Со смертью заодно

Глава 10 Где-то на стволе Мирового Древа

Позади остались все хлопоты на Болоте. Прибытие Тазара. Его долгий разговор с Джорнеем и Пиявычем. Составление письма к Брону. Мою идею о рокировке престола пришлось спустить в канализацию. Тазар оказался именно таким, каким я его описал: честный, неподкупный и тупой. Но наши переговорщики грамотно разыграли свою партию. Они не стали грубо и явно склонять полководца к измене, а просто положили крупную и лакомую наживку так, что Тазару был хорошо виден ее соблазнительный кусочек. Увы, надежды не оправдались. Или воин не заметил приманку и прошел мимо, случайно раздавив ее каблуком, или рассмотрев все возможности, пришел к выводу, что овчинка выделки все-таки не стоит. Но цели своей мы достигли. Тазар принял временные обязанности регента Болота до возвращения Верховного Аиста и с видимым удовольствием поклялся искоренить все следы пребывания тут коварных чужестранцев. Снести молитвенные дома, истребить подготовленные святошами кадры местных проповедников. Последнее он пообещал осуществить в образцово-показательном порядке, так чтобы больше никому долго не хотелось разделить подобную участь.

Больше делать в Болоте нам было нечего, и мы, одолжив у Тазара шесть ездовых виверн «попокладистей» (если к этим зверюгам вообще можно применять такой термин), двинули в направлении ствола Мирового Древа. Мы, будучи в Прокофьевне, всегда относились к вивернам крайне настороженно. От этих змееголовых можно в любой момент было ожидать всякой пакости, типа плевка исподтишка едкой слюной или дерзкой попытки стянуть хавчик из корыта. Гнусные твари, словом.

Наши средства перемещения оказались такими же мерзкими, недисциплинированными созданиями, склонными к саботажу и членовредительству. С ними не помешала бы лишняя пара глаз на затылке даже нам, неприкасаемым новичкам. Убить, может, и не убьют, но покалечат легко и непринужденно. Летать они категорически отказались буквально через час после начала экспедиции. Пришлось из воздушного транспорта переквалифицировать их в наземный. Их бег по дороге можно было сравнить с конвульсиями издыхающего вурдалака. Вечером от этого аллюра разламывалось все тело, а мозги еще некоторое время после схода на твердую землю по инерции долбились о черепную коробку. Браги и Пиявыч хором утверждали, что доставшиеся нам зловредные существа ничем не напоминают им тех милых грациозных виверн, что доставили их по воздуху из Пустыни на Болото.

Первый же вечер похода завершился прискорбным инцидентом с летальным исходом. Не знаю, что уж не поделил Пиявыч со своим рысаком. По-моему, тот украл и сожрал у нашего политика какую-то чрезвычайно ценную для него вещь. То ли тетрадь, то ли ежедневник. Тоже мне, сокровище. Но Пиявыч расстроился. Их разборки закончились тем, что виверна совсем сбесилась и бросилась на своего всадника. Попытки успокоить зверюгу ни к чему не привели. Не знаю, что было в этой тетрадке, но, судя по обезумевшей животине, нечто совсем неудобоваримое. Кончилось все тем, что Браги, защищая своего воспитанника, с видимым сожалением уложил животную ударом кулака в лоб.

После этого темп нашего движения совсем упал, но на второй день мы вышли к гнольскому поселению бортников и за несообразно жуткие деньги купили у них арбу, запряженную чахлой болотной коровой. Это оказалось несчастное, забитое создание, покорно тянувшее лямку судьбы и прочие лямки, что цепляли к ее хомуту. Мы смогли немного ускориться, хотя конный экипаж «Пиявыч плюс рогатый одр» обычно приволакивался к нашему лагерю тогда, когда ужин уже был сварен и частично съеден, а мы валялись вокруг костра и философствовали.

Наконец весь путь до Ствола был пройден. Корова и телега тут же оказались проданы за бесценок сильно сомневающемуся в правильности своего решения купцу-троглодиту. Виверн мы не без наслаждения скинули с нашей шеи на болотную почтовую станцию с приказом доставить обратно в конюшню Тазара и поблагодарить за любезность. А мы, выбрав походящий стоялый двор, приготовились наконец-то впервые за несколько дней вкусить обычной человеческой пищи, смыть с себя болотную грязь и нормально выспаться.

Мы стояли с Алей, прижавшись друг к другу, укрытые непроглядной тьмой заднего двора выбранного Браги временного прибежища. Наш маленький отряд остановился в респектабельном трактире с целым этажом просторных гостевых комнат. Прямо на Великом тракте. Мы с ярлом рассудили, что так будет надежнее. Нечего забираться в сомнительные кротовьи норы дешевых ночлежек. Безопаснее оставаться на виду.

Этот постоялый двор наверняка каждый вечер, по обыкновению, шумел как лесной муравейник: сновали люди и юниты, из конюшни доносилось фырканье лошадей и плеск воды в поилках, звонко бряцали пивные кружки в общей зале, раздавался беззаботный смех мужчин и хихиканье женщин. Но сегодня вокруг царило оживление не большее, чем на деревенском кладбище в стылую январскую ночь. Потому что мы остались единственными постояльцами заведения. Браги заплатил хозяину, пожилому гулю с настороженным лицом, сполна. Веско сказал несколько фраз, и после часовой суеты по экстренному выпроваживанию остальных гостей в трактире наступила гробовая тишина. С парой Игроков, граждан Желтка, возникло легкое непонимание с нарочитым хватанием за эфесы тонких придворных шпаг и громогласным требованием объяснений. Но стоило мне – Вокиалу подойти к ним с любезной улыбкой и вежливым предложением предоставить им какое угодно удовлетворение на их выбор, как заносчивый апломб мигом выветрился из их горячих голов, и надменные вельможи, фасонно откланявшись, немедленно отбыли, сославшись на неотложные дела. Их можно было понять. Столкнувшись с существом сотого левела, особенно в обстоятельствах, обостренных возможным конфликтом, поневоле постараешься, чтобы между ним и тобой пролегло как можно большее расстояние за как можно меньший отрезок времени.

Прислуга, доведенная до испуганной икоты странными путешественниками, чуткими мышами попряталась на хозяйской половине. Лишь молодой плешивый орк, в чьи обязанности входило бесперебойное снабжение гостей напитками и принятие заказов для кухни, оставался на своем боевом посту за видавшей виды барной стойкой. Выражение его разбойничьей физиономии говорило о том, что бедняга уже смирился с грядущей неизвестной, но совершенно точно – ужасной участью. Еще бы, наша с Браги аура ослепительно сияла золотом. Игроков с сотым левелом во всем Овиуме – единицы. А тут – сразу двое под одной крышей. Мы обдуманно сняли сокрытие состояния, рассудив, что это прекрасный способ избавиться от проблем, типа той, что чуть не возникла с «желтыми» дворянами.

Я обнял Альфию за плечи и вновь привлек к себе. Сегодня – наш последний вечер. Завтра мы расстаемся. Баронесса Аделина вместе с остальными следует вверх по Тракту, до самого Лазурного «зимника». Там она продолжит путешествие уже в полном одиночестве, пока через неделю не упрется в пограничный кордон Желтка. Основная группа повернет по вечно завьюженной, продуваемой холодными ветрами дороге в сторону ледяного Сияния. Мне же надлежит на рассвете направить своего скакуна вниз к основанию Мирового Древа. И через две недели достичь Серой Магистрали. Оттуда начнутся покрытые вулканическим пеплом земли Сумерек. Моей бывшей Родины. Колыбели, взрастившей герцога Вокиала. Рыцаря Тьмы. Безупречного слуги Иерарха.

Четырнадцать дней – ничтожно малый срок, чтобы покрыть такое расстояние. Мне предстоит проскакать на своем коне мимо напоминающей лесную просеку Ветви Оплота, миновать раскаленное перепутье Инферно, оставить позади кратеры горного серпантина, ведущего к Подземелью. Ничего. Мой конь идеально подходит для такого стремительного путешествия, и всадник своей несгибаемой неутомимостью будет ему под стать.

Своих лошадей мы торговали сразу, как вышли на Центральный ствол от Болотного большака. Напротив Ветвей, ведущих к планетам, всегда раздолье для предпринимательства. Движутся бесчисленные торговые обозы, перемещаются военные дозоры, толпами странствуют разного рода путешественники. На обочинах Центрального Тракта здесь повсюду курятся дымы харчевен, мерно стучат в кузницах тяжелые молоты, различные мастерские лепятся друг на друга, частоколом стоят лотки торговых рядов, где разномастные зазывалы наперебой расхваливают свои пестрые товары.

Мы остановились напротив приметного барышника – слоноподобного земляного элементала, в необъятном пузе которого могла бы поместиться любая из продаваемых им лошадей. За невысокой плетеной изгородью паслась пара десятков живых образчиков его товара. Я приметил каракового трехлетку с ровным легким аллюром и сделал лошаднику знак. Коня тут же ловко заарканил и подтянул к плетню его подручный – щуплый хобогоблин в драном овечьем тулупе. После придирчивого осмотра широты челюстных ганаш, глубины грудной клетки и множества других, не менее важных характеристик, состоялся церемониальный акт ожесточенного торга. Сошлись на немалой сумме в пятнадцать золотых. На эти деньги неофит может купить себе полный комплект снаряжения, но надежный боевой конь для кавалериста иногда важнее, чем броня и вооружение. Подошел Браги, ведущий на поводу тонконогую саврасую кобылу, придирчиво оглядел моего жеребца и похвалил выбор:

– Конкурная стать. Отличный иноходец.

– Еще не отличный. Но сейчас будет, – моя рука сжала в кулак пластину черного мифрила, а губы прошептали заклинание «Мертвящий бриз» из Магии Смерти.

Вокруг коня завертелся пыльный вихрь, на несколько секунд полностью поглотивший его силуэт, а когда маленький смерч улегся, передо мной уже стоял настоящий боевой скакун Рыцаря Тьмы. Его кожа была ужасающего трупного цвета, глаза горели, как добела раскаленные наконечники стрел, высокую холку покрывала серебряная грива. Его дыхание леденило, как порыв морозного ветра. Сбоку послышался глухой звук упавшего тела – сознание служки не выдержало и предпочло на время удалиться подальше от происходящего. Главного же лошадника парализовало до состояния соснового полена. Да так, что Аделине пришлось потратить на него пару исцеляющих заклинаний. И даже после этого элементал лишь бессмысленно шевелил губами да ронял наши золотые в засохшую грязь дорожной обочины.

– Я называю тебя Лагатом. Это имя легендарного вампира. Будь достоин его, – торжественно сказал я-Вокиал, кладя свою холодную руку ему на спину.

Лагат прянул острыми ушами и негромко заржал. Все вокруг вздрогнули.

Теперь мой конь стоял стреноженный, в отдельном амбаре, сзади постоялого двора. В общей конюшне его размещать мы не решились – за ночь, проведенную под одной крышей с Лагатом, остальные лошади могли запросто сойти с ума. Его наездник, его повелитель мысленно потянулся к нему, и он ответил: «я готов».

Но дорога будет завтра. А сегодня у нас с Алей последний вечер перед расставанием. И последняя ночь. Прохладный ветер шевельнул ее волосы на моей груди. Моя баронесса вдруг звонко рассмеялась.

– Смешинку съела?

– Нет. Просто представила – иду я по улице города Кургана года три назад, а навстречу мне – ворожея. И она говорит: «Позолоти, детка, ручку, я тебе нагадаю, что ты будешь встречаться с герцогом Долины Призраков. У вас будет любовь». А я ей в ответ…

– А ты ей в ответ: «Идите вы, бабушка, лесом»!

– Не так грубо, конечно, но… – Аля на секунду притихла, потом спросила. – А какая она, твоя Долина Призраков?

– Ну, во-первых, она сейчас не моя. А во-вторых… Не знаю, как тебе объяснить. Ну, Долина призраков. Обычное дело. Состоит из долины – одной штуки и призраков – многих штук.

– Вот балбес какой. А вроде герцог. Солидный человек.

– Не обижайся. Я уже и сам плохо помню. Низкое серое небо, пыльные смерчи, заросли сухих колючих кустарников, скалы с выщербленными склонами…

– Милый пейзажик. Просто курорт какой-то описываешь.

– На самом деле, когда ты там, на сердце возникает удивительное чувство покоя. Там хорошо размышлять о жизни.

– Ясное дело. Ничего же не отвлекает.

– Несмотря на пустынный ландшафт, там очень необычный воздух. Вкусный. Им хочется дышать. И ты не можешь надышаться. Понимаю, что по описаниям все выглядит, как безжизненная пустыня, но человек, вернувшийся из Долины, вдруг начинает понимать и видеть такие вещи, мимо которых он спокойно проходил всю свою жизнь и не догадывался об их значении.

– Вот как.

– Именно так.

Аделина оторвала свою голову от моей груди и хлопнула ладошкой по пекторали черного доспеха:

– Ничего не слышу. Как будто совсем не бьется.

– Бьется, только очень тихо. Мы, некроманты, таким манером замедляем течение времени в моменты, которые хотим продлить.

– Серьезно?!

– Нет. Шучу.

– Вот ты гад. А я уже поверила.

Со стороны крыльца послышались грузные шаги. Мы, как два подростка поспешно отпрянули друг от друга и тут же прыснули смущенными смешками.

– Эй, соратники! – так и есть, кто же может из наших топать, как средних размеров носорог? Конечно же, Великий Джорней в тролльем камуфляже!

– Браги приглашает всех на совместный ужин перед грядущим расставанием, – ну ничего себе! Иерарх Овиума на посылках у доблестного норга. Видно, старик совсем захандрил, и ярл пытается хотя бы так его расшевелить. Вызвать досаду, раздражение, обиду, но как-то пробудить к жизни.

– Мы сейчас идем.

Браги сжалился и отпустил орка из-за стойки восвояси, так что ужин прошел без слуг и лишних ушей. После того, как блюда местной кухни были по достоинству оценены, а пустые кувшины из-под вина и пива, выстроившиеся вокруг стола, начали напоминать глиняный хоровод, в общей зале пустого трактира потекли разговоры о былых временах, отчаянных битвах и изобретательных полководцах.

– Мы стояли под Шонихой против всей дружины русов, – неторопливо рассказывал Браги и трубка, которую он одолжил у хозяина кабака, описывала в полумраке круги, следуя за его размашистыми жестами. – Они зашли нам в тыл фланговым проходом. Наших в Ставке было только шесть человек, а их – сотня магов на свежих боевых конях. Весь цвет войска. Сплошь Игроки. Мой тяжелый гномий хирд бился тогда в полном окружении. На нас насели вражеских лешаки, мобильная легкая пехота. Я узнал о том, что произошло уже после. У нас оставался единственный шанс на победу, и мы его использовали. Этот шанс имел имя и даже породу. Это был Лазурный дракон – прародитель по имени Тифон.

– Я думал, что они вымерли, – обронил Роберт-Мордред.

– Возможно, что Тифон последний. Наши волшебники заморозили под ними землю, но маги князя Молота заклинаниями Огня вновь заставили потечь по ней весенние ручьи. И тогда принц-консорт Бенедикт двинул вперед Прародителя.

– Что может сделать один дракон против целой дружины? – тихо спросила Аделина.

– Ничего. Но все сделало заклинание «Множитель-утроитель». Из Магии Высших порядков. Три раза оно было последовательно наложено на Тифона. Двадцать семь Лазурных драконов взяли в кольцо непобедимую дружину князя, и через десять минут она сложила оружие. Так была одержана победа в Битве Народов.

– Военная хитрость, – прошептал Пий Контур.

– Мы столкнулись с отрядом поиска из Подземелья у самых корней Мирового Древа, – начал свою историю я-Вокиал. – С нами были богатые боевые трофеи, а их – впятеро больше. Скорпикоры, несколько молодых красных драконов. А вели отряд семь Королей Минотавров. Соблазн точил их, величина возможной добычи слепила глаза, и они решили нападать по шансам. Мой штатный Призыватель – леди Ноэлия бросила в самую гущу их строя наших бестелесных духов. Привидения гибли десятками, но успевали высасывать из врагов ману и наполнять ею наших магов. А когда дело дошло до заклинаний, их колдуны оказались пусты, как эти кувшины под столом. Мы били их «Метеоритными дождями», секли «Цепными молниями», а им нечем было защитить своих юнитов. Произошла настоящая магическая резня. Никто из Подземелья не вернулся домой.

– Иногда одно заклинание решает исход битвы, – глухо сказал Джорней.

Все взгляды обратились к нему.

– Иногда решает, – как эхо повторил я.

– Или артефакт, – добавил он, глядя мне прямо в глаза.

– Или артефакт, – согласился я и чуть заметно кивнул.

Иерарх грузно поднялся со своего места.

– Что-то в голове шумит. Пойду наверх. А вы посидите. Последний вечер перед долгим расставанием, – проходя мимо, Джорней слегка оперся ладонью на мое плечо и еле заметно сжал его.

Аделина требовательно воткнула свой острый локоток мне прямо в бок.

– Он говорил с тобой так, будто имел в виду что-то конкретное! – прошипела она, подождав несколько секунд после того, как дверь за Джорнеем закрылась. – А ну, колись!

– С чего ты взяла? Привиделось?

– Вот. Связалась с некромантом и теперь всегда буду ощущать себя при нем дура дурой.

Я ласково погладил ей руку и обратился к остальным сподвижникам:

– Что-то мне не нравится наш Творец в последнее время. Он слабеет прямо на глазах. Откуда эта апатия, безразличие?

– Разрушительные процессы в Овиуме делают свое дело, – вздохнул Мордред. – Но все равно… он как-то отстраняется… Как будто ему не по силам наблюдать то, что сейчас происходит. Даже мы, как мне кажется, начали его тяготить. Он стал больше времени проводить один.

Пий Контур кивнул и поднял раскрытую ладонь.

– По-моему, я знаю, что с ним творится. Давно уже за ним наблюдаю. Это состояние можно назвать Синдромом Павшего Бога. Ему сейчас невыносимо тяжело. Как бы это объяснить… Он создал Овиум. Все вокруг – его детище. И люди, и юниты, и даже растения и земля. Теперь он чувствует, как его творение разваливается на части. Но оно продолжает оставаться самым дорогим для него из всего, что существует на свете. И он заранее чувствует боль, которая будет причинена Овиуму. В том числе и нами. Даже если это боль от хирурга, отсекающего опухоль, это все равно боль. И те, кто будет нам противостоять на ратном поле, ему чем-то даже более дороги, чем мы. Как несмышленые дети, захворавшие опасной болезнью и переданные родителями в руки безжалостных врачей. Мощь его падает с каждым днем, и он ничего не может с этим поделать. Где-то внутренне он очень близок к смерти…

– Не оставляйте Джорнея одного, – попросил я. – Старайтесь, чтобы кто-нибудь всегда находился с ним рядом.

– Глаз с него не спущу, – решительно сказал Браги. – Грядут решающие сроки в битве за разумы Овиума. Они придут. Он предчувствует это. Они торопятся, боятся не успеть. Скоро наступит кризис.

– И мы даже не знаем, через какую точку входа появится Зло, – вздохнула Аделина.

– Восточный Артефакт входа уничтожен.

– Кем? – вырвалось у меня.

– Патрулем, который охранял его. Джорней ощутил вспышку в ткани мира. Уничтожение Восточного пути сильно подорвало его жизненные силы. И заново наполнило душу чувством вины.

– Но как они смогли? – усомнился Мордред.

Браги хмуро взглянул в глаза молодому алхимику.

– Им пришлось положить на этот алтарь свои жизни. Такова была цена. Весь патруль погиб. А там были отличные ребята. Я знал их. Трое Игроков и столько же ветеранов мечников.

Я медленно склонил чело, демонстрируя понимание тяжести принесенной жертвы.

– Значит, теперь все в руках Ногайларов? Они будут решать – жить нам всем или умереть?

– Да, – подтвердил Браги. – Если они не справятся, то нам уже ничего не поможет. Но их правитель Исмаил-бий мудр и проницателен. Джорней верит ему. Враг будет рассчитывать не на силу, а на свои хитрые речи и уловки. И просчитается, потому что теперь Исмаил очень силен. Джорней передал ему кольцо с остатками своей мощи. Ногайлары все сделают верно, и вот тогда уже нам с вами придется внести свою лепту в историю.

Я поднялся с места. Узкая ладошка Аделины скользнула в мою ладонь.

– Ночь коротка. Увидимся завтра.

– Баронесса, смотрите, чтобы он поутру смог сесть на своего жеребца. Пожалейте воина, – хохотнул Браги.

Аля повернулась и сердито показала ярлу свой маленький, но сильный кулачок. Я шел за ней по коридору в темную прохладу верхнего этажа, и в ушах у меня молоточками стучали последние слова Джорнея: «Или артефакт. Или артефакт».

Моя ладонь в стальной перчатке взметнулась вверх, и ответом ей был общий салют от моих друзей. Аделина стояла сбоку, прижимая руку к груди, и от взгляда на нее что-то защемило у меня внутри. Мы постоянно носим маски и любим смотреть на себя со стороны. Как мы в них выглядим? Все ли сидит хорошо? И только когда нас охватывают по-настоящему сильные чувства, эти маски сползают с лиц, словно искусственный загар. Вот и сейчас, ее поза: безотчетно сжатый кулачок, тискающий дешевую материю платья, и устремление туда, ко мне, желание и готовность сорваться с места и лететь навстречу неизвестной судьбе, тронули меня до самой сокровенной глубины моей прохладной души. Быстро, чтобы этот удивительный кадр не заслонил случайно в моей памяти какой-то другой, не такой важный, я резко повернул Лагата мордой на юг и дал шенкеля. Мой боевой конь тихонько заржал. Не в полную силу, не до того, чтобы пролетающие вокруг галки попадали оземь мертвыми и черви в почве скукожились от страха, а так, слегка, давая отсечку новому славному походу, который лежал перед нами.

Дробный ритм его копыт складывался для меня в горячащую кровь музыку, грозную предбитвенную мелодию, от которой делается легко на сердце, а правая рука отпускает повод и тянется к рукояти меча, чтобы на секунду ощутить ее ребристую твердость и оставить на ней многообещающее дружеское пожатие. Я подставил свое лицо потокам прохладного воздуха. Мои глаза не слезились от встречного ветра, а губы вдруг сами начали шептать слова, привычно укладывая их в такты рыси скакуна. Я понял, что делал это уже и раньше. Позабытый древний мотив, как пузырь воздуха, вдруг вздымаемый со дна тихого, затянутого ряской пруда, всплыл из глубокого омута моей памяти. Именно под эту песню шли в бой, блестя отполированными белыми костями, заливаемые равнодушным светом бутафорских звезд, мои мертвецы.

Мы летели по самому центру Тракта, распугивая подводы, кареты, брички. Их возчики, загодя ощущая тревогу от нашего появления на горизонте, как по команде оборачивались на приближающегося всадника. Лошади тревожно ржали и сами, не дожидаясь понуканий, стремились освободить нам путь. А хозяева обозов, сжав до синевы дрожащие губы, провожали размытый конный силуэт и торопились принести молитву своим Богам. «Не знаю, что это было, но хвала Творцу – пронесло». Тени от лучей «светляков» бежали за нами, перескакивая через груды товара на телегах и случайных путников, но все равно не могли поспеть.

Я-Вокиал ловил глазами проносящийся пейзаж и думал. Вспоминал в мельчайших подробностях нашу последнюю ночь с Аделиной, бесконечно перебирая в памяти все сказанные слова, и снова, и снова пытаясь найти в них еще какой-то, ранее упущенный мной смысл или отголоски чувств, с которыми они были сказаны. Размышлял о судьбе, которая нас ожидает. Пытался представить нашу совместную жизнь, отягощенную обычными бытовыми заботами. Заранее боялся не приобрести доверия или симпатии ее маленькой девочки. Страшился времени, лежащего впереди и несущего неизвестность. А вдруг мне суждено потерять свою обретенную любовь или сделать какую-нибудь дурацкую ошибку, которые мы вдруг ни с того, ни с сего иногда совершаем в своей жизни? Думал о миссии, выпавшей на долю Аделины, об опасностях, что ей предстоит преодолеть, и от тревоги за нее остро клешнило сердце.

Моя девочка, по нашему замыслу, пользуясь своим статусом, должна будет проникнуть на Желток и в деталях выяснить, чем дышит и живет местная знать, локализовать зону первичного проникновения инфекции и источник заражения. Ей предстоит во всем разобраться и понять, какую на этот раз болевую точку избрали наши могущественные враги, куда метит их идеология в применении к особенностям Желтка. И при этом не засветиться, не попасть в поле зрения хитроумных пастырей. И конечно – не погибнуть. Зная взбалмошный характер своей возлюбленной, я очень сильно сомневался, что Аля пойдет самым разумным и безопасным путем. Это беспокоило всех, но меня ее стремление быть на грани риска просто сводило с ума. Я знал, что в течение всего моего пребывания в Сумерках, я ни одной ночи не смогу спокойно заснуть, без долгих мучительных попыток отогнать от себя постоянную тревогу за свою драгоценную баронессу. Я не смогу нормально дышать, говорить, действовать, пока не увижу ее вновь целой и невредимой.

Помоги нам, Джорней, в нашем великом деле! Стандартный призыв, почти молитва, вылетающая из тебя на автомате. Странно произносить это и знать, что Великий Джорней – такой же человек, со своими ошибками и тайными страхами. Или нет?

Я улыбнулся. Как, оказывается, легко сделать из человека Бога. И снова вспомнил его слова: «Или артефакт». Взгляд и значительное пожатие руки. Почему он не сказал мне прямо? Он же видел, что я вспомнил. А если вдруг он ошибся, и тайна до сих пор погребена в темных подвалах моего разума? Как можно быть таким беспечным? Ведь от этого зависит все наше предприятие. Но я и вправду извлек этот древний секрет из глубин своего мозга. Тайну, которую знали всего трое: сам Джорней, мормер Сумерек Бессмертный лорд Израэль и я, Вокиал, Рыцарь Тьмы и карающий меч Иерарха. Прямая стрела моего пути ведет прямо к порогу двери, за которой лежит ответ на эту загадку. А еще на Сумерках мне предстоит окружить себя сторонниками, заручиться поддержкой самых влиятельных персон Некрополиса и поднять в поход армию Холодных. Всего-то навсего. Задачка в три действия. Как раз по плечу Вокиалу.

Впрочем, и остальным достался жребий ничуть не проще. Проникнуть в Сияние и, действуя методами плаща и кинжала, вернуть в лоно привычной жизни целую планету. И это в противоборстве с окопавшимися там пришельцами извне. Которые наверняка даже не думают дремать и без энтузиазма воспримут идею пойти всем их табором к едрене фене. Итак. Внедриться, закрепиться, безошибочно вычислить точку приложения сил, нанести молниеносный, как укус змеи, смертельный удар, победить и также остаться в живых. Нет, ребятам тоже не позавидуешь. Всем нам досталась нелегкая ноша.

Наша бешеная скачка продолжалась уже целый день, и пора было подумать об ужине и ночлеге. Я решил не останавливаться в постоялом дворе или трактире с номерами внаем. Это грозило неприятностями и путнику, и приютившему его заведению. Чего стоил только мой необычный скакун. Лагат полностью переродился и не являлся более теплокровным, как не считался в понятиях обычных людей вегетарианцем. Рискованно было располагать его в общей конюшне. Охапка душистого сена осталась бы наутро нетронутой. А вот за его соседей по стойлам я бы не поручился. Как и за здоровье и рассудок конюха, который будет его обихаживать. Кони Рыцарей Тьмы редко подпускают к себе живых. И еще реже – отпускают. Поэтому я легонько натянул поводья, а когда чуткий к моей руке Лагат замедлил бег и остановился, с помощью магического заклинания «Светлого пути» обозрел окрестности на требуемом мне расстоянии.

Великий тракт проходил по Мировому древу, словно гигантская полнокровная артерия. Это сравнение усиливалось тем, что в местах отводов от него планетных ветвей, от основного сосуда отходили нити более мелких прекапилляров, отвечающих за снабжение кислородом и ресурсами миров Иггдрасиля, или, по выбранной мной аналогии, очередных нуждающихся в питании органов. Более мелкий сосуд втыкался в пункт своего назначения и тут же дробился на густую сеть артериолов и венозных протоков. Но важнейшая артерия еще не весь организм, а Великий Тракт – далеко не весь Ствол. Вокруг широкой дороги кипела и бурлила жизнь, но еще больше этой жизни оставалось за пределами обжитых и цивилизованных мест, которые начинались с приближением к транспортному пути. И если бы этой, существующей по своим законам жизни, вдруг кто-либо посторонний объявил, что ей посчастливилось зародиться поблизости от Великого Тракта, жизнь бы лишь удивленно захлопала глазами, потому что не поняла бы ни слова из сказанного. Она развернулась бы в направлении чащи и, мелькая мохнатыми бабками, скрылась вдали, продолжая недоумевать.

Ствол Иггдрасиля в месте между Ветвями Болота и Цитадели имел около пятидесяти миль в поперечнике или, если применить известную формулу расчета длины окружности – примерно триста миль в обхвате. Почти пятьсот километров жизненного пространства, где редко ступали человеческие сапоги или ботинки.

Вся ноосфера Тракта – не более десяти миль в ширину в самом своем цивилизованном месте. Рядом с крупными меновыми рынками разрастались деревни. В них жили оседлые торговцы и держатели множества злачных мест – неизбежных спутников ярмарок и базаров и вообще территорий, где на регулярной основе водятся деньги и люди, склонные их тратить. Тут же крестьяне пытались распахивать землю, мастеровые – снабжать всех желающих разным инструментом, скорняжным товаром и еще много чем другим. Гончары, разведав поблизости залежи глинозема, а если повезло, то и каолина, крутили свои круги и выстраивали на полки десятки образчиков разнокалиберной посуды. Портные и сапожники, закупив или взяв в долг у проезжих купцов несколько штук мануфактуры и дубленых кож, начинали орудовать иглами и стучать молоточками. Весь этот клубок зарождающихся финансовых взаимоотношений кормили невесть откуда появившиеся охотники и рыбаки. Тут же какой-нибудь ушлый гном или хоббит принимался варить пиво и продавать его всем желающим утолить жажду. Вроде, вчера тут еще был голый пустырь и смеялись койоты. Сегодня глянь – цивилизация!

Но стоило сделать определенное количество шагов в сторону от дороги и прилепившихся к ней построек, как перед тобой вставала природа Центрального ствола во всем свое первозданном величии. Из-под каждого второго куста тебя рассматривали внимательные глаза, из-под каждого двадцатого – с плотоядным интересом. Здесь можно было под сенью нависающих плакучих ив наткнуться на тихое лесное озеро и с удивлением увидеть мелькнувший посередине его полуметровый плавник гигантского карпа, или в отблесках удаляющихся под вечер «светляков» различить переливы чешуйчатого плаща могучего озерного осетра. Где-то шумели перекаты, и на них хищники в яростных схватках столбили свои рыболовные наделы. Места, где ловкой лапой удобно зачерпнуть с водой идущего вверх по течению гольца или оглушить нокаутирующим ударом зазевавшегося кижуча. Поросшие кедровником гранитные скалы служили отличным местом обзора для хищных птиц и охотничьими угодьями для лис, промышляющих вертких ящериц или слепых веретениц. Ночью среди лесных полян расцветали одинокие огоньки бивачных костров. Там варили пищу и грелись разночинные искатели приключений, охотники или просто путники, которым был не по карману покой придорожных трактиров, или не по нраву внимательный взгляд патрульных или регулярной стражи. Часть из них после полуночи кивала друг другу, поднималась с места и уходила в темень, по направлению к Тракту и жилым местам. На поясах у этих странных ночных пилигримов блестели мечи и ножи, лица украшали уродливые свидетельства жарких и кровавых схваток. Такова была дикая жизнь Центрального ствола в небольшом ее разрезе, потому что описать ее в полном многообразии являлось задачей, непосильной для любого натуралиста. По той простой, но весомой причине каждого двадцатого глазастого куста, из которых каждый третий, обдуманно взвесив все «за» и «против», переходил к активным действиям.

Мы с Лагатом не страшились местных обитателей. Если бы могли – дали бы им совет держаться от нас подальше. Я приметил небольшую утоптанную грунтовку и съехал по ней с Великого тракта. Через недолгое время дорога выродилась в тропинку, а еще немного спустя – превратилась в звериную тропу. Лагат уверенно шел вперед. Для выбора пути ему не требовался дневной свет или тусклые маяки звезд. Я тихонько сказал ему:

– Осторожней. Мы приближаемся к нужному месту.

А вот и оно. Вековой тополь распростер над тропой свои сучковатые объятья. С другой стороны вставали густые заросли орешника.

Он притаился неподвижно, почти не дышал и не мог знать, что своим сумеречным зрением некроманта я отчетливо вижу его силуэт сквозь сплетение ветвей. Различаю морду с коротким скошенным «хрюком», блеск оскаленных клыков и жадную плеть языка. Местная хищная разновидность бурого медведя притаилась в кустах в ожидании неосторожной добычи. Это мог быть сохатый, лесной тур или стадо кабанов. Вполне сгодился бы и случайный одинокий путник. Но сегодня безжалостному охотнику суждено было превратиться в жертву. С моих ладоней сорвалась «Костлявая рука» из Магии Смерти. Она метнулась к медведю, проникла сквозь шкуру и прочный каркас грудной клетки и сжала своими ледяными пальцами его большое и горячее сердце. Подержала немного и резко рванула вниз.

Я простоял еще минуту. Убедился, что добыча мертва и тронул поводья, уронив в траву голубой шарик «Дорожного ночника». Лагат сдвинулся с места осторожным шагом. Я точно знал куда еду и как мне надлежит действовать.

Через тысячу шагов от засады медведя-людоеда и места его безвременной кончины звериная тропа расширилась. Нависающие стволы сделали шаг назад, выводя меня и Лагата на уютную лесную полянку, где горел небольшой костер. Мы еще не ступили в купол его света, как справа, с кроны кряжистого вяза, послышался предостерегающий свист. Ах, мошенник, как же я его не заметил? Собравшиеся вокруг костра мгновенно повскакивали с мест, в руках их блеснуло оружие. На меня, между прочим, направленное. Это были орки. Приземистые, криворукие, страхолюдные лесные орки. Кто подобрал с травы булаву, кто схватился за саблю, кто вытащил кинжал. Сбоку из темноты выступил дозорный. В руках он держал короткий тугой лук для ближнего боя. Вот в чем дело! Этот пройдоха где-то сумел отыскать редчайшего Вольфрамового Паука-Ткача и обмазал свой стеганый зипун его блестящей паутиной. Поэтому-то и остался невидимым для моего заклинания.

Я неторопливо спрыгнул с седла и успокаивающе погладил по холке Лагата. Орки застыли, не зная, чего от меня ожидать. Некроманты пользовались всеобщим уважением, если не называть это чувство страхом. Уж больно много разных вымыслов о нас бродило в умах и на языках людей и нелюдей. А поскольку ни Рыцари Тьмы, ни маги Некрополиса не были склонны разъезжать с туристическими поездками по разным городам и весям, большинство этих побасенок просто некому было опровергать.

– В тысяче шагов отсюда лежит убитый мной бурый медведь. Я оставил напротив его логова болотный огонек, так что мимо не пройдете. Разделайте и принесите мясо, мы его зажарим на костре. Есть посуда? Ну там, корыто какое или ведро?

Один из орков, кривой на один глаз приземистый крепкий детина, с сомнением кивнул на пару глиняных кувшинов, валявшихся в траве. Я вздохнул.

– Не пойдет. Горлышко узкое.

Второй, в драном треухе из волчьей шкуры, кинулся куда-то в кусты и приволок оттуда пару берестяных ведер.

– Вот это уже лучше. Обмажьте бока глиной, чтобы влага не вытекала. Сцедите в них медвежью кровь, это для моего коня. Для этого тушу придется поднять. Веревки найдутся?

Орк в волчьем треухе подобострастно кивнул. Я усмехнулся.

– Конечно. Еще бы у вас не нашлось веревок. Как же вам тогда связывать захваченных на Тракте пленников? Ладно, каждый по-своему борется со скукой. Захватите требуху, мой скакун тоже ее очень любит, – увидев их вытянувшиеся от огорчения рожи, я великодушно добавил. – Сердце, печень и желчь можете оставить себе.

Желчь ценилась гномами. Из нее готовили зелья. А если повезет, и охотник сумеет найти перекупщика, поставляющего товары в алхимические лаборатории Сияния, то цена сразу вырастала втрое. Охотно скупались медвежье сердце и печенка. Их использовали для приготовления некоторых усиливающих амулетов.

– Шевелитесь. Ночные хищники не будут ждать, пока вы копаетесь. И вот еще что. В миле на север отсюда рыщет десяток Бледных Карликов. Они уже унюхали Смерть и теперь идут по верхнему чутью. Когда они появятся, просто скажите, что это моя добыча, и полночные воры уберутся восвояси.

Орки, стараясь держаться подальше от Лагата, проломились сквозь кусты по обе стороны от тропы и бодро побежали по дорожке. Я уселся у огня, ослабил шнуровку накольчужника.

– Эти бездельники провозятся целый час. Можешь пока прогуляться по окрестностям.

Лагат отрицательно качнул большой головой. Он подогнул колени и, осторожно улегшись на траву, свернулся в паре шагов от меня, как большая собака. Я с наслаждением откинулся на спину и закрыл глаза. Можно немного подремать в ожидании ужина.

Как я и предполагал, орки отсутствовали больше часа. Я услышал тихое предостерегающее ржание Лагата, и через несколько секунд на поляне раздались возбужденные гортанные возгласы орочей банды, приволокшей части освежеванной медвежьей туши. Почти не поднимая век, я раздельно произнес в их направлении:

– Напоите и накормите коня. Не бойтесь, он не тронет. Закоптите мне в дорогу один окорок. Когда ужин будет готов, можете меня растолкать.

Снова закрыл глаза и повернулся к тлеющим углям другим боком. Нас с Лагатом ждал впереди трудный, тяжелый путь. Следовало использовать любую возможность для отдыха.