И чего этим пришельцам надо? Какую книгу ни открой — все про них, все про них… То они ученому мировое открытие сделать мешают, то на спортивной арене каверзу какую учинят, то библиотеку научной фантастики разорят… Так и суют всюду свой нос, так и суют!
Думаете, фантастика, мол, это все небылицы? Я тоже так думал, пока сам в переплет не попал.
В день открытия осенней охоты все случилось. Мы, как всегда, на озера Кудряшевские втроем поехали. Добрались хорошо, затемно еще, утром постреливать начали. Чуть где шлепнет по воде, мы туда: «Бах! Бах!» Авось она родная — крякуша, или, на худой конец, чирок. Потом небо посветлело, ветерок потянул. Самое время уткам лететь, а их нет и нет. То ли канонада наша их распугала, то ли из яиц они в этом году так и не вылупились. Не летят, хоть умри! Часов после двенадцати мы с Серегой тренировку устроили. Он пару бутылок пустых из багажника достал, постреляли малость… Николай — тот в березовый лесок подался, — у него бутылку бить рука не поднимается. Верите, всего-то минут двадцать ходил, а принес двух сорок и дятла!
Вечерком тушенку на костре разогрели, Сергей еще разок в багажник слазил, освободили пару-тройку «мишеней» от лимонада… Приятели мои быстро уснули. В это время пришелец и появился. Не знаю, телепатический он со мной контакт установил, или еще как… Только, что это пришелец, я сразу догадался, потому как зеленоватый он какой-то был, светился изнутри, и ушей у него имелось почему-то шесть штук, не меньше. Посмотрел он на меня и вежливо так спрашивает:
— Простите, — говорит, — если вас не затруднит, будьте так любезны, объясните мне, пожалуйста, цель вашего пребывания в этом месте?
— Пожалуйста, — отвечаю, а сам слова стараюсь подбирать, чтобы контакт первый не омрачить ничем. — Мы с друзьями, — говорю, — выехали поохотиться на уток и прочую водоплавающую дичь.
— Поохотиться? — вижу, пришелец понять меня хочет, а разума ему не хватает. — Это значит убить? Вероятно, с целью образования запасов пищевых продуктов?
— Ну, что вы, — улыбаюсь, — какой с чирка продукт! Мяса с кулачок, да и то так дробью начинено, что им только крыс травить. А вот этих птиц, — на сорок и дятла показываю, — и вовсе не едят. Охота, — объясняю ему, — это чисто спортивное мероприятие, благородное, можно сказать, развлечение.
— Спортивное? — переспрашивает пришелец. — Но ведь спорт, насколько я понимаю, подразумевает наличие равных условий для обеих сторон?
— Конечно! — говорю. — Утка имеет возможность улететь, я — возможность в нее попасть. Мы оба в абсолютно равных условиях!
Силится пришелец до конца во всем разобраться и не может. Губы покусывает, на «тулку» мою косится. Потом осторожно так спрашивает:
— Извините, но если я не ошибаюсь, скорость полета утки не превышает 70 километров в час, в то время как скорость, с которой вылетает заряд из дула вашего оружия…
— Ах, вот что вас так смущает, — говорю. — Вы просто забыли, что реакция у утки значительно быстрее, чем у меня! Кроме того, все ее чувства обострены характерной атмосферой спортивного соревнования. Так что, возможности у нас самые что ни на есть равные!
И тут меня понесло!
— Корни спортивной охоты, — говорю, — берут начало в глубокой древности. И всегда охотник предоставлял добыче свой шанс. Это главный и неизменный закон всех настоящих охотников Земли! Такой шанс имеет любой заяц, любой лось, как в свое время имел его каждый саблезубый тигр, каждый мамонт!
— Мамонт? Это такое хоботное? — говорит пришелец. — Но ведь они, кажется, вымерли?
— Да, — говорю с грустью, — они очень плохо использовали свой шанс. И вы даже не представляете, какая это потеря для всех охотников планеты! Что может быть чище и возвышеннее охоты на мамонта?! Вы посмотрите, что сейчас творится! Медведи в «Красную книгу» записались, волки из разряда хищников переведены в число «санитаров природы». Эх! — Рассказываю я все это, а сам расчувствовался, чуть не плачу.
Смотрю, и пришельца проняло.
— Я, — говорит, — очень рад, что могу утешить вас в вашем горе. Пускай мне будет объявлено взыскание за нарушение правил поведения на чужой планете, но я сделаю все, чтобы вы приняли участие в охоте на мамонта!
И сделал…
Стою я одетый в плохо выделанную шкуру, в руке у меня вместо верной «тулки» сучковатая дубина, а прямо передо мною — Он. Мамонт. Огромный, размером с автобус, ушами хлопает, изо рта слоновая кость торчит, а глаза!.. Я такой взгляд только раз в жизни видел — когда меня в трамвае контролер без билета поймал.
В общем, как я на вершине скалы очутился, сам не знаю. А Он не уходит, внизу топчется. Урчит что-то, хрюкает, на хоботе подтянуться пытается. И что ему от меня нужно? Помню, в школе рассказывали, что они травоядными были…
Потом отошел он немного, растительность поедать стал, но в мою сторону то и дело поглядывает. А я сижу… Холодно, дождь моросит. Шкура моя набедренная намокла, липкой стала, противной… Недалеко еще одна скала, под ней пещерка узкая, уютная, на нору похожая. Оттуда-то ему меня не достать! Добежать бы, спрятаться… А боязно, вдруг не добегу! Возможности-то у нас с ним равные…
— Ну, что же ты, Прохорыч? — глаза председателя смотрели строго, и Сидор Прохорович только тяжело вздохнул в ответ. — Опять за старое взялся? — председатель близоруко поднес к глазам листок бумаги, не торопясь прочитал:
«Поскольку ночью из трубы дома гр. Плужняка ударил столб огня до небес, моя свинья с перепугу передавила всех поросят. Требую возместить ущерб. Дарья Засухина».
Прохорыч вытер лысину носовым платком и облизал пересохшие губы:
— Виктор Фомич, ей-богу, не нарочно получилось. Плазма через край выплеснулась чуток…
— Плазма?! — председатель утомленно покачал головой. — Когда ты, Прохорыч, остепенишься? Старый ведь уже человек, колхозное стадо тебе доверено… А ты? Кур, икру мечущих, вывел? Вывел. Что тебе ученые ответили? «Использование представленных образцов «птичьей икры» затруднено, в связи с необычайной прочностью скорлупы». А шелкопряд, лебеду поедающий, — чья работа? Твоя! Лебеды теперь по всей округе днем с огнем не найти, а коконы твоих шелкопрядов по сей день никто размотать не может. А воробьи шерстистые зачем тебе понадобились? — Виктор Фомич с негодованием посмотрел на пыльный комок, нахально скачущий по подоконнику. — Над биологией надругался, теперь на физику перешел? Последний раз предупреждаю — прекращай! Займись делом. Электропастуха когда установишь? Ждешь, чтобы стадо посевы потравило?
— Так ведь, Виктор Фомич, — робко подал голос Прохорыч, — устарел он, электропастух-то. Я так думаю, что нам лучше голографическую установку применить.
— Чего, чего, голо… — насторожился председатель.
— Голографию, объемное изображение, то есть, — совсем сник Прохорыч. — Я посчитал, получается, что одна телевизионная установка может проецировать объемное изображение забора вокруг всех полей…
— Все, — выдохнул председатель, — замолчи. Иди, ставь электропастуха. И брось свои штучки, — повысил он голос, — прежде всего голо эту.
Жаркий, летний полдень повис над селом. Виктор Фомич, с утра мотавшийся по полям, устало опустился в кресло и включил телевизор. На голубом экране засуетились маленькие фигурки футболистов, но мысли председателя были далеко от событий, происходивших на футбольном поле. «После обеда нужно будет на третье отделение проскочить», — подумал было он, но тут резко хлопнула калитка, и в окне появилось растерянное лицо бухгалтера Глотикова.
— Прохорыч… посевы… — еле выдохнул он.
Не дослушав бухгалтера, председатель бросился на улицу.
— Потравил, семенную пшеницу потравил, и-зо-бре-та-тель! — билось в голове Виктора Фомича, рванувшего с места машину.
Коровы спокойно паслись в березовом колке на косогоре. Но по хлебному полю (Виктор Фомич глазам своим не поверил) гоняли футбольный мяч здоровенные потные парни. А рядом, на пыльной кочке, укрывшись от палящих лучей солнца рваным треухом, сидел, с интересом рассматривая это безобразие, Сидор Прохорович.
— Да что они с ума посходили?! — резко затормозил машину председатель.
Бородатый верзила в желтой футболке легко принял мяч на грудь и, едва касаясь тяжело пригнувшихся к земле колосьев, погнал его в сторону растерявшегося Виктора Фомича.
— Сократес, — с испугом узнал знаменитого футболиста председатель, — бразильцы…
Растерянно глотнув ртом воздух, он опустился на подножку машины, глядя остановившимся взором, как рванулись навстречу желтым футболкам зеленые, как маленький юркий Росси в отчаянном рывке послал мяч мимо защитника, мимо бросившегося ему навстречу вратаря в ворота бразильцев.
Взревели невидимые трибуны, под укрытие берез метнулись испуганно, задрав хвосты, коровы, а босоногий Прохорыч помчался, высоко подбрасывая свой треух, за убегающей тенью великого форварда.
Встретились они неожиданно. Снегурочка ойкнула, маленький Черт отскочил в сугроб, а Дед Мороз осторожно поставил на снег мешок с подарками и озадаченно сдвинул на затылок шапку вместе с выглядывавшими из-под нее молодецкими кудрями.
— Здравствуйте, товарищи. Вы от какой организации?
Снегурочка и Черт переглянулись, но ничего не ответили.
— Я потому спрашиваю, что, может, у нас маршруты одинаковые, — пояснил Дед Мороз, — втроем все же веселее…
— Вы знаете, я как-то… — Снегурочка растерянно развела руками. Черт независимо смотрел в сторону.
— Так вы что же без путевок? — обрадовался Дед Мороз. — Ну, так пойдемте вместе. Мигом управимся. А командировочные я вам отмечу, вы не беспокойтесь, — заторопился он, — сразу же после праздника к нам в завком приходите, все сделаем как надо! Согласны?
— Согласна, — кивнула головой Снегурочка.
— Не возражаю, — неожиданно густым басом ответил Черт.
— Тогда бежим на такси, — Дед Мороз взял в руки мешок, — вон машина стоит. Нам на Новый жилмассив.
— Я с металлургического, — рассказывал Дед Мороз, устроившись на переднем сиденье такси. — Люди у нас хорошие, работать умеют. Вот в завкоме и решили лучших с Новым годом поздравить. Боюсь только, не опоздать бы. У вас часы точно идут? — обратился он к водителю. — А то я пока рукава этого балахона подниму, — Дед Мороз тряхнул рукавами шубы, — полчаса пройдет.
— Отстают на полминуты, — ответила Снегурочка, бросив быстрый взгляд на запястье.
— Ох, и часы у вас! — восхитился Дед Мороз.
На тонкой руке Снегурочки светился циферблат невероятной формы. Внутри часов что-то позванивало, по окружности стояли странные четырехзначные цифры, яркой звездочкой горел рубиновый огонек. Слова Деда Мороза неожиданно смутили Снегурочку. Она покраснела и уткнулась в окно такси с таким видом, будто впервые видела ночной город, залитый огнем фонарей, радужными переливами елочных гирлянд, подмигиванием светофоров…
— Приехали, — шофер остановил машину возле шестнадцатиэтажной громадины.
— Сейчас, сейчас, — Дед Мороз пытался засунуть руку в карман, безнадежно затерявшийся в складках гигантской шубы, — сейчас, минуточку…
— Я заплачу, — неожиданно вмешался Черт, щелкнул пальцами, в машине явственно запахло серой, а в руках водителя появилась новенькая банкнота.
— Ну, брат, ты даешь! — восхищенно воскликнул водитель и удивленно покачал головой.
Дед Мороз взглянул на номер квартиры, еще раз сверился со списком, кивнул головой:
— Сюда. — И решительно нажал на кнопку звонка.
Дверь распахнулась. Удивленные и веселые лица смотрели на неожиданных гостей.
— Здравствуйте, хозяева! — неестественно тонким голосом затянул Дед Мороз.
Снегурочка смущенно покраснела.
Черт принялся внимательно рассматривать наряженную елку.
А Дед Мороз называл цифры выполнения плана, вручал подарки, а под конец прочитал стихи месткомовского поэта. Нескладные были стихи, «Новый год» рифмовался в них с «металлопрокатом», зато от души, и покрасневший хозяин пытался спрятать смущенную улыбку, и аплодисменты звучали искренне и дружески. Потом гостей приглашали к столу, они благодарили и отказывались, а Дед Мороз всем показывал большущий список, но по бокалу шампанского выпить все равно пришлось. И уж когда собрались уходить, дети, которым пора было бы спать, потому что передача «Спокойной ночи, малыши» закончилась почти два часа назад, что-то зашептали на ухо хозяину, показывая маленькими пальчиками в сторону насторожившегося Черта.
— Товарищи, — хозяин выступил вперед, — тут дети наши приз учредили за лучший костюм и присудить его решили, вы уж извините, товарищи Мороз и Снегурочка, решили присудить его товарищу Черту.
Черт был и вправду хорош! На голове кривые рожки, на ногах маленькие острые копытца, и хвост шевелился, как настоящий! А хозяин уже вкладывал в его узкую ладошку приз — самый большой шар, торжественно снятый ребятишками с елки.
Потом они ходили из квартиры в квартиру, шутили с какими-то веселыми людьми, а один раз их забросали снежками, и они никак не могли пробиться к нужному подъезду. Кругом смеялся, пел, встречал Новый год большой трудовой город.
Дед Мороз в очередной раз провел пальцем по списку, заглянул в мешок и улыбнулся:
— Все…
— Как все? — не поняла Снегурочка.
— Все, всех обошли…
И в этот момент где-то далеко-далеко начали бить куранты. Их звон становился ближе, громче, казалось, заполнил площадку между домами, город, всю Землю…
— Двенадцать, — растерянно протянул Дед Мороз. — Новый год… С Новым годом!
С Новым годом! И обхватив друг друга руками за плечи, они радостно запрыгали вокруг пустого мешка, лежащего на снегу.
— Ну, кому куда? — Дед Мороз вопросительно смотрел на своих спутников.
— Мне недалеко, — торопливо ответила Снегурочка, — провожать не надо. До свидания.
Она пожала руку Деда Мороза, узкую ладошку Черта, приветливо махнула рукой и исчезла за углом девятиэтажки.
— Мне тоже рядом, — пробасил Черт.
— Ну, а мне в общежитие, часа через два добегу. По Москве Новый год с ребятами встречу. Ну, пока! С Новым годом!
И Дед Мороз, смешно загребая большущими валенками, побежал по ночной улице.
«Славный парень, — думала тем временем Снегурочка, — да и второй тоже хороший, странный только немного. Ну, ладно, командировка закончилась, пора домой. Молодчина я сегодня, фильм получится — загляденье «Народно-праздничные обряды последней четверти XX столетия»! Такого еще никто не видел. Конечно, когда-нибудь люди вновь смогут побывать и в Золотой Орде и у костра кроманьонцев… Но это когда еще будет! А пока что никто не был в прошлом дальше, чем я. Подумать только — 300 лет! Где-то здесь встречает Новый год моя прапрапрабабушка. Может, я и у нее сегодня была? Вот забавно!»
Снегурочка взглянула на часы.
— Пора, как раз к Новому году домой успею, — и она решительно совместила рубиновый огонек на циферблате своих часов с цифрой 2285.
На площадке между домами остался один Черт. Присев на засыпанную снегом скамейку, он задумчиво ковырял копытцем смерзшуюся корку снега.
«Опять ничего не сделал, — вертелась в его голове печальная мысль. — Правда вручил таксисту дьяволовы деньги, может, зачтут? Впрочем, какие они дьяволовы, заплатил-то я ему за честный труд. Не зачтут…
Представилось его глазам недовольное рыло заведующего сектором мелких новогодних пакостей, послышался его скрипучий голос… «Плохо работаешь, Короткохвостый! Плохо, ох, плохо! Ядовитости в тебе не хватает! Мелкое хамство отсутствует, о крупном уж не говорю… Где твоя профессиональная гордость? Где горение? Где азарт? На полноценные пакости и то не способен! Эх, кадры, одна морока с вами…»
— Не зачтут, — окончательно решил Черт, — пожалуй, и командировочные не выплатят.
Но то ли вспомнились ему счастливые лица ребятишек, то ли запел хрустальным звоном елочный шар — «приз за лучший костюм», только Черт залихватски взвизгнул, крутнулся на копытце, вспыхнул ярким огоньком и исчез, оставив после себя быстро рассеивающееся облачко сернистого дыма.
Я подключил только что установленный в комнате материализатор желаний к электросети и занял место за пультом.
Приборная доска поблескивала лампочками, и, в ответ на включение микрофона, динамик громогласно спросил:
— Чего тебе?!
— Соль.
— Задание неточно.
— Пластмассовую линейку.
— Задание неточно.
Я недоумевал. Ведь все было правильно! В чем же тогда дело? Медленно обвел глазами пульт. Ну все, абсолютно все было в порядке! Материя на входе? Нормально. Напряжение? Тоже нормальное.
— Ура! — вдруг вскрикнул я от радости. Как же я не учел такой простой вещи! Пластических масс ведь великое множество, и солей тоже. Если бы аппарат выдал мне линейку из синтетического меха, он был бы прав.
Я решил заказать алмаз. Рекордный алмаз! Пораскинул мозгами и выкрикнул в микрофон:
— Кристаллический углерод на пять тысяч карат.
— Задание неточно, — бесстрастно ответил автомат.
Это уже вывело меня из себя.
— Черт! — стукнул я со злостью кулаком по пульту.
— Задание выполнено! — прогремел динамик.
— Уф, наконец-то образумился, — выдохнул я и в поисках алмаза стал осматривать комнату. Алмаза я не увидел, но зато в кресле напротив, блаженно закрыв глаза, сидел… черт!
— Ух! Все готово, командир! — сказал биолог, отряхивая с комбинезона пыль.
Человек, которого назвали командиром, внимательно осмотрел штабеля ящиков:
— Что ж, теперь можно и домой возвращаться, — командир похлопал рукой по одному из ящиков, — экспонатов много, главное, довезти до Земли в хорошей сохранности все это. Как думаешь, Виктор, не разобьем по дороге? — Командир кивнул на длинный прямоугольный ящик в конце отсека.
— Думаю, выдержит. Я проверял систему замораживания — она вполне надежна.
— Никогда бы не подумал, что нам придется отлавливать и перевозить этих тварей.
Командир отодвинул стенку одного из ящиков и скривился:
— Бр! Страшилище!
— О! Вы, Павел Петрович, созерцаете нашу гордость — кольцетелую Штропса с планеты Арунус-6. Самое любопытное, что фактически на планете Арунус-6 нет условий для жизни, а эта красавица ухитряется как-то там существовать — просто фантастика! — развел руками биолог.
— А вы не думали, Виктор, что мы могли по ошибке, по незнанию, отловить мыслящее существо и тем самым совершить преступление против разума?
— Нет, что вы, командир? В черепной коробке этой твари серого вещества нет и в помине. Да, собственно, и черепной коробки у нее, как таковой, нет. Это примитивное создание!
— Что это вы, друзья, уставились на эту абракадабру? — в переходном отсеке появился второй пилот. — Ничего интересного — ни морды, ни лап, бревно да и только. — И без предисловий обратился к командиру:
— Павел Петрович, корабль к взлету готов, до входа в точку возвращения осталось двое суток.
— Отлично, Женя! — Павел Петрович оглянулся на Виктора. — Пошли, взлетаем.
— Смотрите, командир, еще одна планета!
— Хм! — Павел Петрович покрутил ручку настройки экрана. — Откуда она взялась, хотел бы я знать?
Евгений схватил справочник по космическим объектам, но не обнаружив в нем наблюдаемой планеты, бросил книгу на стол:
— Видимо, устарел, а новое издание еще не поступало, — проворчал пилот.
Командир нажал несколько кнопок на пульте — и в сторону планеты полетели ракеты с приборами первичной разведки. Вскоре на экране дисплея появились цифры, буквы, символы, параметры планеты, которых с таким нетерпением ожидал экипаж звездолета.
— Жить можно, — резюмировал Виктор, — состав воздуха, температура на поверхности близки к земным. Перспективная планетка.
На экране появилось изображение поверхности планеты. И чем пристальнее звездолетчики смотрели на экран, тем больше росло их недоумение:
— Да-а, — протянул второй пилот, — и очень странная планета.
Удивляться было чему. Вся поверхность планеты, насколько позволял разглядеть угол обзора камеры робота-разведчика, была разделена на равные квадраты. Каждый квадрат был окрашен в определенный цвет. Отделялись квадраты один от другого полосами зеленого цвета, точно кто-то обвел каждый из них по контуру зеленой краской.
Командир посмотрел на биолога:
— Мечтаешь спуститься?
— Конечно, командир! Очевидно, без мыслящих существ здесь не обошлось. Вдруг повезет — откроем неизвестную цивилизацию.
— Хорошо, попытайтесь разобраться с этими квадратами, — Павел Петрович посмотрел на своих подчиненных, — только поосторожнее там.
— Будем внимательны! — ответили молодые звездолетчики и побежали к ангару исследовательских планетолетов.
— Обыкновенный песок, — Евгений усиленно работал руками и выкопал уже небольшую ямку. — Песок черного цвета. Кому же это понадобилось его окрашивать?
С кислым выражением лица подошел Виктор:
— Я думал, что это, на худой конец, лишайники, а здесь… — биолог высыпал из пробирки на ладонь щепотку зеленого вещества. — Обычный песок, только зеленого цвета. И никакой живности… — Виктор еще раз окинул грустным взглядом прилегающую местность.
Он был так огорчен отсутствием следов жизни, что не заметил, как обе ноги по колено, провалились в песок.
— Женя, — позвал Виктор, — а эти цветные пески еще и зыбучие. Он попытался высвободить одну ногу, но только больше провалился.
Евгений работал манипулятором — выгружал двухместный планетоход, когда услышал крик Виктора. Когда он подбежал к другу, биолог уже погрузился в песок по грудь. Рискуя провалиться вместе с Виктором, Евгений попытался выдернуть биолога из песка, но усилия его были тщетны. И ему показалось, что просто не хватает сил.
— Я сейчас, Витя, подожди, — переводя дыхание, проговорил он и побежал к манипуляторам.
Когда он вернулся вместе с роботом, на том месте, где еще минуту назад барахтался Виктор, осталась лишь небольшая воронка.
Евгений стоял подавленный. Он тоскливо посмотрел себе под ноги. Левая нога скрылась под песком уже по щиколотку. Легким подергиванием пилот попытался сбросить слой песка, но не тут-то было: ногу словно обжали со всех сторон и с силой тащили вниз.
Евгений резко, с силой, дернул ногу вверх и высвободился.
Через минуту ковш манипулятора осторожно врезался в песок, но вместо Виктора роботы откопали металлический захват и конец троса. Затем ковш несколько раз чиркнул по гофрированному металлическому листу. Пришлось пустить в дело лазер. Вскоре в странной поверхности было вырезано аккуратное отверстие, через которое Евгений спустился в металлическое помещение. В руке он держал лучевой пистолет, каждую секунду ожидая нападения из темноты. Фонариком он осветил механические ловушки, расставленные в шахматном порядке, какие-то механические устройства, напоминающие транспортеры. Пока механическая начинка планеты бездействовала, но, очевидно, стоило какому-нибудь существу на поверхности планеты угодить в песочный капкан, как механизмы приходили в движение. Виктора нигде видно не было.
А на поверхности планеты в этот самый миг взметнулись тучи песка, багровое пламя ударило вверх и взлетела ракета.
— Очень агрессивное и неприятное существо! Где ты его раздобыл, Ру?
— Попался в нашу планету-ловушку.
— Какой квадрат?
— Квадрат цвета бездонного космоса, как сказал бы великий Ла.
Ру сделал несколько колебательных движений своим телом и приблизился к стеклянной сфере. Там находилось существо, о котором шла речь.
— Слушай, Ко, ты ознакомился о материалами интеллектуального обследования этого зверя?
Ко в знак согласия повернул два передних кольца своего тела на девяносто градусов:
— Ознакомился. В отличии от нас, цвет оно воспринимает не всем телом, а лишь ограниченным количеством клеток, да и те находятся под довольно твердым колпаком. Думаю, что к классу мыслящих это существо отнести нельзя. Кстати, об этом же говорит и цвет того квадрата, в котором его отловили.
— Хорошо, что же нам с ним делать?
— Сдадим в Центр по изучению космической фауны. Там его законсервируют и…
Дальше Виктор выдержать не смог — проснулся от страха.
— Фу! Приснится же такая чушь! Все-таки межзвездные полеты сильно расшатывают нервную систему… — пробормотал он и, накинув халат, вышел на террасу.
Со всех сторон его обступили звезды, море звезд. Где-то внизу шумел прибой, волны перекатывали песок и мелкую гальку пляжа.
«Где-то там, — подумал Виктор, разглядывая ночное небо, — очевидно, есть разумная жизнь, но чтобы отыскать разум и понять его, нельзя ко всему подходить с привычной меркой. Критерии разумности могут быть разными».
Солнце пекло. Мухи попрятались в тени. Трезор Барбосович Костогрызов, солидный пес с признаками благородства на угрюмой физиономии, возлежал на траве, скрываясь за добротной конурой. Трезор Барбосович находился на службе. Дело, надо полагать, серьезное, ответственное. Костогрызов так и полагал — он бдил, несмотря на полуденный зной. Чай, не казенное охранял, а хозяйское, стало быть, и свое.
Покой и равнодушие царили в просторном полупустом дворе. И вдруг покой нарушился неслыханной по наглости выходкой какого-то замухрышки воробья. Трезор Барбосович в изумлении широко раскрыл глаза: воробей клевал мозговую кость, которая терпеливо ждала обеденного часа, чтобы доставить удовольствие Костогрызову, ему и только ему!
Грозный рык вырвался из груди Трезора Барбосовича. Воробей моментально исчез, словно испарился от гневного взгляда Костогрызова.
— Вконец обнаглели, на чужое зарятся!.. — прорычал он. Но взгляд, застывший на кости, уже говорил ему о другом.
— Помозговать разве? — в переносном смысле подумал Трезор Барбосович. Вопрос показался ему серьезным и весьма своевременным. Да и чутье подсказывало, пора, мол. Но тут за забором послышался веселый лай Жулика, бездомного по прописке и неунывающего попрошайки и авантюриста по характеру.
— Трезорка! — заполошно прогавкал Жулик. — Пошли на соседнюю улицу: там дома ломают. Говорят, кран подъемный туда приехал, «Като» называется. И бульдозер тоже какой-то импортный. Облаять бы надо?!
— Не Трезорка, а Трезор Барбосович, шантрапа ты беспородная!
Костогрызов Жулика не уважал: «Лишняя, пустая собака, — считал он. — Ну, любит его ребятня с нашей улицы, ну и что? Хозяйством обзаводиться нужно, добро копить, а ему все игрушки… Уж и не молод, а все то же: ни кола, ни двора…»
Трезор Барбосович слышал, как Жулик нетерпеливо перетаптывался с ноги на ногу за забором, но молчал.
— Трезор, может, пожевать у тебя чего найдется? — не очень уверенно спросил Жулик.
— Поди лучше на кран погавкай.
Жулик промолчал; иного ответа он и не ожидал. За забором стало тихо.
«Помозговать разве?» — снова подумал Костогрызов, но уже в прямом смысле: интерес к мозговой кости пропал до другого, более подходящего для этого настроения. Тем более никто уже не покушался на кость. Трезор Барбосович натужно зевнул, клацнул зубами и принялся за философию.
«Вот ведь, — подумал он, — кто есть Жулик? Дворняга. А кто есть я? Благородный пес из благородного семейства. Это хорошо». — С таким мудрым определением, которым обычно завершалась его философская мысль, он задремал. Уши его осторожно двигались во сне, стараясь уловить звуки перемены в тишине двора…
— Эй, Трезорка, все спишь?! — послышался лай Жулика.
— Работаю, — глухо отозвался Трезор Барбосович, вскидываясь. Он подумал, что молчанием тут не отделаться, не хватало, чтобы Жулик подумал плохо. Костогрызов на работе не спит!
— Тогда слушай новость!..
Трезор Барбосович слухов и сплетен не любил, считая, что все неприятности у его хозяина, как и у самого Костогрызова, происходят именно от сплетен и доносов. Ухо его только слегка развернулось к забору…
— Соседнюю улицу почти уже всю снесли, завтра с нашей выселять начнут! — радостно сообщил Жулик.
— Вот те на! — вырвалось у Трезора. — А как же хозяин?..
Весть о том, что Трезор Костогрызов, а тогда еще просто Трезорка, помещен в уважаемые руки не последнего человека, в семействе Костогрызовых восприняли как должное. Его хозяин занимал не очень солидное, но очень престижное положение среди людей. Правда, чем он занимался на работе и что из себя представляет эта работа, Трезор не знал, да никогда и не интересовался. Хозяин имел солидное хозяйство — этого было вполне достаточно. Три четверти дома хозяин сдавал внаем. И правильно, думал Костогрызов, никто уже не скажет, что человек живет не по средствам. Трезор Барбосович понимал хозяина (все большие люди по странному совпадению имеют низкие оклады) и старательно оберегал его хозяйство. Иногда он, правда, недоумевал, почему это квартиранты говорят о хозяине — «хозяйчик» и «сквалыга», но, чувствуя родство с хозяином во взглядах на жизнь, рычал на квартирантов. А те добавляли, что и собака под стать своему хозяину. «А как же иначе? — недоумевал Трезор Барбосович. — У хозяина хватка — позавидуешь! И походить на него приличной собаке не стыдно». И потому он с подчеркнутым старанием рычал на квартирантов.
Новость Жулика, как рыбья кость, впилась в сердце Костогрызова. Значит, хозяин лишится дома, а сам Костогрызов конуры?.. А сколько важных мелочей придется на разорение: тут тебе и кадушки, и сарайки, и всякие пустячки, которых не возьмешь с собою на новую квартиру. Полный разор…
— Чего молчишь? — Жулик, не дождавшись ответа, весело и в то же время взволнованно и мечтательно прогавкал: — Всем с нашей улицы квартиры благоустроенные дадут. Вот заживут люди! Ни тебе дров, ни угля, за водой на колонку не ходить. Опять же ванна, душ там всякий. Антенны коллективные…
Жулик очень старательно перечислял блага новой жизни. Ему было приятно, когда их становилось больше, и он боялся упустить что-нибудь важное.
«Тебе-то что терять, — неприязненно подумал Трезор Барбосович, — а каково нам с хозяином?» Но вслух спросил:
— Ты-то чему радуешься? Или надеешься, что тебя возьмут на новые квартиры? Больно ты нужен кому…
Жулик почесал задней лапой за ухом: для него вопрос прозвучал странно и неожиданно.
«Люди всегда рады новому, — подумал он. — Как же мне не радоваться вместе с ними». И с вызовом повторил вслух:
— Как же не радоваться?!
— Дурак, — равнодушно сказал Трезор Барбосович и, звякнув цепью, полез в конуру.
…Всю ночь ему снилась новая квартира хозяина — пусть не такая большая, как эта, но благоустроенная. Трезор Барбосович даже угол себе присмотрел. Ему снилась мягкая, теплая подстилка у батареи на кухне. А на плите в большой кастрюле варилась большая мозговая кость…
Утром, с наслаждением припоминая детали сна, Костогрызов с достоинством подумал, что он такую жизнь заслужил. «Конечно, хозяину не очень выгодно терять этот дом, но что делать — сносят», — нашел он оправдание. И вопреки обычному, даже немного радовался мечтам о новой жизни. Да и что им с хозяином еще надо, все есть!
— Трезор, ты проснулся? — позвал Жулик.
— Ну, — недовольно буркнул Костогрызов.
— Машин на улицу понаехало, уйма, пойдем полаем?
— Что я, пустобрех, что ли?
— На прощанье надо бы, — беззаботно тявкнул Жулик.
Трезор Барбосович промолчал: не резон, решил он, терять время на этого пустомелю — пора готовиться к переезду. Он откопал все заботливо припрятанные на черный день косточки, любовно перенюхал их и сложил в миску, и был приятно удивлен, что миска скрылась под костями — столько много их было. Потом он огляделся в поисках тары под необходимые в хозяйстве вещи, без которых и на новой квартире не прожить: веревки там, гвозди, пуговицы… Приволок большой ящик и старательно сложил в него свое имущество.
Хозяин тоже выносил из дома вещи.
«Эк, сколько добра у нас!» — с гордостью думал Трезор Барбосович.
Хозяин грузился долго и обстоятельно, по-хозяйски. На три грузовика. Костогрызов исподлобья наблюдал за грузчиками — кабы не утащили чего — и ждал своего часа. Наконец он настал. Хозяин подошел к Трезору, снял с него ошейник, отстегнул от конуры цепь, долго в раздумье смотрел на них. Потом закинул ошейник в кузов, а цепь бросил в конуру. Трезор Барбосович взглядом указал хозяину на свой ящик с добром, мол, смотри, тоже собрал самое необходимое. Но тот, даже не глядя в его сторону, пошел к машине, сел в кабину и уехал.
Трезор Барбосович ничего не понимал. Он застыл: сидел у конуры и смотрел на калитку, которая впервые в жизни в этом дворе была распахнута настежь.
Заглянул Жулик.
— Трезор, там уже и кран приехал, и бульдозеры, и экскаваторы! — Захлебываясь от возбуждения, заливался он лаем, но вдруг замолчал и удивленно оглядел пустой двор. — А хозяин твой где?
Трезор Барбосович промолчал. Он вдруг понял, что и он вещь. Вещь, нужная хозяину до поры до времени. И все добро, накопленное им за свою жизнь, на поверку оказалось просто старым хламьем…
— Жулик, где же ты? — послышалось с улицы. — Полезай скорее в машину, в новом дворе теперь будешь жить!
— Зовут, — сказал Жулик. Он посмотрел на улицу, потом на Трезора, снова на улицу… Уселся, почесал задней лапой за ухом. Во взгляде его появилась серьезная озабоченность.
— Жулик! — вновь донеслось с улицы.
— Поезжайте! — гавкнул Жулик в ответ. — Мы с Трезоркой после сами доберемся.
Жил-был на свете, как водится, старик. И было у него, как вы, наверное, уже догадались, три сына. Ну и уж поскольку люди тут собрались начитанные, одной традиции ради напомню: двое было умных, а третий… а вот и нет! Совершенно я с вами не согласен, что он был дурак. Он был студент! Что? Одно и то же? Гм-гм… можно поспорить, но не сейчас.
Итак, третий был студент. Вполне законно возникает вопрос: кто же тогда были средний и старший? Старший был врач, а средний… средний? Гм… Кажется, что-то, связанное с ЭВМ. Ну, не суть важно.
Значит, жили они, поживали, и все было оно ничего, да втемяшилось старику в голову — женить сыновей. И не просто женить, а всех разом.
Надо тут сказать, что папаша упрям был, и ежели какая мыслишка ему на ум взбредет, то он хоть тресни, а на своем настоит.
Выносил он эту идею до полного созревания, да раз за обедом и говорит:
— Ну вот, сынки, слушайте, значит, мою отцовскую волю. — И он внимательно посмотрел на трех сыновей, сидящих за обеденным столом, желая знать, какое впечатление на них оказало это торжественное вступление.
При внимательном осмотре он убедился, что это тщательно продуманное вступление не произвело никакого впечатления, скорее, даже не было услышано.
Старший был поглощен котлетой и толстенным медицинским журналом, средний уткнулся в «64», а младший, Ивашка, по-студенчески быстро уплетая, читал «Аэропорт» Хейли.
Такое невнимание вывело старика из себя.
— Я кому говорю, вахлацкое вы племя?! — взорвался он.
— А в чем собственно… э… дело? — спросил средний.
— А дело э-э в том! Отца слушать надо.
— Слушаем! — в один голос откликнулись все трое.
— То-то! — проворчал старик. — Слушайте, соколики, мою волю: жениться вам пора!
— Это в каком… э… смысле? — спросил средний.
— В прямом! — опять разозлился старик. — В том самом, в котором все нормальные люди женятся!
— На ком? — удивился старший.
— На корове! — взорвался старик. — Девчонки у вас есть?
Старший и средний недоуменно посмотрели друг на друга.
— Так!.. — произнес старик. — А вы вообще заметили, что у света есть вторая половина, а? Должно же было у вас зародиться подозрение, что неспроста на свете существуют девушки? Или вы… — тут он заметил, что Ивашка под шумок снова занялся Хейли.
— Ивашка! Тебя что, не касается, поросенок ты этакий?!
— А я что, — пробормотал Ивашка, пряча книгу. — Я хоть сейчас!
— Значит, девушек у вас нету, — проговорил немного погодя старик. — Тогда поступать будем, как народная мудрость учит.
— А как она учит? — осведомился Ивашка.
— Как-как, — проворчал старик, — очень просто!
Он сходил в другую комнату, принес оттуда какую-то вещь.
— Видите механизм? Лук называется. А это стрелы. Возьмите каждый по стреле и пустите куда-нибудь. Все ясно?
— А что, — сказал старший, — даже интересно! Вроде как судьба… — И он выпустил стрелу с красным оперением.
— Да, — сказал средний, — нетривиальное решение! — И он пустил стрелу с синим оперением.
— А все равно лучше на дискотеке знакомиться! — сказал Ивашка и пустил стрелу с зеленым оперением.
После этого старший сел в «Жигули», средний в «Москвич». Ивашка оседлал «Яву» и отправились каждый навстречу своей судьбе.
«Жигуленок» старшего брата взвизгнул тормозами и замер у светофора. Водитель неторопливо забарабанил пальцами по рулю и бросил взгляд на тротуар. Люди спешили по своим делам, волокли из магазинов авоськи с продуктами и читали на ходу газеты. Все просто и буднично.
Внезапно внимание его привлекла девушка, вышедшая из переулка. Вернее, не столько девушка, сколько вещица, которую она несла в руке. Самые проницательные читатели уже, конечно, догадались, что именно несла девушка. Да, она несла стрелу, стрелу с красным оперением. Старший из сыновей почувствовал дыхание Судьбы на своем лице, и оное дыхание привело его в трепет. Он загнал машину в переулок и принялся наблюдать за девушкой.
Та вышла на улицу и остановилась, растерянно поглядывая то на стрелу, то на кипенье улицы. Казалось, она никак не может привести в соответствие эту широкую городскую улицу, наполненную магазинами, пешеходами, моторами и бензиновой гарью, и эту средневековую стрелу, прилетевшую неизвестно откуда.
Тут наш медик решил, что пора действовать. Он вышел из машины и направился к девушке, которая, как он уже успел заметить, была молода и красива.
— Извините, девушка, — сказал он, подойдя к ней, — очень прошу простить меня, но что за странный предмет вы держите в руках?
Она повернулась, и только тут он заметил две вещи, которые привели его в чрезвычайное замешательство: во-первых, правой рукой она прижимала платок к царапине на щеке, из которой сочилась ярко-алая кровь, а во-вторых, в глазах ее стояли слезы.
— Это? — ответила она. — Не знаю! Вернее, это стрела, но я не знаю, кто ее выпустил и зачем… Она прилетела и оцарапала мне щеку.
Он увидел, что слезы готовы брызнуть из ее глаз, и почувствовал, что краснеет.
— Ну-ну, не надо так волноваться…
— Я и не волнуюсь, — ответила она, и из глаз ее скатилась бриллиантовая слезинка. — Мне просто больно…
Он почувствовал себя законченным негодяем, но последнее слово пробудило в нем профессиональный дух.
— Покажите-ка вашу щеку! — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Не бойтесь! Я врач… Ничего страшного, — заявил он несколько секунд спустя. — Но необходимо обработать ранку… на всякий случай.
— Ни за что! — воскликнула девушка. — Вы представляете, через всю щеку йодом или зеленкой?!
— Ну что вы, — возразил он. — Разве можно уродовать такую прелесть?
Девушка зарделась.
— У меня в машине, — продолжал он, — в аптечке есть медицинский клей. Он абсолютно прозрачен. Один мазок — и все в порядке, никто ничего не заметит.
— Все равно ужасно! — сказала девушка, сидя в машине и разглядывая в зеркальце свежезаклеенную щеку.
Старший брат хотел было возразить, но тут рядом с его машиной, скрипнув тормозами, остановился «Москвич» среднего брата. Сам он высунулся из окна и крикнул:
— Послушай, ты не видел…
Но тут он заметил сидящую рядом с братом девушку и поперхнулся.
— Так, — сказал он, — ясно!
Мотор взревел, и его «Москвич» умчался на поиски стрелы с синим оперением.
— Кто это? — удивилась девушка.
— Мой братец. Как-нибудь я познакомлю вас с ним. — Он взглянул на часы. — А теперь у меня такой вопрос: как насчет того, чтоб пообедать вместе?
— Я не против, — улыбнулась девушка.
— Тогда поехали!
Со старшим братом все ясно даже не самым догадливым читателям. Поэтому последим за средним братом.
Средний безуспешно колесил по городу до самого конца обеденного перерыва. Девушек на улице было много, стрел — ни одной. Отчаявшись за время обеда найти стрелу и вместе с ней возможную невесту, он отправился на работу. Подъехав к громадному зданию Вычислительного центра, он поставил машину на стоянку, запер ее и хотел было идти к себе, но в эту минуту услышал, как из открытого окна второго этажа раздалась короткая, но весьма энергичная тирада. Собственно, что его заинтересовало, так это слово «стрела» в различном сочетании с крепкими терминами, самым мягким из которых было «кретин»!
Учитывая повышенный интерес среднего брата ко всякого рода стрелам, мы не удивимся, что он, подождав, пока тирада затихнет, крикнул:
— Эй!
На его голос из этого окна высунулась девушка.
— Ну, — сказала она. — Что нужно?
— Как раз с этим вопросом я хотел обратиться к вам, — ответил он. — Видите ли, на меня ваша речь произвела большое впечатление. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
Девушка недовольно тряхнула копной черных кудрявых волос.
— Можете, — сказала она. — Если хоть немного разбираетесь в ЭВМ.
— Разбираюсь. А что, собственно, произошло?
— Если бы я знала, что произошло, то кое-кому бы крепко не поздоровилось!
— И все же?
— Я с самого утра, как проклятая, готовлю программу, не иду на обед, собираюсь ее вводить, и вдруг… что бы вы думали?!
Он пожал плечами.
— Стрела!
— Что?! — поперхнулся он. — Какая стрела?
— Здоровая. Залетает в окно. Главная установка вдребезги, дисплей не работает, время кончается, а программа летит в тартарары!
Девушка возмущенно стукнула кулачком по подоконнику.
— Слушайте, — обратилась она к среднему брату, который за время ее монолога успел воспроизвести на лице всю цветовую гамму — от красноты до зелени, — я тут успела забраться в оперативную память, может, — поможете?
— Конечно! — поспешно воскликнул он и бегом взлетел на второй этаж. Первое, что он увидел, войдя в комнату, была стрела с синим оперением. Она лежала на столе в центре комнаты как вещественное доказательство его страшного преступления. Он смущенно кашлянул и скосил глаза на девушку.
Девушка была необычайно яркая, черные волосы волнами спускались на белую блузку, джинсы обтягивали стройные ноги.
— Ума не приложу! — говорила между тем она. — Какому балбесу понадобилось пускать стрелы? Какой-то доисторический идиотизм!
Мысленно посылая ко всем чертям все луки на свете, средний брат снял пиджак и засучил рукава.
— Несколько отверток, щуп, пинцет, тестер, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Потом может понадобиться паяльник.
Прошло два часа.
— Вы просто волшебник, — говорила девушка, восхищенно глядя на него.
— Угадали! — ответил он, заворачивая последний винтик. Самый настоящий волшебник. Хотите, я предскажу, что вы делаете сегодня вечером?
— Что? — изумленно раскрылись большие глаза.
— Идете в кафе с этим волшебником!
…Ну, уважаемые читатели, я думаю, вы согласитесь со мной, — со средним братом тоже все ясно. А вот как обстоят дела у младшего, небезызвестного вам студента Ивашки?
Покрутившись по городу и ничего существенного не обнаружив, Ивашка пришел к выводу, что его стрелу следует искать вне городской черты. Он выбрал лучшую автостраду и с удовольствием разогнался. Однако, не проехав и тридцати километров, он обнаружил, что бензин на исходе. Тогда он принялся рассматривать дорожные указатели и довольно скоро увидел: «АЗС» — 2 км. Ниже, надписи красовалась стрелка, утверждающая, что нужно съехать с трассы и проехать эти два километра по сомнительной гравийке.
Подъехав к станции, Ивашка заметил старичка, сидящего на лавочке близ домика с надписью «Бензин» и играющего с самим собой в шахматы.
— Куда заправщик ушел? — спросил у него Ивашка.
— А я и есть заправщик, — ответил старичок. — Вам сколько — 15 литров смеси?
Что-то в этом старичке показалось Ивашке необычным. Что-то неуловимое, но что существенно отличало этого старичка от всех, которых Ивашка повидал на своем веку, включая и его собственного отца.
Старик заправил Ивашкину «Яву» и остановился подле него.
— Что это вы, молодой человек, на меня так странно смотрите?
— Тут, случаем, стрела не пролетала? — бухнул внезапно Ивашка, сам внутренне удивляясь своему вопросу.
— Нет, — ответил старик. — Не пролетала. Откуда ей взяться? Стрелы витязи пускали. А теперь витязи перевелись, вот и стрел нет.
— Эту я пустил, — вновь ляпнул Ивашка.
— А! Невесту ищете, молодой человек?
— Ищу, — вздохнул Ивашка.
— Вы, может, витязь?
— Нет. Я студент.
— И правильно. Между нами говоря — редкостные болваны были эти витязи. Уж вы мне поверьте, молодой человек, насмотрелся я на них. Сколько их по этой дорожке в былые времена проезжало! И в основном балбесы. Посмотришь на него — прямо страх берет, ну, вылитый культурист, только что из журнала, а поговоришь с ним… а — а! — Старик махнул рукой. — А туда же — на Кощея все перли!
— Да вы кто такой? — не выдержал Ивашка.
— Я-то? Леший я, молодой человек. Бывший, конечно. Работаю вот на станции этой самой, место не шибко шумное, машин немного, справляюсь.
— А что же дело свое исконное бросил? — спросил Ивашка.
— Дак ведь нынче кто за лесом смотрит? Лесники, молодой человек, образованные люди. Это раз. А два — шумно в лесу стало. Покоя нет. Прикорнешь где-нибудь под корягой, так набредет на тебя грибник какой или ягодник. Случись такое раньше — перекрестятся — и ходу, а теперь…
— Что теперь? — спросил Ивашка.
— Фотоаппараты у них, — вздохнул старик, — фотографируют и так и эдак, да еще просят: станьте сюда, к свету, в дупло залезьте, так экзотичнее… тьфу!
Старик помолчал сердито. Потом продолжил:
— Но это не главное, все это стерпеть можно. Была еще третья причина моей переквалификации. Кощей, злыдень, меня из лесу выжил.
— Слыхал про такого, — сказал Ивашка. — Неужто скрипит еще?
— А что ему сделается? Бессмертный!
— Как же? — удивился Ивашка. — Ведь были же витязи — ну кто там, не помню! Доставали сердце Кощеево, освобождали девиц прекрасных…
— Чепуха все это! — отрезал старик. — Да, ходили богатыри эти, сражались с Кощеем. Да только не убивали они его! Вы послушайте, что я вам расскажу, я этого прохвоста хорошо знаю! Нельзя его убить, бессмертный он. Есть у него сердце или нет, не ведаю. Одно знаю точно, все эти приключения с заезжими он устраивал от сильной скуки. Сидит-сидит у себя в замке, лет по сто к нему никто не заглядывает. Ну, он тогда украдет какую-нибудь деву прекрасную и ждет не дождется, когда за ней очередной дурень приедет. Тогда он начинает развлекаться: по месяцу и более водит, крутит его по своей империи, разную нечисть на него пускает (тогда ее много у Кощея на службе состояло!). Ну, а уж потом сам с ними бьется. Вы понимаете, молодой человек, все, что ему нужно было, — острые ощущения. Это как партия в шахматы, только интереснее. К тому же — абсолютно безопасно. Для Кощея, разумеется. Витязь в конце концов возвращался домой с невестой, а бессмертный потом в течение года от удовольствия сам не свой, все вспоминает…
— А если бы никто за девицей не приехал? — перебил Ивашка.
— Так отпустил бы ее на все четыре стороны! — ответил старик. — На кой она ему сдалась?
— Как же он вас из лесу выжил? — вернул Ивашка размякшего Лешего к прежней теме.
— Из лесу? Очень даже просто. Времена меняются. Техника появилась. А Кощей, он хоть и со странностями, а не дурак. Вот он и стал лес всякой электронной дрянью напихивать. А пичкать стал потому, что людей начал побаиваться. Ведь чем люди умнее, тем для него опасней. Он и шалить почти перестал, и лес всякой гадостью так напичкал… не пробраться. Того и гляди, не то разряд из-за дерева шарахнет, не то лазерным лучом спалит. Территория его получила теперь название Электронная цитадель, и стороной ее всякий объезжает, потому как голову терять никому неохота.
— Ну, ладно, старик! — Ивашка поднялся. — Спасибо тебе за поученье… а только мне пора. Стрелу свою поеду искать.
— Насчет стрелы, — отозвался Леший, — ты, сынок, езжай вот по этой тропинке, километров эдак через пять будет домик. Живет там одна моя старая приятельница…
— Не Яга ли? — усмехнулся Ивашка.
— Она самая, — отозвался Леший. — Ты скажи ей, мол, я тебя послал, она тебе что-нибудь присоветует, потому как в любовных делах всегда первая.
— Спасибо, дед, до свидания, — крикнул Ивашка, отъехал и расхохотался. — У нечистой силы, и у той блат!
И он покатился по указанной тропинке.
Домик утопал в цветах. Это был финский коттедж белого цвета, необычайно уютный, с громадным цветником перед крыльцом. Ивашка удивленно свистнул:
— Хорошо устроилась Яга!
Потом он просигналил несколько раз. Открылось окошко, и на улицу выплеснулась музыка.
— С ума сойти! — пробормотал Ивашка.
Из окна высунулась пожилая тетушка, худая, опрятная, с длинной сигаретой в высохших губах.
— Извините! — крикнул Ивашка. — Меня послал Леший… Ну, тот, что на заправке работает!
— А! — отозвалась пожилая дама. — Входите, молодой человек, гостем будете!
Ивашка оказался в доме, который никак нельзя было назвать избушкой. Сплошь пластик и полировка, квадрофонический магнитофон, колонки по углам, цветной телевизор на столике.
Ивашка опустился в удобное кресло рядом с изящным журнальным столиком и восхищенно обвел взглядом этот образец современного дизайна.
— Все что угодно ожидал увидеть, — вымолвил наконец он. — Только не это! Хорошо устроились!
— Неплохо! — усмехнулась Яга. — Курите! — И она протянула Ивашке золотую пачку «Саратоги». — А что вы хотите, молодой человек? Все течет, все изменяется! Когда-то были в моде избушки на курьих ножках, полеты в ступе и бормотание заклинаний в лунную ночь… А теперь, как видите, у меня коттедж, и летаю я отнюдь не на помеле — «Колибри» у меня в ангаре за домом…
— Вертолет, что ли? — спросил Ивашка.
— Да, двухместный. И ворожбой практически не занимаюсь.
— А я к вам как раз по этой части! — огорчился Ивашка.
— Я же сказала — почти! А что у вас за дело?
Ивашка рассказал ей свою историю.
— Когда, говорите, выпущена стрела-то? В обед? Ну-ну!.. Было кое-что и именно в это время! Значит, это ваша стрела наделала такого шума? Что-то вы своей стрелой расколотили там Кощею, он так ругался, что я, грешным делом, думала, его родимчик хватит!
— Значит, моя стрела — в Электронной цитадели?
— Там. Только соваться туда за ней не советую — ты Кощею какой-то аппарат импортный расколотил, за валюту купленный, так что… сам понимаешь.
— Угу, — кивнул Ивашка, — понимаю. А только лезть туда все равно придется. Не то мне батя такое учинит!.. Почище всякого Кощея.
— Ну что ж, вам видней!.. — согласилась Яга.
Ивашка ехал по дороге, давно заброшенной и неухоженной. Мотоцикл ревел, выбираясь из колдобин, а ветви разросшихся деревьев звонко хлестали по Ивашкиному шлему.
— А Кощей-то этот и верно в самую глушь забрался. От людей подальше, — раздраженно бормотал Ивашка. — Да тут сто лет никто не ездил!
Внезапно дорога вывела Ивашку на поляну, которую пересекал неглубокий овраг. Через овраг был перекинут жидкий мостик, перед которым на столбе висела дощечка с надписью:
— Вот так! — крякнул Ивашка. — Гарантируют летальный исход. А это что еще за чертовщина?
Это восклицание было вызвано большим листом картона, который Ивашка сначала не заметил, поскольку тот висел слегка в стороне от дороги, на ближайшем дереве. Но Ивашкино удивление вызвал не сам картон, а то, что на нем было написано крупными буквами:
«Ивашка! Ежели ты, соответственный сын, будешь свои чертовы стрелы куда ни попадя, а именно в мою Электронную цитадель, пущать, то я тебе, поросячьему хулигану, головенку отвинчу и на место основания переставлю, а может, и еще чего почище сделаю!
P. S. В цитадель не суйся по вышеизложенным причинам!»
Ивашка почесал в затылке.
— Так, значит, обещают летальный исход… А мне в дополнение к этому еще и голову с основанием местами поменяют. Перспектива!.. Однако, — продолжал он после минутного размышления, — если я стрелу бате не притащу, то представляю, что он со мной сотворит! Из двух зол выбирают меньшее. Вывод ясен: полезу в цитадель!
Он замаскировал в кустах «Яву» и с содроганием ступил на мостик. Он ждал всего чего угодно: взрывов, тресков лазерных лучей, искривления пространства или, на худой конец, начнут менять местами части тела. Но ничего не произошло. Тогда Ивашка быстро перебежал мостик и углубился в лес. Он решил не отдаляться от заброшенной дороги, а идти вдоль нее лесом.
Очень скоро он убедился, что лес действительно набит всякой электронной гадостью. Ивашка даже отдаленно не мог понять, как эти разнообразные ловушки должны функционировать. Но, к величайшей своей радости, он быстро понял другую, гораздо более важную для него, штуку; вся эта масса хитрой техники не работала. Похоже, вся электроника «накрылась». Правда, изнутри Ивашку, как червяк, точила мысль: а что если хоть одна да сработает? Но об этом он старался не думать.
Через час быстрой ходьбы Ивашка очутился на краю небольшой поляны, которую почти целиком занимало странное строение. Ивашка, залегший в кустах в нескольких шагах от дома, подверг беглому анализу его внешний вид и пришел к следующим выводам:
— Это напоминает китайскую фанзу.
— Это напоминает хижины филиппинских туземцев.
— Это дача.
От этих размышлений отвлек голос, донесшийся с открытой, без двух стен, веранды.
Ивашка увидел не веранде что-то вроде выставки приборов, во внутренностях одного из которых копошился маленький лысый старичок с небольшой, абсолютно белой бородой.
— Резистор… — бормотал старичок. — И тут целый блок смят… Ах, будь ты трижды неладен! Хулиганство какое… Мало того, что пульт центрального контроля в лом превратился, так еще и распределитель зацепил! Уф…ф. Ну, кажется, все. А-а-ой! — старичок схватился за руку и запрыгал от боли. — Дурак старый! Паяльник-то кто за тебя выключать будет?..
Спустя минуту, помазав чем-то палец и еще шипя от боли, старичок подошел к большому щиту.
— Н-да, — проговорил он, — внешняя — глухо. Овраг, березняк, — он подвигал рубильниками, — тоже. С третьего по седьмой участки леса — тоже. Остается внутренняя защита — кольцо вокруг дома и… без и! — сказал он через минуту, пощелкав какими-то выключателями. — Без и. Только кольцо. Ну что ж, включаем!
Он замкнул рубильник, и в ту же секунду неизвестно откуда взявшийся лучик со страшной силой вытянул Ивашку пониже спины.
Издав нечеловеческий рев, Ивашка, как снаряд, вылетел из кустов на веранду. Схватив старичка за грудь и приподняв его одной рукой в воздух (вовсе не потому, что он был очень сильный, просто другую руку был не в силах отнять от пораженного места), Ивашка рявкнул:
— Кощей?
Старичок утвердительно закивал головой. В глазах Ивашки появился людоедский блеск.
— Ну так вот, Кощей. Сейчас я из тебя НЛО буду делать, то бишь неопознанный летающий объект, понял?
Старик отрицательно помотал головой.
— Не понял? — рассвирепел Ивашка.
— Нет… понял, — прохрипел старик. — Не надо.
— А лес всякими ловушками напихивать надо? А людей лучами пакостными стегать надо? — прокричал Ивашка и энергично встряхнул старика.
— Что здесь происходит?! — раздался за спиной Ивашки возмущенный крик. — Отпусти сейчас же дедушку, ты, хулиган!!!
Обернувшись, Ивашка застыл с открытым ртом: на него наступала, сжав кулачки, вся малиновая от возбуждения миниатюрная черноволосая девушка.
— Как ты смеешь? — кричала она. — Он же старенький!
К Ивашке наконец вернулась способность возражать.
— Старенький! — возмутился он. — Как ответ держать, так старенький, а как гадости делать…
— Какие гадости?
Тут Кощей пришел в себя и занял безопасную позицию за спиной девушки.
— Василисушка, — закричал он оттуда, размахивая сухонькими ручонками, — не слушай этого хулигана Ивашку, он мне сегодня пульт центрального контроля разбил, а пульт импортный, дорогостоящий! Я пять гектаров своего леса под дачи отдал, чтоб его купить…
— А ты спроси, — сказал Ивашка, — зачем ему этот пульт понадобился!
— Зачем? — повернулась к Кощею девушка.
— Ну… э-э… — смешался тот. — Ты знаешь, Василисушка… э-э…
— Не крути! — наступала на него та.
— А чего там крутить! — вмешался Ивашка. — Чтоб людей гробить! Весь лес так и кишит ловушками. Тут тебя лазер подпалит, там ультразвук накроет, тут долбанет, там продырявит! От одного слова — Электронная цитадель — люди в испуге шарахаются! И все это дед твой…
— Это правда? — спросила Василиса, наступая на Кощея.
Тот отступал перед ней, быстро бормоча: «Ну, Василисушка! Нельзя же так… разобраться надо тихо-мирно…»
— А чего разбираться? — крикнул Ивашка. — У меня эта правда на одном месте отпечаталась. Я б показал, да тут женщина!
— А ты бы помолчал! — развернулась к нему Василиса. — Тоже хорош. На старого человека с кулаками набросился, гигант.
— Вот-вот! — вылез тут же Кощей. — Чуть не задушил, убивец!
— И ты помолчи! — крикнула девушка. — С тобой отдельно разговор будет! Оба хороши! А ну — пошли!
Она схватила их обоих за шивороты и отволокла, как двух напроказивших школьников, в конец коридора.
— Василисушка… ну, Василисушка! — бормотал по дороге Кощей.
— Ну, ты… — бубнил Ивашка. — Того! Не очень!
В конце коридора Василиса открыла какую-то дверь и втолкнула туда сначала Кощея, потом Ивашку. Захлопнулась дверь, лязгнул замок.
— Вот, — раздался за дверью голос Василисы. — Посидите, остыньте. Как образумитесь — позовете.
Послышался звук удаляющихся шагов. В каморке, куда попали противники, царил полумрак. Кощей примостился в углу на какой-то рухляди, Ивашка мерял шагами каморку. Наконец он остановился.
— Вот не знал, что у тебя — и внучка!
— Да как сказать… — прокряхтел Кощей, — приемная она. Сирота. Родных никого. Подобрал ее, как сейчас помню, двадцать лет назад. Кругом осень, сырость, а она лежит себе под березкой, улыбается. Совсем крошка, году не было.
— В лесу нашли? — ахнул Ивашка.
— Угу, — кивнул тот. — В этом самом. До семи лет со мной жила тут, в лесу, а как семь исполнилось, в город отвез, учиться. Теперь только в каникулы ее и вижу, да и то больше летом.
— Скучаешь?
— А как же!
— Василисой-то ты ее назвал?
— Я. В честь той самой, Премудрой-Прекрасной! Знавал я ее. Вот женщина была! Кремень! Как даст раз, так и летишь с катушек…
— А сейчас где твоя внучка обитает?
— Сейчас в университете. Химфак. А ты чего это разговорился? — Кощей подозрительно посмотрел на Ивашку.
— Да так… — смутился тот.
— Знаю я ваши «так». Увезешь внучку, меня, старика, одного бросишь! Опять годами лица человеческого не видеть?!
— Ее увезешь! — вздохнул Ивашка.
— Знаю я вас! Сам молодой был… когда-то.
— Слушай, — встрепенулся Ивашка, — чего ты тут сидишь? Один, как сыч, вокруг ни души…
Кощей пожал плечами:
— Да как сказать… повелось.
— «Повелось». А ты плюнь на свою цитадель, к людям иди!
— Легко сказать — иди. А кому я там нужен?
— Ты вот что скажи, — перебил Ивашка, — всю технику в лесу ты изготовил?
— Покупал по частям. А собирал, устанавливал, налаживал сам. И ремонтирую сам. — Кощей оживился. — Электротехника, электроника — моя слабость!
— И сила! — Ивашка постучал старика по лбу. — У тебя же специальность самая что ни есть ходовая, тем более, ты не совсем человек. В смысле — не совсем обычный. Тебя небось и радиация не берет?
— Не берет! — Кощей горделиво приосанился. — И воздуха мне очень мало нужно. И пищи.
— Так тебе ж прямая дорога на Марс. Там рудники-автоматы, сложная электроника, а условия для дежурства — тяжелые. Воздух экономят, воду там, пищу. А тебе это — хоть бы хны.
— Позвольте, молодой человек, — забеспокоился старик, — какая же разница: что тут, что там? Тут один и там один!
— Разница какая? Громадная! Кому ты тут нужен? Никому. Наоборот, бельмо на глазу, мешаешь только. Рано или поздно доберутся до тебя — камня на камне от твоей цитадели не оставят. А там тебе цены нет, для всей Земли трудишься.
— А ведь это идея, дед! — раздался вдруг из-за двери тихий голос.
Дверь распахнулась.
— Выходите, затворники, — сказала Василиса. — Дед, нам нужно поговорить. Этот бандит подал неплохую идею.
— Это я — бандит?! — вспылил Ивашка.
— Пойдем, — не обращая на него внимания, сказала Василиса. — А то этот петух горластый поговорить не даст.
Тут Ивашка обиделся.
— Нужны вы мне! — сказал он. — И вообще, я пошел. Стрелу отдайте! — крикнул он удаляющейся паре.
— На веранде, — не оборачиваясь, бросил Кощей.
Ивашка нашел стрелу, еще раз пробормотал «очень нужно» и пошел по тропинке. Обойдя дом, он наткнулся на «Яву», на ручке которой висел мотоциклетный шлем.
— Да эта выскочка еще и на мотоцикле ездит, — неизвестно чему возмутился он. — Ну и черт с ней!
Он вышел на дорогу и быстро зашагал по ней туда, где он несколько часов назад оставил свой мотоцикл.
— Выскочка, выскочка, выскочка! — бормотал он. — И не красивая вовсе. Глазки маленькие, рот большой. Волосы, — тут он внезапно остановился, — волосы-то! А! — он махнул рукой. — Расстройство одно. Хорошо хоть стрелу достал. А не то бы…
Домой он прикатил в сумерки. Молча зашел в дом и положил стрелу на стол перед отцом. Тот небрежно взглянул на нее.
— Принес? Ну-ну. Молодец. Поешь да спать ложись.
— И все?
— А чего еще? Метод испытанный, веками проверен, результаты не сразу, но будут. Так что поешь и спи.
— Вернее не придумаешь, — сказал Ивашка и, отказавшись от ужина, отправился спать.
Проснулся он от того, что под окном надрывался мотоциклетный клаксон. Ивашка не выдержал, соскочил с кровати и распахнул окно.
— Ты какого лешего спать не даешь? — заорал он.
Тут он застыл. Мотоциклист, стоящий под окном, перестал сигналить, улыбнулся и снял шлем. Темные волосы рассыпались по плечам, большие глаза взглянули на Ивашку, и голос, который всю ночь преследовал его, произнес:
— Узнал?
Остальное ясно даже не самым догадливым читателям.