Соловьи не поют зимой

Глава 10

Резко вырванная из бесконечного безрадостного сна, подобного отголоску смерти, Яника открыла глаза — тёмно-синие, студёные, как зимняя река. Села и осмотрелась. Как уснула она много веков назад на крыше затопленной избы, так здесь же и проснулась. Медленно, очень медленно возвращалось осознание себя.

Деревушка, давным-давно невесть за какие грехи ушедшая под воду, ставшая потом обиталищем речных мавок, наполнялась призрачными звуками, глубокими вздохами и стонами — это младшая нежить пробуждалась, пока ещё растерянная, непривычно робкая.

Но не такой была Яника. Мысли её и воспоминания спутались, словно водоросли, но разум, холодный и острый, расплетал их и слагал одно к другому. Так расплетала она когда-то тяжёлые медовые косы…

Единственная дочь знатного, спесивого Угличского боярина уродилась красавицей и умницей. Но разбаловали её родители, мамки и няньки с ранних лет. Повзрослевшей девушке уже мало было подчинения прислужниц, мало золота и самоцветов, которыми её щедро осыпали. Боярышня грезила другой властью, другими богатствами. Вскоре спуталась с лесной ведьмой, научилась призывать нечисть, наводить морок и порчу. И сама стала тёмной колдуньей. Люди ненавидели её теперь и страшились. Отец с матерью спохватились, да поздно.

С ранних лет привыкшая, что все ей льстят и угождают, Яника радовалась, что теперь слабые духом готовы бежать от неё без оглядки. А сильных она ловила на гордыне и похоти, соблазняла, подчиняла, обволакивала то лестью, то притворной покорностью — и добивалась всего, чего хотела, губила без стыда и без жалости. Насмотревшись на льстецов и лицемеров, Яника с детства не верила в чистоту души, презирала доброту как слабость, над любовью смеялась. Пока не полюбила сама.

Какая такая надоба занесла её на собственную погибель в сельцо на Волжском берегу, которого она и названия-то не запомнила? Повстречала там боярышня сына местного священника, тихого и светлого, как ясный месяц… и пропала. Позабыв про гордость, про знатность свою и тёмную власть, красавица сама пришла в ночи к юному поповичу и умоляла разделить её любовь, клялась, что бросит колдовство, очистит душу покаянием.

— Всё бы я сделал для тебя, — печально ответил ей Григорий, — и уж тем паче, чтобы отвратить от дел нечистого. Но то, о чём ты просишь, — не могу. Есть у меня уже невеста. Обещался ей, Богом мы связаны…

И тогда любовь обернулась ненавистью. Яника решила выждать, придумать месть пострашнее. А тем временем попович, запавший ей в сердце, сам уже принял сан, и его молодая жена была на сносях.

Вызвала Яника удельницу — чёрную, мрачную, с длинными растрёпанными волосами до пят, послала к попадье и велела изуродовать ребёнка в её чреве. Обернулась злодейка сорокой и полетела выполнять волю хозяйки. Но жена священника была женщиной доброй и мирной, а к чистым душам нежить не приблизится. Да и ангелы-хранители, видать, не дремали.

И что бы ни замыслила Яника, ничего у неё не выходило. Тогда она решила больше не мудрить. Отца Григория, который из мыслей у нее не выходил, выследила глухой ночью, когда тот возвращался домой, исповедав умирающего. На всех, кто мог помешать, натравила безликих блазней, чтобы отвели глаза, а сама вонзила любимому острый нож в сердце.

Но с тех пор не было ей больше жизни на этом свете. Тоска навалилась такая, что впору выть диким зверем — громко и беспрестанно. Не могла колдунья поверить, что нет его уже здесь, что своими руками сотворила она вечную разлуку.

Всё время чудился Янике убитый ею молодой священник, смотрел ясным взором, без укора, но с грустью. Никакое колдовство не помогало. И не выдержала ведьма, бросилась в Волгу с крутого берега.

Не приняла её смерть. Обернулась Яника мавкой. Посинели как лёд большие светлые глаза. Зелёными, словно трава, сделались медовые волосы. И река стала домом новоявленной нечисти. Отвергнув всякую возможность спасения души, Яника принялась лютовать пуще прежнего. Собрала вокруг себя таких же мавок, только совсем ещё юных и глупых, и те поклонялись ей как божеству. Сколько неосторожных мужчин, женщин и детей заманили они в речные глубины! Сколько пригожих неразумных молодцев, устремившихся в их объятья, обрекли мёртвые девицы после пылких ласк на мучительную смерть.

Так мстила Яника за безответную любовь всему роду мужскому.

Вскоре совсем распоясалась нечисть близ Углича. Даже аспиды, почуяв, как пропиталось всё вокруг недобрым духом, свили неподалеку гнездо. Люди дрожали от страха, нечистый радовался, а ангелы плакали. И было так, пока в то самое сельцо, с которого всё и началось, не прибыли новые хозяева.

Ещё не видя их, Яника почувствовала неладное. Сама вышла из Волги во внеурочное время — не было середины лета — чтобы взглянуть на урождённую Угличскую княжну и её мужа-чужестранца. И увидела колдовским своим зрением такое, что поняла — пропала её власть и сила. Не человеком оказался новый владелиц здешних земель — огромным змеем, и подобных не знала Русь. Сиял в нём свет, прогоняя тьму. Был он грозен и блистателен, а в человеческом облике — так хорош собой, что если бы сохранилось у хозяйки мавок живое сердце — разбилось бы от новой любви. А так… только обольстить небесного дракона могла пытаться Яника. Но не тягаться ей было ни с ним, ни с его женой-соловьём.

Местечко в глубине Волги, хранящее на дне некогда затонувшую деревню, мавки со своей госпожой облюбовали уже давно. Гибельное это место не замерзало, и сама река, казалось, стонала от их непотребств. Но вот неведомый свет пронзил нечистую обитель, разогнал тени, усыпил нежить. Яника сопротивлялась дольше всех, но и она изнемогла. Незадолго до того, как впасть в безвременный сон, увидела в осколке волшебного зеркала жемчужину, от которой исходила дивная сила. А потом — огромный хрустальный купол. На него больно было смотреть даже через колдовскую вещь. И подумала ведьма-нежить с тоской, что побеждена…

Но вот внезапно вновь вернулось к ней подобие жизни — Яника проснулась. Вспомнила всё — и заглянула в зеркальце. Трещины в небесном хрустале… перламутровые переливы потускнели и потухли. Не так уж он и страшен теперь….

— Надо выбираться, — первые слова, что произнесла Яника за сотни лет. Её извращённая суть не могла крепко зацепиться за другой облик, но ненадолго мавка была способна превращаться в рыб, в птиц, в мелких зверей. И вот шустрой рыбой выплыла она на поверхность Волги, легкой птицей пролетела в заснеженный лес, а там вновь обернулась девицей. Сидела на крепкой ветке высокой берёзы, покачивала босой ножкой и смеялась злым смехом — видано ли, чтобы мавки на деревья зимой забирались?

Но вот неприятный странный смех резко прекратился. Тревожное чувство охватило Янику. Она ощущала, что дух её давнего врага по-прежнему где-то здесь, в этом городе… и в то же время что-то не так с этим. И оказалось — всё не так! Чудо-зеркальце помутнело от времени, изображения в нём были уже не совсем ясны. Но мавка разглядела молодого чужестранца, сладко спящего в объятьях белокурой красавицы. И в ней Яника признала соловья… Нет, это не её недруги. Но потомки, видать. Сколько же лет прошло?

Надо действовать, пока ослабло волшебство ненавистного купола. Яника запела на низкой ноте. Зловещая песня, нарушая зимнее затишье, заставляла проснувшийся лес трепетать. Сейчас мавка не пыталась зачаровать кого-то, возбудить любовную страсть. Нет, но пробудившаяся нежить, таящаяся в самых укромных уголках, выползала на свет и тянулась к той, что её призывала.

Время от времени Яника заглядывала в своё зеркало. Хрусталь над городом вновь стал наливаться светом и перламутром. Скорее, скорее… Она успела углубиться в лес, подальше от черты города, подальше от нестерпимой драконьей защиты. Хотя мавка далеко не всё поняла, стало ясно, что передышка коротка. Что-то у врагов сломалось, но было починено. И всё же она успела. Ведьме дела не было до оставшихся на речном дне глупых прислужниц, которым суждено вновь заснуть навеки. Она свободна. Свободна! И если будет умна и осторожна, сумеет отомстить.

А тем временем враг сам шёл к ней в руки. Яника видела в зеркальном осколке, как из хорошо знакомого ей терема выпорхнули две маленькие крылатые фигурки. Вот они обернулись людьми и направились в глубину леса. Янику не удивляло, насколько сильно всё изменилось, какой странной стала одежда и дома в отдалении. Она понимала, что слишком долго спала, всё вокруг должно было сделаться другим, как по волшебству. Но оставались неизменными дух небесного дракона, который она чуяла, обжигающе чистое волшебство соловья, и её застарелая горящая ненависть ко всему живому, такая сильная, что готова была взметнуться к самому небу…

— Вот же радость, — сказала Яника вызванной нежити. — Добыча-то сама к нам приближается. Не оплошайте. Помните, что я вам повелела.