Сотня. Смутное время

Матвей заметил, как по щекам девушки покатились слёзы. Она осталась самой старшей в семье и отлично понимала, что в сложившейся ситуации им с детьми без помощи соседей просто не выжить. Но и соседи тоже жили ожиданием осени. Ведь из-за мора сев прошёл не вовремя и потому им теперь предстояло решать проблему добычи хлеба.

– Ты, это. Заходи, ежели чего, – запнувшись, негромко подсказал Матвей. – Я с батей говорил. Он сказал, помогать станем. И дурного не думай. Не попрошу я ничего. Не то время.

Не прощаясь, парень развернулся и быстрым шагом вышел на улицу. Как объяснить девушке, вечно ждущей ото всех подвоха, что насильно мил не будешь, Матвей не понимал. Её отец, ушибленный несчастьем дочери, сумел внушить ей страх перед любым, кто пытался хоть как-то наладить с ней отношения. Пусть даже просто дружеские. Вот и жила девчонка в вечном ожидании подвоха.

Вернувшись в кузню, парень уселся на чурбачок и, задумчиво ероша себе чуб, принялся прикидывать, как можно помочь девчонке. По всему выходило, что придётся ехать в соседние поселения за мукой. Хлеб в их положении самый главный продукт. А с учётом того, что посеять они ничего не успели, то покупать надо много.

– Сходил? – с порога спросил Григорий, входя в кузню.

– Сходил, – всё так же задумчиво кивнул Матвей.

– И как у них?

– Хреново, – не сдержавшись, прямо высказался парень. – Мука на исходе, и посеять ничего толком не успели.

– Да уж. Задачка, – вздохнул кузнец. – И чего делать думаешь?

– За хлебом ехать надо. Муку покупать. Думаю, она и нам самим лишней не станет. Сеять-то поздно затеяли.

– Вот и я так думаю, – неожиданно согласился Григорий. – Да и мать сетует, что муки мало осталось. В общем, собирайся, сын. В Екатеринослав поедем. Благо денег хватает. А по осени на ярмарке ещё заработаем. Ты замки свои делай. Добрый товар. Быстро расходится.

– Возни с ними много, – скривился парень.

– Всё одно делай. Нам лихое время пережить потребно, – надавил кузнец.

– Добре. Вернёмся, займусь.

Их разговор прервало появление Настасьи. Влетев в кузню, словно вихрь, казачка с ходу приняла свою излюбленную позу и, оглядев мужскую половину семьи, возмущённо спросила:

– Вы чего это расселись, словно на именинах?

– Так заказов нет, Настя, – улыбнулся Григорий в ответ. – А клинок затевать сегодня поздно. Да и металла для такой работы маловато.

– Да я не о том, – нетерпеливо отмахнулась Настасья. – Я там отложила кой-чего Катерине. Матвей, запрягай коня, отвезёшь.

– Ты чего затеяла, мать? – растерялся кузнец.

– Как это чего? Нешто можно детей малых без куска хлеба оставить? Вот и сложила им на первое время. А вы, как с мукой вернётесь, можно будет и ещё чего собрать. Шевелись, Матвейка, – подогнала она растерянного сына.

– Вот бес в юбке, – восхищённо рассмеялся Григорий, обнимая жену.

Как было сказано на кольце известного царя – всё проходит, и это пройдёт. Станица пережила и навалившийся мор. Отплакали, отвыли вдовы, пришли немного в себя вдовцы, разобрали по соседям и родичам сирот, и жизнь снова начала входить в свою колею. Матвей, исполняя долг, регулярно выезжал в патрули и разъезды. Будучи единственным в станице пластуном, он просто вынужден был тянуть службу, потому как больше просто некому было.

Григорий, заметив, как похудел и осунулся парень за время этих бесконечных выездов, даже отодвинул его от работы в кузне. Самого Матвея это не устраивало от слова совсем. Все начатые дела оказались отложенными, и конца этим проблемам не было видно. Макар Лукич, один из старшин станицы, сочувственно глядя на парня, только головой качал и, вздыхая, тихо ворчал:

– Вот ведь запрягли казака. И как только тянет?

Матвей же, понимая, что заменить его просто некем, сцепив зубы, продолжал тянуть свою лямку, возвращаясь в станицу, только чтобы помыться и переодеться. Настасья, не выдержав, умудрилась закатить скандал старшинам, кроя их так, что краснели даже кинжалы на их поясах. В общем, спустя два месяца такого режима было принято решение выпускать Матвея из станицы только в том случае, если возникнет необходимость в следопыте.

Самому парню вся эта неразбериха не доставляла больших неудобств, но все затеянные дела встали, а значит, нужно было как-то выкручиваться. Он ничего сложного в жизни в степи не видел, но регулярные возвращения обратно в станицу несколько выбивали из колеи. Как говорится, вы или туда, или сюда, а то раздражает. В общем, всё когда-то кончается, кончилась и эта катавасия. Отмывшись в бане и отоспавшись, Матвей отправился в кузню.

Григорий, не ставший трогать на его столе ничего, что было оставлено, увидев сына, едва заметно улыбнулся и, кивая на разложенные части, спросил:

– Помнишь хоть, что делать хотел?

– Да тут и помнить нечего. Собрать только правильно надо, – усмехнулся парень в ответ.

– Много замков собрать успеешь? – поинтересовался Григорий, подходя к столу.

– Полдюжины уже есть, ещё штуки три соберу, – подумав, решительно ответил парень.

– Добре, – обрадованно кивнул кузнец. – У меня уж про них спрашивали.

– Кто? – удивился Матвей.

– А старшина торговый, что бумаги на ярмарке выписывает на торговлю.

– А ему-то что до тех замков?

– Понравились. И про врезные спрашивал. Говорит, их многие спрашивают.

– О, как, – удивлённо хмыкнул Матвей. – Да уж, знать бы раньше.

– И чего?

– Так частей бы побольше наделал. Глядишь, успел бы и пару десятков собрать.

– Бог с ним. Сколько есть, столько и будет, – отмахнулся Григорий. – Всё одно на всю выручку придётся хлеба закупить. В поле-то у нас едва треть от посеянного взошло. И у всей станицы так.

– Да уж, оказия, – скривившись, вздохнул парень, быстро прикидывая, как ещё можно поправить пошатнувшиеся дела.

– За Катерину думаешь? – вдруг спросил Григорий.

– Нет. Не до неё теперь, – качнул Матвей чубом. – Хотя и ей бы помочь не мешало.

– Не оставят их, – кивнул кузнец. – Поможем. Нам-то проще. Слава богу, живы все остались. А остальное – дело наживное.

– Тоже верно, – задумчиво кивнул Матвей. – А что старшины по клинкам решили? Будут заказывать?

– Будут. Я уж всё нужное на бумаге описал и им отдал. В общем, каравана ждём.

– Неужто поехали? – изумился парень.

– Поехали. Раньше-то не до того было. Так что, теперь как привезут, самая работа начнётся.

– А у нас сколько на продажу готово? – не унимался Матвей.

– Так сколько и было. Восемь пар, как сделали, так и лежат.

– Эх, встретить бы того князя ещё раз, – вспомнив горячего грузина, усмехнулся Матвей.

– Да уж. Повезло нам в тот раз. Одним махом все клинки забрал и не поморщился, – понимающе усмехнулся Григорий.

– Бать, хлеб зерном, или сразу мукой брать станем? – задал парень весьма актуальный вопрос.

Готовая мука обходилась в покупке хоть и дороже, но в итоге её выходило больше, чем просто обмолоченного зерна. Так что вопрос был не праздный. К тому же на мельнице за работу приходилось отдавать часть продукта, что его никак не устраивало. Не то время, чтобы хлебом разбрасываться. В общем, тут было о чём подумать, но, похоже, Григорий этот вопрос уже успел обдумать.

– Так и того, и другого брать надобно, – вздохнул кузнец. – Семенное зерно-то пропало.

– Вот ведь… – снова скривился Матвей. – И у всех так?

– Само собой, – удручённо вздохнул кузнец.

– Так выходит, за хлебом всем ехать надобно?

– Ну, а как иначе? Многие уже ездили, закупились. Да не все съездить смогли. Вон, Катерина твоя так лебедой и перебивается.

– Как лебедой?! – ахнул Матвей, не веря своим ушам. – Ты ж говорил, что все соседи помогать станут.

– Так помогают. Да только не все, – смутился Григорий. – Да и не все могут.

– Там же дети малые! – продолжал сокрушаться парень.

– А то я не знаю, – фыркнул Григорий. – Да нынче-то им полегче. На огороде всякого уродилось, да и мы иной раз хлебушка приносим. Настя вон, как чего печь затеет, обязательно им часть снесёт.

– Да уж, ситуация, – мрачно протянул Матвей, лихорадочно ища выход из положения.

– Да ты не сомневайся. Мать её не оставит. А раз уж так за неё радеешь, мог бы и сам зайти, узнать, как там дела, – мягко попенял кузнец сыну.

– А то ты не знаешь, как у меня лето прошло, – хмуро буркнул Матвей.

– Тоже верно, – смутился Григорий, вспомнив, как буянила жена в общественной хате. Доме, предназначенном для собраний старшин станицы.

– Бать, дозволь с тех денег, что я за замки выручу, Катерине запас муки и зерна купить, – помолчав, попросил парень. – Знаю, что не особо и моё это дело и что нам они только соседи, но не могу так, чтобы дети малые с голоду лебеду ели, а сам стану булки жрать. Я после ещё замков всяких наделаю. У меня задумок всяких много.

– Добрый казак вырос, – усмехнулся Григорий, потрепав сына за чуб. – Добре. Что с замков выручишь, твоё. Как тратить, сам решай.

– Спаси Христос, батя, – улыбнулся Матвей с заметным облегчением.

– Матери только гостинца купить не забудь, – усмехнулся в ответ кузнец.

Кивнув, парень с головой погрузился в работу. Изготавливать замки он решил поточным методом. То есть отливал сначала заготовки одного вида, потом другого, после третьего и только в самом конце собирал всё в кучу, предварительно шлифуя и смазывая все трущиеся части. Так получалось и проще и быстрее. К вечеру Матвей успел собрать до рабочего состояния три замка из тех, что уже были готовы к сборке.

Поужинав, он отправился на свою половину и, завалившись в кровать, уснул, словно провалился. Но едва только успел отключиться, как в сознании прозвучал ставший уже почти родным голос:

– Верно всё решил, казак.

– Благодарствуй, батюшка. Уж прости, схваток не случилось как-то, – съехидничал Матвей, попутно пытаясь угадать, спит он или это просто наваждение.

– В нави ты, – подсказал голос. – Теперь я только тут с тобой говорить могу. А девку ты не забывай. Глянь на неё внимательно. Даром что порченая. Не её вина в том. Доброй женой тебе станет. Уж поверь, я знаю.

– Да плевать мне на её порченость, – фыркнул Матвей. – Там ещё детишек трое. Да и рано мне жениться пока.

– Те малые скоро тебе помощниками станут. Отец-то не вечен. Силы уж не те, чтобы днями молотом махать. Придёт срок, сам в дому старшим станешь. Время быстро летит. Придёт срок, и тебе помощь понадобится. Да и с детьми не тяни. А от неё добрые дети будут. Крепкие. Старой крови.

– Понятно, что именно тебя беспокоит, – хмыкнул про себя Матвей.

– Глупость городишь, – послышалось в ответ. – Хотя и резон в том имеется. Старой крови казаков всё меньше становится. Бери девку, не пожалеешь. Она и в дому, и в бою поддержит. Уж поверь. За своё зубами грызть станет. Как мать твоя.

– Батюшка, сватовство, это ж вроде не по твоей части, – снова не сдержал нахальства Матвей.

– Дурень ты, хоть и умный, – усмехнулся голос в ответ. – Я пращур твой, а значит, о продолжении рода в первую голову думать должен. Не может добрый род сгинуть. Не должно так быть.

– Погоди. А это не ты случаем нас свести решил и потому ей испытания всякие посылаешь? – вдруг озадачился парень.

– В прежние времена так и было б. Пращур твой, Елисей, меня в яви видеть мог. Особенно когда перед боем оборачивался. Не раз бывало, что в поиск уходя, сам меня звал, а я откликался. Лихие времена были, и казак был лихой. А теперь я, вон, и говорить с тобой только в нави могу, – грустно усмехнулся голос. – Нет, не я это. Судьба веселится. А женишься на ней, оборвёшь нитку чёрную. Вот тут и я тебя поддержать смогу.

– Погоди. Ведь ежели она тоже старой крови, как и я, тогда почему ей не можешь помочь? Ну, если про силу не говорить, – поспешно добавил парень.

– Так ты благословение моё принял. На капище был. А она только в церковь ходит. Да только распятому до неё и дела нет. Ему страдания подавай.

– Не любишь его? – не сдержал Матвей любопытства.

– Я рабов не люблю. А ему только того и надобно. Я воев растил, а он всё про смирение бубнит. Нет во мне смирения. И в тебе тоже нет. Иль ты решил, что я себе воя выбрать не могу?

– Так я вроде больше мастеровой, – растерялся Матвей.

– А прежде, там, в том времени, кто пластуном был? – тут же поддел его голос. – Кто в горах абреков гонял?

– Да я там всего несколько месяцев был, – проворчал Матвей, не любивший вспоминать ту командировку.

Слишком там всё было мерзко и кроваво. Особенно после того, как рота проводила зачистку селений, в которых обитали духи.

– Всё одно, труса не праздновал и от боя не уходил. А что до того, тебе она назначена или нет, так скажу. Была у меня мысль свести тебя с девкой, да только она сама судьбу свою выбрала. С пришлым каким-то сбежала.

– Что-то не помню я такого в станице, – удивился Матвей.

– Не здесь это было. В предгорьях.

– Да уж, география у тебя, батюшка, – озадаченно протянул парень, пытаясь вспомнить, какие станицы там находятся. По всему выходило, что это были уже терцы. Впрочем, подобные браки тут даже приветствовали. Свежей крови в станицах всегда были рады.

– Было время, тут по всей округе меня почитали. Да и теперь ещё несколько родов имеются, что меня помнят. А кое-кто даже громовую стрелу носит.

– Ну, мне это не грозит, – хмыкнул Матвей.

– Чего это? Ты благословение моё принял. С именем моим в бой идёшь. Значит, коль захочешь, смело надевать можешь.

– Так там вроде обычаев да обрядов ещё кучу соблюсти надобно.

– Не до обрядов теперь. Мне не обряды, мне силы нужны, – вздохнул Перун. – А девку бери. Женись на ней, парень. Уж поверь, другой такой не найдёшь. Я о том и не знал, да понял вдруг, что вы с ней как ножны к шашке, одно целое будете.

– Дай хоть до осени подумать, – проворчал Матвей, уже из чистого упрямства.

– Думай, да только знай. Иная к тебе так не отнесётся. Помни, как тебя девки в станице кличут. Спи.

Голос стих, а Матвей, перевернувшись на другой бок, успел вспомнить ярко-синие глаза и ямочки на щеках Катерины.

«Может, и вправду жениться», – подумал он, проваливаясь в сон без сновидений. Как обычно бывало после общения с пращуром.

На ярмарку казаки ехали в мрачном настроении. Мор вроде как и закончился давно, а всё одно слухи по уездам ходили разные, и даже старые знакомые при встрече старались держаться подальше. Впрочем, все всё понимали и обид не таили. Базарный старшина в этот раз даже не решился лично подойти, чтобы поговорить с приехавшими. Прислал посыльного с уже выправленными бумагами на торговлю.

Матвей, вспомнив, что он интересовался замками, выложил свой товар на прилавок и, иронично усмехнувшись, негромко проворчал:

– Интересно, что у него перевесит? Страх или жадность?

– Ты это про что? – не понял кузнец.

– А про старшину. Он же замками интересовался. Вот я и думаю, рискнёт прийти сам, чтобы их выкупить, или плюнет?

– Человека своего пришлёт, – усмехнулся Григорий. – Этот своего не упустит. Ну да бог ему судья. Ты, главное, цену держи.

– Это само собой. Нам теперь много чего нужно, – посуровев лицом, напомнил Матвей.

– Это верно, – так же мрачно кивнул Григорий.

На ярмарку они приехали на двух подводах. Между делом Матвей успел собрать вторые дроги, так что транспорт у них был отличный. Оставалось только загрузить его нужными товарами. В этот раз соседей было мало, но все мастера привезли на торг свои товары. Так что стояли станичники одной линией, словно готовились в атаку идти. Плотник Никифор, пристроившись по соседству от кузнецов, выставил прямо на телеге свои стулья и кресла и, закурив, мрачно усмехнулся:

– Вроде и праздник, а на душе хмарь сплошная.

– Так оно и понятно, – кивнул в ответ кузнец. – Беда пришла. Сам-то как?

– Вроде жив покуда, – криво усмехнулся мастер. – Матвейке твоему спасибо. Задумками своими не дал голову потерять. Работой увлёк. Эх, чего уж теперь, – казак удручённо махнул рукой, пряча повлажневшие глаза.

Помня, что он похоронил младшего сына, Матвей только вздохнул, не зная, что и сказать. Впрочем, в данном случае все слова были бессмысленны. В очередной раз вздохнув, парень решил отвлечься и принялся рассматривать проходящих мимо людей, снова пытаясь угадать их сословность и род занятий. Занятие вроде и не особо нужное, но оно помогало научиться, как следует определять, кто есть кто. В этом времени это было важно.

Неожиданно взгляд парня наткнулся на знакомый профиль. Человек, одетый не богато, но добротно, с интересом рассматривал товары у соседа напротив, но Матвей почему-то был абсолютно уверен, что сюда он пришёл совсем по другой причине. Прикрыв глаза, парень старательно перебирал в памяти всех, с кем сталкивался на ярмарках в прошлые разы. Особенно тех, кто имел хоть какое-то отношение к криминалу.

От воспоминаний парня отвлёк крепкий купец средних лет, остановившийся у прилавка. Внимание его привлекли разложенные замки. Задумчиво взвесив на ладони навесной замок, купец подёргал дужку и удивлённо хмыкнув, уточнил:

– Языки у них кованые или просто литые?

– Кованые, да ещё и подкалены. Так просто не сковырнёшь, – едва заметно улыбнулся Матвей в ответ. – И пилить не получится. Напильник впустую скользить станет.

– Хитро, – одобрительно проворчал купец.

– Так ведь знаем, для чего товар, потому и делаем так, чтоб на него хоть какая надёжа была.

– Славно, славно, – закивал купец. – А эти замки для чего? – Ткнул он пальцем в язычок врезного запора.

– Для дверей. В кабинет там, кладовую, или ещё куда.

– Это как? – насторожился купец.

– А берёте замок этот и в дверь его врезаете. А после запираете, как вам потребно будет. Только плотник толковый нужен, чтобы замок посадил крепко. Иначе, болтаясь, он и косяк разобьёт, и получится не запор, а сплошное безобразие.

– Погоди, это не ты в прошлом годе у старшины базарного спор выиграл, когда он по замку кувалдой колотить принялся? – вспомнил купец.

– Я и есть, – чуть усмехнулся Матвей, вспомнив тот эпизод.

– Ага. Вот значит, откуда он те запоры брал, – непонятно чему обрадовался купец. – А сколь всего запоров привёз?

– По дюжине тех и других.

– И почём торговать станешь?

– Двадцать пять рублей на ассигнации. Серебром, само собой, дешевле встанет.

– А ежели я половину серебром, а половину ассигнациями дам?

– Так это сколько сразу брать станете, – задумчиво протянул Матвей.

– Все заберу, – решительно заявил купец.

– Ну, тогда серебром я по двадцать рублей возьму, а ассигнациями по двадцать три.

– Двадцать два, и по рукам, – решил оставить за собой последнее слово купец.

– Всё заберете, значит, – сделал вид, что задумался Матвей.

– Всё, – тут же кивнул купец.

– Добре. Забирайте, – махнул парень рукой.

– От и славно, – засуетился купец, жестом подзывая из толпы какого-то крепкого парня.

Подойдя, тот с грохотом выложил на прилавок небольшой, обитый железными полосами сундучок.

– А я-то думаю, откуда он серебро в таком количестве доставать собирается, – проворчал про себя Матвей, удивлённо рассматривая этот переносной сейф.

Купец ловко отсчитал нужную сумму монетами и, ссыпав их в широкий кожаный кисет, подвинул его к парню. После, вытянув из внутреннего кармана лопатник, он отслюнявил нужное количество местных портянок и, не говоря ни слова, тут же начал укладывать купленные замки в подставленную помощником корзину.

– В расчёте? – закончив, иронично уточнил купец.

– В расчёте, – спокойно кивнул Матвей, уже успевший пересчитать деньги. – А дозвольте спросить, почтенный. Чего это вы серебро в таком сундуке носите.

– А как его ещё носить? – удивился купец.

– Нет, то, что в сундучке, это верно. Не разрежешь и не порвётся, а вот человек ваш, он-то не защищён. Дадут злодеи кистенём по затылку, и поминай, как звали. Рука-то сама поневоле ослабнет.

– Так что ж ему, в шишаке ходить? – растерялся купец.

– Шишак, оно бы и неплохо, да только, всё одно не поможет. Тут другое потребно. Цепочку к сундучку, а на другом конце кольцо кандальное, как у полицейских. Замкнул на руке, и хоть по голове, хоть по морде, всё одно сундучок не унесёшь, потому как он к руке прицеплен.

– Это выходит, только ключом или руку рубить? – моментально сообразил купец.

– Верно.

– И кто такое сделать может? – озадачился купец.

– Так любой толковый кузнец сделает, – удивлённо развёл Матвей руками.

– Где б их ещё взять, толковых? – удручённо проворчал купец. – Вот ты можешь сделать?

– Могу. Я ж и придумал. Но мне прежде надо до станицы добраться. Кузня-то у нас там.

– Вот ведь, – скривился купец, огорчённо сгребая бороду в горсть.

– Да и сундучок можно из тонкого железа сделать. Плоский, чтобы носить удобнее было, – принялся развивать парень свою идею.

– А заказ на такое возьмёшь? – помолчав, поинтересовался купец.

– Да взять-то не долго. А вот как вы его, почтенный, забирать станете? Я ж только в станице работаю. А сюда, даст бог, только через год приеду. И что получится? Случись со мной чего, вы заказа и денег лишитесь, а не приведи бог, с вами я впустую работать стану. Ну и к чему это всё?

– Умён, бес, – одобрительно хмыкнул купец. – Добре, думать стану, как лучше будет. Бывай здоров, мастер.

– И вам здоровья, почтенный, – блеснул Матвей ответной вежливостью.

– Ох, и удачлив ты в торговле, Матвейка, – проворчал кузнец, одобрительно хлопая сына по плечу. – Который уж раз со мной сюда приезжаешь, и завсегда первым свой товар отдаёшь.

– Брось, бать. Одним миром живём, – отмахнулся Матвей. – Лучше сходи, про хлеб узнай. Даст бог, нам этого на всё хватит, – шлёпнул парень себя по ладони свёрнутыми купюрами. – На ярмарке всяко дешевле будет, чем у купцов брать.

– Это ты верно сказал, – кивнул мастер, забирая деньги. – Пойду тогда.

– Ага, ступай. Я присмотрю, – улыбнулся парень, возвращаясь к прилавку.

Он заметил, что пока шёл торг с купцом, тот мужик, на которого Матвей обратил внимание, продолжал торчать у прилавка напротив. Это насторожило парня, но предпринимать что-то сейчас было неправильно. Ведь мужик никому ничего не сделал. Ну, стоит человек у прилавка и стоит. Может, товар выбирает или никак решить не может, что именно в первую голову купить. Но где-то Матвей его точно видел. Только где именно, он никак не мог вспомнить.

Перекладывая товар на освободившееся место, парень старался держать заинтересовавшего его мужика краем глаза, одновременно пытаясь вспомнить, где его видел. От напряжения даже голова болеть начала. Тем временем мужик, медленно смещаясь, отодвинулся к следующему прилавку и, сделав длинный шаг, стремительно скрылся в толпе. Это стало последней каплей, убедившей Матвея в том, что его опасения не разыгравшаяся паранойя, а реальная опасность.

Честному человеку нет необходимости применять подобные ухищрения, чтобы избежать даже случайной встречи с кем-то. Но преследовать его парень сейчас не мог. Сам отправил отца по делам. Значит, придётся снова начать спать вполглаза и отращивать глаза на затылке. Выведя для себя такую формулу дальнейшего поведения, Матвей сделал глубокий вздох и вернулся к делам насущным.

Инструмент спрашивали регулярно, и торговля шла, хоть и не очень бойко. К вечеру кое-что было продано, и после закрытия торга казаки принялись устраиваться на ночлег. Григорий, сумевший уговориться в торговом лабазе о покупке пятидесяти пудов муки и такого же количества зерна, сидел у костра с видом человека, исполнившего свой главный долг. Матвей, услышав количество заказанного хлеба, принялся судорожно прикидывать, выдержат ли такой вес дроги.

По всему выходило, выдержат. Дубовые оси и железные ступицы вселяли такую уверенность. Рассказывать о замеченном мужике парень не стал. С этим делом ему предстояло разобраться самому. Поужинав уже давно ставшим привычным кулешом, казаки улеглись спать. Матвей, устроив себе постель на второй телеге, снял только черкеску и сапоги. В случае драки он и босиком управится. Тем более что сразу после торга он успел как следует осмотреть землю вокруг.

Ни камней, ни гвоздей, ни битого стекла тут не было. Так что драться можно было смело. Но к его удивлению, ночь прошла спокойно. Похоже, криминал не готов был к быстрой реакции и взял паузу для осмысления ситуации. Быстро позавтракав, казаки вернулись к делам насущным. Денёк обещал быть роскошным. На небе ни облачка, солнышко греет, в общем, лепота и пастораль вокруг. Развлекая себя такими мыслями, Матвей быстро разложил товар и приготовился к долгой говорильне.

Уж что-что, а торговаться местный народ любил и умел. Впрочем, ожидать иного в этих местах было бы глупо. К удивлению парня, торговля шла ни шатко ни валко. Так что казаки успели сходить до рядов со съестным и затариться жареными семечками. Хоть какое-то развлечение, когда говорить не о чем и не особо хочется. Прихватил Матвей и пару кувшинчиков с квасом.

Лениво поплёвывая шелухой, он внимательно отслеживал окружающую обстановку. Так что появление вчерашнего мужика не стало для него сюрпризом. Тот снова старательно делал вид, что его интересует исключительно товар, при этом держась так, чтобы оказаться к парню боком или спиной. Чуть подумав, Матвей тихо окликнул отца и, взглядом указав ему на мужика, тихо поведал о своих опасениях.

Внимательно выслушав сына, Григорий мрачно хмыкнул и, качнув головой, еле слышно выругался:

– Вот не можешь ты без приключений жить. Вечно к тебе всякая шваль липнет. Что делать станем?

– Ты – торговать. А этим я сам займусь. Похоже, ему наказали за нами приглядывать. Ты только денег мне малость дай. Ежели пойдёт куда, я следом двину. Заодно, может, успею в оружейную лавку заскочить. Патронов к пистолету своему куплю. Осталось там чего?

– Я серебра ещё и не касался. Бумагой обошлось, – усмехнулся кузнец. – Вот, держи, – протянул он ворох разнокалиберных купюр.

На первый взгляд тут было рублей шестьдесят.

– Куда столько-то? – растерялся парень. – Или ты за хлеб только аванс оставил?

– Так и есть. Придержат нам хлебушек, покоен будь. А деньги под него я уж отложил. Всё до копеечки, – пояснил Григорий, сам того не замечая, начав отчитываться перед сыном.

– Ну и слава богу. Тогда присматривай тут. А я за этим гусём похожу, – зло усмехнулся Матвей, не спеша выбираясь из-за прилавка.

В том, что мужик пойдёт следом за ним, парень даже не сомневался. Грабить их рядом с кучей соседей никто не станет. Слишком заметно и шумно получится. А вот подобраться в толпе и сотворить что-то смертоносное, это запросто. Похоже, мысли о мести местный криминалитет так и не оставил. Прогуливаясь по рядам, Матвей добрался до знакомой оружейной лавки и, войдя, с интересом огляделся.

С последнего его посещения тут почти ничего не изменилось. Только товара стало больше. Прибавилось образцов различного иностранного оружия. Спросив хозяина, Матвей с огорчением услышал, что того задержали в городе дела и будет он только к вечеру. Кивнув, парень назвал продавцу нужные патроны и, услышав, что такого товара имеется с запасом, принялся выяснять цену.

Продавец, окинув парня долгим, внимательным взглядом, вдруг улыбнулся и, кивнув, проворчал:

– Слава богу, вспомнил. Стар стал, уж простите великодушно. Многое забывать начинаю. Память уж не та, что раньше. Это ж вы в прошлом годе у нас с хозяином о булате говорили.

– Верно, был такой разговор, – улыбнулся Матвей в ответ.

– Хозяин после вас долго вспоминал. Всё говорил, что вам не молотом махать, а учиться шибко потребно. Мол, самородок вы настоящий, – вещал продавец, ловко выставляя на прилавок коробки с патронами.

Не забыл Матвей и остальной припас. Свинец, порох и капсюли он тоже решил купить. Всё равно тренироваться надо, а тратить на тренировки заводские патроны было слишком роскошно. Учиться можно и на самодельных. Уплатив названную сумму уже с учётом скидки, парень сложил всё купленное в поданную продавцом корзину и, попрощавшись, отправился обратно. Но едва выйдя на крыльцо лавки, он успел заметить всё того же мужика, о чём-то быстро переговаривавшегося с двумя мутными личностями.

Матвей водил неизвестного за собой почти полдня. Ему уже и самому стало интересно, это просто слежка перед решающим ударом, или попытка выяснить, насколько клиент платёжеспособен, чтобы решить, стоит ли с ним вообще связываться и рисковать головами при ограблении? Сытно пообедав в ближайшей едальне, парень вернулся к прилавку и, отпустив обедать отца, занялся торговлей. Заодно прибрал в телегу все свои покупки.

Выезжая из дома, он не поленился прихватить с собой и своё изобретение. Пистолет, хоть и не самый маленький и совсем не лёгкий, тем не менее оказался надёжным, как кувалда. А заводские патроны обеспечивали парню уверенность в его работе. Но оружие это Матвей держал в своём транспорте, разгуливая по ярмарке с револьвером в кобуре. Пистолет он решил сделать оружием последнего шанса в случае нападения в степи.

Как ни крути, а прицельная дальность выстрела и мощность у этого ствола были выше револьверного. Так что любой нападающий окажется крепко удивлённым. Убедившись, что может дотянуться до пистолета, просто сделав два шага назад, Матвей поправил кобуру с револьвером и сосредоточился на деле. Деньги семье были нужны, так что всё привезенное нужно было обязательно продать.

Соглядатай продолжал крутиться вокруг, то и дело мелькая у прилавков. Его уже даже соседи приметили, удивлённо кивая на неизвестного друг другу. Чтобы успокоить их, парень вынужден был тихо сообщить, что это, возможно, попытка их ограбить, и за мужиком требуется пока просто приглядывать. Вот тут казаки крепко удивились. Рисковать и пытаться грабить людей, имеющих дело с оружием едва научившись ходить, это не просто глупость. Это уже что-то из области психиатрии.

Понятно, что казаки подобными терминами не оперировали, но про дом призрения для душевнобольных вспоминали не раз. Вернувшийся Григорий, отметив краем глаза, что мужик никуда не делся, не спеша раскурил свою неизменную трубочку и, повернувшись к сыну, вопросительно выгнул бровь.

– Пойду я, батя, ещё погуляю. Заодно гостинцы матери посмотрю, – едва заметно усмехнувшись, протянул Матвей, быстро глянув на высоко стоящее солнце.

– Ну, погуляй, – чуть подумав, кивнул кузнец и, прикрыв губы ладонью с трубкой, тихо добавил: – Ты там осторожнее. Не ровён час, нарвёшься.

– Главное, чтобы жандармы не привязались, – так же тихо отозвался Матвей, выходя из-за прилавка.

– Ежели привяжутся, сюда беги. Тут уж управимся, – хищно усмехнулся Григорий.

– Угу, – задумчиво кивнул Матвей, про себя проигрывая варианты возможного развития событий, в случае столкновения с представителями власти.

Но, сообразив, что о подобных взаимоотношениях между казачьим воинством и властью толком понятия не имеет, плюнул на это дело. Не спеша гуляя по рядам, парень свернул к торговым лабазам и, на очередном повороте убедившись, что мужик идёт следом, чуть прибавил шагу. Неизвестный не заставил себя ждать. Явно опасаясь потерять объект, он почти бегом выскочил из-за угла и с ходу нарвался на жилистый кулак Матвея.

За лабазы парень шёл не просто так. Эта бесконечная слежка ему начала надоедать, и Матвей решил немного ускорить события. Лабазы были установлены на самом краю торгового поля. За ними тянулся небольшой распадок, густо заросший лопухами и кустами бузины. Вырубив шпиона ударом в челюсть, парень закинул его на плечи и бегом унёс подальше от длинных сараев, где хранился самый разный товар. Уложив тело в кустах, парень быстро обыскал его и, достав из кармана ремешок, крепко связал.

Оторванный от рубашки кусок ткани был применён как кляп. Лишний шум парню был не нужен. К огромному удивлению Матвея, шпион оказался весьма состоятельным и вооружённым. На поясе мужика обнаружился револьвер, в сапоге неплохой нож, а за спиной, ближе к левому боку, небольшой браунинг с перламутровыми щёчками на рукояти. Оружие дамское, но от этого не менее смертоносное.

На коротком расстоянии из такого ствола запросто можно было шестерых положить. Главное, уметь им пользоваться. Задумчиво покрутив пистолет в руках, Матвей удивлённо хмыкнул и, сунув его в карман, склонился над мужиком. От лабазов они ушли метров на семьдесят, так что увидеть их со стороны можно было только случайно, подойдя вплотную. Кусты бузины укрыли их надёжно.

Не вынимая кляпа, парень сжал пальцами точки под ушами неизвестного, и тот, глухо замычав, задёргался. Дав ему отдышаться и прийти в себя, Матвей присел на корточки и, вертя в пальцах трофейный нож, иронично поинтересовался:

– Сам говорить станешь или ремней из спины нарезать? И не рассказывай мне, что ты за лабаз случайно зашёл. Я тебя ещё вчера приметил, а сегодня весь день за собой таскал, чтобы уверенным быть, что ты за мной ходишь. Так что или правду скажешь, или подыхать будешь долго и плохо. Что скажешь? Ты кивни, ежели говорить согласен. А нет, так я тебя мытарить начну.

Слушая его, мужик всё больше мрачнел. Потом, видимо сообразив, что влип качественно, угрюмо кивнул.

– Учти, вздумаешь орать, всё равно прирезать успею, – предупредил Матвей и, прижав клинок к горлу мужика, выдернул кляп. – Рассказывай, болезный, рассказывай. Чьих будешь, кто приказал за мной следить? Зачем? И где этого умника искать?

– А искать-то зачем? – растерялся мужик, явно не ожидавший такого вопроса.

– А это уж, моя забота. Ты говори, пока я не осерчал.

– Так вольные мы. Сами по себе живём.

– Понятно. Каторжные, значит, – зло усмехнулся парень. – Дальше, – поторопил он. – Кто следить приказал?

– Так Иваны. В прошлом годе вы людей наших побили. Их после в степи нашли. Вернее сказать, то, что от них после шакалов осталось. Вот Иваны и порешили на сходке, что такое просто так спускать нельзя. Вы ж их даже не похоронили по-людски. Зверью на поживу бросили. Я тебя тогда видел и запомнил. Вот и велели следом ходить, чтоб значит, как уезжать станете, знак подал.

– Что, на торгу напасть кишка тонка? – презрительно фыркнул Матвей.

– Так шуму много будет, – мрачно пожал мужик плечами. – А так расторгуетесь, мы ещё и с прибытком будем.

– Где малину вашу искать? – помолчав, прямо спросил Матвей.

– Зачем тебе? – насторожился мужик.

– Не твоего ума дело. Рассказывай. А нет, так я дружков твоих найду. Тех, с которыми ты у лавки оружейной гуторил.

– От ведь чёрт, и тут углядел, – растерянно проворчал неизвестный и, вздохнув, принялся объяснять, где именно надо искать нужный дом и как он выглядит.

Задав пару уточняющих вопросов, Матвей убедился, что понял всё правильно и найти нужный дом труда не составит, после чего, не произнеся ни слова, всадил нож мужику в грудь. Вздрогнув, тот захрипел и дёрнулся. По руке, через рукоять, проскочило что-то вроде электрического разряда. Так всегда бывало, если ему приходилось уничтожать врага холодным оружием.

– Тебе, батюшка, – мысленно произнёс парень, поворачивая в ране нож, чтобы ещё сильнее разрезать сердце.

Оставив клинок в ране, Матвей ещё раз обыскал тело и, убедившись, что забрал всё, хозяйственно распустил узлы на кожаном ремешке, которым мужик был связан. Отойдя метров на десять в сторону, он отмыл руки в крошечном родничке и проверил одежду, чтобы убедиться, что на рукав не попало крови. Сидя на корточках над прозрачной водой, Матвей прикидывал, идти в город сейчас или дождаться темноты, когда на краю распадка послышался тихий треск веток и приглушённые голоса.

Плавно, шаг за шагом, Матвей подобрался к телу и, присев за кустом, всмотрелся в просвет между листьями. Замеченные им мужики крались по краю распадка, вытягивая шеи и пытаясь насмотреть на его дне хоть что-то. Похоже, эта парочка должна была страховать соглядатая на случай непредвиденных случайностей. Один из бандитов, приметив тело, толкнул приятеля в бок и, цепляясь за кусты, принялся спускаться, то и дело оскальзываясь на довольно крутом склоне.

Второй бандит, чуть поколебавшись, последовал за ним. Глядя на их неловкие движения, Матвей хищно усмехнулся и плавно потянул из ножен кинжал. Спустившись в распадок, мужики обошли очередной куст и, увидев тело, дружно склонились над ним, словно пытаясь вызвать его дух. Иного объяснения их действиям у парня не было. Нож в груди вполне достаточное объяснение тому, почему их подельник не двигается.

Бесшумно выпрямившись, Матвей метнул свои клинки один за другим. Хрипя и суча ногами, оба бандита повалились в траву. На расстоянии в десять шагов он давно уже не промахивался. Дождавшись конца агонии, парень подошёл к телам и без тени брезгливости принялся их обыскивать. Ножи и кистени его не интересовали. Свинчатка и латунный кастет привлекли внимание только материалом, из которого были изготовлены. А вот ещё один револьвер и три десятка патронов к нему порадовали.

– А богатый нынче бандит пошёл, – проворчал парень, быстро пересчитывая купюры, взятые с бандитов.

В общей сложности получилось сорок два рубля ассигнациями. В потайном кармане на поясе одного из пары нашёлся золотой пятирублёвик, а в сапоге второго три золотых червонца. Похоже, это был бандитский НЗ. На случай непредвиденных обстоятельств. Огорчало только то, что к браунингу не было запасного магазина. И патронов тоже не было. Задумчиво повертев в пальцах трофейного малыша, Матвей хмыкнул и, чуть пожав плечами, направился к дальнему концу распадка.

На торг он прошёл через другой вход, сделав крюк в пару километров. Не останавливаясь, он добрался до оружейной лавки и приобрёл к дамскому пистолету пару запасных магазинов с запасом патронов. Благо и того и другого было тут с избытком. Хозяина снова не оказалось на месте, но парень по этому поводу не особо расстроился. У самого настроения не было разговоры разговаривать. Вежливо поблагодарив продавца, Матвей снова вышел на улицу и широким шагом направился к своему прилавку.

Нужно было поставить отца в известность, что на них снова открыли охоту, и предупредить соседей о возможном нападении. Народу в мор и так умерло много, так что рисковать жизнями станичников Матвей был не готов. Пока он ходил, торг потихоньку начал сворачиваться. Так что явился он как раз к моменту, когда пора было начинать готовить ужин. Помешивая ложкой кулеш, Матвей коротко рассказал отцу обо всём, что узнал, и поведал о своих планах на ночь.

– Опасно это, одному-то, – угрюмо проворчал Григорий, окутываясь клубами табачного дыма. – Вместе пойдём.

– Не суетись, бать. Сам управлюсь. Каторжные, это даже не степняки, – отмахнулся Матвей.

– Смелый, – фыркнул кузнец. – Да ты хоть знаешь, какие средь них ловкачи встречаются?

– Слыхал, – спокойно кивнул парень. – Да только меня тоже не скоморохи базарные учили. Справлюсь. К тому же, у меня с собой кроме ножей ещё и пара револьверов будет.

– Шуму с них много.

– А я шуметь и не собираюсь. Это так. На самый крайний случай. Покоен будь, батя. Тихо управлюсь.

– Давай я хоть до дому с тобой схожу. Присмотрю, чтобы лишний кто вдруг случаем не появился, – не удержавшись, предложил кузнец.

– Не надо. Ты, батя, мастер. В лаве твоё место, а тут пластун нужен. Уж прости, но тебя там приметят сразу. Не умеешь ты скрытно к врагу подбираться.

– А ты, значит, умеешь, – возмутился кузнец.

– Умею, – всё так же спокойно кивнул Матвей. – Меня такому особо учили.

– Когда пойдёшь? – помолчав, глухо спросил Григорий.

– А вот смеркаться начнёт, и двину. Чтобы через заставу с народом пройти. В толпе и не приметят особо.

– Не делают так, – снова заворчал кузнец. – Не зная броду, в воду лезешь.

– Уймись, бать, – примирительно улыбнулся Матвей. – Знаю, чего бурчишь, потому и прошу, покоен будь. Всё как надобно сделаю. Не просто ж так я тому каторжному вопросы задавал. Знаю, что там к чему и где их главные сидят.

– Я уж жалею, что тебя пластунам в ученье отдал, – тяжело вздохнув, вдруг признался Григорий. – Где ж это видано, чтобы мальчишка один против дюжины бандитов ходил?

– Бать, ты решил мне сегодня мамку заменить? – не удержавшись, поддел его Матвей. – Ты ещё причитать возьмись. Лучше присматривай тут, чтобы никто сторонний рядом не тёрся. Нам лишние видаки ни к чему.

– Присмотрю, – усмехнувшись, махнул мастер рукой.

– О времена, о нравы, – ворчал про себя Матвей, бесшумной тенью скользя вдоль старого дощатого забора, за которым и находилась бандитская малина. – Посадили на крыльце двух варнаков и думают, что они кого-то напугать могут. Хотя для местных они, конечно, жуть кошмарная, а вот для такого зверька, как я, скорее, вывеска на дверях. Бандиты тут живут. Заходите разбираться.

Подшучивая над самим собой таким образом, парень добрался до угла и, оглядевшись, зло усмехнулся:

– Блин, это уже даже не смешно. Двор лопухами зарос, сквозь забор на джипе проехать можно, одни щели. Во дворе даже завалящей шавки нет. И на что они надеются? На свои понятия? Тоже мне, бандюки. Круче вороньих яиц.

Тихо фыркнув, Матвей подобрался к старому, высоченному тополю и, поплевав на руки, принялся взбираться по стволу. Толстая кора была покрыта трещинами, что создавало своего рода опоры для конечностей. Уже через три минуты он осторожно выглянул из-за ствола, стараясь держаться так, чтобы за спиной обязательно была крона соседнего карагача. Повязка из мешковины полностью скрывала лицо. Только глаза азартно блестели, высматривая происходящее во дворе.

Между тем пара звероватого вида мужиков не спеша прошлись вдоль фасада широкого, одноэтажного дома с высокой трубой, выкрашенной почему-то синей краской, и, усевшись у крыльца на лавочку, дружно закурили. Во двор то и дело без всякого стука входили разные мутные личности и, кивнув мужикам, проходили в дом. Пару раз Матвей отмечал, что входящие приходили со свёртками и корзинами, а уходили с пустыми руками.

Отметив этот момент, парень несколько озадачился, что бы это значило? Ему, как человеку, случайно имевшему дело с криминальными структурами только своего времени, это показалось странным. Основная масса знаний и выражений были им почерпнуты из исторических книг. Но после долгих раздумий Матвей пришёл к неожиданному для себя выводу.

– Да ладно?! – еле слышно охнул парень, едва не сверзившись с дерева от пришедшей вдруг мысли. – Вот так запросто? Что спёрли, то и принесли? Хотя времена теперь патриархальные, так что всё возможно. Блин, надо будет проверить. Если так, то схрон на будущее нам очень даже будет не лишним.

Время перевалило за полночь, и Матвей, дождавшись, когда охранники зайдут в дом, подобрался, вслушиваясь в каждый звук, раздававшийся со двора. Короткий лязг заставил его удивлённо хмыкнуть и покрутить головой. Судя по звуку, дверь заперли на обычную щеколду. Не сводя взгляда с окон дома, он сунул руку в небольшой кожаный подсумок, нащупывая небольшой моток сталистой проволоки.

Убедившись, что полезная вещь на месте, Матвей соскользнул с дерева и, просочившись к калитке, осторожно взялся за широкое стальное кольцо, служившее ручкой. Чуть приподняв калитку, чтобы не скрипнула, он огляделся и, убедившись, что на улице никого нет, всё так же бесшумно пробрался во двор. Прикрыв за собой скособоченную калитку, парень подобрался к крыльцу и, на четвереньках приблизившись к двери, приложил к створке ухо.

Несмотря на уже погашенный свет, в доме ещё не спали. Слышались шаги, негромкий бубнёж и чей-то надсадный кашель. Похоже, у кого-то из жильцов дома туберкулёз. Вечный спутник многих обитателей тюрем и каторжных пересылок. Задумчиво взъерошив себе чуб, парень перебрался под одно из темнеющих окон и, приподнявшись на цыпочки, снова принялся прислушиваться.

К его удивлению, в доме ещё и не думали ложиться. Разговоры и ходьба не стихали, а где-то в глубине дома слышался басовитый смех. Задумчиво ковырнув пальцем стекло, Матвей вдруг понял, что это не стекло, а кусок слюды. Кусочек камня отслоился, еле слышно хрустнув. Удивившись ещё сильнее, парень достал один из метательных ножей и попытался аккуратно подцепить гвоздик, которым слюда крепилась к раме. Тихо скрипнув, гвоздик изогнулся и вырвался из дерева.

– Твою мать! Они что, издеваются? – возмутился Матвей, не спеша вынимая все гвозди из окошка. – Тут даже штапика нет.

Вынув кусок слюды из рамы, он сунул руку в образовавшееся отверстие и только теперь понял, почему на улицу не пробивается ни один лучик света. Окно было завешано чем-то вроде пледа. Плотная ворсистая ткань не пропускала наружу даже отсвета. А в доме тем временем продолжали развлекаться. Осторожно нащупав крюк, которым была заперта рама, Матвей подставил под окно толстое полено и с него проскользнул в помещение.

Вернув на место ткань, он осмотрелся и, убедившись, что попал в необитаемую комнату, подобрался к двери. То, что в комнате не жили, было понятно по отсутствию спального места и слою пыли, покрывавшей имевшуюся мебель. В чуть приоткрытую дверь пробивался свет, так что что-то рассмотреть было вполне возможно. Встав у двери на одно колено, парень осторожно выглянул наружу.

Прямо напротив на широкой лавке восседал один из охранников, с интересом заглядывавший куда-то в соседнюю комнату. Прислушавшись, Матвей по высказываниям понял, что там азартно резались в карты. Где-то дальше по коридору, тяжело топал ещё кто-то. Чуть сместившись, парень попытался рассмотреть ещё хоть что-то. Снова раздался надсадный кашель и в поле зрения появился второй варнак.

– Отвару хошь? – спросил он у приятеля, показывая ему широкую медную кружку.

– На кой он мне? – отмахнулся тот. – Это тебя лихоманка крутит. А мне без надобности.

– Всё одно испей, – принялся настаивать варнак. – Мне уж недолго осталось, а тебе поберечься б надобно.

– Уймись, Кузя. Поживём ешшо, – шикнул на приятеля первый охранник.

Только тут Матвей сообразил, что это явно братья. Высокие, жилистые, кряжистые, словно из канатов свитые. Такие люди обычно очень сильны и вступать с ними в рукопашную не рекомендуется. Голой силой сомнут. А значит, этих нужно класть первыми. Иначе ничего хорошего не получится. Но чтобы разом избавиться от этих бугаёв, нужно сделать так, чтобы они оказались отдельно друг от друга. А главное, не успели поднять шум. Стоя на колене у двери, парень задумчиво поглаживал пальцами метательные ножи. Тут нужно бить наверняка. В сердце или глаз, чтобы класть их сразу и наглухо. В противном случае беды не оберёшься.

Подумав, Матвей осторожно поднялся и, подобравшись к окну, снова выбрался во двор. Поднявшись на крыльцо, он вытащил из перевязи пару ножей и, взявшись за кольцо, тихо стукнул им в створку пару раз. Стучать сильно он не стал специально, чтобы не привлечь внимания картёжников. За дверью раздались тяжёлые шаги и лязг щеколды.

– Кого это тут носит посередь ночи, – с сиплой одышкой поинтересовался варнак, выглядывая из дверей.

– Свои, – выдохнул Матвей, всаживая ножи в горло и висок каторжнику.

Нож в левой руке перерезал аорту и трахею, не давая вскрикнуть, а нож в правой, пробив височную кость, проник в мозг. Нанеся удары, парень тут же потянул ножи на себя, вытягивая мужика из сеней. Хрипя, булькая горлом и вздрагивая всем телом, тот сделал два шага вперёд, и Матвей, тут же развернув его боком к двери, скинул мужика с крыльца, выдёргивая оружие. Зная, куда и зачем идёт, он прихватил с собой старую черкеску, в которой занимался бытовыми работами в поездке. От неё потом нужно было просто избавиться.

Запасная одежда дожидалась своего часа в кустах у забора. В заплечном мешке. Проскользнув в сени, Матвей встал за дверью и снова постучал. Шаги второго бандита не заставили себя ждать.

– Чего тут у тебя, Кузя, – послышался удивлённый вопрос, и варнак шагнул прямиком в открытую входную дверь.

Выскользнув из-за неё, Матвей резко взмахнул руками, всаживая ножи в горло и под лопатку. На этот раз, метательный нож в правой руке он сменил на тот, что был за голенищем сапога. Клинок нужен был подлиннее. Вытолкав вздрагивающее и хрипящее тело на крыльцо, он повторил свой трюк, сбросив бандита на его родственника. Убедившись, что в доме никто ничего не заметил, парень прикрыл входную дверь и принялся обыскивать охранников.

Его добычей стало немного денег и пара отличных широких ножей, чем-то смахивающих на охотничьи. Даже рукояти были сделаны из рога какого-то животного. Точнее в темноте было не разобрать. Убедившись, что заточены клинки на совесть, Матвей хищно усмехнулся и, оттащив тела под забор в лопухи, снова вернулся на крыльцо. Войдя в сени, он бесшумно прикрыл за собой створку и, задвинув щеколду, двинулся по коридору к комнате, где шла игра, держа в руке метательный нож.

На его удачу, никто из комнаты не вышел, так что до двери в неё парень добрался без приключений. Снова присев на одно колено, он медленно изогнулся и плавно, буквально по миллиметру заглянул в комнату. За широким, круглым столом, резались карты пятеро мужиков средних лет. На первый взгляд их можно было принять за торговцев средней руки или за ещё каких почтенных граждан.

Добротно одетые, с широкими, ухоженными бородами и ровными стрижками, но всё впечатление портили руки. Широкие, крепкие, украшенные шрамами и следами от ожогов. Рукав у одного из них задрался, и Матвей с кривой усмешкой отметил про себя след от кандалов. Вот теперь все сомнения отпали окончательно, хотя их у парня и прежде не было. Втянувшись обратно в коридор, Матвей поднялся и принялся готовиться к короткой, но стремительной схватке.

Три ножа устроились за поясом так, чтобы их можно было выхватить одним движением. Пять метательных, он взял в левую руку веером. Так, чтобы их было удобно перехватывать рабочей рукой. Бросать ножи с двух рук он умел, но левая всегда чуть запаздывала и бросок ею был послабее. Так что парень предпочитал бить наверняка. Приготовив оружие, Матвей сделал несколько глубоких вдохов, нагоняя в кровь адреналин и вентилируя лёгкие до лёгкого головокружения.

Развернувшись лицом к стене, он сделал длинный приставной шаг, оказываясь сразу в дверном проёме, и тут же метнул первый нож. Бандиты даже не успели понять, что произошло, когда все пять ножей с глухим стуком начали вонзаться в их тела. Клинки Матвей бросал с такой силой, что сидевшего боком к двери мужика просто скинуло со стула. Упав, он гулко стукнулся головой о дощатый пол. Вскрикнуть не успел ни один. В комнате раздавались только хрип и скрежет каблуков по доскам пола.

Замерев, Матвей вслушивался в происходящее в доме, чувствуя себя взведённой пружиной. Лёгкие шаги у дверей в сени заставили парня чуть вздрогнуть и выхватить из-за пояса один из трофейных ножей. В коридоре качнулась свечная тень, а после, откуда-то из кухни, вышел тщедушный мужичок с медным подсвечником в руке.

– Ты как здесь, чёрт? – охнул мужик, поднимая свечу повыше, чтобы рассмотреть неизвестного, замершего в дверях комнаты, где шла игра.

Вместо ответа, Матвей резко взмахнул рукой. Он даже не стал разворачиваться к мужику лицом. Просто бросил от пояса трофейный нож. Тяжёлый, широкий клинок вонзился мужику под ложечку, отбросив его к двери. Выронив подсвечник, мужик жалобно заскулил и по двери сполз на пол. Убедившись, что все пятеро картёжников затихли, парень сосредоточился на тщедушном бандите. Тряхнув головой, Матвей в три шага оказался рядом с ним и, присев на корточки, тихо спросил, жёстко глядя в глаза:

– Кто ещё в доме есть? Двух варнаков у крыльца не считай. Пятеро за картами были. Кто ещё? – повторил он, поднимая подсвечник.

– Я последний, – прохрипел мужик. – Сгинешь ты теперь, парень. Знаешь хоть, куда влез? – усмехнулся он, кривя губы в болезненной усмешке.

– Знаю. Я ваше варначье племя давно знаю. Где общак?

– Чего где? – нашёл в себе силы удивиться бандит.

– Добытое где храните? И не ври. Знаю, что сюда всё сносили.

– А с чего я говорить тебе стану? Только не говори, что после дохтура кликнешь. Не поверю.

– Умереть тоже по-всякому можно. Тебе ли не знать, – усмехнулся Матвей в ответ. – А заорать я тебе не дам. Да ты и сам теперь не сможешь. А вот быстро уйти и без боли, это я могу обещать. Ну? Будешь говорить или я начну уже? – закончил он, чуть шевельнув нож за рукоять.

– В той комнате, где в карты играли, под подоконником глянь. В шкапу, на самом дне, саквояж лежит. А после в подпол лезь. По правую руку полку на себя тяни. Там схрон, – застонав, ответил мужик.

– Посиди пока, проверю, – усмехнулся Матвей, поднимаясь.

– Да откель ты взялся такой ловкий? – простонал мужик, меняясь в лице.

На торговую площадь Матвей вернулся только на рассвете. Усталый, сонный, но почти счастливый. Теперь будущее семьи было обеспечено. В доме, где обитали бандитские Иваны, нашлось всё, о чём только можно было мечтать в материальном плане. Раненый бандит пытался обмануть парня, но быстро понял, что таким образом только продлил свои мучения. Верить всяким проходимцам Матвей отвык ещё в прошлой жизни.

Обыск комнаты, где шла игра в карты, выдал дорожный саквояж среднего размера, набитый купюрами, мешок примерно килограммов пять весом с серебряными монетами, под подоконником, в тайнике, нашлась коробка с золотыми червонцами и пятирублёвками, а вот подпол оказался настоящей пещерой Аладдина. Рулоны разных тканей, меха, поставцы с разной посудой. У Матвея сложилось такое впечатление, что сюда свозили всё, что добывалось не только кражами, но и разбоем на дорогах.

Нашлась даже пара серебряных подсвечников. Растерянно почесав в затылке, парень удручённо вздохнул и, аккуратно пристроив подсвечник на полку, принялся быстро перебирать найденное и осматривать имевшиеся тут же сундуки. А посмотреть тут и вправду было на что. Чемоданы с личными вещами парень решил не трогать, а вот роскошный дорожный баул со множеством отделений изучил тщательно.

И как оказалось, не напрасно. Кто-то из бандитских главарей, очевидно не доверяя своим подельникам, устроил в нём небольшой тайник. Резная шкатулка, инкрустированная серебряной проволокой и чешуйками перламутра, явила парню примерно пару горстей крупных драгоценных камней. В геммологии Матвей разбирался очень слабо, так что, прикинув на взгляд, что тут собраны явно не стекляшки, закрыл шкатулку и, на всякий случай обвязав её кожаным шнурком, сунул в подсумок.

Логика человека, собравшего эту коллекцию, была ему вполне понятна. Добыв украшения с подобными камнями, бандиты отлично понимали, что сбыть их будет совсем не просто. Подобные вещи носил не абы кто, а люди мало того, что состоятельные, так ещё, скорее всего, титулованные. Так что за подобные вещички запросто можно было сплясать с одноногой вдовой. Так называли виселицу, насколько сам Матвей помнил.

А вот достав из украшений камни и переплавив оправу, подобной опасности вполне можно было избежать. Камень он и есть камень. Он и просто из ожерелья выпасть может. Всякое бывает. Да и уходить с такой шкатулкой проще. Места занимает немного, весу в ней мало, а стоит содержимое дорого. Так что НЗ вполне серьёзный. На любой случай. Его логические выкладки подтвердила ещё одна находка.

На дне сундука в увесистом кожаном мешке обнаружились те самые оправы, из которых были вынуты камни. Еле слышно уговаривая собственную жабу, парень отобрал из найденного только самое ценное и, оглядев получившуюся кучку, мрачно хмыкнул:

– Твою ж мать, тут без телеги неделю носить надо. Ладно, попробуем обойтись только малым и самым нужным.

Из кучи всяческой мануфактуры парень отложил три рулона шёлка. Два белого цвета и один ярко-синего. Не удержавшись, он сунул в заплечный сидор пару связок соболей и лис, решив на этом закончить. Брать что-то из посуды или столовых сервизов было просто опасно. В этом времени люди любили украшать подобные вещи всякими инициалами и вензелями. Выбравшись из подвала, Матвей тщательно увязал добычу и, закинув её на плечи, весело проворчал:

– Не так страшен чёрт, как его малютка. Дотащу. И даже бегом.

Выбравшись из дома, парень вышел на улицу и, внимательно осмотревшись, широким шагом направился на окраину города. Теперь ему предстояло самое главное. Уйти так, чтобы его ни одна собака не учуяла. Двигаясь быстрым шагом, Матвей добрался до бедняцких кварталов и, сориентировавшись по заранее замеченным приметам, ловко перемахнул старый покосившийся забор.

Судя по состоянию двора, тут никто не жил. Огород зарос бурьяном, окна дома закрыты ставнями, а все хозяйственные постройки стоят с распахнутыми дверями. Хозяева этой роскоши или умерли, или уехали. Во всяком случае, живой души тут явно давно не бывало. Дом этот Матвей приметил, отыскивая бандитскую малину. Иваны оказались не так глупы. Не стали устраиваться в рабочих или торговых кварталах. Там все всех знают. А вот в квартале бедноты на них, может, внимание и обращали, да только связываться просто побоялись.

Одни братья охранники чего стоили. С одного взгляда становилось понятно, что эти варнаки прирежут, и фамилии не спросят. Прошмыгнув через огород, Матвей перебросил добычу через забор и, одним прыжком перемахнув его, снова нагрузился, словно верблюд. Обойдя торговую площадь по большой дуге, он добрался до тракта, по которому им предстояло ехать домой, и в десяти шагах от перекрёстка быстро выкопал ножами неглубокую яму, предварительно срезав дёрн.

При себе он оставил только пачку ассигнаций для закупки хлеба. Всё остальное спрятал. Благо всё добытое удалось упаковать в крепкую мешковину, найденную в том же подвале. В том, что и полиция, и бандиты примутся после такого налёта землю носами рыть, он даже не сомневался. Так что даже трофейные ножи в схроне оставил. Выбросить хорошее оружие у него рука не поднялась. В общем, к своей подводе парень вернулся налегке.

Григорий, похоже, так и не сомкнувший ночью глаз, встретил сына тихим ворчанием и крепкими объятьями. Устало улыбнувшись, Матвей быстро стянул с себя старую черкеску и, сунув её в небольшой костерок, тихо проворчал, протягивая отцу деньги:

– Держи, батя. Теперь мы сможем хлебом серьёзно закупиться.

– Откель взял? – растерянно спросил казак, глядя на пачку ассигнаций неверящим взглядом.

– С бандитов трофеем снял. Им теперь без надобности, а нам мор пережить надобно, – отмахнулся парень, начиная быстро орудовать ложкой.

С ужина в котелке остался ещё тёплый кулеш.

– Это всё? – еле слышно спросил кузнец, протягивая ему толстый кус хлеба.

– Ещё чего, – фыркнул Матвей. – Остальное спрятал. Обратно поедем, подберём.

– Матвейка, за такую добычу и по тракту кандалами зазвенеть можно, – строго напомнил Григорий.

– Бать, ну я ж не дурак, – отмахнулся парень. – Брал только то, что никак на меня указать не может. А кое-что на чёрный день спрячем. Пусть полежит до сроку. Нам того, что ассигнациями взял, надолго хватит.

– Выходит, ты грабителей ограбил? – помолчав, иронично усмехнулся кузнец.

– Чего это ограбил? – возмутился Матвей. – Как положено, с бою взял. Да и то не всё. Там, чтобы всё вывезти, наших двух подвод маловато будет. Брал только самое дорогое.

– С бою? – тут же подобрался кузнец. – И как управился? Стрелял?

– Не суетись, батя. Ножами сработал, – хищно усмехнулся парень. – Тихо всё прошло. И не видел меня никто. А кто видел, тот уж не расскажет.

– Ну, Матвейка, – растерянно покрутил кузнец головой. – Я и подумать не мог, что сын у меня в варнаки подастся.

– Бать, ну ты хоть думай, чего гуторишь, – снова возмутился Матвей. – Я их не трогал. По своим делам приехал. Сами всё затеяли. Или мне надо было дождаться, когда они нас резать придут?

– Уймись, – жёстко осадил его Григорий. – Знаю, что не ты их искал. А вот что теперь будем соседям говорить? Как скажем, откель деньги?

– А мы должны? – выгнул Матвей бровь.

– На каждый роток платок не накинешь. Всё одно болтать станут, – вздохнул кузнец.

– А ты сильно деньгами не размахивай, а станут спрашивать, отвечай, что я пару наших клинков какому-то знакомцу продал. Потому и уходил в вечёр, – быстро нашёлся парень. – Никто ж не знает, сколько мы их сюда привезли. Или ты рассказал кому?

– Нет. Такого разговору не было, – подумав, решительно отказался мастер.

– Ну и всё. Прости, бать. Спать хочу, сил нет, – признался Матвей, зевая так, что ажно челюсть заболела.

– Ложись. Да и я посплю малость, – понимающе усмехнулся Григорий, вороша угли в костре.

Кивнув, Матвей быстро разулся и, забравшись в свои дроги, накрылся старой буркой. Спустя минуту он уже тихо посапывал, успев только ответить вновь зазвучавшему в голове голосу. Впрочем, разговор этот был коротким.

– Благодарствуй, – позвучало в мозгу парня. – Не вои, конечно. Но взял ты их правильно.

– Не на чем, – вздохнул парень. – Слово дадено, значит, надо держать. А уж кого прислал, уж прости, кто подвернулся.

– Ничего. И с этим не худо получилось. Спи, казак, – раздалось в ответ, и парень снова провалился в сон.

Проснулся он от того, что Григорий безжалостно тряс его за плечо, негромко приговаривая:

– Вставай, Матвейка, работать надобно.

– Угу, встаю, бать, – кое-как продрав глаза, кивнул парень, выглянув из-под бурки.

Григорий, давая ему выспаться, сам сходил за водой и успел вскипятить чай. В общем, к тому моменту, как Матвей привёл себя в порядок, завтрак был готов. Благодарно улыбнувшись отцу, он присел на чурбачок и с удовольствием впился зубами в бутерброд с колбасой, запивая его горячим напитком.

– Не спеши, чай не отбирает никто, – благодушно проворчал Григорий, заметив, с какой скоростью парень уничтожает продукты.

– Оголодал чего-то, – удивлённо признался Матвей, прожевав очередной кусок.

– Ещё б не оголодать. Всё ночь носился, словно ужаленный. Да ещё и резался незнамо с кем, – тихо буркнул кузнец, с интересом рассматривая подаренный сыном нож.

– Спрячь его, батя. Это я тоже трофеем взял, – так же тихо посоветовал парень.

– Сибирские мастера ковали, – неожиданно сообщил кузнец, ловко убирая нож за голенище сапога. – Такие рукояти только там делают. Да и сталь на них добрая пошла. Как бы ни оружейная.

– Это в смысле, из сабли какой перековали? – заинтересовался Матвей.

– С оружейного ствола, – наставительно пояснил кузнец. – Каторжные часто так делают, ежели какой случайный ствол в руки попадёт, или ружьё сломано. Сталь-то добрая. Вот они стволы на ножи и перековывают.

– И где ж им таким заниматься? На каторге, что ли? – не понял Матвей.

– Ссыльных в Сибири завсегда много было. А в любой деревне кузня имеется. Вот и мудрят себе оружие всякое, что привычнее, – усмехнулся Григорий в ответ. – Сабля им ни к чему. А вот нож добрый завсегда пригодится. И от человека, и от зверя отбиться. Сам видел, клинки широкие, тяжёлые, и заточены правильно. С таким и на медведя идти можно.

– Я потому их и забрал. Не простые ножи, сразу видно, – кивнул Матвей. – Только, пока отсюда не уедем, лучше их никому не показывать.

– Ты поучи меня, – заворчал кузнец, но по глазам его парень понял, что отец и не думает сердиться.

– Тебя учить, только портить, – не сумел промолчать он.

– Ох, Матвейка, мало я тебя в детстве порол. Смотри, как бы теперь не пришлось навёрстывать, – не остался кузнец в долгу.

– А сдюжишь? – нахально усмехнулся парень. – Я, бать, тебя уважаю сильно и люблю, да только знай. Любого, кто вздумает на меня руку поднять, удивлю, аж до невозможности. Даже тебя. Ты у меня человек умный, всякого повидавший, так что, ежели надо чего, говори прямо. А вот с кулаками лучше не надо. Некрасиво получится.

– Кх-м, – поперхнувшись чаем, закашлялся Григорий. – Ты, Матвейка, и вправду шибко изменился, – отдышавшись, протянул он. – Прежде такие слова отцу сказать и не посмел бы.

– Так прежде я недорослем был. А теперь казак реестровый, родовой. А что в воле твоей пока, так я с тем и не спорю. Да только раз уж считаешь меня взрослым, так и относись, как ко взрослому. Ну не станешь же ты на соседа казака с батогом ходить. Разговором все решишь. Так ведь?

– Ну, ты и вьюн, – удивлённо рассмеялся Григорий. – Добре, допивай, и пошли. Нам ещё товар продать надобно, – хлопнул он сына по плечу.

Быстро дохлебав чай, Матвей загасил костерок, убедившись, что его черкеска ночью сгорела дотла, и, поднявшись, принялся выкладывать на прилавок привезённый инструмент. Григорий, уже привычно повесив под навес пару булатных клинков, огляделся и, прикинув количество уже подошедших покупателей, удовлетворённо проворчал:

– Похоже, добрый денёк будет.

Лениво лузгая семечки, Матвей не торопясь отвечал на различные вопросы покупателей, то и дело подсказывал, как отличить литую вещь от кованой, и вообще, занимался именно тем, зачем они сюда и приехали. Продавал привезённый товар. Но острый взгляд парня регулярно скользил по толпе, отмечая растерянные лица карманников и удивлённые физиономии нижних полицейских чинов. Похоже, весть о расправе над кучкой Иванов уже стала широко известной в узких кругах, и теперь и полиция, и криминал пытались понять, как быть дальше.

А когда к их прилавку подошли трое уголовного вида мужиков, всякие сомнения у парня пропали. Подошедшие мужики, быстро переглядываясь, незаметно подталкивали локтями друг друга, явно не понимая, с чего начать разговор.

– Что интересует, господа? Топоры, вилы, лопаты, косы? Всё имеем. Или вам ножи потребны? Есть для кухни, есть засапожники.

– Ты это, парень. Ничего тут давеча не замечал? – откашлявшись, глухо спросил мужик средних лет, с пегой бородёнкой и глубоко запавшими глазами неопределённого цвета.

– Это вы о чём, сударь? – делано удивился Матвей.

– Слушай сюда, казак. Иваны велели присматривать за тобой, потому как в прошлом годе у нас ватага одна пропала. И спросить за неё тебя хотели. Так что ты мне тут не крути, а лучше отвечай, чего видел?

– Или что? – жёстко усмехнувшись, спросил Матвей, глядя ему в глаза.

– Или можешь утречком и не проснуться, – склабился мужик.

– Ну, приходи. Посмотрим, кто из нас прижмурится, – зло усмехнулся парень, вертя в руках топор без топорища.

– Да ты, я смотрю, совсем дикий. Людей не уважаешь, – зашипел варнак, опираясь ладонями о прилавок и наклоняясь вперёд. – Так мы и поучить можем.

– Ты кого пугать вздумал, шваль каторжная, – зарычал Матвей в ответ, перехватывая топор поудобнее. – С тобой, мразь, не крестьянин лапотный говорит, а родовой казак. Приходи. Хоть днём, хоть ночью. Я вас, твари, и прежде резал, и дальше давить стану.

– Да ты… – задохнувшись от злости, мужик вытянул вперёд лапу, пытаясь схватить парня за грудки.

Этого Матвею и нужно было. Перехватив вытянутую граблю, казак одним резким движением вывернул её за пальцы так, что варнак невольно ахнул, и тут же ударил зажатым в руке топором по второй лапе. Затачивал свои топоры Григорий на совесть. Калёное лезвие почти перерубило мужику левую ладонь. Взвыв от боли, варнак попытался вырваться, но Матвей, резко выдернув его на себя и почти втащив на прилавок, ещё раз приложился к его организму топором. На этот раз по голове.

Черепушка у мужика явно состояла из сплошной кости. Топор в руке парня голову ему не проломил, но рану нанёс широкую. Тут же залившись кровью, мужик от удара поплыл. Бросив топор, Матвей всё так же, за руку, вздёрнул его повыше и, качнувшись, от всей души приложился кулаком к физиономии. Силы опытному молотобойцу было не занимать, так что варнака просто смело с прилавка.

Двое подельников пострадавшего, не ожидавших такой стремительной и жёсткой расправы, шарахнулись назад, и пока они соображали, что делать дальше, Матвей успел перемахнуть прилавок и выхватить из ножен кинжал.

– Ну, давайте, твари. Посмотрим, что у вас заместо требухи в брюхах торчит, – зарычал он, делая стремительный взмах рукой.

– А ну, руки в гору, шваль каторжная! – послышался окрик.

Звучный щелчок взводимого курка заставил бандитов вздрогнуть и замереть на месте. Григорий, отвлечённый другим покупателем, слишком поздно заметил, что у прилавка заваривается какая-то каша, а дальше вмешиваться уж было поздно. Но как только Матвей вырвался на оперативный простор, в смысле перемахнул прилавок, тут же взялся за револьвер.

– Вы, казаки, совсем крови не боитесь, – растерянно проворчал один из бандитов. – Мы ж только поговорить хотели.

– Не о чем нам с вами разговоры разговаривать, племя варначье. Забирайте этого пса и проваливайте, – приказал кузнец, выразительно покачивая стволом револьвера. – А увижу еще кого рядом с торгом, пристрелю без второго слова.

– Да ну их к бесу, живорезов. Пошли отсюда, – прохрипел третий бандит, нагибаясь над поверженным приятелем.

Подняв тихо стонущего подельника, варнаки потащили его куда-то в сторону от торговой площади. Замершие на проходе покупатели дружно расступились, пропуская помятую троицу, а затем так же дружно уставились на стоящего с кинжалом в руке парня.

– Совсем каторжные совесть потеряли, – пожал Матвей плечами, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Уже средь бела дня грабить пытаются.

Толпа заметно заволновалась и постепенно начала приходить в движение. Обойдя прилавок, парень сунул клинок в ножны и, подняв голову, с удивлением увидел, как соседи станичники расходятся по местам, убирая различное оружие по кобурам и ножнам. Похоже, так и не разобравшись, что именно произошло, казаки, не раздумывая, решили поддержать своих.

– Ты чего взбеленился? – подойдя к парню, тихо спросил Григорий, убирая револьвер.

– Грозить нам вздумали, шваль подзаборная, – фыркнул Матвей рассерженным волком.

– И чего теперь с топором этим делать? – задумчиво проворчал кузнец, беря с прилавка испачканный кровью инструмент. – Его ж теперь брать побрезгуют.

– Отмою, – махнул парень рукой. – Дело нехитрое.

– А мне его, казаки, продайте, – протолкавшись к прилавку, вдруг попросил какой-то вертлявый, но крепко сбитый мужичок. – Мне как раз для работы топор толковый потребен, а тут сразу видно, что добре сделан. Вишь как руку тому варнаку рассёк. Даром, что без топорища. Только цену сбросьте малость, потому как его теперь чистить придётся, – лукаво прищурившись, закончил мужик.

– Хитёр бобёр, – фыркнул Григорий в ответ. – Его почистить – пять минут заботы. Вон, сын и сам управится.

– Да ладно тебе, казак. Всё одно не в убыток отдашь. А мне для дела. Вот тебе крест, будь денег вдосталь, и торговаться б не стал. Уж больно толковый у тебя инструмент. Где брал?

– Сам ковал. Кузнецы мы, – усмехнулся Григорий в ответ.

– Шутишь?! – удивлённо ахнул мужик. – Это где ж в степи теперь железо добывают?

– Это верно. Железа не добывают, а кузнецы в станицах завсегда были. Да и как без нас? Ни коня не перековать, ни инструмент поправить. Да и оружие чинить тоже потребно. Ты топор-то брать будешь?

– Скинь малость в цене, яви божескую милость, – вздохнув, попросил мужик.

– Ну, и сколь тебе скинуть? – иронично поинтересовался Григорий.

– Вот, сам смотри, – вдруг засуетился мужик, вытягивая откуда-то из-за пазухи кожаный кисет.

Вывалив на прилавок пару горстей меди, он неловко подвинул её к кузнецу и, вздохнув, тихо добавил:

– Всё, что собрать сумел. На отхожем промысле тут, а топор украли. Теперь вот маюсь. И обратно никак, и работа встала.

– Это кому ж инструмент твой понадобился? – удивился Григорий, быстро пересчитывая медяки.

– Самому бы знать, – скривился мужик. – Вышла тут у меня замятня с артелью одной. Они втроём делать берутся то, что я и один запросто сделаю, да ещё и в срок уложусь. Вот после той замятни у меня топор и пропал. Два дня всего прошло.

– От оно как, – удивлённо протянул Григорий. – Добре. Забирай, – подвинул он испачканный инструмент мастеру. – Но только теперь завсегда его при себе держи. Уж прости, но другого я тебе за эту цену не продам.

– Спаси Христос, казак, – сорвав с головы шапку, поклонился мужик. – Теперь уж я учёный. Из рук не выпущу, покоен будь.

– И за плечо почаще оглядывайся, – не утерпев, посоветовал Матвей. – Увидят, что ты новый инструмент нашёл, могут и поленом сзади приласкать. Раз уж один раз на подлость решились, то и дальше не устоят.

– Тоже верно, – чуть подумав, поддержал Григорий сына.

– От ведь, – растерянно почесал мужик в затылке. – А я о том и не думал. Ох, грехи наши тяжкие. Благодарствуйте за науку, казаки. Видать, правду народ бает, что вы только для виду ремеслом промышляете, а по нутру вои и везде воевать готовы.

– Ступай с богом, человек божий, – коротко улыбнулся кузнец. – Даст бог, ещё свидимся.

– Спаси Христос, казаки, – ещё раз поклонился мужик и отошёл от прилавка.

– Добрый мастер, – глядя ему вслед, вздохнул Григорий.

– Да уж, руки у него приметные, – коротко кивнул Матвей.

Руки у мужика и вправду были приметные. Широкие, как лопаты, с толстыми, широкими мозолями от рукояти топора. Но при этом чистые, с коротко стриженными ногтями. Похоже, мастер понимал, что руки, это его средство производства, и пытался ухаживать за ними, как умел. Обычно так поступали люди, которые достигали определённых вершин в своём деле. Для них руки становились чем-то вроде инструмента, требующего ухода.

– Странно, – вспоминая случившуюся стычку, проворчал Матвей.

– Чего странно? – не понял кузнец.

– Так вроде драка началась, а никто городового звать и не подумал.

– Так ведь видел народ, что не просто торговец с покупателем сцепился. На нас вроде как черкески надеты. А казаки завсегда со своими бедами сами справлялись. Да и чего впусте глотку надрывать? Пока полиция сюда доберётся, мы тех варнаков на ленточки порежем.

– И что, полиция промолчит? – заинтересовался Матвей.

– Так мы ж никогда первыми никого не трогаем. А вот ежели лезет кто, то суд всё одно наш, казачий будет. Вот и не суетится народ. Знают, что сами управимся. Ты, вон, прилавок перемахнул быстрее, чем те варнаки охнуть успели.

– Бать, ну сколько одно и тоже повторять? Пластун я, – усмехнулся Матвей, подталкивая отца плечом.

– Да уж вижу, – усмехнулся кузнец в ответ. – Вырос ты, сын. Вот разом как-то. Взял и вырос. То-то мать всё никак принять это не может. Всё норовит нос тебе подтереть.

– И чего вы после меня ещё детей не родили? – проворчал Матвей, вспомнив некоторые телодвижения Настасьи. – Было б ей утешение.

– Господь не дал, – вздохнул Григорий. – Хотели мы ещё детей, да только не сложилось.

– Прости дурака, бать, – повинился Матвей, сообразив, что случайно угодил в больное.

– Господь с тобой, Матвейка. Это я так, вспомнил кое-чего, – обняв его за плечи, усмехнулся Григорий. – Ты лучше скажи, в том, что с бандитов взял, денег много ещё? – понизив голос почти до шёпота, поинтересовался кузнец.

– Много, – кивнул Матвей. – Там всего много. Но остальное пока придержать надобно. Пусть тут всё угомонится. Иначе может бедой обернуться.

– Добре. Делай, как сам решишь, – подумав, решительно кивнул кузнец.

– Ты чего, батя? – насторожился парень.

– Говорю же, вырос ты, сынок, – грустно улыбнулся мастер.

– И чего? Все дети растут. Так что ж теперь, самому пешком на кладбище идти? – фыркнул Матвей.

– Да не в том дело, – отмахнулся кузнец. – Просто я уж давно приметил, что во всех делах коммерческих, и вообще хитростях разных, ты у меня дока стал. Соображаешь иной раз так, что мы с матерью только диву даёмся. Да чего тут говорить. Секрет булата откуда взялся? Вот то-то. Потому и не хочу тебе задумки твои портить. Ты ж небось уже всё придумал, как и куда те деньги тратить будешь?

– Есть мысли кое-какие, – напустил Матвей туман. – Но это ещё не скоро будет. Сам видишь, бать. Тут что ни год, новая беда. То степняки, то мор. Вот я и решил, пусть самое дорогое из взятого полежит до сроку. Мало ли какая ещё замятня в государстве случится. А деньги в дело пустим. Заодно и соседям поможем.

– Это ты про Катерину вспомнил? – тут же поддел его кузнец.

– И про неё тоже. – Не стал отпираться Матвей.

– Так может, тебе и вправду на ней жениться? – спросил Григорий, окидывая сына задумчивым взглядом. – Девка добрая, ладная, да и крови доброй. Сам ты её поминаешь часто. Выходит, по душе она тебе. Глядишь, и сладится у вас.

– Может, и так, – задумчиво протянул Матвей, по привычке ероша себе чуб.

Домой они отправлялись гружёнными ещё сильнее, чем ехали на ярмарку. Станичники, огорошенные решением Григория закупить хлеба сразу на всех, только растерянно крякали и чесали в затылках, пытаясь вспомнить, когда это кузнецы успели так лихо расторговаться и сбыть все свои клинки. Но когда кузнец коротко поведал, что Матвей не просто так вечерами куда-то уматывал, дружно закивали, сообразив, что у каждого имеется свой секрет.

Про то, что из десяти пар они продали всего три, Григорий старался не вспоминать. Оружием, безусловно, интересовались, но высокая цена булата заставляла всех желающих только вздыхать и отступаться. А уступать в цене Григорий и не думал. Что ни говори, а труда в каждый клинок было вложено столько, что и подумать страшно. К тому же Матвей, понимая, что их планы могут оказаться под угрозой срыва, подсказал, что клинки можно будет передать в арсенал казачьего воинства. Всё равно они скоро станут первыми заказчиками подобного оружия.

Гружёные телеги катили не спеша. Матвей, чьи дроги шли последними, следом за отцовской телегой, на нужном перекрёстке придержал коня и, убедившись, что на него никто не обращает внимания, метнулся к обочине тракта. Широкий трофейный нож подцепил вырезанный пласт дёрна, и спустя несколько минут, погрузив добычу под брезентовый полог, парень уселся на козлы.

Уже вечером, на привале, Григорий, осматривая коней, тихо спросил, придержав сына за рукав:

– Ты чего там рылся?

– Добычу забрал.

– Коня грузом не заморишь? – озаботился кузнец.

– Там весу не много. Я один всё разом унёс.

– Добре. Больше не отставай.

– А больше и нужды нет, – усмехнулся парень, ловко вытирая коня пучком травы.

Через трое суток, вкатившись в станицу, казаки первым делом принялись распределять закупленную муку и посевное зерно. Соседи, не ожидавшие такой радости, торговцев едва не на руках носили. Матвей, быстро сгрузив часть своей поклажи, тряхнул поводьями и направил дроги прямо к дому покойного Семёна. На площадь, где они раздавали муку, Катерина так и не пришла. Впрочем, не было там и ещё с полдюжины вдов.

Подкатив к нужным воротам, парень грохнул кулаком в ворота и, дождавшись появления юной хозяйки, с улыбкой велел:

– Отворяй, Катерина. Я к тебе с добрыми вестями.

– Ой, а чего стряслось-то? – суетливо распахивая ворота, тут же спросила девушка.

– Мы с ярмарки вернулись, вот чего, – фыркнул Матвей, загоняя дроги во двор. – Показывай, куда тебе муку сгружать.

– Какую муку? – растерялась Катерина.

– Вот кулёма. Мы с казаками с выручки, что с товара проданного, на всех муки и зерна на посев закупили. Казаки у церкви раздают, а я тебе твою часть привёз. Так что показывай, потом глазами хлопать будешь.

– Ой, так муку, наверное, в дом надобно, а зерно в сарай, в ларь ссыпать, – растерянно пролепетала девушка.

– Ага, понял, – кивнул Матвей и, скинув черкеску, закинул на плечи мешок с мукой.

Занеся его в дом, парень аккуратно опустил его у стены и, вернувшись к телеге, подхватил следующий мешок.

– Так это что же, не по одному мешку будет? – окончательно растерялась Катерина.

– Тебе пять. И три мешка зерна на посев, – усмехнулся Матвей, нагружаясь.

– Ой, мамочки! Да как же это?! Мы ж не расплатимся, – вдруг запричитала девушка.

– Ты чем меня слушала, кулёма? – возмутился парень. – Сказано, мы сами так решили. Сами закупили, сами и раздаём. Мне не веришь, на площадь сбегай, или вон, к соседям сходи. Вся станица уж знает. И денег мы ни с кого брать не будем.

Быстро перетаскав хлеб, Матвей отряхнулся и, приметив выскочивших из-за угла малых, с улыбкой полез в свой дорожный мешок.

– Вот, раздай им, – протянул он Катерине леденцы для ребятишек.

– Зачем? – глядя на него полными слёз глазами, еле слышно спросила девушка.

– Не дури, Катя. Мы с торга вернулись. Расторговались добре, чего ж малым гостинца не привезти. И для тебя у меня кое-что имеется, – усмехнулся Матвей, вынимая свёрток, в котором лежал аккуратно сложенный кусок ярко-синего шёлка, который он заранее отрезал от трофейного рулона. – И это ещё не всё. Вот, возьми. После, ежели сама решишь, научу стрелять из него, – закончил он, отдавая окончательно растерявшейся девушке случайно добытый браунинг и все припасы к нему.

– А в ответ чего? – дерзко вскинув подбородок, прямо спросила она, даже не пытаясь скрыть катившихся по щекам слёз.

– Ничего, – устало вздохнул Матвей. – Нравишься ты мне. Да только понимаю, что с палёной рожей не мне женихаться. Так что держи и дурного не думай. Это всё так. От души.

Не надевая черкески, он взял коня под уздцы и, осторожно развернув дроги, вывел их на улицу. Спустя десять минут, уже дома окончательно разгрузив свой транспорт, Матвей отправился топить баню. Настасья, которая уже знала о возвращении казаков и вовсю шустрила на кухне, приготовила своим мужчинам чистое бельё, но затопить баню просто не успела. Так что парень с ходу занялся делом.

Григорий, загнав свою телегу во двор, оставил её на попечение сына и отправился к старшинам на доклад. Ведь вся эта история с хлебом по большому счёту была только их с Матвеем затеей. Так что отчитаться было просто необходимо. Матвей же, которому пока на подобные совещания соваться было не по чину, принялся разгружать отцовские дроги, прежде обиходив коня. Перетаскав муку и зерно в сарай, парень откатил телегу в дальний угол и, накрыв её брезентовым пологом, вернулся к бане.

В эти неторопливые времена, прежде чем как следует попариться, требовалось проделать кучу всяческих манипуляций. Если дрова готовы, то растопить печь, натаскать воды, запарить веники и после слазить в подпол за жбаном холодного кваса. Так что помимо разгрузки, ему было чем заняться. Григорий, вернувшись от старшин, на некоторое время завис в хате с женой, а после, выйдя во двор, отправился к бане, где на лавочке расслабленно восседал Матвей.

– Ну, вроде уладилось, – вздохнул кузнец, устало опускаясь рядом с сыном.

– А чего там улаживать? – не понял Матвей. – Вроде всё по-людски сделали. С прибыли своей хлеба на всех закупили, да соседям раздали. Что не так?

– Вроде и так всё, да только такое дело старшины решать должны, – задумчиво протянул Григорий.

– Да они пока сговорятся, вдовы да сироты с голоду помрут, – отмахнулся Матвей. – Я вон, Катерине хлеб завёз, так она от удивления человечий язык забыла. Едва объяснить сумел, что это не за что-то, а просто так. Да и на площади так же было. Вдовы, вон, по сей час голосят.

– Да уж, всполошили станицу, – усмехнулся кузнец. – Ты добычу свою уже спрятал? – понизив голос, поинтересовался он.

– Нет. Завтра займусь. Подумать надо, куда это всё девать.

– Шёлк, что мать показывала, оттуда?

– Угу.

– И куда нам столько?

– И на рубашки, и на исподнее пойдёт, – отмахнулся Матвей. – Исподнее из него самое удобное. И не трёт, и не жарко. А главное, легко. В походе самое оно будет.

– Ты с кем воевать собрался? – удивился Григорий.

– Помнишь, я тебе сон свой рассказывал? – начал Матвей издалека.

– Про войну-то? Что на Дальнем Востоке будет? – быстро уточнил кузнец.

– Ага, про неё.

– И чего. Это когда ещё будет? Да и далеко это от наших краёв. У нас тут своя служба имеется.

– Так-то оно так, да только и отсюда в ту сторону воев призовут. Не всех, конечно. Но пару сотен точно отправят. Да и после той войны в стране много всякого нехорошего случится.

– Ты хоть скажи, что с тех варнаков взял. Может, я подскажу чего? – помолчав, прямо спросил кузнец, которому явно было любопытно.

– Много всего, бать. Там и червонцы золотые, и серебром монеты, и камушки из украшений господских всякие. А оправы с тех украшений бандиты просто молотком плющили, да так и хранили. Видать, приметные вещицы были, вот они их так и испортили до неузнаваемости. А про ассигнации я тебе уж рассказывал.

– Однако, – растерянно протянул кузнец, задумчиво ероша чуб.

– Ага. Вот теперь и думаю, как лучше сделать. Червонцы да камушки пусть полежат пока. А вот оправы порченые куда-то пристроить надобно. Уж больно приметно с ними. Так ведь именно каторжные поступают. Обменять бы это золото на те же монеты. Тогда и горя знать не будем. Деньги, они и есть деньги.

– А с мехами что делать станем? – спросил Григорий с заметной растерянностью.

– Их-то прятать смысла нет, – отмахнулся Матвей. – Шкурка, она и есть шкурка. Купили на ярмарке, и вся недолга. Я там несколько скорняжных лавок видел. Мамке из них шапку красивую пошьём, – озорно усмехнулся парень. – Будет она у нас, как барыня, в собольей шапке ходить.

– Да ну тебя, скоморох, – отмахнулся кузнец, невольно улыбнувшись в ответ. – Там мехов – доху пошить можно.

– Что-то на шапку, что-то на воротник, – не унимался Матвей. – Бать, у тебя ювелиры знакомые имеются? – вернулся он к прежней теме.

– Ну, ты и вопросы спрашиваешь, – растерянно проворчал Григорий. – Хотя… Был старичок один. Из жидов, но мастер добрый.

– Они все того племени, – фыркнул Матвей. – Нам с ними детей не крестить, так что это мелочи. Главное, чтобы он умел язык за зубами держать.

– И как ты ему объяснишь, откуда такое золото?

– Со степняков взяли, – с ходу нашёлся парень. – Потому и решили по весу продавать, что работать с золотом не умеем, а на ярмарке и обмануть могут.

– В цене потеряем, – напомнил кузнец. – Да и умею я с ним работать. Не шибко, но кое-чего знаю, – лукаво усмехнулся он.

– Вот и слава богу. Кольца обручальные отлить сможешь? – тут же спросил Матвей.

– А-э, смогу, – растерянно кивнул кузнец.

– Вот и отлей. Себе с матерью да мне с Катериной, – решительно потребовал парень.

– Никак решился? – подскочил кузнец.

– Решился, – помолчав, коротко кивнул Матвей. – Глянул на неё сегодня, да на малых её, аж сердце зашлось. Пропадут они одни. Без помощи как есть пропадут. Да и матери с ней легче будет. А то одна на двух мужиков и готовит, и стирает. И проволоки из того золота накатать надо. Из неё можно будет украшений всяких накрутить. Сделаешь?

– Да чего там делать? Седмица работы, ежели не спеша, – отмахнулся Григорий, явно пребывая в своих мыслях.

– Всё одно ювелира искать надо, – упрямо повторил Матвей. – Там золота много. И от него избавляться надобно.

– А камни, значит, придержать решил? – небрежно уточнил кузнец.

– Камни, они просто камни. Лёгкие, дорогие, а главное, их по одному продавать можно. Мало ли где я тот камушек добыл? Не придерёшься. А что на тех оправах в цене потеряем, так то не страшно. Монеты, они всяко поважнее будут. Особенно ежели беда какая в стране случится.

– Умно, – подумав, одобрительно кивнул Григорий. – Вот ей-богу, умно. Добре. Займусь я этим. Только не сразу.

– Так я и не тороплю, – улыбнулся Матвей, заглядывая в баню, чтобы проверить, как она успела протопиться. – Прежде проволоки наделай да кольца отлей. А остаток уже продавать можно будет.

– Сделаю, – усмехнулся в ответ кузнец. – Вот передохну малость и займусь.

– Ну и слава богу. Мыться пошли. Протопилось уж, – скомандовал парень, поднимаясь.

Ажиотаж после возвращения станичников с ярмарки стих, и кузнецы вернулись к обычным делам. Матвей, озадачив отца изготовлением золотой проволоки и колец, с головой ушёл в свои дела. Повышающий редуктор для парового двигателя выходил не таким мощным, как хотелось. Вследствие чего обороты на станках в среднем были раза в три выше, чем при работе на них педалью.

Снова погрузившись в расчёты, парень и сам не заметил, как пролетело время до Рождества. Григорий, понимая, что сын не просто развлекается, старался его к работе не привлекать. Вызывал, только когда решал ковать очередной булатный клинок. Этот вопрос даже не обсуждался. Казаки начали заказывать такое оружие, даже несмотря на цену. Идея парня о рассрочке платежа нашла полную поддержку среди казаков. Так что работы кузнецам хватало.

Попутно Матвей принялся экспериментировать со сплавами. Понятно, что сортов стали у него было кот наплакал, но кое-что всё равно стало получаться. Естественно, не хватало присадок и нормальной печи, но и в горне иногда получалось нечто подходящее. Помня, что уголь приходится возить издалека, Матвей только вздыхал, волевым усилием ограничивая свои опыты. Григорий, пуская металлы в дело, оценивал их с высоты собственного опыта.

Проверял на ковкость, гибкость, прочность и другие параметры. В итоге всё это пришлось прекратить. Что ни говори, а запасов сталей и железа было и вправду маловато. Про уголь и говорить не приходилось. Основная его масса уходила на изготовление булата. При работе с этой сталью приходилось в течение долгого времени поддерживать в горне постоянную температуру, а это уничтожало запас угля особенно быстро.

Эта тревога случилась, как всегда, не вовремя. Кузнецы едва закончили проковку очередного клинка и решили сделать перерыв, чтобы немного отдохнуть, когда над станицей раздался колокольный звон. Быстро собравшись, оба казака поспешили к церкви. Там уже собрались старшины, что-то негромко обсуждая с молодым казаком, сидевшим верхом на караковом жеребце. Пика с вымпелом сразу показала собравшимся, что это был посыльный от атамана.

Собравшиеся казаки настороженно переглядывались и тихо переговаривались, строя предположения, что могло произойти. Григорий, послушав их высказывания, мрачно вздохнул и, повернувшись к сыну, тихо спросил:

– Как думаешь, война?

– Похоже на то, – мрачно кивнул Матвей, пытаясь вспомнить, когда именно случилась Русско-японская война.

Точные даты этого события как-то стёрлись в его воспоминаниях. Так что, ожидая новостей, Матвей судорожно вспоминал, когда именно всё случилось и с чего началось. Но получалось плохо. В памяти всплывали процентные соотношения металлов в различных сплавах, химические формулы присадок и тому подобные вещи. Не было только главного. Исторических справок по срокам первых революций и даты начала войны. Но всё оказалось не так, как они думали.

Посыльный, попрощавшись, развернул коня и рысью направился к околице. Старшины, задумчиво расправляя усы и оглаживая бороды, развернулись лицами к собравшимся и замерли, оглядывая настороженно замолчавших казаков.

– В общем, дело в следующем, казаки, – откашлявшись, заговорил Макар Лукич. – В горах большая замятня намечается. Горцы большую силу собрали и теперь хотят по городам ударить. А потому, станичники, пришло нам время в поход собираться.

– Странно это, – глухо проворчал Матвей. – В горах сейчас снег лежит, а они в поход собрались? Кто ж зимой воюет? Да и с чего?

– Османы их мутят, – так же тихо отозвался Григорий. – Вовремя мы клинок доделали. Ты присматривай тут, чтобы у соседей инструмент в порядке был.

– Бать, это тебе за ними присматривать придётся, – хмыкнул Матвей, поворачиваясь к нему всем телом. – Я в нашем эскадроне один пластун. Так что в поход мне идти.

– Чего это? – тут же возмутился кузнец. – Да и к чему у гор пластун? Это ж не по степи след искать.

– Бать, уймись, – качнул Матвей чубом. – Тебе через год из реестра выписываться, да дел в кузне много. В общем, давай не будем спорить. В поход я пойду.

– Не дело это, сын. Ты в роду последний, – дрогнувшим голосом произнёс кузнец.

– Батюшка сбережёт, – помолчав, твёрдо заверил парень. – Я ему нужен. Тем более в бою.

Не найдя, что ответить, Григорий только растерянно кивнул, отлично помня всё, что рассказывал и пояснял ему дед Святослав. Улыбнувшись в ответ, Матвей хлопнул отца по плечу и, вздохнув, добавил:

– Пошли домой, бать. Нам ещё Буяна перековать надо. Да и мне оружие проверить.

– Чего там проверять, – заворчал Григорий, усмехаясь. – Ты его только что не облизываешь. Да стреляешь столько, что я уж устал патроны считать.

– А чего их считать? – не понял Матвей. – Всё одно я для учёбы патроны самодельные пользую.

– Да уж, свинца ты перевёл столько, что и сказать страшно, – поддел его отец. – Про трубку медную я уж и не поминаю.

– Да ладно тебе, бать. Я ж это всё не по одному разу пользую, – усмехнулся парень, понимая, что это просто шутка, чтобы разрядить напряжение. – Зато я из любого своего ствола могу комару яйца влёт отстрелить.

– Да уж, и не поспоришь, – рассмеялся Григорий, оценив высказывание.

– Гриша! – послышалось из толпы, и кузнецы, оглянувшись, увидели спешащего к ним Макара Лукича. – Погодь, Гриш, – запыхавшись, попросил старый казак. – Вы это, казаки, сами уж решите, кто из вас пойдёт. Только знайте, один обязательно должен в станице остаться. Неможно станице без кузнеца толкового.

– Я пойду, – с ходу заявил Матвей, не давая отцу открыть рот. – Всё одно я в реестре пластуном пишусь. А отцу через год из реестра выписываться. Так что, как сбор объявят, буду, как положено. Конно и оружно.

– Кто полусотенным пойдёт? – угрюмо поинтересовался Григорий, понимая, что после такого заявления переиграть что-то будет невозможно.

– Стремя, – коротко кивнув, ответил Лукич. – Понял я тебя, Гриша. Присмотрят за ним.

– Благодарствуй, Макар Лукич, – коротко поклонился кузнец. – Сам знаешь, один сын у меня.

– Покоен будь, Гриша. Присмотрят казаки. Не дадут сгинуть.

– Ещё кто за кем присматривать будет, – проворчал про себя Матвей, стараясь держать морду лица равнодушной. – Когда выход назначили? – спросил он, дождавшись паузы в разговоре старших.

– Завтра в полдень сбор здесь, у церкви, – вздохнул Лукич, едва заметно усмехнувшись.

– Добре. Буду, – кивнул Матвей и, попрощавшись, отправился домой.

На этот раз, похоже, всё будет весьма серьёзно и готовиться к бою требуется основательно.

Но едва войдя в дом, он с ходу оказался в центре материнского внимания. Настасья, извечным женским чутьём уловив, что в этот поход отправится именно сын, с порога принялась задавать ему вопросы и давать советы. Понимая, что таким образом у неё проявляется беспокойство, Матвей взял мать за плечи и, прижав к себе, тихо прошептал:

– Всё будет хорошо, мам. Обойдётся. Я знаю. Батюшка присмотрит. Я ему нужен.

– Вот то-то и оно, что нужен, – не отрываясь от него, тихо всхлипнула Настасья. – Ему завсегда добрые вои потребны. Сколько он уж там собрал, поди и самому не ведомо.

– Уймись, мам. Обойдётся. Не для того он меня спасал, чтобы дать ни за грош сгинуть. Ты лучше посмотри, чего там можно с собой в дорогу взять. Что полегче да посытнее. Зима всё-таки.

– Соберу, – всхлипнув, кивнула казачка, поднимая голову.

– От и добре. А я пока оружие соберу, – улыбнулся Матвей, направляясь на свою половину.

Открыв оружейный шкаф, парень принялся выкладывать на стол всё, что думал взять с собой. Карабин, револьвер, пистолет, метательные ножи, кнут, шашка, кинжал и пара ножей за голенища сапог. Доставая каждый предмет, он проверял его работоспособность и заточку, после чего принялся смазывать. Чистить оружие необходимости не было. Григорий не просто так поддевал его, говоря, что парень своё оружие только не вылизывает.

Достав с полки все заводские патроны ко всей стрелковке, Матвей быстро их пересчитал и, растрепав себе чуб, тихо проворчал:

– Пожалуй, маловато будет.

Потом, вспомнив, что в этом времени бой совсем не такой, к которым он привык, парень чуть усмехнулся и, покачав головой, добавил:

– Блин, лучше бы, баран, историю как следует учил. Ни хрена ведь не помню.

Убедившись, что знаний после такого мысленного пинка не прибавилось, Матвей достал из шкафа свою амуницию и принялся проверять ремни и подсумки. Вываренная в жиру и смазанная воском кожа была мягкой и починки не требовала. Разложив по подсумкам патроны, парень зарядил всё оружие и, убедившись, что тут всё готово, занялся одеждой. Штаны с кожаными вставками в паху, бурка, лист войлока, подшитый брезентом, для ночёвки в поле. Амуницию себе парень готовил сам.

Нашёлся в его закромах и лохматый комбез для разведки. Его Матвей сшил из мешковины и украсил ленточками и петельками, в которые можно было вставлять траву и веточки для маскировки. Закончив в доме, он прошёл на конюшню и, сняв с крючка седло, принялся осматривать его. Поход – дело серьёзное и в поле что-то починить будет сложно. И седло, и переметные сумки были в полном порядке.

Чуть подумав, Матвей отправился в кузню. В походе, помимо обязанности пластуна, ему наверняка придётся исполнять обязанности кузнеца. Кони могут потерять подковы или у кого-то что-то сломается или затупится. Само собой, с этими проблемами казаки пойдут к нему. А значит, при себе необходимо иметь и подходящий инструмент. Так что одна из сумок была отдана именно под это.

Уложив в неё гвозди, клещи, молоток, оселок и малые щипцы, Матвей осмотрелся и, убедившись, что ничего не забыл, вернулся в дом. Теперь ему предстояло перебрать свой походный сидор. Выложив из него всё имевшееся, Матвей отложил в сторону летние портянки и, почесав в затылке, отправился к матери. Услышав, что ему нужно, Настасья ехидно усмехнулась и, достав из сундука отрез толстой бязи, проворчала:

– Гром не грянет, мужик не перекрестится. Не случись похода, и не вспомнил бы.

– Придётся для похода второй мешок завести, – проворчал Матвей в ответ. – Один на зиму, второй на лето.

– Да кто ж так делает? – всплеснула Настасья руками.

– Я сделаю. Так оно и проще, и быстрее будет, – усмехнулся Матвей, отправляясь к себе.

Убедившись, что запасное исподнее, две пары портянок, мыльно-рыльные и шкатулка со всякими швейными принадлежностями уложены, парень оглядел собранное барахло и, покачав головой, проворчал:

– Блин, тут на телеге выезжать надо. Или заводного коня иметь. Буяну одному тяжко придётся.

Вошедший отец, быстрым взглядом оценив всё собранное, одобрительно кивнул и, взвесив в руке перемётные сумки, решительно заявил:

– Вторым буланого возьмёшь. Это всё на него погрузишь. Всё одно перед боем обоз собирать станут. Там и оставишь, коль нужда будет.

– Это ж сколько овса ещё везти придётся? – растерянно проворчал Матвей, ероша чуб.

– То не твоя забота. Овёс и другое добро в обозе повезут. А конь заводной тебе всё одно нужен. Инструмент ты собрал, да только для похода того мало.

– А зачем больше-то? – снова не понял парень. – Кони-то у всех перекованы. Это уж так, на всякий случай.

– Сам подумай. Вы к горам идёте. А там камней больше, так что подковы сбиваться быстрее будут. Да и слякотно теперь. Попадёт камешек промеж подковы и копыта, придётся подкову сдирать да набивать наново. Вот и выходит, что тех же гвоздей тебе едва не фунт с собой везти надобно.

– Ты батьку слушай, сынок. Он в походах бывал, знает, что говорит, – входя, добавила Настасья. – К тому же, я тебе там харчей собрала. Тоже вес. Так что бери второго коня и не думай.

– Да я и не спорю, – буркнул парень, растерявшись от такого напора.

Утром вся полусотня в полном составе стояла на церковной площади. Вышедший из храма поп провёл молебен, и казаки, дружно перекрестившись, уселись в сёдла. Колонна шагом направилась к околице, и женщины, тихо плача, поспешили пристроиться к стремени каждого коня. Матвей, заметив пробивающуюся к нему мать, улыбнулся и, чуть придержав Буяна, дал ей догнать себя. Взявшись за стремя, казачка зашагала рядом с конём, то и дело вскидывая голову, чтобы заглянуть в лицо сыну.

– Не журись, мам. Вернусь, – склонившись с седла, тихо пообещал Матвей.

– Вот только попробуй не вернуться, уши надеру, – улыбнулась сквозь слёзы Настасья. – Батьке махни. Вон он, у околицы стоит, – быстро добавила она, заметив замершего, словно статуя, мужа.

Выпрямившись, Матвей встретился взглядом с отцом и, сняв папаху, склонил голову в поклоне. Никак иначе выразить ему своё уважение парень просто не мог. Бледно улыбнувшись, Григорий широко перекрестил сына, и Матвей, надев папаху, опустил взгляд. От неожиданности он едва из седла не выпал. Рядом с Настасьей смущённо шла Катерина. Мать решительно придерживала девушку за плечи, не давая ей отойти в сторону.

– Береги себя, Катя, – пробормотал Матвей, не понимая, что ещё сказать в такой ситуации.

– Ты себя береги, Матвей, – еле слышно пролепетала девушка, заливаясь краской и прикрывая нижнюю часть лица уголком платка.

– Не журись, дочка. Вот вернётся, и можно будет сговор обмыть, – улыбнулась ей Настасья. – А по осени свадьбу сыграем. Чтобы всё, как у людей было. А на других не смотри. Ежели кто вздумает рот открыть, так я ему быстро язык укорочу. Ты меня знаешь, за мной не пропадёт и рожу разрисовать особо говорливым.

– Господь с вами, тётка Настасья, я и сама управлюсь, – улыбнулась Катерина, краснея ещё сильнее.

«Нормально! А когда это они сговориться успели? – изумлённо проворчал про себя Матвей, с грехом пополам возвращая челюсть на место. – И почему я об этом не знаю? Хотя я ж бате сам сказал, что готов на ней жениться. Ладно. Будь, как будет».

Колонна продолжала двигаться, и казачки, доходя до ворот, отходили в сторону, крестя уходящих вслед. Отошли и Настасья с Катериной. Не оглядываясь, Матвей чуть сжал колени, слегка подгоняя коня, и вернувшись на своё место, принялся растерянно поправлять амуницию.

– Не журись, Матвейка, – послышалось рядом, и парень, вскинув взгляд, увидел рядом десятника Михея, с которым они отбивали когда-то у степняков похищенных девушек. – Знаю, волнует первый поход. Ну да всё сладится, даст бог. Ты только меня держись, а ежели чего, спрашивай, не таись.

– Благодарствуй, дядька Михей, – вежливо склонил Матвей голову. – Тебя батька просил за мной присмотреть?

– Ну, было дело, – чуть смутившись, нехотя признался казак. – Оно ведь как. Попервости вой или страшится, или голову от злости теряет. Вот и приглядываем, чтобы молодой казак себя не потерял в бою, – принялся пояснять он, равномерно покачиваясь в седле.

– Оно понятно, – спокойно кивнул Матвей, справившись с эмоциями после прощания. – Да только я ведь уж и пороху и кровушки понюхал. Понятно, что в лаве оно всё по-другому будет. Но в обычной стычке уже не растеряюсь.

– Верно сказал, – одобрительно кивнул десятник. – В лаве оно иначе всё. Вот недаром я тебя приметил. Соображаешь. Я гляжу, ты и кнут взять не забыл, – сменил он вдруг тему.

– Полезная штука. С ним, ежели случится, и языка спеленать можно, – кивнул парень, поглаживая кожаную рукоять.

– Чего сделать? – удивился Михей.

– Так это. Пленного для чего берут? Чтобы узнать, что враг замышляет. Сиречь для разговору. А разговор, он языком ведётся. Вот и получается, для краткости, язык. Говорун, значит, – пустился Матвей в объяснения, мысленно матеря себя последними словами.

– Ишь ты как! Ловко, – с улыбкой оценил десятник.

Полусотня выехала на холм, и командир, полусотенный с занятной фамилией Стремя, привстав в седле, громко скомандовал:

– Рысью, марш! Гойда, казаки!

Колонна перешла на рысь, а следом за ней покатило пять телег обоза, запряжённые парами крепких меринов. Буян, весело фыркнув, двинулся широким, размашистым аллюром, сразу начав обгонять остальных.

– Уймись, дурной. Успеется, – ласково проворчал Матвей, чуть натягивая повод и похлопывая жеребца по шее.

– Ох, и доброго коня тебе Гриша добыл, – одобрительно усмехнулся Михей, поравнявшись с парнем. – Матвей, а ты инструмент кузнечный взял?

– А как же? Помню, что иного кузнеца в полусотне нет, – пожал парень плечами. – Потому и пришлось заводного коня брать. Там и для кузнечных дел инструмент, и для пластунских справа всякая.

– От то добре, – улыбнулся десятник, явно обрадовавшись. – А то мы со старшинами уж головы сломали, думая, кого кем назначить. Ну не было прежде, чтоб один человек и кузнецом, и пластуном, и просто воем был.

– Един в трёх лицах, – рассмеялся Матвей, не удержавшись от лёгкого хулиганства.

– Да уж. Вроде и не положено над подобным смеяться, а всё одно шутка выходит, – понимающе усмехнулся десятник.

Полусотня ходко двигалась по тракту в сторону Армавира. Но в город казаки не вошли. Обойдя его по краю, бойцы двинулись узким просёлком в сторону поселения с занятным названием Псебай. Матвей, пытаясь мысленно представить карту местных поселений, кое-как сообразил, что это уже будут предгорья и дальше дорога будет только на Теберду или Тырныауз. Крайние в тех местах поселения. Дальше возможны только мелкие аулы, названия которых знают, пожалуй, только сами их жители.

Но как оказалось, всё было несколько сложнее. Сбор казачьих войск был назначен на берегу истока речки Баксан. Точнее, у одного из её истоков. Не широкий, но бурный поток стекал с гор и уходил в долину. Широкий луг оказался отличной базой для кавалерии. На его краю казаки разбили лагерь и тут же рядом организовали выпас. Высокая трава хоть и пожухла, но на корм коням вполне подходила. Вроде того же сена. К тому же, коням регулярно скармливали прихваченный с собой овёс.

Матвей, помня о своих обязанностях кузнеца, с ходу озадачил станичников осмотром коней, требуя проверить у всех скакунов подковы. Убедившись, что лошади у всех перенесли дорогу хорошо, парень нашёл десятника Михея и, отозвав его в сторону, тихо спросил:

– Дядька Михей, мы отсель ещё куда пойдём, или горцы тут пройти должны?

– Это ты к чему такое спрашиваешь? – не понял десятник.

– К тому, что нам бы знать надо, что дальше будет.

– Поясни, сделай милость, – качнул десятник роскошным русым чубом.

– Ну, ежели ещё куда пойдём, то тогда и ладно. А ежели тут горцев встречать станем, то не мешало бы по тропе в горы пробежаться, посмотреть, что да как.

– Ага, вона ты про что, – сообразил Михей. – Нет, встречать их мы не тут будем. Вот подойдут ещё станичники, тогда и двинемся. Там, – он махнул в нужную сторону рукой, – верстах в десяти, спуск с перевала будет. Там их ждать и станем.

– Странно это всё как-то, – помолчав, задумчиво протянул Матвей. – Тут же всегда терцы заправляли. А вдруг нас дёрнули. Это сколько ж тогда горцев в набег собралось, ежели местные сами управиться не могут?

– Верно мыслишь, – одобрил десятник. – Тут ведь вот чего. Горцы, они хоть и живут кланами, а иногда в такой набег всем гуртом ходят. Бывало уж такое. Да только, сам видишь, с гор так просто не спуститься. И потому надумали они сразу в нескольких местах ударить. Потому терцам помощь наша и понадобилась. Османы их крепко мутят. Всё неймётся им.

– Думаю, тут не столько османы, сколько британцы веселятся, – всё так же задумчиво проворчал Матвей, вспоминая кое-какие эпизоды из курса истории.

– А им-то это к чему? – удивился Михей.

– Не нравится, что Россия их колонией не стала. Всё норовят под себя нас подмять. Вот и гадят где только могут.

– Это ты с чего такое удумал? – не поверил десятник.

– На ярмарке газеты читал, да с умными людьми поговорить успел. И есть у меня мысль, что только одним набегом это не закончится.

– А чего ещё-то?

– Думаю, через турок британцы и степняков начнут на пакости подбивать. В общем, дядька Михей. Ты присматривай, и ежели среди горцев какого непонятного приметишь, сразу мне его показывай.

– И что ты делать станешь? – подобрался десятник.

– Попробую подранить, чтобы удрать не смог. Живым будем брать, – решительно заявил парень, твёрдо глядя десятнику в глаза.

– Эко ты удумал, – растерянно протянул Михей. – А ежели затопчут в драке?

– Ну, значит не судьба. Да только те лазутчики, как клопы, никаким ядом не выведешь. Живучие, сволочи, – зло усмехнулся парень.

– Ты это, Матвей, не горячись, – помолчав, осторожно посоветовал Михей.

– Давай прежде самого боя дождёмся. Может, и не станут они нападать.

– Может, и не станут, – покладисто кивнул парень. – Да только, ежели горцы собрались, отступить им норов не позволит. Не для того собирались. Сам знаешь, у них коль в набеге не был, то и не вой вовсе. Так что не удержат они молодых.

– Верно. Есть у них такое. Что степняки, что горцы, одним миром мазаны, – задумчиво кивнул десятник. – Добре, услышал я тебя. Отдыхай покуда, – свернул он разговор.

Ещё через день к стоянке вышла вторая полусотня, и подъесаулы, быстро разобравшись, кто будет старшим, велели готовиться к утреннему выходу. И ранним утром, едва попив чаю, сотня снялась в дорогу. К месту возможного выхода казаки подъехали через три часа. Гнать коней по дорогам предгорий никому и в голову не пришло. Не те места, чтобы дурную лихость показывать. Караванная тропа с перевала выкатывалась на широкую каменистую проплешину, которая упиралась в кромку густого леса.

Подъесаулы, быстро выбрав место для бивака, тут же назначили секреты и удалились совещаться, а Матвей, в очередной раз заставив казаков проверить у коней подковы, отправился осматривать место возможной стычки. Его требования у казаков никакого возражения не вызывали. Более того, ему как кузнецу это вменялось в обязанность. Другой вопрос, что сам хозяин не уследил за своей животиной, и та захромала. Тут уж по шапке получать будет только он сам.

При осмотре выяснилось, что с тропы горцам и деваться особо некуда. Или вперёд в леса, или назад в горы. А на самой проплешине им было не разогнаться. Проплешина была частью скального выступа, густо усеянной некрупными камнями. Гнать по ней лошадей означало попросту переломать им ноги. То есть для схватки и горцам, и казакам придётся спешиться. Конного боя тут просто не получится.

Пройдясь по проплешине из конца в конец, Матвей встал под деревьями, внимательно рассматривая саму тропу, которая вилась по скальному карнизу и уходила куда-то за скалу. Привычно держа карабин поперёк груди, парень задумался. Из этого состояния его вывел тихий шорох за спиной. Привычно сделав шаг в сторону, Матвей развернулся и, увидев десятника с какими-то казаками, хотел было уйти, когда Михей жестом остановил его.

– Чего высмотрел, Матвейка? – с улыбкой спросил десятник.

– Лавы тут не получится, – помолчав, негромко заговорил парень. – Верхом тут рубиться, только зазря коней губить. А ежели их много, то и простой засадой тут не обойтись. Часть уже тут будет, а часть ещё на тропе. Поймут, что их убивать начали, развернутся и уйдут. А после в другом месте нападут. Уж горцы-то свои горы знают.

– Верно сказал, казак. И что делать думаешь? – с интересом спросил один из подъесаулов.

– Я бы по тропе десяток стрелков толковых отправил. Чтобы они тех горцев дождались, а после в спину им ударили, уйти не давая. Тогда мы их с двух сторон зажмём.

– А не маловато будет, всего десяток? – продолжал допытываться незнакомый подъесаул. Стремя и Михей смотрели на парня с интересом и одобрением, не вмешиваясь в разговор.

– На той тропе больше, чем по двое в ряд, не проедешь. А значит, десятка за глаза хватит. Пока половина стреляет, вторая половина ждёт. Как у первых патроны закончились, меняются. Главное, держаться так, чтобы кони горские не стоптали. Как пальба начнётся, кони пугаться станут, понести могут. Так что место для стрельбы с умом выбирать потребно.