвей переждал выражение радости Настасьи и, пройдя на свою половину, принялся вычищать оружие. Григорий решил заняться баней сам, так что время для наведения порядка в личном имуществе у него было.

Отмывшись и поужинав, Матвей завалился спать, решив оставить все раздумья и вопросы на утро. Но едва успев позавтракать, парень был вызван к старшинам. Как оказалось, посыльный за приезжавшими полицейскими был отправлен ещё прошлым вечером, так что о спасении полковника уже было известно, и всё та же команда на рассвете принеслась в станицу. А самое неприятное, что им зачем-то потребовался Матвей.

Войдя в общественный дом, который парень про себя решил для краткости называть штабом, он чинно перекрестился на образа и, надев папаху, вопросительно уставился на собравшихся старшин.

– А расскажи-ка нам, казак, как так получилось, что сперва ты нам рассказывал, что следов в степи не имеется, а после вдруг их нашёл и по тому следу свой десяток провёл? – зашипел ротмистр поперёк казаков.

– Присядь, Матвей, – едва заметно улыбнулся Лукич, заметив, что отвечать полицейскому парень не собирается. – Поведай, как след нашли?

– Случаем. Дядька Михей припомнил, что на той неделе оттепель была, вот и решил до места, где напали, доехать.

– А и верно, была оттепель, – подумав, кивнул Лукич. – А дальше?

– Там в одном месте кровь засохшая нашлась, вот и решили по тому следу идти. Не будь её, я б решил, что просто караван какой прошёл, – пожал парень плечами.

– Ну, дальше мы знаем, – кивнул Лукич. – Ещё что-то знать хотите, господа полиция? – повернулся он к полицейским.

– Как узнал, что нужно все бумаги собрать? – тут же спросил поручик.

– Увидел, что не по-нашему писано, вот и привёз. Уж очень тот мужик сильно из стойбища удрать хотел.

– Что ещё в шатре нашёл? – не унимался полицейский.

– Что взял, всё отдал, – всё так же коротко ответил Матвей.

– Ты мне тут рожу не криви, – вдруг взъярился поручик. – Когда тебя спрашивали, сможешь ли по следу пройти, отказывался. Помогать не хотел?

– Вы сказали, что там горцы были. А горцы степи не знают. Так что я вам правду сказал. Они бы сразу в горы ушли. Когда след нашли, весь десяток удивлялся, что банда в степь пошла. Решили, что они хотят петлю сделать и после другой тропой в горы подняться.

– Врёшь! – грохнул поручик кулаком по столу, вскакивая.

– Сидеть! – рявкнул Матвей в ответ, одним плавным движением наводя на него ствол револьвера. – Пёс брешет. Понял? Как вы спрашивали, так я и отвечал.

– Да я тебя… – зарычал поручик, но что именно он собирается сделать, договорить не успел.

– Отставить! – раздалась резкая команда. – Отставить, поручик, – уже тише добавил спасённый полковник, подходя к столу и тяжело усаживаясь на лавку. – А ты, казак, револьвер убери. Не дело это, на царёвых людей с оружием.

– Так и мы вроде не в соломе найденные. Порубежная стража, ежели помните, – хмыкнул Матвей, опуская ствол.

– Тоже верно, – усмехнулся полковник. – Поручик, сядьте, или мои слова для вас уже ничего не значат? – жёстко осадил он своего подчинённого.

– Прошу прощения, ваше высокоблагородие, – повинился тот, опускаясь на место.

– Признаться, господа, я и сам в этой истории был весьма прежде растерян. По внешнему виду да. Это были горцы. А вот потом начались странности.

– Какие же, позвольте узнать, – предельно вежливо поинтересовался ротмистр.

– Первое, они повезли нас в степь. Тут казак прав. Горцы, и вдруг в степь. Второе, едва доехав до стойбища, они тут же переоделись и сожгли все черкески. Вот тут я понял, что дело не такое простое, как кажется. Ну, а когда ко мне пришёл мистер Смит, всё встало на свои места.

– Но к чему это всё было? – не унимался ротмистр.

– Если помните, господа, ваш покорный слуга был назначен членом комиссии по расследованию причин нападения горцев. Но дела задержали меня в Екатеринославе, и потому я был вынужден нагонять остальных членов комиссии. Осмелюсь напомнить, что комиссия сия была учреждена по приказу генерал-губернатора. Так что знать, чем именно мы собираемся заниматься, этим господам было весьма необходимо. Думаю, об истинных причинах создания этой комиссии говорить смысла не имеется. И так все всё понимают, – закончил полковник своё повествование.

– Ваше высокоблагородие, – тут же влез поручик. – Я буду вынужден подать жалобу на бездействие казаков. Отправься они искать вас сразу, по-нашему приезду, вас бы освободили раньше.

– Уймитесь, поручик, – скривился полковник. – Если бы не казаки, мне бы просто перерезали горло и закопали где-нибудь в степи. Именно это мне и обещал тот Смит, если я не стану отвечать на его вопросы. Так что я этим людям жизнью обязан. Не стоит забывать, что они делали выводы, опираясь именно на те данные, которые предоставили им вы, господа. Понимаю, что вы и сами были введены в заблуждение, так что предлагаю просто оставить этот разговор.

Спустя три недели после отъезда полицейских в станицу прибыл посыльный от наказного атамана с какими-то серьёзными бумагами. Почему серьёзными? Да потому, что сразу по их получении старшины собрали весь личный состав станичной полусотни и зачитали полученный документ перед строем. Стоя в рядах своего десятка, Матвей сделал соответствующую моменту физиономию, мысленно пребывая в своих расчётах по вычислению объёма будущего парового двигателя.

Из высших эмпирей его вывел чувствительный толчок локтем под рёбра стоявшим рядом Романом. Тихо охнув, Матвей скосил глаза на приятеля, и тот взглядом указал ему на старшин. Сообразив, что его вызвали из строя, парень вышел вперёд и привычно откозыряв, доложился:

– Матвей Лютый прибыл.

– Обернись к людям, казак, – с улыбкой приказал Лукич, сжимая в руках какие-то бумаги. – Извольте, господа казачество. За спасение полковника полиции, приказом его высокопревосходительства генерал-губернатора, казак пластун Матвей Лютый награждается солдатским Георгием четвёртой степени.

– Так я ж не один был, – не удержавшись, растерянно ляпнул Матвей, тут же прикусив язык, когда Лукич осуждающе покачал головой.

– Всему свой срок, парень. А тебя первым назвали потому, что полковник тот сам видел, как ты врагов его в схватке срубил, – пояснил старшина, протягивая парню бумагу с кучей гербов и печатей и коробочку с самим крестом.

– Рад стараться, господа казачество, – нашёл в себе силы ответить Матвей и, растерянно держа в руках награды, вернулся в строй.

По итогам всего этого действа Георгиевские кресты, кроме самого Матвея, получили десятник Михей и рядовой казак Роман. Тот самый, который сам вызвался ехать с Матвеем в объезд стойбища. Помимо крестов им вручили денежную премию в размере червонца. Остальные бойцы десятка получили только деньги. Так же по червонцу на нос. Когда строй распустили, казаки принялись поздравлять бойцов.

Кивая и пожимая руки, Матвей никак не мог отделаться от ощущения, что остальных казаков из его десятка с наградой обошли. Именно это он и высказал Макару Лукичу, когда тот в свою очередь подошёл поздравить молодого следопыта. Внимательно выслушав парня, Лукич одобрительно кивнул и, усмехнувшись, ответил:

– Считаешь, я так не думаю? Да только не нам это решать. А награду вы заслужили. И ты в первую голову. Знаешь, почему?

– И почему же? – насторожился Матвей, ожидая очередного подвоха.

– Да потому, что сумел и полковника выручить, и лазутчика того словить. Уж тут никто, кроме тебя, не поспел бы. Так что носи его смело и любому, кто решит тебя тем крестом укорить, – тут Лукич заметно повысил голос, – сразу ко мне отправляй. Уж я сумею ему объяснить, с какого конца редьку едят.

Стоявшие рядом казаки понимающе усмехнулись. Как умел объяснять Лукич, многие из них узнали, что называется, на собственной шкуре. Роман, сиявший после награждения, словно начищенный самовар, подскочил к парню и, от души хлопнув его по плечу, весело добавил:

– Верно батя мой говорил. Тебя держаться надо. И сам с прибытком, и мне от удачи твоей отломилось.

– Да какая тут, к бесу, удача? Ребят из десятка обделили, – фыркнул Матвей.

– Уймись, Матвей, – усмехнулся, подходя Егор. – Нам вон по червонцу выдали. Чем не удача? На пустом месте в хозяйстве прибыток. А Лукич верно сказал. Кабы ты того лазутчика не словил, и того бы не было.

– Как это? А полковник? – не понял Матвей.

– А полковника выручить, это наша с тобой служба, – ответил опытный казак, наставительно подняв к небу указательный палец.

Собравшиеся тут же бойцы десятка, переглянувшись, дружно закивали, соглашаясь, что тут всё ровно. Недоумённо пожав плечами, Матвей вздохнул и, махнув рукой, проворчал:

– Ну, может, и так. Не мне в таком деле спорить.

– Это верно, – одобрительно улыбнулся Егор. – Вот послужишь с моё, тогда и станешь споры спорить. А пока опыта тебе не хватает. Ну да это дело наживное.

Полусотня начала расходиться, обсуждая нежданную награду десятка. Сам же Матвей, задумчиво взъерошив себе чуб, отправился домой. В этом деле для него главным было не создавать в десятке ситуацию, когда кто-то из бойцов начнёт ему завидовать. До чего может довести это чувство, парень знал не понаслышке. Был в прошлой жизни случай, от которого ему и по сей день взвыть хотелось. А ведь считал того человека своим приятелем. Почти другом.

Задумавшись, он и не заметил, как из-за угла выскользнула тоненькая фигурка и, догнав его, тихо пошла рядом.

– Поздравляю, герой, – лукаво улыбнулась Катерина.

– Благодарствую, Катюша. Вот уж не ждал, что оно так получится, – усмехнулся Матвей в ответ, вынырнув из своих воспоминаний. – Как дела у вас?

– Слава богу. Вашей семьи милостью, – грустно улыбнулась девушка.

– Ты это брось, Катюша. Нет тут никакой милости. Соседям в станице завсегда помогали. К слову вот, держи, – опомнился он и протянул девушке пятёрку из своих денег.

Награду ему выдали одной ассигнацией.

– Ты чего? Зачем? – тут же вскинулась Катерина.

– Как это зачем? Малым своим гостинца купи, себе обнову какую. Ну, или ещё чего, что в хозяйстве не хватает, – принялся напирать Матвей. – И не бери дурного в голову. Не абы кому даю, а невесте своей, – добил он девушку самым весомым аргументом.

– Так ещё ж даже сватов не засылал, – покраснев, пролепетала Катерина.

– Дурное дело не хитрое. Я от своего слова оступаться не собираюсь. Или ты сама передумала? Так ты скажи.

– Дурак, – фыркнула Катерина, забирая деньги.

– Не дурак я. Просто помню, что рожа палёная, – усмехнулся Матвей в ответ.

– Говорю же, дурак, – повторила девушка, от избытка чувств топнув ножкой. – Мне не рожа, мне человек добрый нужен.

– Ну, зафыркала, кошка, – рассмеялся Матвей, чтобы разрядить ситуацию. – А чего к нам не заходишь? Или мамка опять прищемила чем?

– Господь с тобой. Тётка Настасья, хоть и остра на язык, но женщина добрая и никому обид просто так не чинит, – отмахнулась Катерина. – Неловко просто. Вы и так нам столько всего делаете.

– Привыкай. Поженимся, всегда так будет, – твёрдо отрезал Матвей. – И ты, и малые твои ни в чём обижены не будете.

– Спаси Христос, Матвейка, – вздохнула девушка, пряча глаза.

За разговором они добрались до подворья кузнецов. Вышедшая из хаты Настасья, увидев ребят, выплеснула из бадейки грязную воду и, поставив её на крыльцо, спросила, подходя к тыну:

– Катюша, а чего это вы на пороге гуторите, словно не родные. В дом ступайте. У меня как раз самовар поспел.

– Да мне б домой уже надо, тётка Настасья, – залепетала Катерина, краснея.

– Успеется. А ещё лучше, сбегай домой да малых своих к нам веди, – уперев кулаки в бёдра, решительно приказала Настасья. – Медком побалуются, да я там ещё пирожков напекла с ягодой. Беги, девонька, беги. Да не задерживайся, – скомандовала казачка таким тоном, что Катерина, кивнув, моментально унеслась, только подол мелькнул.

– А ты чего ж, казак, невесту на пороге держишь? – напустилась она на сына. – Решил в гости звать, значит, бери под локоток и веди куда решил. Пущай привыкает мужа слушаться.

– Прежде надо бы сватов заслать, – не удержавшись, поддел её Матвей.

– За тем дело не станет, – отмахнулась Настасья. – Я с бабами уже на тот счёт гуторила. Вот настанет весна, и зашлём. А это с чего вас старшины собирали? – вдруг сменила она тему.

– Наградили нас, мама, – вспомнив, что она ещё ничего не знает, улыбнулся Матвей.

Сбор был назначен только для бойцов полусотни, так что Настасью этот сход не заинтересовал. Своих дел по дому хватало. А Григорий был занят ремонтом соседской бороны. Ему, как единственному на всю станицу кузнецу, было выдано особое разрешение на всякие сходы не ходить при наличии в кузне работы. Ведь от их семьи теперь в полусотню входил Матвей. В общем, новость ещё не успела долететь до ушей родителей, чему парень был очень рад.

– Это чем же вас наградили? – иронично поинтересовалась Настасья, складывая руки на груди.

– А вот, червонец на ассигнации на нос, а ещё меня, Романа и Михея крестом Георгиевским, – усмехнулся в ответ парень, открывая коробочку и демонстрируя ей награду.

– Ой, божечки! – ахнула Настасья, глядя на награду неверящим взглядом. – Матвейка, это как так-то?!

– Ты чего там ахаешь, мать? – спросил Григорий, выходя из кузни.

– Да ты сам глянь, отец, – растерянно пролепетала казачка. – Его ж Егорием наградили.

– Чего? За что? – в недоумении замер кузнец.

– За лазутчика, что взяли, когда полковника выручали от степняков, – коротко пояснил Матвей, протягивая ему наградной лист.

Не беря его в руки, чтобы не испачкать, Григорий внимательно вчитался в текст и, покачав головой, растерянно протянул, оглядываясь на жену:

– Ну, мать, накрывай на стол. Это обмыть надо. Как следует.

– Так у меня всё готово почитай. Только на стол подать, – кивнула Настасья, всё ещё пребывая в шоке от полученных известий.

– Вот сейчас Катерина прибежит, вместе и накроете, – важно кивнул Матвей, не спеша перешагивая через тын.

– И то верно, – поддержал его Григорий. – Такое дело всей семьёй отмечать надо. Первая награда, как-никак.

– Видать, недаром тебе черкеску разрубили, – проворчала Настасья, с подозрением поглядывая на сына. – Резались небось насмерть.

– Ну, ты думай, мать, чего несёшь, – осадил жену кузнец. – За простую прогулку таких наград не дают. В дом ступай и делом займись. А я пока к Елизару схожу, – приказал он, направляясь к бочке с водой.

Кивнув, Настасья моментально испарилась, словно восточный джинн, а Матвей, понимая, что к работе сегодня уже не вернёшься, отправился следом за матерью. Нужно было переодеться и правильно прикрепить свою первую награду. Раз уж Григорий решил это дело отметить, значит, за столом они проведут весь оставшийся день до самой ночи. Занеся всё полученное в свою комнату, Матвей сбегал в подпол за угощением для ребятишек.

Орехи в меду и такая же ягода уже стала их любимым лакомством. Так что запасы парня уничтожались, что называется, регулярно и с удовольствием. Отнеся всё вынутое из подпола на кухню, парень вернулся к себе и только тут понял, что понятия не имеет, как правильно носится награда. Из растерянной задумчивости его вывело воспоминание. Один из ветеранов станицы щеголял сразу тремя крестами.

Прикрыв глаза, Матвей старательно вспоминал, как и где именно у него крепились награды, и, вздохнув, принялся цеплять крест на разложенную на столе черкеску. Убедившись, что крест висит ровно и отваливаться не собирается, Матвей надел черкеску и, затянув на талии пояс, подошёл к зеркалу. В отражении на него смотрел молодой здоровенный парень со шрамом через всё лицо. Коротко стриженный, с роскошным, чуть вьющимся чубом. А вот с усами и бородой у него было сложно.

Растительность на лице ни густотой, ни качеством не отличалась, так что Матвею приходилось чисто выбриваться, чтобы не смешить людей. Судя по всему, это было последствием удара молнией. Во всяком случае, иного объяснения у него не было. Особенно, если учесть, что на теле с шерстью всё было в порядке. Задумчиво хмыкнув, Матвей скорчил своему отражению рожу и, махнув рукой, проворчал:

– Какую морду дал бог, такую и ношу.

О том, что Катерину просватали в семью кузнецов, вся станица узнала, едва только сваты уселись в бричку. Григорий решил сделать всё по правилам. Раз уж пришло время сына женить, так пусть всё будет так, как по укладу положено. Именно так он заявил Матвею, который предлагал не поднимать лишнего шума и просто, обговорив всё с самой девушкой, объявить о принятом решении.

По причине сиротства новоявленной невесты сватов требовалось засылать к старшинам. Именно они несли ответственность за Катерину и детей после смерти родителей и по причине отсутствия других родственников старшего поколения. Так что бричка первым делом подкатила к общественному дому, где уже собрались все старшины станицы. Григорий, как главный в этом деле, объяснил причину своего приезда, и старшины, переглянувшись, задумчиво уставились на самого Матвея.

Парень стоял за плечом отца, в новенькой черкеске, с полученным орденом на груди и при оружии. С первого взгляда каждому было понятно, что перед старшинами стоит родовой казак, а не просто вооружённый молодой парень. Молчание затянулось, но нарушать его никто не торопился. Наконец Лукич, оглянувшись на посыльного, с любопытством гревшего уши в мужском разговоре, приказал:

– Сбегай, кликни Катерину сюда. Дело серьёзное и неволить девку никто не станет. Даст своё согласие, быть посему. А нет, не обессудьте, станичники. Значит, не выгорело ваше дело. Присядьте покуда.

Кивнув, Григорий снял папаху и, усевшись на лавку, жестом указал сыну на место рядом с собой. Присев, Матвей задумчиво огляделся и, вздохнув, от нечего делать принялся рассматривать старую карту местности, висевшую на противоположной стене. Как оказалось, сей шедевр картографического искусства был выпущен двадцать лет назад, государственной мануфактурой при Русском географическом обществе империи. В углу стоял штамп, из которого это и стало известно.

Катерину привели под конвоем двух пожилых казачек и Настасьи. Едва войдя в дом, женщины с ходу принялись обихаживать девушку, снимая с неё широкую шаль и усаживая подальше от мужчин. Настасья, отойдя в сторонку, сложила руки под грудью и уставилась на старшин с таким видом, словно готовилась к бою. Заметив такое состояние матери, Матвей недоумённо хмыкнул и вопросительно покосился на отца. В ответ Григорий только едва заметно усмехнулся и повернулся к старикам.

– Значит, в жёны её себе хочешь? – вздохнув, обратился Лукич к парню.

– Хочу, – коротко кивнул Матвей.

– И давно решил?

– А как их степняки скрали. Вот пока обратно ехали, и задумался.

– Давно, значит, – понимающе кивнул Лукич. – А о беде её знаешь?

– Знаю.

– И как? Неужто не колет?

– Нет. То беда её, а не вина. Не сама к ним пошла.

– И попрекать, значит, тоже не станешь? – не унимался старый казак.

– Не в чем её попрекнуть. Что случилось, не изменить, а в станице она себя блюла. Так что и говорить тут не о чем, – отрезал Матвей, начиная злиться на этот странный допрос.

– Не скажи, парень, – качнул Лукич головой. – Оно ведь как бывает. Девка ведь красивая, глаз не оторвать. Иной попервости думает, что сможет забыть всё, а на поверку выходит, что не получается. Вот и маются после оба. Иной раз и до худого дойти может.

– Что-то ты, Макар Лукич, не то говоришь, – качнул Матвей головой. – Я ведь только что сказал, что думал об этом. Серьёзно думал. Так что знаю, что гуторю. И потом, не хотел бы я жениться, не стал бы и помогать, и подарков делать. Ведь дарил-то от души, ничего в отдарок не требуя. Вон она сидит, сам спроси, – кивнул он на девушку.

– Так ли, Катюша? – повернулся Лукич к ней.

– Так, – еле слышно ответила Катерина. – И подарки дарил, и в делах иной раз помогал. Да и тётка Настасья с дядькой Григорием с добром к нам всегда относились. Ещё при родителях, – чуть осмелев, добавила она.

– А ты, значит, Гриша, с решением сына согласен, – резюмировал Лукич, повернувшись к кузнецу.

– А чего б я иначе тут делал? – иронично усмехнулся Григорий. – Катерина девка добрая. И из семьи хорошей. А что беда случилась, так нет тут её вины. Верно сын сказал.

– Да уймись ты уже, Лукич, – не удержавшись, пошла Настасья в атаку. – Сам же знаешь. И Катерина, и малые её, что ни день, у нас в хате бывают. Было б им там худо, стали б они ходить?

– Настасья! – строго оборвал её излияния Григорий, но казачку уж понесло, словно лавину с горы.

– А ты меня не затыкай, – огрызнулась она. – Сказано, давно уж всё говорено и решено. Стала б я ей помогать, коль не хотела б счастья сыну единственному?!

– Ну, Настасья, не баба, а бес в юбке, – не удержавшись, рассмеялся Елизар. – Тебе как шлея попала, хоть под седло ставь. Любого коня обскачешь.

– Да ты… – возмущённо вскинулась казачка, но Григорий, понимая, что это надо срочно прекращать, пока беды не случилось, вдруг грохнул кулаком по столу:

– Цыц, баба. Место своё знай, – рявкнул он, разом осадив жену.

Осёкшись на полуслове, Настасья надулась и, присев рядом с девушкой, погладила её по кисти руки, лежавшей на колене. Переглянувшись, старики одобрительно кивнули.

– А ты, Катюша, что думаешь? – пряча усмешку, поинтересовался Лукич. – Тебе-то Матвей по сердцу? Ты скажи, как есть. Неволить тебя никто не станет. Хочешь замуж за него?

Потупившись, девушка покраснела и спрятала лицо в ладошках.

– Говори, Катюша. Откажешь, так тому и быть. Обид таить не стану, – чуть подтолкнул её Матвей, пытаясь разрядить обстановку.

– Так что, пойдёшь на него? – спросил девушку Лукич.

– Пойду, – еле слышно ответила Катерина.

– Что ж. Значит, так тому и быть, – прихлопнув ладонью по столу, резюмировал Лукич. – Когда свадьбу-то играть станете? – повернулся он к Григорию.

– А по осени и сыграем. Как страда закончится, так и начнём, – усмехнулся кузнец.

– Добре. Помогай бог, станичники, – подвёл Лукич итог беседе.

Собравшиеся дружно поднялись и направились к дверям. Женщин казаки отправили на дом к Катерине в бричке, а сами прогулочным шагом направились к дому кузнеца. Теперь, когда договорённость была достигнута, это дело требовалось как следует отметить. Шагая рядом с отцом, Матвей мысленно прикидывал, как изменится его социальный статус в местном обществе после женитьбы. Ему, как человеку из другой эпохи, все эти заморочки с женитьбой были мало понятны.

Ну женился человек, и чего? От того у него хвост прорезаться начнёт или копыта появятся? Или вдруг рога вылезут? Понятно, что в виртуальном плане они вполне могут появиться, но тут уж как бог даст. С другой стороны, чтобы молодая жена в этом времени вдруг пустилась во все тяжкие, мужу нужно было как следует постараться. Во всяком случае, в станице было именно так. Естественно, о нравах, царящих в высшем обществе, Матвей и слышал, и читал, но казачья станица это не высший свет.

Тут или жена мужа ненавидит и таким образом мстит ему за порушенную жизнь, или любит другого и жить без него не может. В общем, как-то так. Задумавшись, парень и сам не заметил, как вся компания добралась до дома. Усевшись в красном углу, как виновник торжества, Матвей оглядел заставленный угощениями стол и мысленно покривился. Похоже, праздник грозил затянуться до поздней ночи.

К его удивлению, женщины, добравшись до дома Катерины, быстро сменили одежду и уже находились в полном составе здесь. Настасья, как хозяйка дома, руководила своей командой, а все остальные быстро выполняли её указания. Саму Катерину посадили рядом с Матвеем, отведя им роль истуканов. Говорить или хоть как-то влиять на ситуацию молодые не могли. Но так как это была ещё не свадьба, то и всё остальное им не дозволялось. В общем, сидите и не чирикайте.

Плюнув на условности, Матвей, воспользовавшись тем, что на них уже никто не обращает внимания, склонился к плечу невесты и тихо спросил:

– Кушать хочешь? А то я с этими делами страсть как голодный.

– Хочу, – пряча улыбку, призналась девушка. – С самого утра не евши.

Кивнув, Матвей прихватил со стола её тарелку и принялся наваливать на неё всё, до чего мог дотянуться, не вставая. Потом, повторив этот забег, наполнил стакан девушки ягодным морсом и, подмигнув, тихо пообещал:

– Мы с тобой после отметим. У мамки в подполе наливка сладкая имеется. Не шибко крепкая и вкусная. А от самогона меня самого воротит.

– А я хмельного и не пробовала, – призналась Катерина. – Прежде ещё мала была, а после не до него стало. Да и праздновать нечего было.

– Ну и хорошо. Не особо оно нам и нужно. Это я так, куражу ради, – пояснил Матвей, тихо радуясь, что крепкое спиртное тут среди женщин было не так сильно распространено, как в его прежней жизни.

– А ты что же, совсем не пьёшь? – не удержавшись, спросила девушка.

– Пиво после бани или наливки мамкиной малость на праздник. А так нет. Не люблю. Как говорится, пьют они для запаха, а дури своей хватает.

– Да ну тебя, – тихо рассмеялась Катерина.

Гости, изрядно приняв на грудь, уже затянули песню, а молодые продолжали тихо общаться, задавая друг другу самые разные вопросы. Григорий, погрузившись в атмосферу праздника, не обращал на их шептания внимания, а остальным до них уже и дела не было. Только Настасья то и дело бросала на ребят лукавые, с хитринкой взгляды. Не очень понимая, с чего вдруг мать так смотрит, Матвей улучил момент и, когда казачка меняла на столе блюда рядом с ними, тихо поинтересовался:

– Мам, ты чего так смотришь?

– Радуюсь, что сын у меня умным вырос. Сообразил, что именно теперь можешь с невестой поговорить открыто. Не будет девка за столом врать, коль сама согласие дала. Это ж её пропивают. Так что спрашивай смело всё, что знать желаешь. Главное, больного не касайся.

– Да я и не собирался, – растерянно буркнул Матвей, ероша чуб.

– Ты чего, Матвей? – осторожно спросила Катерина, заметив их перешёптывания.

– Да так, узнать кое-чего хотел, – отмахнулся парень. – Я ж на таком празднике сам в первый раз. Вот и подумал, может, нам уже отсюда сбежать можно?

– Нет покуда, – оглядев изрядно хмельных гостей, качнула Катрина головой. – Заметят. Вот часа через полтора им уж точно всё равно будет, есть мы тут или нет.

– Придётся ждать. Хотя я б лучше чаю с мамкиным пирогом попил. А то наелся так, что дышать тяжко, – признался он, пряча усмешку.

– Ага, сама пить хочу, – тут же согласилась Катерина.

– Давай так. Сейчас я первым выйду и на крыльце самовар поставлю. А после, минуток через десять, ты за мной следом. Там и чаю попьём и поговорим спокойно.

– Зябко ещё, – напомнила девушка.

– Ну, можно будет на мою половину пройти потихоньку, – решившись, предложил Матвей. – Обещаю, всё чинно будет. Рискнёшь?

– А, пожалуй, – подумав, решительно кивнула Катерина.

– Тогда я пошёл, – улыбнулся Матвей и, подмигнув ей, принялся выбираться из-за стола.

Сбегав до скворечника за домом, парень вздул самовар и, прислонившись спиной к стене, с удовольствием отдыхал от царящего в хате гула голосов. Минут через семь из дома выскользнула Катерина и, повторив его маршрут за дом, встала на крыльце рядом с ним. Дождавшись, когда самовар вскипит, Матвей выгреб из топки угли и, беря его за ручки, скомандовал:

– Как войдём, ты краем на мою половину пробирайся. А я самовар матери отдам, и пирог у неё возьму. Чай она нам после принесёт. На моей стороне в первую дверь по правую руку входи. Там мастерская моя, и стол имеется. Там и поговорим спокойно. А то от этого шума уже голова болит.

– Ага, разгулялись казаки, – хихикнула Катерина, пристраиваясь ему в кильватер.

Прикрывая девушку широкой спиной, Матвей дождался, когда она проскользнёт на его половину, и, выставив самовар на стол, ухватил Настасью за рукав. Быстро объяснив ей свой план и получив полное одобрение, Матвей получил у матери широкое блюдо с кусками пирогов с разной начинкой и поспешил в свой рабочий кабинет. Иной комнаты, где имелся бы стол, у него просто не было.

Минут через пять Настасья сама принесла ребятам чаю и, заговорщицки им подмигнув, тихо посоветовала:

– Ежели чего ещё захотите, сами не выходите. Из дверей, Матвейка, выгляни, я и подойду. А ты, красавица, не тушуйся. Теперь это и твой дом тоже.

– Благодарствую, тётка Настасья, – порозовев, улыбнулась Катерина.

– Всё, дочка. Кончилась тётка. Привыкай мамкой звать, – озорно подмигнула ей Настасья и выскользнула за дверь.

– Это ведь только сговор отмечают. Помыслить боюсь, что на свадьбе будет, – проворчал Матвей, прислушиваясь к разгуляю за стеной.

На следующий день Григорий маялся похмельем, женщины отмывали посуду и наводили в доме порядок, а Матвей отправился вместо отца в кузню. Праздник праздником, а станица без кузнеца оставаться не должна. Именно там его и нашёл Макар Лукич, вошедший в мастерскую со старой шашкой в руках. Вежливо поздоровавшись, парень с интересом покосился на оружие. Чуть улыбнувшись, старый казак вынул клинок из ножен и, протянув его парню, попросил:

– Глянь, как её поправить можно.

– Старая работа, – задумчиво протянул Матвей, осматривая оружие. – Из двух полос ковалась.

– Верно сказал. Это ещё деда моего шашка. Память.

– Ну, ежели на стену её, то можно будет на лезвие новую полосу наварить. Тогда и заточка будет, и форма прежняя останется.

– А ежели как есть оставить? – чуть подумав, уточнил Лукич.

– Тогда только режущую кромку разогреть да выправить, а после снова заточить, – пожал парень плечами.

– Надолго это? – помолчав, поинтересовался казак.

– Часа за два управлюсь, – спокойно ответил Матвей.

– Делай, – решительно кивнул Лукич.

– Тогда вон туда, на чурбачок пока присядь, дядька, или домой ступай, а я делом займусь, – скомандовал парень, начиная раскочегаривать горн.

– Тут побуду, пожалуй, – усмехнулся казак, тяжело опускаясь на чурбак.

«Ага. Значит, шашка – это просто повод. Серьёзный разговор будет впереди», – усмехнулся про себя Матвей, ловкими движениями заталкивая клинок в разогревшийся уголь.

Добившись ровного малинового свечения по всей режущей кромке, он переложил шашку на наковальню и, подхватив лёгкий молот, принялся короткими, точными ударами править лезвие. Избавившись от сколов и выщербин, Матвей плавно опустил клинок в корытце с маслом и, дав остыть, переложил шашку на станок для заточки. Делал его парень сам, исходя из знаний, полученных в прошлой жизни, так что процесс заточки любого режущего инструмента был заметно механизирован и облегчён. С интересом глядя на его работу, старик только иногда головой покачивал, продолжая упорно молчать. Наконец Матвею это надоело, и он, не отрываясь от работы, негромко спросил:

– Матвей Лукич, ты никак спросить чего хотел?

– Приметил, значит, – удивлённо хмыкнул казак. – Верно сказал, есть у меня вопрос к тебе.

– Так спрашивай, чего там, – чуть пожал Матвей плечами.

– Ты только правду ответь. А не захочешь, лучше ничего не говори, – вздохнув, с ходу предупредил старик. – Ты с чего решил Катерину за себя взять? Ну не верю я, что влюбился.

– А я и не говорил, что люблю, – вздохнул Матвей в ответ, не отрываясь от работы. – Нравится она мне сильно, это да. Тут ведь вот как. Батюшка, который всем нам пращур, посоветовал. А я поначалу упирался. Думал, вообще жениться не стану, а после подумал и решил сделать, как он сказал.

– Это тебе Святослав рассказал? – озадачился Лукич.

– Сам пращур, – помолчав, честно признался Матвей. – Я ведь его молнией меченный. Вот и… – он развёл руками, всем своим видом показывая, что ничего тут изменить не может.

– Ох я дурак старый! – хлопнув себя ладонью по лбу, вдруг взвыл старик. – А ведь Елизар намекал мне, что не всё с тобой так просто. Вот дурак-то!

– Господь с тобой, дядька, хватит лаяться, – растерянно попытался осадить его Матвей, но старик не слушал.