Глава 7 Путешествия во тьме

Пол лежал на боку, в тусклом свете луны разглядывая спящую Бекки. За окнами на свежем ветру колыхались ветви дуба, росшего на заднем дворе. Раздался крик совы. Где-то вдалеке протрубил ночной грузовой поезд, объявляя о своем движении через темные долины мимо гор. Сейчас жена казалась Полу содержимым шкатулки с драгоценностями, которое высыпали на простыню. Ее лицо дышало спокойствием человека, спящего в своей постели, широко раскинутые руки открывали грудь, а раздвинутые ноги являли взору еще большие секреты.

Пол приподнялся на локте и, погружаясь в теплоту женского тела, коснулся губами полной, округлой груди. Бекки издала тихий удивленный звук, за которым последовало невнятное «м-м-м», что означало: она проснулась и согласна. Руки Бекки нашли его член, и она начала ласкать его холодными кончиками пальцев. А затем они соединились, сливаясь в одно посеребренное лунным светом тело.

Удовольствие – это только первые ворота, которые проходят любовники, так хорошо знавшие друг друга, как они. Если они когда-нибудь и задумываются об этом, то наверняка могут сказать, что каждое занятие любовью заставляет гудеть по-новому старые провода. Таким образом, когда он опустошил себя и прошептал: «Я тебя люблю», эти слова будто в первый раз слетели с его губ, а легкий поцелуй в ответ был как первая благодарность.

Он лежал на спине. Оба молчали. Наконец Пол обратился в темноту ночи.

– Мне уже не хочется спать.

– Мне тоже.

– Можно ему позвонить? Думаешь, он не рассердится?

– Это в четыре-то часа?

– Пропади все пропадом! Я не могу так жить! Бекки, я не могу жить без моего мальчика.

– Яну нужно собственное пространство, Пол. Как ни тяжело это сознавать, мы должны ему такое пространство предоставить.

– Чем старше он становится, тем больше я замечаю, какой он беззащитный, и это, милая, разрывает мне сердце. Это просто разрывает мне сердце на части, – Пол глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и унять дрожь в голосе. – Мне хочется, чтобы у него была хорошая жизнь. Я хочу, чтобы он влюбился, завел детей и наблюдал, как они будут расти. О Господи, Бекки!

Она обняла его, радуясь, что его гнев на Яна утих, пусть даже сменившись горестными размышлениями.

– Я поеду в Нью-Йорк.

Это неожиданное заявление заставило ее сесть на кровати.

– Нет, не надо.

– Клянусь Богом, у него неприятности. Я чувствую это. Он пошел в какой-нибудь проклятый клуб, достал наркотики, и теперь у него неприятности.

– Ну, Пол...

Он встал и начал одеваться.

– Пол, тебя это не касается.

– Это мой сын, и он еще несовершеннолетний, значит, это меня касается.

– Господи, Пол, ему нужна свобода, место, где он мог бы спокойно вздохнуть.

– Ему нужен отец.

– Позавчера, когда ты улетел в Лэнгли... Вот тогда ты был ему нужен.

– Ребенок может погибнуть в Нью-Йорке. Может случиться все, что угодно.

– Возможно все. Но Ян не погибнет.

– Откуда тебе это известно?

– Потому что это Ян. Ради всего святого, Пол, тебе же прекрасно известны его достоинства и недостатки. Твой сын сообразительный, он твердо стоит на земле и прямой, как улица. Он выживет. И даже больше чем просто выживет – возможно, в чем-то даже преуспеет. Если Ян сейчас не на какой-нибудь затянувшейся вечеринке, то, думаю, он просто отдыхает. Там много-много разных развлечений. Тебе не надо сейчас ехать, чтобы увидеться с сыном, сделаешь это попозже.

– Где он?

– Мы с ним свяжемся.

– Это мой сын.

– Почему бы тебе не спуститься и не приготовить нам кофе? – мягко предложила она. – У меня есть для тебя сюрприз. Сваришь кофе и узнаешь.

– Какого черта? Займемся садомазохизмом, что ли?

– Не хами, – отрезала Бекки. – И ты знаешь, что я не любительница подобных вещей.

Пол обнял ее и поглядел ей в глаза.

– Хотелось бы мне научиться – прошептал он.

– Очень рада, что ты на это не способен.

В порыве нахлынувших на него противоречивых чувств Пол внезапно встал с постели и направился к окну, ведомый, похоже, своей беспокойной натурой. Бекки не раз предавалась грустным размышлениям, признаваясь себе что имеет весьма смутное представление о том, что происходит в голове ее мужа.

Он надел халат, сунул ноги в тапочки и побрел вниз по скрипучей лестнице.

Вскоре дом наполнили ароматы кофе и жареной ветчины. Молодец Пол – он готовил ранний завтрак. Затем они, возможно, снова завалятся в постель и проспят часов до восьми. Вот тогда начнется новый день.

Завернувшись в халат, Бекки спустилась вниз.

– Ах, как мило, – сказала она, когда он гордо поставил перед ней тарелку с омлетом.

– Ну и что же за сюрприз ты для меня приготовила?

– У меня есть два билета на концерт, куда попасть просто невозможно.

Его лицо не выразило разочарования, но на нем появилось опасливое выражение. Пол был согласен только на Баха или Моцарта. Другая музыка на него не действовала.

– Этот концерт будет устроен для тысячи друзей Лео Паттен, и мы вошли в их число.

Он налил себе кофе, сел за стол.

– И могу я узнать, как это произошло? – поинтересовался он.

– Это устроили твои враги в Лэнгли. Они отчисляют десять кусков в Фонд окружающей среды и снабжают билетами круг нужных людей.

– В который мы определенно не входим.

– Но мистер и миссис Ричард Акерс входят, а мы пойдем вместо них.

– Ричард Акерс? Из Главного финансового?

– Он самый. Он счастлив помочь компании.

– И Бриггс дал на это добро?

– Бриггс не хочет, чтобы ты уходил. Однако лучше не вести себя в его кабинете так, словно на тебя следует надеть смирительную рубашку.

– Это не так. Я был вежлив!

– Это так. И ты не был вежлив. А тебе известно, что твой самолет до самого дома сопровождал «F-15»? Вот до чего ты его напугал.

– Тогда сумасшедшим следует считать его.

– Мне пришлось убедить Бриггса, что ты не кусаешься, – или, по крайней мере, не больно. Я храню твои зубы на депозите в отдельном сейфе.

Он уставился на нее с таким видом, за которым, как она уже знала, последует безнадежная несостоятельная защита собственной глупости. Она подняла руку.

– Послушай меня. Ты больше не поедешь в Лэнгли и не будешь пытаться давить на сотрудников своим авторитетом. Посмотри в лицо фактам: ты получил задание, которое вот уже несколько лет не можешь выполнить. Результатов никаких. Это величайшее достижение в области непродуктивности, и единственный вывод, который можно из этого сделать, так это то, что ты просто жулик.

– Ну-ну. У них есть мое досье.

– Предоставь бюрократов мне. Понял?

– Будешь давить их своим авторитетом?

– Повторяю, твой вес в конторе равен весу воздушного шарика, наполненного гелием. Пол, никому до нас нет дела, их единственная забота заключается в том, чтобы не позволить пропитанным кровью ящикам наших оперативных отчетов всплыть на поверхность и объявить о своем существовании.

– А какой вес имеешь там ты? Открой мне секрет.

– Незачем об этом говорить, это тебя не касается. Ты очень хорош с пистолетом в руке, а когда дело доходит до детективной работы, то Шерлок Холмс в сравнении с тобой – просто придурок. Но ты не можешь, повторяю, не можешь, черт подери, иметь дело с людьми, свидетельством тому перепуганный мистер Бриггс и обиженный собственный сын.

– Хорошо! Хорошо! Принято!

– И опять. Сколько раз мы с тобой говорили об этом?

– Ну ладно...

– Живя вместе с лодырем, не сразу понимаешь, что он никогда не изменится – и не потому, что не хочет, а потому, что не может это сделать. Он просто большой старый бронтозавр, вот и все. – Бекки наклонилась через стол и положила руку ему на щеку. – Но это мой большой старый бронтозавр, и я позабочусь о нем. Буду держать его в клетке, чтобы он не пугал детишек.

Пол действительно не знал, как ему на это отреагировать. Откинувшись на спинку стула, он пил кофе и обдумывал тот факт, что наконец-то ему удалось приблизиться к этой маленькой дряни, вампиру Лео Паттен, и к кругу ее лучших друзей. Уорд сделал рукой жест, как будто целился в кого-то из пистолета.

– Только не наводи на меня.

– Это для Лео.

* * *

Будильник прозвонил ровно в семь часов утра. Ян протянул руку и нажал кнопку на крышке. Он любил старомодные вещи и купил эти часы в комиссионном магазине. Собеседование позади, и сегодня у него первый день в новой школе – лучшей на Манхэттене. Ян нисколько не сомневался (и даже убедил в этом администрацию школы), что сумеет пройти ускоренный курс. Ему не терпелось скорее начать учиться – он жаждал перемен.

Ян придумал историю о том, что его семья переехала на Манхэттен из-за того, что отец сменил работу. Мама великолепно подыграла ему, она оказалась таким умелым лжецом! Вот что значит работать в ЦРУ. Однако отец совсем не умеет врать. Когда он начинает блефовать в покере, все просто давятся от смеха. Надо видеть эти мигающие глаза, скрещивание ног и покашливания.

Зато отец может зайти в комнату и заметить в ней малейшее изменение. У него это получается автоматически. Как-то друзья в очередном электронном послании пожаловались Яну, что античная поэзия, которую они изучали, смертельно скучна... Но что это такое? Он взял толстый том со второй сверху полки в отцовском кабинете. Ян листал его в своей комнате, когда услышал снизу голос отца: «Малым я полем владею, доходом и скромным и честным...»[6] Он заметил отсутствие книги и читал одно из стихотворений по памяти.

Теперь Ян пойдет в школу, где есть такой курс, как античная литература, поэтому сможет выяснить, что же в ней такого нудного. С одной стороны, ему хотелось разделять вкусы друзей, с другой – у него не было ненависти к этим вещам. Ему нравились и литература, и поэзия, и искусство, и музыка, особенно музыка. Он получал наслаждение от всего, начиная от Палестрины[7] и кончая Паттен, особенно от нее.

Когда он готовил омлет в своей крошечной кухне, то заметил, что у него началась эрекция, и громко рассмеялся. Мать говорила ему, что это нормально. Ты смотришь на яичный белок, и это каким-то запутанным, непонятным образом напоминает тебе о женщине, по которой ты сходишь с ума. Или яблоко, или проходящая мимо монашка... Просто это семнадцать лет. А вот отец никогда не говорил о сексе. Время от времени он задавал вопросы типа: «Как с личной жизнью, все в порядке?» Яна при этом так и подмывало ответить: «Нет, папа, не совсем, что-то мне наскучила моя техника мастурбации. Не подскажешь что-нибудь новенькое?» Такой разговор наверняка закончился бы сердечным приступом.

Было слишком тоскливо сидеть в своей собственной квартире, за собственноручно приготовленным завтраком, и... ну разумеется, все закончилось слезами. Неужели он плакал из-за отца? Почему ситуация сложилась именно так? Словно его влекло океанское течение, от которого невозможно было уклониться.

Яну не хотелось сидеть здесь в одиночестве, надеясь, что его навестит мать, или просто пялиться вечерами в телевизор, или отправиться в кино – опять-таки одному, потому что он никого здесь не знает.

Но и возвращаться в Ист-Милл он не собирался; в эту ужасную провинциальную школу, которая поставляет работников автозаправок и продавцов гамбургеров. А девчонки... они засовывают сигареты за ухо и считают тебя неотразимым, если ты дашь им таблетку дурмана.

В ванне он посмотрел на свое покрытое светлым пушком лицо. Господи, дай мне бороду, Господи, убери ты эти проклятые прыщи! А, вот один на ноздре. Ну спасибо! Бо-о-ольшое спасибо!

Когда он его выдавил, появилась кровь и попала ему на губу. Он ее немедленно вытер. Вкус крови был сравним с запахом клея – ужасный и одновременно восхитительный. Когда он был еще мальчишкой, он в тайне от всех пробовал свою кровь, а однажды с Кевом Муром они проделали обряд обращения в кровных братьев: надрезали себе пальцы и держали их, прижав раны друг к другу. Настоящей причиной этой процедуры было то, что он просто хотел попробовать кровь Кевина, слизав ее со своего пальца.

Совершенно неожиданно он понял, что ему надо торопиться. И куда только подевалось время? Без маминого: «Забирай свою жестянку и дуй на всех парах» – время просто течет между пальцами.

Он с грохотом пролетел четыре этажа и узкий центральный коридор старого обшарпанного здания, где ему нашли жилье за тысячу семьсот пять долларов в месяц. Дома такая же квартира стоила бы всего долларов триста. Затем, испытывая восторг и страх одновременно, он оказался лицом к лицу с утренним Нью-Йорком. Девятая авеню была залита солнцем. Он купил «Пост», вскочил в автобус и принялся читать газету, думая о том, как все это здорово. У него все получится, он докажет маме, что она приняла правильное решение, отпустив его. Парень, живущий самостоятельно, не попадающий ни в какие истории, делающий все как положено, – вот его цель. Мать сказала: «Я доверяю тебе, Ян». И он ответил: «Клянусь тебе, все будет хорошо».

Ян глубоко запрятал это внутри себя, но вовсе не для того, чтобы нарушить данное обещание. Просто он теперь уже не смог бы это сделать и, зная свое отношение к таким вещам, клялся очень редко. Но что удерживает его от того, чтобы завести себе в школе друзей или устраивать вечеринки? Мать не сомневалась, что он будет вести именно такой образ жизни. Это отлично, просто замечательно, что у него есть собственная квартира – уйма ребят захотят познакомиться с ним. Он надеется стать популярным в школе.

На шестой странице было напечатано, что Лео через несколько дней дает благотворительный концерт. Господи помилуй, билет, наверное, стоит как золотой слиток! Как было бы здорово отправиться туда и приветствовать ее, когда она выйдет из машины, и войти в зал, где собрались ее поклонники...

* * *

В звуке двигателя, который тащил подпрыгивающую грязную лодку, что-то изменилось. Бесконечная качка тоже определенно ослабла. Лилит подняла голову и тоскливо посмотрела в сторону слабой полоски света, обозначавшей прямоугольный люк – единственный выход из переполненного рыбой трюма. Масса холодных гибких тел доходила ей почти до горла. При малейшем подозрении на приближение команды она погружалась в них целиком.

Еще недавно в море Лилит пережила самые тяжелые мгновения своей жизни. Сначала появились морские существа: огромные тени мелькали в воде, проскальзывая в нескольких дюймах от нее. Стараясь не думать о том, что она может утонуть, и подавляя желание отогнать страшных тварей с огромными зубами, Властительница оставалась совершенно неподвижной – пусть ее примут за бревно. И уловка удалась. Постепенно они появлялись рядом с ней все реже и реже, привлеченные отбросами в кильватерном следе корабля. И теперь Лилит, дрожа от страха и холода, могла дать волю слезам, оставшись одна среди пустынных волн. Земля находилась где-то на западе – время от времени с той стороны доносился слабый аромат овощей и дыма, но, возможно, это был просто остров в океане.

Лилит боролась с течением и через четыре дня начала уставать; море уже казалось ей более дружелюбным. Она закрыла глаза и тут же отключилась. К действительности Властительницу вернуло обрушившееся на нее давление воды, оно сжимало ей уши, пыталось загнать глаза глубже в череп.

Вокруг была кромешная темнота, и Лилит сразу поняла, что если попытается вздохнуть, то вместо воздуха наберет полные легкие воды. И тогда начнется погружение – до тех пор пока вес океана не превратит ее в бесформенную массу. Но существование Властительницы на этом не закончится, сознание будет цепляться за каждую клеточку тела, пока Лилит не станет частью глубин. Когда это произойдет? Через год, через десятилетие, через тысячу... через миллион лет?

Надо вырваться наверх, и ее ноги затрепетали, как пальмовые ветви во время ревущего урагана. Лилит чуть было не закричала, но плотно зажала рот и даже закрыла его руками, чтобы сохранить тот воздух, который еще оставался в легких.

Движения не было. Она испытывала отчаянную потребность в воздухе, которая, если ей суждено утонуть, останется навсегда – жуткая всепоглощающая потребность. Эта мысль испугала ее настолько, что мышцы живота сжались, и не переваренная еще кровь Курта брызнула фонтаном.

Время замедлило свой ход, а боль продолжалась и продолжалась. Тем не менее Лилит не дышала. В легких еще осталось достаточно воздуха, чтобы всплыть. Именно в этот момент и произошло нечто странное, что не оставляло ее мысли даже в этом мрачном вонючем трюме, наполненном рыбой. Внезапно Лилит оказалась в тенистом убежище, где освещенные ярким солнцем цветущие ветки спускались до самой земли. Издалека донесся колокольный звон, который, казалось, звучал всю ее жизнь. Этот колокол разбудил дремавшие в теле и душе желания. Лилит открыла глаза и села. Ее грудь была прикрыта корсажем из замысловатых кружев, легких, как облака. С удивлением притрагиваясь к ним, она увидела женщину, та шила и пела, а снаружи в вершинах деревьев ей вторил летний ветер.

Неожиданно Властительница снова оказалась в воде и содрогнулась от страха задохнуться и от откровенного разочарования. Вдруг она увидела сияние висящей в небе луны. Набрав в легкие огромный глоток самого лучшего воздуха, которым когда-либо дышала, Лилит вскрикнула с облегчением и начала двигаться по поверхности, а ее глаза жадно глядели на луну – так, наверное, смотрит только что освобожденный пленник.

Когда Властительниц поднялась на одной из длинных предутренних волн, то заметила над поверхностью воды довольно яркий свет. Плывя в том направлении, через некоторое время она увидела темный силуэт, чуткое ухо уловило голоса и тихий гул двигателя.

Это оказалось небольшое рыбацкое судно. Лилит медленно приближалась к нему, моля свою счастливую звезду, чтобы рыбаки не запустили двигатель и не унеслись прочь. Тот момент, когда она достигла лодки и вцепилась онемевшими пальцами в одну из многочисленных веревок, был самым счастливым в ее жизни. С трудом перебирая руками, Властительница подтянулась и перевалилась через борт. Удача продолжала сопутствовать ей, так как неподалеку оказался открытый трюм, куда она и рухнула – прямо на кучу рыбы. Лилит лежала, не в силах пошевелиться, ожидая, что вот-вот кто-нибудь из команды обнаружит ее.

Прошло два дня; все это время она старалась, в большинстве случаев безрезультатно, избежать болезненных уколов рыбьих плавников. Но вот движение лодки изменилось, а голоса команды зазвучали громко и взволнованно. Море тоже вело себя беспокойно, нанося лодке частые удары. Лилит горела желанием покинуть трюм и посмотреть, что происходит, но не отважилась. Ее отношение к людям за время путешествия изменилось – человек стал слишком опасен, чтобы противостоять ему. Властительница должна слиться с ночью и тенью, став их продолжением; для того чтобы начать эту новую жизнь, ситуация была самой подходящей.

Благодаря своему превосходному слуху Лилит могла слышать не только голоса команды, звучавшие вокруг, но и удары их сердец, шепот крови в венах. А сквозь рокот мотора ей удавалось различать и другие звуки, которые, судя по всему, доносились с близлежащего берега. Люк был открыт, поэтому она видела прямоугольный кусок неба, слабо мерцавший в свете раннего утра.

Внезапно несколько видимых еще звезд потухли, и мимо проплыл край протяженного предмета – очевидно судно прошло под мостом. На палубе царила обычная суета, и рыбаков, сновавших туда-сюда в непромокаемых накидках, это, похоже, не взволновало. Однако Лилит настолько измучили вопросы, которыми была полна ее голова, что она добралась до лестницы, находящейся в дальнем конце трюма, и рискнула выбраться из своего укрытия, чтобы увидеть побольше. Зрелище, открывшееся глазам, поразило ее. Строение, созданное руками человека, было настолько грандиозно, что сердце Властительницы пронзили холодные стальные стрелы ужаса. Сначала ей показалось, что перед ней крыло гигантской птицы. Но разве крыло могло так висеть между двумя темными краями земли? К тому же ряд огоньков, словно длинная нить мерцающих бусинок, протянувшаяся от берега к берегу, красноречиво говорил о фантастической правде: это был гигантский мост, перекинутый над выходом в море.

Свежий северный ветер поднимал небольшие волны, а золотистые облачка заполняли восточную половину неба. Но вместо крика чаек со всех сторон раздался громкий, неописуемый рев, словно, встречая рассвет, взвыл какой-то гигант.

Они вошли в самый большой залив в мире, перехваченный мостом, который, наверное, был одним из чудес вселенной. Залив окружало море огней, в сравнении с которыми Каир, великий Каир, казалось, лежал в полумраке. Над головой прокладывали свой путь в небе мерцающие воздушные корабли.

Когда судно слегка изменило свой курс, Лилит увидела такую великолепную статую, в сравнении с которой Родосский колосс был темным жалким карликом. Это фантастическое создание заливал яркий свет, способный рассеять самую темную ночь. В поднятой руке оно держало факел с золотым огнем, а его голову украшала диадема. Настоящая богиня этого города, наверняка такого же громадного, как и статуя.

Затем в ее поле зрения попали такие невероятные конструкции, что долгое время она воспринимала их просто как сверкающие утесы. Когда же Лилит догадалась, что перед ней жилища с тысячами и тысячами окон, то чуть было не разрыдалась. Какими могучими стали люди! Мысль о том, что она явилась в такое место голой, прячась в мокрой куче выловленной рыбы, заставила ее стиснуть зубы от досады и гнева.

С вызовом посмотрев на богиню и дворцы. Властительница вытерла слезы и снова скользнула в тень трюма.

* * *

Лео вернулась сюда просто для того, чтобы еще раз проверить, все ли улики она уничтожила. Вдруг от ее внимательного взгляда ускользнула какая-нибудь мелочь, из-за которой придется отправиться в тюрьму? Она не обнаружила ничего необычного, по крайней мере сначала. Лео спустилась в подвал, заглянула в топку: внутри все, как и должно быть, бледно-серого цвета, нет даже пепла. Затем, стоя рядом с открытой топкой, задумалась: кажется, она не отодвигала задвижку, для того чтобы заглянуть внутрь. Или все-таки отодвигала? Припомнив каждое, даже малейшее, движение, Лео окончательно утвердилась, что не отодвигала задвижку. Значит, кто-то побывал здесь и открывал дверцу топки, а затем не запер. Такую ошибку совершить очень легко, так как ручка задвижки была очень маленькой.

Что ж, самое простое решение – немедленно покинуть дом. Лео воспользовалась черным ходом, прошла по маленькой аллейке на Саттон-плейс и поспешила прочь. Ноги ее здесь больше не будет.

Но... Это было очень большое «но»...

Затем произошло не менее тревожное событие: пропал мистер Леонг. Лео наняла частного детектива, который выяснил лишь, что документы повара, исполнявшего любое ее гастрономическое желание, принадлежат покойнику. Возможно, он был нелегальным иммигрантом, проскользнувшим в Америку. Или... представлял собой нечто совершенно другое.

В памяти всплыло имя Пола Уорда. Лео ненавидела этого мужчину больше, чем кого-либо из ныне живущих. Агент ЦРУ – так говорила Сара. Лео не слишком много знала про ЦРУ, но вполне достаточно, чтобы понимать: им ничего не стоит внедрить кого-нибудь в ее окружение.

Неужели то, что ей удалось незаметно проскользнуть мимо задремавшего повара, было всего лишь детской игрой? Лео не заметила за собой слежки. Но, может, она ошибалась?

Спустя две недели Лео снова оказалась перед топкой, перепуганная до смерти, пытаясь раз и навсегда ответить себе на вопрос притрагивался кто-нибудь еще к задвижке или нет. Обладая почти бесконечными ресурсами, но ограниченная тем, что ее могут узнать, она не могла сделать даже такую элементарную вещь, как нанять специалиста по отпечаткам пальцев. Лео воспользовалась веб-сайтом «Лайтнинг Пауде компани» и заказала то, что, по ее мнению, ей может потребоваться, в том числе и «Учебник по технике определения отпечатков пальцев», попросив выслать заказ в «Мейлбокс» на Шестой улице, где она абонировала один из почтовых ящиков. Явившись туда в темных очках и темном парике, Леонора Паттен старалась привлекать к себе как можно меньше внимания окружающих.

Когда Лео нанесла липкий порошок для определения отпечатков пальцев на дверцу топки, то он был почти невидим; однако стоило включить специальный фонарь, который входил в заказанный комплект, как следы от многочисленных пальцев засветились.

Здесь оказались отпечатки Мири, которые легко было отличить от остальных по серии прямых, ровных линий. В книге сообщалось, что отпечатки могут сохраняться целое столетие, следовательно, этим могло быть от пятнадцати до пятидесяти лет. Что касается собственных следов, то, прежде чем прийти сюда, Лео сняла свои отпечатки пальцев и теперь сравнивала увиденные с карточкой. Вот они – нетронутые, очевидно совсем свежие. Похоже, поводов для беспокойства нет. Она облегченно вздохнула и вдруг увидела то, от чего желудок «детектива поневоле» болезненно сжался. Это не были ясные следы чужих пальцев поверх ее собственных, но кто-то, орудовавший в перчатках, слегка смазал отпечатки Лео. Ее обдало жаром, дыхание стало хриплым. «Не позволяй им упрятать тебя в тюрьму, – говорила ей Сара, – потому что голод для нас хуже, чем ад. Твое тело переварит все, кроме кожи и костей. Но твоя жизнь, Лео, будет продолжаться даже в скелете».

– Черт подери!

Когда она хлопнула железной дверцей, звонкое эхо прокатилось по всему дому. Да, она это знала! Леонора Паттен чувствовала запах этого проклятого ублюдка. Уорд идет за ней по пятам, как она и подозревала, дышит ей прямо в затылок. Мерзавец.

Итак, теперь ее очередь. Прекрасно. Она уберет Пола Уорда, сукина сына, «охотника из охотников». Давным-давно надо было с ним разделаться, а не уговаривать себя: «Оставь его в покое. Он – в прошлом». Мириам любила его, а этот монстр убил ее и забрал ребенка. Настоящее чудовище, другого слова не подобрать.

Если Пол Уорд действительно приходил сюда, то он что-то подозревает... или знает. Следует предположить худшее: этот человек все знает и хочет ее убить.

Где она допустила промах, чем привлекла его внимание? Лео задумалась, но ничего не приходило в голову. Возможно, ночной повар и был ответом. Мерзавец!

Она поступила глупо, наняв дополнительный персонал. Но правдой было то, что голод превращал ее в обжору. Лео набивала себе живот человеческой пищей, а потом ее тошнило. Голод продолжал требовать: «Хочу латук, бифштекс, мятные сласти, йогурт», И в такие минуты она ела – ее рвало, снова ела – опять неукротимая рвота. Как правило, подобное состояние овладевало ею по ночам, вот почему появился этот китайский шпион!

«Ладно, теперь успокойся, – уговаривала себя Лео, – посмотри на вещи проще. Ты еще не мертвая и пока не в тюрьме, и все это по двум причинам: первое – у него нет уверенности, второе – он не знает, что тебе все известно. Вот в чем твое преимущество, и следует любой ценой сохранить его. Так что думай! Думай, женщина!»

Лео схватила сумочку, вытащила оттуда сигарету и закурила. Вопрос, который требовал ответа: «Как Уорд сюда попал?» Да, леди, как? Она прошла в лазарет и включила свет в операционной. Однажды этот мерзавец лежал здесь, на столе. Им следовало бы вскрыть его брюхо, привести опять в сознание, а затем заставить курить его замечательную трубку. Подонок.

Он прошел мимо сигнализации, которая все еще действует.

О черт, думай, женщина, думай.

Вероятно, Полу Уорду не надо было отключать сигнализацию. Нет, здесь, как и во всех домах Властителей, есть еще один вход. Но человек не сможет его найти... по крайней мере, обычное человеческое существо. Однако среди предков Пола были Властители, которые сотни лет назад предприняли попытку вывести новую человеческую породу, допустив смешанные браки. Все закончилось полным провалом, и люди с кровью Властителей, а также их потомки были истреблены – так ей объясняла Мири. Все, кроме Пола Уорда. Именно «зов крови» неотвратимо тянул его к Мириам, а ее заставил родить от него ребенка.

Да, Уорд обладал умом и силой высшей расы, но к этим качествам добавилась изрядная доля мужской агрессивности. Если он может найти знак Властителей, то двери особняка Мириам Блейлок для него широко открыты. Ему достаточно пройти через сад, сдвинуть несколько кирпичей у фонтана и спуститься в тоннель, ведущий в дом. Он также может проникнуть сюда, воспользовавшись более глубокими тоннелями, которые тянутся под городом.

Лео пересекла подвал, поднырнула под выкрашенную белой краской кирпичную арку, которая поддерживала дом. Затем спустилась по трем ступенькам, расположенным в самом углу, – там находилась дверь в тоннель, сделанная из древнего железа. На помощь пришли кисточка и порошок. Ну конечно, вот пятна от перчаток – в том месте, где Уорд толкнул дверь. Она уставилась на них... и словно услышала его дыхание в глубине дома.

Иногда Леоноре Паттен приходила в голову мысль о том, что сумрак, в который отправились Мири и Сара, – единственный выход из ее ситуации. Но каково это – быть в таком состоянии? Она сможет думать? Испытывать голод? Слышать? Видеть?

Возможно, ей бы понравилось... покой, тишина. Нет, она так не думает! На самом деле это будет самой ужасной клаутострофобической пыткой, которую только можно представить.

Мири уверяла, что топка уничтожает все необходимые для суда улики, в ней достигается температура, позволяющая сравнить ее с атомным реактором. Однако ее старшая подруга могла опасно недооценивать то, что называется простым словом «наука».

Пол Уорд... Насколько близок он к ней, наблюдает ли он сейчас за Лео Паттен? Может быть... вполне вероятно. Она вошла через переднюю дверь, но теперь сама мысль выйти этим же путем наполнила ее желудок едкой горькой желчью. Как она может надеяться ускользнуть от человека, который одолел Мириам Блейлок?

Лео вышла через черный ход во внутренний двор. Отсюда был виден один из уголков сада с уснувшими на зиму розами у северной стены дома. Она рвалась сюда только потому, что это место казалось спокойным и безопасным для того, чтобы обдумать своего рода путешествие. Это будет долгое, странное путешествие в жизнь человека, и его следует предпринять, если Леонора Паттен хочет чувствовать себя в безопасности. Ей предстоит сделать то, что не смогли осуществить Мириам и другие Властители, с которыми расправился Уорд. Она должна начать охоту на охотника, убить убийцу.

Пройдя вдоль по аллее к высокой калитке, Лео открыла ее своим ключом и оказалась на Саттон-плейс. Теперь она была просто хорошо одетой женщиной на одной из улиц благополучного квартала. Она осмотрелась, пытаясь заметить какую-нибудь подозрительную фигуру. Затем пересекла улицу и вошла в «Хилдридж-апартмент», откуда можно было попасть на Пятьдесят пятую улицу. Здесь тоже не оказалось ничего примечательного.

Нетренированный глаз Лео не заметил почти неподвижную женскую фигуру в тупике Пятьдесят пятой улицы с нацеленной на нее видеокамерой. Откуда ей знать о чувствах жены или о том, что она может сделать, чтобы защитить своего мужа...

Загрузка...