Сода-солнце. Повести

ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Автору послесловия, который толкует о каком-либо романе, посвященном делам давно минувших дней, легко. Обрисовал соответствующую историческую обстановку, указал, в чем писатель погрешил против исторической правды - это критику всегда известно лучше, - и порядок. Но когда в произведениях идет речь о сегодняшнем, а тем более о завтрашнем дне, то не станешь же рисовать «историческую обстановку», а что касается художественных достоинств и просчетов, то не стоит отбивать хлеб у рецензентов.

Приходится говорить о замыслах писателя, надо только постараться сделать это так, чтобы тот не заявил, что, во-первых, он хотел сказать совсем другое, а во-вторых, что он хотел сказать, он уже сказал в произведении, и читатель сам в состоянии разобраться.

Конечно, можно было бы сосредоточить внимание на жизненном и творческом пути автора, ведь впрямую о себе он в книге рассказать не может. Правда, не впрямую может. И если вы познакомитесь с биографическими сведениями, напечатанными на обложке, то легко заметите, как судьба, возраст, профессия автора отразились в судьбах его героев. А собственно писательская деятельность Михаила Анчарова пока еще очень коротка. С первым его прозаическим произведением, повестью «Золотой дождь», мы познакомились всего три года назад в журнале «Москва», а с самым последним - «Поводырем крокодила» - здесь, в этой книге.

Итак, что же хотел сказать автор тремя повестями, собранными под одной обложкой, фантастика которых - скажем прямо - настолько своеобразна, что у многих, возможно, даже возникнет сомнение: надо ли М. Анчарова вообще относить к нашей привычнообычной научной фантастике. Правда, мне-то кажется, что в этом своеобразии и заключено главное достоинство.

Фантастика, если перед нами не откровенная пародия, всегда стремится изобразить самые невероятные события, как будто они происходили на самом деле. Поэтому, если автор закинул современного героя в прошлое, допустим, в пушкинские времена, то перед ним неизбежно встанет задача - объяснить, почему ж это его герой не смог отвратить поэта от дуэли. (Трудно себе представить, не правда ли, культурного человека, который, имей он такую возможность, не попытался бы в данном случае вмешаться.) Приходится как-то выпутываться. Выпутываются, конечно. А если действие происходит в настоящем, то всегда найдутся отдельные легковерные граждане, которые не преминут задать вопрос: а в каком именно районе Советского Союза и когда имел место вышеупомянутый феномен? Вот почему фантастика предпочитает иметь дело с будущим, где придираться к автору немного сложнее. Хотя можно, конечно.

Впрочем, будущее в фантастических произведениях - частенько никакое не будущее, это только литературный прием. Вот и М. Анчаров, он практически ничего не экстраполирует, он занят выяснением тех же самых нравственно-этических проблем, которые волнуют его героев и сегодня. Да и герои, по существу, пройдя через десятилетия, мало в чем изменились.

Возьмите, например, Алешу Аносова из «Голубой жилки Афродиты». Ведь в то время, когда протекает действие повести, ему должно быть лет 75-80. Правда, автор сообщает, что общество нашло «эликсир молодости» и люди теперь стареют значительно позже. Но ведь и внутренне это все тот же мечтательный парень, физик-поэт, каким мы его узнали сегодня. Позвольте, а откуда мы знаем, каким был Алеша в наши дни? Ведь в предыдущей повести он упоминается всего лишь раз. И тем не менее мы знаем Алешу очень хорошо. Знаем по нефантастическому и тем не менее популярному роману «Теория невероятности».

Но может быть, перед нами всего лишь однофамилец? Нет, без сомнения, это один и тот же герой, что подчеркнуто автором в ряде внешних деталей. («Моя жена Катя», - походя говорит Аносов в «Голубой жилке Афродиты», а ведь «Теория невероятности» и есть рассказ о том, как Катя стала его женой) Но важнее, разумеется, «е внешние детали - важнее общность духовного облика. А именно эту общность сохраняет во всех повестях Алеша Аносов, как и его два друга - художник Костя Якушев по прозвищу Костя да Винчи и поэт Гошка Панфилов - Памфилий. Все «три мушкетера» стали героями как трех «обыкновенных» («Золотой дождь», «Теория невероятности», «Этот синий апрель»), так и трех фантастических повестей М. Анчарова. И это не совсем обычный литературный случай.

Зачем же автору понадобилась фантастическая параллель, если речь идет об одних и тех же людях? Стоило ли городить фантастический огород, если и проблемы, волнующие автора, тоже весьма и весьма схожи? Вот в этом стоит разобраться.

Но сначала о самих героях - кто они такие? Поколение Гошки Панфилова и Алеши Аносова (и самого автора) характеризуется в повести «Этот синий апрель» такими стихами:

Действительно, «они» еще не «отцы», если иметь в виду публицистический смысл слова. А детьми они перестали быть давно, раньше других, когда прямо со школьных парт начали грузиться в воинские эшелоны.

«Они» - это поколение сорокалетних, то среднее поколение, которое, сохраняя в душе юношескую романтику и порывистость, приобрело зрелость, данную жизненным опытом. Многие из них сейчас стали командирами производства, руководителями конструкторских бюро, их все чаще выбирают в академики, а прозаики и поэты военного поколения - уже учителя молодежи.

Герои М. Анчарова из этого поколения, хотя они не академики, не командиры производства, не директора институтов. Таков Алеша Аносов, обыкновенный физик, труженик и романтик, насмешник и рыцарь, который в двадцать лет способен плюнуть в лицо эсэсовцу, а в сорок - перелезть через чердак на вечер в школу, где он когда-то учился, и влюбиться с первого взгляда в случайно встреченную девушку. Таков и Гошка Панфилов - любимый герой автора - человек удивительной душевной широты (если вы читали «Теорию невероятности», вспомните трогательную сцену, где Гошка дарит на последние деньги серебряные туфли-лодочки почти незнакомой девушке, а потом везет ее во Внуково к самолету на велосипеде), Гошка Панфилов, прошедший и Отечественную войну и войну с Японией и напряженно раздумывающий о смысле жизни.

Если можно обобщить замысел шести произведений М. Анчарова в одной фразе, то, вероятно, надо сказать, что все это развернутые монологи о смысле жизни. Но можно также оказать, если хотите, что это шесть повестей о смысле творчества, о том, что творчество, подобно рембрандтовскому золотому дождю, оплодотворяет жизнь. В понимании героев М. Анчарова и его самого смысл человеческой жизни - в творчестве, а творчество - это служение истине и красоте, но не каким-то абстрактным, холодным, мраморным с прожилками, а живым и земным истине и красоте. И если это служение требует не палитры и кисти, не логарифмической линейки, а тяжелого автомата, то герои М. Анчарова, не колеблясь, возьмут его в руки. В повести «Золотой дождь» есть очень удачный образ - десанта. От непосредственного смысла этого слова (Костя служит в десантных войсках) перекидывается мостик к искусству («десант за красотой») и еще дальше - к жизни вообще, к жизни, которая тоже должна быть десантом, большим десантом, смелым, . стремительным броском вперед, в неизвестное, в опасное…

Вот тут-то и самое время поразмышлять, для чего М. Анчарову понадобилась фантастическая параллель, которую по аналогии можно назвать десантом в будущее.

Всем героям М. Анчарова, но в особенности Гошке Панфилову - а именно он становится главным действующим лицом фантастического цикла, - присуще обостренное чувство ответственности за все происходящее вокруг, за окружающих людей, постоянные и упорные поиски определенного этического идеала, и не только поиски, но и стремление воспитать этот идеал в людях. Но прежде всего они сами - для простоты будем говорить только о Гошке - прежде всего он сам воспитывает этот идеал в себе. Можно сказать, что фантастические повести о Гошке - это, так сказать, материализовавшийся в художественной плоти подтекст нефантастических повестей об этом нравственном идеале, к которому всю жизнь стремился поэт Памфилий и который он хочет воплотить и в своем собственном творчестве.

Можно также сказать, что фантастические произведения - это своего рода научный эксперимент, позволяющий в чистом виде» проверить и показать, чего стоят и сами герои и их нравственные, искания.

Так, в повести «Сода-солнце» автор выбирает для своего героя особую обстановку - поэт меняет профессию, он становится научным работником. Гошка поступает на службу в научно-исследовательский институт. Автор не собирается настаивать, что подобная история и вправду случилась в одном из учреждений Академии наук: фантастическая рубрика сняла с него эту обязанность. Зато фантастика, как повышающий трансформатор, сильно подняла напряжение конфликта.

Первая авторская задача - показать в столь парадоксальных условиях, что же такое подлинно творческая личность. Влезая в специальные и, казалось бы, далекие от него вопросы, Сода-солнце может угадать верный ход, зачастую ускользающий от специалистов, потому что умеет смотреть на вещи более широко, потому что лишен подспудной психологической убежденности, что данная проблема неразрешима. Наконец, он прекрасно знает людей и это свое знание употребляет не во вред, а на пользу, помощь им.

При изображении вымышленных творческих работников романисты, драматурги, кинематографисты зачастую попадают в тупик, как только дело доходит до показа результатов творчества их персонажей. Легче всего написать, что имярек - гениальный поэт или гениальный ученый, куда труднее привести стихи гениального поэта или теории гениального ученого. Лучше уж совсем обойтись без примеров, тем более что далеко не всегда произведение требует подобной конкретизации. Но уж если автор желает приводить примеры из деятельности своего героя, он обязан быть убедительным, иначе его просто уличат в обмане.

К чести, автора «Соды-солнца» надо сказать, что его заверения о творческих способностях своего героя не остаются голословными. Право же, основательность, недилетантство, с которой Сода-солнце рассуждает об истории, археологии, подкупают. Я не большой знаток истории архитектуры и не берусь оценивать научного значения открытия Гошки (а вернее - самого автора) о связи Леонардо да Винчи с мастерами, строившими Кремль… Лично мне этот маленький реферат показался весьма любопытным, и даже немного стало обидно, что подобная гипотеза не послужила основой специальной научной или, на худой конец, научно-популярной статьи. В фантастическом произведении, к коим иные ученые люди относятся с не вполне понятным высокомерием, она может и подзатеряться. Впрочем, повторяю, я не историк архитектуры, но в повести эта глава выглядит весьма и весьма основательно.

При всем том Гошка остается не ученым, а поэтом, веселым, разбитным, щедрым на выдумки клоуном, и прелестная история с «пилюлями творчества» как нельзя лучше доказывает это.

Впрочем, несмотря на свои остроумные розыгрыши, внутренне Гошка глубоко серьезен. Ему ли, узнавшему, что такое фашизм, слушавшему рассказ о сверхчеловеческих пытках, которым подвергали своих жертв японские жандармы, не знать, что дьявол, мрачное порождение человеческой фантазии, скроен по образу и подобию человека, и именно этого дьявола, принимающего разные формы в душах людей, должно изгнать человечество, чтобы оно смогло вступить в золотой, коммунистический век, борьбе за который и посвятило всю свою жизнь поколение Панфиловых и Аносовых.

В преддверии этого золотого века мы еще раз встречаемся с поэтом Памфилием на страницах повести «Поводырь крокодила». Именно в преддверии. Туда, в новый мир, мы не войдем, мы остановимся вместе с Гошкой в придорожном кафе, в Прошлом переулке, этаком заповедничке старого. Не войдем потому, что там уже будут жить другие люди, другие герои, а Гошка, он сегодняшний,-сиюминутный.

«Поводырь крокодила» - более сложное произведение, чем «Сода-солнце». В сущности, это притча с аллегорическими вставками, притча об облагораживающем влиянии таланта на людей. Речь идет уже не о решении отдельных научных проблем (впрочем, и в «Соде-солнце» они были лишь по наружности научными, а под одежкой пряталось их этическое нутро). Теперь речь идет о преображении человечества вообще, о том, что в каждом человеке есть задатки красоты, добра и таланта, и надо только суметь их обнаружить, помочь обладателю проявить их, если он сам по каким-либо причинам не в состоянии сделать это. И когда эти задатки реализуются - а поэт Гошка нашел такой способ, - то заурядная, вульгарная официантка стремительно превратится в музу, в красавицу, творца и покровителя творчества.

Между прочим, все это далеко не так фантастично, как может показаться на первый взгляд. Недавно в еженедельнике «За рубежом» мы могли прочесть перепечатку об интереснейшем опыте, проделанном американскими психологами, которые взяли группу бродяг, спившихся проходимцев, разочарованных в жизни и в профессии, и попытались выяснить: а может быть, эти люди просто не смогли найти своего призвания в жизни. Результаты опыта оказались, ошеломляющими: некоторые из отщепенцев в кратчайшие сроки стали профессорами.

Конечно, не будем забывать, что вопрос о полном расцвете личности - это прежде всего вопрос социальный, вопрос разумности устройства того общества, в котором данная личность живет. Но сам по себе процесс нравственного совершенствования человека - это процесс не Легкий, не механический, с ним не справиться самой совершенной электронно-вычислительной машине, это глубоко творческая, тонкая, воспитательная работа, которая по плечу только педагогам-поэтам, опирающимся на весь предшествующий опыт человечества. Именно в этом смысл; тех красочных исторических реминисценций, которые проходят через вою повесть. Поэтическим видением Гошка воскрешает из тьмы веков нравственные образцы, фигуры людей, чья благородная деятельность мощными толчками двигала человечество вперед, все к тому же еще не достигнутому золотому веку.

Не все понимают «Соду-солнце», его даже увольняют из института, невзирая на все его заслуги перед историей материальной культуры. Не все и не сразу признают «участкового поэта» из «Поводыря крокодила». Но, в сущности^ непосредственных врагов у поэта нет ни в том, ни в другом произведении. А вообще-то они есть, враги поэтов и творцов, враги красоты и правды, виновники того, что золотой век еще не наступил. Один из таких реальных врагов - это мещанин, от которого тянутся прямые ниточки к фашизму.

По замыслу М. Анчарова, «Голубая жилка Афродиты» - рассказ, придуманный Панфиловым. Таким образом, эта повесть еще больше расширяет образ поэта, дает нам возможность еще больше проникнуть в его мысли, мечты.

Я не буду касаться здесь всех сторон «Голубой жилки Афродиты» - насыщенного, во многом публицистического произведения, где автор делится своими раздумьями об искусстве, красоте, любви, коммунистической морали…

Может быть, временами подобная разбросанность несколько нарушает художественную цельность «Голубой жилки», но в этом есть и своя привлекательность, которую лучше всего определить словами из самой же повести: «Давайте вести рассказ по старинке, чтобы он был похож на веселого зеваку, который оглядывается на витрины, на проходящих девушек, сворачивает в сторону обсудить чужой скандал и так помаленечку добирается до цели. А когда добрался - видит, что пришел обогащенный, и не растерял, и ничего не забыл…»

Но главное в повести выделить все же можно. Главное в ней - это не прекрасная и немного таинственная гречанка, не старый кинорежиссер (за образом которого угадываются черты реально жившего большого мастера), не даже сбывшаяся мечта Памфилия, что предстала в образе марсианки, этакой квинтэссенции мировой красоты. Главное - это столкновение с мещанином, символизированным здесь в образе марсианина, бежавшего, как выясняется в дальнейшем, из дома для умалишенных. Этим фантастическим приемом автор заостряет образ мещанина, доводит его до уровня гротеска. «Наш», «обыкновенный» мещанин - это опасный больной в марсианском обществе, которое, конечно, никакое не марсианское, а про-сто нормальное человеческое общество, каким оно и должно быть.

По естественной человеческой логике и вправду лишь в мозгу сумасшедшего, в мозгу маньяка может родиться это отвратительное желание власти над миром, над чужими душами, желание, закономерно увенчивающееся картинами концлагерей в колючих ограждениях. Но, как мы знаем, естественная человеческая логика далеко не всегда торжествует.

В повести подобные видения проплывают только в воспаленном воображении марсианина, но мы помним, как сходные «марсиане», которых тоже многие считают до поры до времени нормальными людьми, осуществляли свои «идеалы» на практике и как после этого начинали тянуть дымком печи крематориев.

Поэт, ученый, художник противостоят мещанину, их задача - ежедневно, ежечасно увеличивать количество радости на земле, постоянно высаживать десанты за красотой. Из формулы коммунистического общества для них жизненно необходима ее начальная часть - «от каждого по способностям», потому что это и есть их первейшая потребность. Потребность художника, художника в самом широком смысле, в каком физик тоже художник, - это «чтобы ждали, мечтали, надеялись на проявление его способностей, чтобы требовали от него по его способностям». Таково жизненное кредо главного героя как фантастических, так и нефантастических повестей М. Анчарова. За осуществление своей мечты он сражался на фронте и продолжает работать сейчас, и поэтому памятник неизвестному поэту, который поставлен при входе в золотой век, немного похож и на Гошку и на все его поколение.

Всеволод Ревич