Сны куклы

Глава 7 ДЛИННЫЕ ТЕНИ СТАРЫХ ГРЕХОВ

На их стук ответил негромкий мужской голос, давший позволение войти. Судья Сато оказался ничем не примечательным мужчиной: среднего возраста, среднего роста, среднего телосложения; с узкой щёточкой коротких усов над капризно выгнутыми губами. Волосы, тоже сугубо средние, — не светлые и не тёмные, он зачёсывал назад.

— Господин коррехидор, — удивлённо воскликнул он, — вы стали посещать клуб, это похвально. Ваш отец не раз сетовал, что вы предпочитаете оперу старой доброй мужской компании. А с вами, — он сощурился, — мне подсказывает моя интуиция, что прекрасная молодая особа — никто иная, как драгоценная невеста младшего представителя Дубового клана?

Чародейка еле удержалась, чтобы не закусить от злости губу, но ей удалось сохранить на лице безмятежно-спокойное выражение. Она промолчала, пускай виновник торжества сам выкручивается из неловкой ситуации, в которой они оба оказались из-за его стремления обезопасить свою свободу от нежелательного сватовства.

— Вы, как всегда проницательны, господин Сато, — улыбнулся Вил кончиками губ, — счастлив представить вам госпожу Эрику Таками, Бамбуковый клан. Штатный коронер его королевского величества Элиаса, чародейка, посвящённая богу смерти.

— Понимаю и полностью одобряю выбор Гевина, — кивнул судья, предлагая жестом присесть, — но, вы ведь пришли ко мне не просто похвастаться тем, что у Дубового клана появится чародей? Так ведь?

— Мне даже неловко восхищаться вашей проницательностью во второй раз, — проговорил коррехидор, — нам нужна ваша помощь. Мы работаем над убийством, а в связи с приближающимся особым событием в королевстве, дело на контроле, — он поднял глаза и кивнул в сторону, где, по его мнению, должен был располагаться Кленовый дворец, — ну, очень высоко.

— Вы о двух нашумевших смертях?

— Да, два убийства. Расследование вывело нас на дело десятилетней давности, которое вы вели, ещё в свою бытность детективом в службе дневной безопасности и ночного покоя, дело Рэя Хитару. Цирковое колесо смерти. Помните?

— Естественно, помню. Дело Хитару было самым первым моим расследованием после сдачи экзамена на детектива, — он покачал головой, — это, как первая женщина. Удачным или не удачным был опыт, а запомниться на всю жизнь.

— Так ваш опыт был удачным или нет? — включилась Рика.

— Вы спрашиваете о женщине или расследовании? — с самым невинным видом поинтересовался судья.

— Конечно, я имела ввиду дело Хитару, — покраснела чародейка, — кстати, вы не объясните нам, почему оно отсутствует в архиве службы?

— Начинать нужно с того, каким образом сын клана Сакуры очутился в Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, да ещё в сержантском чине, — со вздохом произнёс Сато, — вас ведь это не могло не удивить?

— Я отнёс сей факт к области причуд молодости, — ответил коррехидор. Чародейка же лишь согласно кивнула. На деле она даже не задумывалась над этим вопросом.

— Если бы! — махнул рукой судья, — меня разжаловали. Я ведь не всегда был благовоспитанным и непьющим. В молодости моим родственникам приходилось не единожды краснеть и приносить извинения за мои выходки. В недобрый час ваш покорный слуга стал главным действующим лицом омерзительного скандала в отели любви. Я был пьян, разозлён и хорошо приложил по уху офицера, который всего лишь исполнял свой долг. Извинениями на этот раз отделаться не удалось, меня прогнали из Палаты судей, где я просиживал штаны в чине младшего помощника, разжаловали и сослали в ваше ведомство. Ко всем этим несчастьям дядя — глава клана Сакуры, дал мне ровно два года на исправление ситуации, пригрозив в случае неповиновения позорным изгнанием и лишением наследства.

Он вздохнул, и, встретив недоверчивый взгляд Рики, заверил:

— Да, да, госпожа Таками, всё так и было. Я не вижу никакого смысла скрытничать там, где вы с господином Окку легко можете узнать все подробности. Первый год я просто провёл в обществе бутылки. Как древесно-рождённого, меня особо не трогали, а коррехидор великодушно закрывал глаза на мои выходки. Но потом, — судья потёр ухо, словно оно было заложено, — потом ко мне пришло осознание очень печального факта. Я всегда заявлял, что разговоры о невозможности добровольно отказаться от выпивки — удел слабаков, что я-то, поди-кась, слеплен из другого теста. Думал, захочу — и не стану больше пить. Но не тут-то было. Испугался я до чёртиков, сперва сам пытался, потом дядя (да будут его посмертные пути лёгкими) устроил меня в одну лечебницу. В службе дневной безопасности все думали, будто я упал с лошади и повредил ключицу, а меня врачеватели-маги лечили совсем от другого недуга. Я вернулся на службу, сдал экзамен на детектива, и у меня оставалось ещё несколько месяцев, дабы восстановить свою репутацию перед кланом Сакуры. А тут — такая возможность: убийство в цирке, смерть примы на глазах удивлённой публики, газеты. Я, как дурак, давал интервью, высказывал версии, уверен в себе был, как никогда.

Он замолчал, налил себе чаю из уже давно остывшего чайника и выпил залпом, словно испытывал сильную жажду.

Рика взглянула на коррехидора, но тот продолжал молчать, видимо не хотел сбивать рассказчика с мысли. Ей не терпелось ускорить повествование, но чародейка удержалась от вопросов, ограничившись лишь внимательным взглядом.

— Уверенный в своей непогрешимой правоте, базировавшейся на чистой логике, я вызвал Хитару для допроса, — продолжил судья, пристроив свой бокал на поднос, — собирался поднажать на него, и с блеском раскрыть преступление в считанные дни.

— Постойте, — подалась вперёд Рика, — разве он не был арестован? В газетах писали, что его арестовали прямо вечер убийства?

— Газеты! — невесело усмехнулся господин Сато, — мы, понятное дело, задержали Хитару, но потом он был отпущен домой после подписания обязательства не покидать столицы до окончания расследования. Окрылённый надеждой и подпитанный уверенностью в собственной правоте, я надавил на подозреваемого. Тот упёрся и всё отрицал. Я вдарил ему пару раз по зубам и оставил в своём кабинете, демонстративно заперев дверь, полагал, посидит в одиночестве часик-другой, одумается, станет меньше упорствовать, сознается. Кто ж знал, что этот идиот из окна вылезет и к реке топиться побежит!

— Как он выбрался? — уточнил Вил.

— Просто: зажал пряжку ремня от брюк оконной рамой, спустился на карниз первого этажа и спрыгнул. Вроде бы прохожие говорили, что он прихрамывал. Наверное, ногу повредил.

— Как могло случиться, что человек вылез из окна коррехидории, и ни одна живая душа его не заметила? — возмутилась чародейка, — надеюсь, вы не относитесь к приверженцам теории о вездесущих тодзиру?

— Конечно, нет, — заверил судья Сато, — объяснение данного факта весьма незатейливо и банально. Окна кабинета выходят во внутренний дворик, на первом этаже никого не было, поскольку настало время обеденного перерыва, и кабинет этажом ниже был пуст.

— Значит, Хитару Рэя признали мёртвым? — спросил коррехидор, — просто так, со слов прохожих? Тело обнаружили?

— Тело даже не искали, под мостом Летних всадников очень сильное течение, — последовал ответ, — выезды из города перекрыли, на вокзале и дома у Хитару дежурила засада. Он не появился. Если бы он остался в живых, непременно пришёл бы домой за деньгами, в шкатулке под кроватью у него хранилась достойная заначка. Либо прислал бы кото-то. Засаду продержали почти неделю, и безрезультатно. Рэй Хитару словно сквозь землю провалился. Тогда-то его и признали умершим.

— Допускаю подобное течение событий, — сказал Вилохэд, — но это не отменяет уголовного состава преступления. Почему дело перевели в гражданское?

— Тут я постарался, — немного смущённо проговорил судья, — я чувствовал свою вину в смерти циркача, всё повторял, мол, не избей я его тогда, парень бы жив остался. Да тут в его вине сомневаться начал, ходил, расспрашивал, поговорил со всеми, кто знал его и Эбу. Девушку погибшую Эбигайль Айви звали.

— А какая она была? — спросила чародейка, — на этой магографии она?

Сато взял из рук чародейки снимок и поднёс поближе к свету лампы.

— Да тут разве под такой шляпкой разглядишь! — сощурившись, воскликнул он, — вот справа, высокий с длинными вьющимися волосами — Рэй Хитару, это с ручательством. Слева от кресла, второй, Касл, кажется. Он пониже, казался совсем задохликом на фоне друга. А женщина в центре, скорее всего, и правда Эбигайль. Я её только мёртвой видел, всю изрезанную, в крови.

— У неё на руке было обручальное кольцо? — спросила Рика.

— Было, как не быть. Мне это кольцо в виде цветка сакуры с бриллиантом до конца дней в страшных сновидениях являться будет, — судья сделал движение шеей, словно ему жал воротник или не хватало воздуха, — я и так-то сплю отвратительно. Либо бессонница, либо кошмары. Недавно как раз те события сниться стали. В цирке у них классический любовный треугольник образовался: оба владельца влюбились в приму. А та перед ними хвостом крутила: то одного приблизит, то другого. Но совсем близко к себе никого не подпускала. Так вот, — он вздохнул, — оба парня решили одновременно предложение руки и сердца сделать. При всей труппе перед началом спектакля, вывели красотку на сцену, упали перед ней на колени и признались в любви. Касл вроде бы даже стихотворение написал. Девица смутилась, но под дружные аплодисменты вынуждена была сделать выбор. Из двух протянутых колец она выбрала золотой цветок Хитару, — он снова вздохнул, — вот говорю, а это кольцо на окровавленном пальце так перед глазами и стоит. Я, конечно, Эбигайль живой не видел, но, говорят, необыкновенной красоты была женщина. Прекрасная, словно фарфоровая кукла. У них с Хитару даже номер такой был: мужчина танцевал на канате, а актриса изображала внизу на сцене марионетку с привязанными к рукам и ногам нитями и выполняла акробатические номера.

— Значит, у господина Рэя Хитару не было мотива желать смерти примы их театра? — уточнила чародейка.

— Абсолютно никакого, — подтвердил судья, — я в сумятице не разобрался сразу, не понял, чьё предложение руки и сердца было принято, ляпнул сгоряча газетчикам, вот и пошла гулять глупая версия с убийством из ревности, — он ещё раз сокрушённо вздохнул, — я ж потом тот злосчастный вечер по минутам воспроизвёл со всей возможной тщательностью. И могу сказать хоть перед Королевским судом, хоть перед самими богами: имел место самый, что ни на есть, банальный несчастный случай. Колесо смерти на сцену выкатили ещё до того, как мужики представление с совместным признанием в любви устроили, и оно находилось у всех на глазах. Поменять или испортить в нём что-то ни у кого из труппы, а уж тем более со стороны, возможности не было. Это подтвердили все артисты. Никто, кроме самой Эбигайль, к колесу не приближался.

— Но ведь ваша фарфоровая кукла погибла, — сказал Вил, — вы сами видели тело, изрезанное кинжалами.

— Я думал, много думал. Разговаривал с людьми, как из театра, так и из числа зрителей. И вот к какому выводу пришёл. Делать предложение, да ещё и парное, перед началом представления — было не самой удачной идеей. Девушка была взбудоражена внезапной переменой в жизни, необходимостью публично выбрать одного из поклонников. Последовали поздравления, поцелуи у всех на виду, аплодисменты по этому поводу (а всё это в тот вечер происходило, с ручательством), они-то и могли выбить артистку из привычной колеи. Она совершила ошибку. Полагаю, Эбигайль попала под один из кинжалов, от боли и неожиданности рванулась в другую сторону, нарушила строгий порядок движений и в неё вонзились остальные лезвия. Вот так случилось, что внезапное счастье обернулось двойным несчастьем: девушка погибла, а её жених свёл счёты с жизнью. И последнее не без моего участия. Вы думаете, что ваши убийства как-то связаны с событиями десятилетней давности?

— Мы просто рассматриваем любые взаимосвязи, — уклонился от прямого ответа коррехидор, — оба убитых так или иначе фигурировали в том старом деле. Вот мы и решили выяснить все подробности из первых уст. Теперь мне ясно, почему дело перевели в ранг гражданского, а смерть гимнастки квалифицировали как несчастный случай.

Они попрощались с судьёй Сато и вышли в общий зал. Отец Вилохэда в кругу друзей обсуждал предстоящие празднования в столице Артании. Увидев сына, он махнул рукой, приглашая подойти. Вил и чародейка послушно приблизились.

— Поговорили с судьёй? — спросил отец, хотя, сие было очевидно.

— Да, отец, — ответил коррехидор с должным почтением. Он прекрасно знал, что герцог Окку может устроить ему выволочку прямо в клубе, ежели вдруг сочтёт поведение сына неподобающим, — мы узнали всё, что намеревались выяснить.

— Судья Сато, конечно, не без странностей, но вот в чём ему не откажешь, так это в честности. Иногда мне кажется, что Джерри дал обет богам всегда говорить правду, всю правду и ничего, кроме этой самой правды и не говорит! — последовал обычный смех герцога Окку. Он всегда первым подавал пример, начиная смеяться над своими собственными остротами, — не стану спрашивать, что именно вы узнали, — герцог уже успел выпить, и поэтому был особенно словоохотлив, — ибо не хочу нарушать служебную тайну, коей деятельность моего младшего сына окутана со всех сторон, как хорошо прожаренная рыба кляром, — он заговорщицки подмигнул.

— С вашего позволения, господа, — Вилохэд поклонился, — позвольте нам отбыть.

— Очень жаль, что вы покидаете нас столь стремительно, — заметил один из друзей отца, выпустив аккуратное кольцо дыма из трубки, — вы перед нами в долгу: такое знаменательное событие, как обретение невесты следует хорошенечко отметить.

— Господа, господа, — включился Дубовый герцог, — помолвку младшего Окку не дело отмечать кое-как на ходу, в мужском клубе и узкой компании. Я планирую дать бал. Мои дети заслуживают этого!

Рику сильно раздражали намёки на будущий брак, которому, по её мнению, не суждено было осуществиться, и девушка уже собиралась высказаться на тему недопустимости влезания посторонних в личные отношения, но коррехидор, почувствовав это, опередил чародейку.

— Завтра у нас сложный день, — проговорил он, с притворным сожалением, — его величество не погладит меня по головке за затягивание расследования. Посему лечь пораньше в постель — моё единственное желание на момент.

— Понимаю, — подмигнул высокий худощавый мужчина, сидевший справа от отца, Вила. Он носил традиционное артанское платье из тяжёлого шёлка с широкими рукавами, какое уже давно стало редкостью, — Древесное право. Я на вашем месте непременно воспользовался этим старинным прекрасным обычаем.

Коррехидор поспешил попрощаться, потянул Рику и быстро покинул самый элитарный мужской клуб в Кленфилде.

— А о какой деревянной традиции говорил мужчина в национальной одежде? — спросила чародейка уже в магомобиле.

— Так, ерунда, — отмахнулся Вилохэд, — господин Арэ́ки слывёт большим знатоком артанских традиций и обычаев. Он обожает рассказывать о них при всяком удобном и неудобном случае. Но из откровений судьи получается, что десять лет назад в цирке имел место просто несчастный случай, — коррехидор поспешил увести разговор в сторону.

— Выходит, что так, — согласилась Рика. Она устала за весь день, и у неё начинала болеть голова, поэтому девушке очень хотелось отложить до завтрашнего дня обдумывание версий убийства.

Вилохэд неожиданно легко согласился. Он отвёз её домой, пожелал спокойной ночи и уехал. Рика же мечтала поскорее принять порошок от головной боли и улечься в постель. Но не тут-то было. Не успела она отпереть дверь своим ключом, как раздался странный громкий хлопок, и тьму прихожей разорвала вспышка оранжевого света. На рефлексах чародейка успела метнуть в ответ первое заклятие, что всплыло в голове: заклятие тошноты. Из темноты раздались сдавленные рвотные позывы и знакомый голос подруги простонал:

— За что?!

Мгновенно вспыхнул свет, и перед взором потомственной некромантки предстала следующая картина: Эни Вада в нарядном платье, согнувшись пополам, содрогалась от накатывающей тошноты. Возле неё валялась большая хлопушка-шутиха, которой она встретила подругу. Поодаль с такой же точно хлопушкой замерла их квартирная хозяйка — госпожа Дороте́я Призм. Она, к счастью, поотстала от Эни и поэтому не получила рвотного заклятия. Её рука, продолжавшая сжимать активирующую ленточку, заметно подрагивала. Третьей персоной нежданного вечернего представления оказалась, естественно, старшая сестра квартирной хозяйки — вездесущая тётушка Михо. В её руках обнаружился большой торт, щедро украшенный белоснежными розами из взбитых сливок.

— Сколько раз тебе повторять, — Рика суровым взглядом уставилась на постанывающую Эни, — опасно, а порой и смертельно опасно, пугать чародейку. Благодари богов, что я промахнулась, и тебя заклятие зацепило лишь слегка. Иначе ты сейчас бы корчилась на полу в собственной рвоте. По какому поводу сие представление? — она обернулась к старшим женщинам.

— Так ведь, Рикочка, это мы вас поздравить собирались, — пришла в себя первой тётка, — это всё ради вас. Такое событие в жизни, а вы скрытничали! Нехорошо, ай, как нехорошо, прятать от друзей своё счастье!

— Я чего-то не понимаю, либо вы знаете о моей жизни больше меня самой, — чародейка повесила на вешалку пальто и сняла сапожки, — просветите меня, наконец!

— Речь о твоей помолвке, — Эни сумела продышаться, — драгоценная невеста Дубового клана! Я всегда говорила, что этим всё и закончиться.

— Откуда вы…, — Рика осеклась, вспомнив довольную физиономию начальника, с аппетитом уплетавшего тётушкин омлет.

— Да, да, дорогая Рикочка, ваш жених любезно сообщил нам об этом, — белозубо усмехнулась госпожа Михо, — я, видите ли, дама строгих правил. Считаю, что молодому мужчине не полагается посещать незамужнюю девицу во всякое время, когда ему это только на ум взбредёт. И мне уж тут неважно: древесно-рождённый передо мной стоит, или простой парень-работяга. Правило для всех одно: приличия должны быть соблюдены. Вот вашему красавцу я так прямо и заявила, ступайте, мол, подобру-поздорову отсюда. В сим достопочтенном доме две молодые девицы живут. Не дело с раннего утра их покой нарушать. Он мне заявляет, что, во-первых, он по служебной надобности, а, во-вторых, вы договорились. Ну я ему, натурально, в ответ заявила, что служебные надобности справляются на работе, а договорились вы или нет, мне всё равно. Я категорически против посещения девиц мужчинами в какое бы то ни было время суток. Тогда он шапку с головы снял, представился по всем правилам и заявил, что ещё с недели Междугодья является вашим женихом. Честное слово, я просто дар речи потеряла.

— Совсем неплохо было бы, чтобы вместе с тобой ещё кое у кого дар речи пропал, — со злостью подумала чародейка. Значит, это Вилохэд постарался. Наверняка замёрз на улице в своём модном пальто, вот и набился на приглашение к завтраку, воспользовавшись ничего не означающим, формальным статусом.

— И ты всё это время скрытничала! — Эни совсем победила тошноту и теперь снова лучилась энергией, — вот уж чего не ожидала, того не ожидала.

Рика прекрасно понимала, что начать объяснять окружающим истинное положение вещей в их с Вилохэдом отношениях — дело более чем пустое и зряшное, поэтому отговорилась тем, что сама до конца не может поверить в произошедшее.

Выпить красного сладкого вина, а потом и чая с тортом, заботливо испечённым в четыре с половиной руки (Эни славилась тем, что, если принималась помогать на кухне, то яйца разбивались прямо на пол, то, что жарилось, непременно пригорало, а то, что варилось — либо перекипало через край, либо разваривалось до состояния безобразной каши), выслушала причитающиеся по такому случаю поздравления, пожелания и наставления расчувствовавшихся старших женщин и разозлённая всем этим спектаклем отправилась спать. Когда в дверь тихонько поскреблась подруга, чародейка сделала вид, что крепко спит. Меньше всего сейчас ей хотелось второй порции восторгов и поздравлений. Эни Вада повторила попытку, и, не получив ответа, удалилась восвояси. Рика поворочалась с боку на бок и, наконец, ей удалось заснуть.

Утром она ускользнула пораньше. Очень уж не хотелось снова видеть довольные «удачной партией» физиономии, поэтому и в коррехидорию она пришла ни свет — ни заря. Зевающий ночной дежурный ещё не сдал смену, проводил взглядом невысокую фигурку чародейки и снова подпёр кулаком щёку, уныло поглядев на настенные часы. Ему оставалось ещё добрых три четверти часа вахты.

Когда в кабинете коронера появился Вил, чародейка успела переделать целую кучу дел: вымыла и вычистила стол в прозекторской, расставила книги и разложила папки. Даже чаю успела себе погреть и выпить. Четвёртого сына Дубового клана встретил недружелюбный, даже колючий взгляд зелёных глаз, брошенный на него теперь уже из-под модно подстриженной чёлки.

— Что случилось? — спросил он, в ответ на невнятное приветствие.

— Будто вы не знаете!

— Если честно, не знаю, — Вил уселся на свободный стул верхом, — просветите.

— Зачем вам понадобилось вчера говорить болтливой сестрице моей квартирной хозяйке, что вы — мой жених?

— Старая леди меня буквально поставила в тупик, — с облегчением засмеялся Вил, — в наше время выставлять требования, более приемлемые для второй половины правления эпохи Сакуры. Пришлось сказать, как есть. Иначе мне мёрзнуть бы на улице на промозглом ветру.

— Я так и думала! — воскликнула Рика, — из эгоистических соображений вы готовы испортить жизнь другому человеку.

— Получается, то, что для любой другой девушки было бы честью, для вас, госпожа Таками, является фактором, портящим вам жизнь? — тёмные прямые брови коррехидора сошлись на переносице, и его выражение лица стало очень похожим на герцога Окку.

Рика поняла, что на сей раз перегнула палку. Она смутилась и забормотала, что имела ввиду нечто иное.

— Я отложу этот малоприятный разговор на потом, — проговорил Вил, — у нас есть более насущные проблемы, нежели выяснение отношений. Убит судья Сато.

— Как? — Рика от неожиданности даже запнулась, — мы же вчера с ним…

— И несмотря на это, его убили. Это третья жертва странного убийцы, неясным образом проникающего в дом жертвы. Судья Сато боялся. Он лёг спать в зале, поставив кровать в самом центре комнаты. Кроме него там находились трое телохранителей, которых предоставило охранное агентство «Ваш спокойный сон». Какая ирония, — усмехнулся Вилохэд, — спокойный сон обернулся вечным. Едемте. Берите всё необходимое.

Ошеломлённая чародейка кивнула, быстро собралась, оделась и пошла к выходу. Её не покидало странное чувство: вчера вечером они разговаривали с Мировым судьёй, и он показался девушке приятным и умным человеком. Да и отец Вила отзывался о нём весьма лестно. Сейчас же им предстояло ехать осматривать тело. Нечто похожее она испытывала осенью, когда убили кухарку графини Сакэ́да.

Снова знакомый дом с ветками цветущей сакуры на воротах, снова невозмутимый дворецкий проводил их в дом. Он повёл могучими плечами:

— Господин вчера приехали рано, — начал он свой рассказ, — госпожа Сато вместе с сыновьями отбыла к родственникам. Без них господин обычно подолгу в клубе засиживается, а вчера возвратился ещё и десяти часов не сравнялось. Взбудораженный он был какой-то.

— Как вы это определили? — задал вопрос Вил, — он сам вам сказал?

— Сказал? — с долей иронии переспросил дворецкий, — нет, он ничего не говорил. Я понял, потому как в кабинете табаком пахло. Вообще-то господин судья не курит. Позволяет себе по особым поводам, например, когда его батюшка умер. И вот вчера. Потом он велел кровать в зале установить, парни из агентства подтянулись. Странным это всё мне показалось, но ведь разве ж его спросишь! Смолчал. Может, и зря. Глядишь, был бы при господине — он бы в живых остался. Эти, из агентства, кто? Посторонние, им до господина Сато дела никакого нет, сидели себе по углам, а, может, и вовсе — спали-кемарили.

— Вы можете, наконец, перейти к самому происшествию? — не выдержала словоизлияний Рика, — что случилось с господином Сато?

— Если докладывать по-военному коротко, — дворецкий из принципа игнорировал чародейку и смотрел только на Вилохэда, — утром сотрудники охранного агентства обратили внимание на полную неподвижность объекта. Заметили они это лишь, когда рассвело, до этого момента они не подходили к импровизированному ложу, и с которого часа продолжалась неподвижность господина Сато, они сказать затрудняются.

— Этот вопрос можете оставить на меня, — некромантка попыталась поставить на место зарвавшегося слугу, который посчитал ниже своего достоинства разговаривать с женщиной, — я безо всякого труда определю время смерти с точностью до получаса. Как охранники поняли, что их клиент умер?

— Сделать такой вывод было немудрено, — дворецкий дёрнул шеей, — господин судья лежал в постели и на его лице был иней.

— Иней? — переспросил Вил, — откуда взяться инею в натопленном помещении? Я чувствую, что в доме тепло.

— Естественно, — последовал ответ, — у госпожи Сато слабые лёгкие, она легко простужается, поэтому уже пять лет назад мы установили самую прогрессивную систему отопления. Заказывали в Делящей небо, — веско заявил собеседник, — но тут они просто обалдели: в натопленной комнате найти мертвеца, словно только что вытащенного из сугроба: закоченевшего, ледяного, заиндевевшего…

— С охранниками мы поговорим позднее, — Вил встал, — надеюсь, вы не отпустили их на все четыре стороны? — и, увидев отрицательный кивок, продолжил, — сейчас покажите нам место происшествия.

— Извольте, — дворецкий распахнул дверь, — мы, как полагается, ничего не трогали, вещи с мест не сдвигали и никого не пускали. Хотя, пускать-то туда было попросту некого: кухарка, горничные и лакеи у нас приходящие. Они подошли к девяти, садовник и конюх в дом отродясь не хаживали, я один, если не считать парней из охранного агентства. Они порядок знают. Даром, что один хвастался, будто раньше в вашем ведомстве служил.

Зал, где провёл свою последнюю ночь Мировой судья Сато был достаточно большим, но при этом уютным, обставленным со вкусом: бархатные диванчики и кресла, камин, клавесин, пальмы в кадках, занавески из блестящего шёлка. Впечатление портила лишь неуместная кровать, поставленная прямо посередине комнаты. Именно она и стала объектом главного интереса чародейки. Вил поотстал немного, сделав вид, будто внимательно рассматривает ноты, лежавшие на музыкальном инструменте. Рика же пошла прямиком к кровати.

— Можно света побольше? — повернулась она к замершему в дверном проёме дворецкому. В помещении было темновато из-за пасмурной погоды на улице: тяжёлые серые тучи сплошной пеленой укрыли небосвод, и от этого в доме было темно, словно настал вечер.

— Конечно, — очнувшись от задумчивости, ответил широкоплечий мужчина. Рика так и не решила пока, на кого он похож больше, на профессионального борца или на деревенского кузнеца, — сейчас.

Он активировал заклятие, и в зале загорелись магические свечи большой люстры под потолком.

Среди смятых влажных простыней, скорчившись, лежал судья Сато. Иней, который по словам очевидцев покрывал его лицо, успел растаять, но вот весь вид покойника недвусмысленно указывал на смерть от переохлаждения. Чародейке даже не пришлось вызывать фамильяра, картина была очевидной, словно сошла со страниц учебного пособия для коронеров.

— Ну и как? — спросил коррехидор издалека.

— Идите сюда, — позвала чародейка, — не годится кричать через всю комнату.

Вил послушно приблизился.

— Видите? — девушка указала на скорчившегося судью. Она откинула одеяло полностью и успела разрезать пижаму на груди и ноге.

— Вижу, но на что именно вы хотели обратить моё внимание?

— Поза, — последовал победный ответ, — перед нами характерная поза замерзающего человека. Покойный принял её автоматически, он так пытался согреться.

— В натопленном помещении под пуховым одеялом? И опять без вмешательства магии?

— Увы, всё чисто. Я сначала проверила рукой, а потом применила тест Пикеллоу с зеркалом. Стихии спокойны, в равновесии. Ничего, кроме остаточных отпечатков заклятия по освещению и, как это ни странно, отпугивающего котов.

— Это у госпожи Сато любимая кошка принялась гадить прямо в зале, — подал голос дворецкий, — сволочной характер у этой Белоснежки. Хорошо, что её ещё летом в загородный дом отправили.

Рика поблагодарила за разъяснение и продолжала:

— Лицо, уши, кисти рук и колени судьи приобрели характерный багрово-синюшный цвет, а соседние участки кожи — нет. Это прямое подтверждение смерти от переохлаждения. Челюсти его крепко сжаты, глаза зажмурены, тело закоченело. Вообще, он выглядит как человек, пролежавший на морозе часов пять — восемь. Подробнее скажу после вскрытия.

Вил с облегчением отошёл от трупа, когда чародейка прикрыла его с головой одеялом. В который раз ему приходилось осматривать убитого, и в который раз коррехидор внутренне содрогался, борясь с предательской тошнотой, так и подкатывающей к горлу. Рика осмотрела подушки и простыни, после чего собрала инструменты и предложила побеседовать с представителями охранного агентства.

Парни-охранники коротали время на кухне, где им налили кофе и поставили тарелку с хлебом и ветчиной. Они жевали бутерброды, позёвывали после бессонной ночи и переговаривались вполголоса. Производили они впечатление усталых, озабоченных, но нисколько не напуганных. Видимо, за время службы они навидались всякого. Вил сразу выделил среди них начальника: высокого чуть сутулящегося мужчину лет под сорок с большими залысинами над высоким лбом.

— Кто старший группы? — спросил он, для порядка назвавшись полным титулом.

Титул четвёртого сына Дубового клана произвёл необходимое впечатление: охранники дружно перестали жевать, один (самый моложавый, с рыжеватой бородой и взлохмаченными волосами) даже громко сглотнул, чуть не подавившись горячим кофе. А сутулый подтвердил предположение.

— Я, — он встал, явно удержавшись от желания отдать честь, — Дзи́ро Вуд, подпоручик охранного агентства «Спокойный сон», выполнял задание в данном доме с одиннадцати часов вчерашнего вечера до десяти часов сегодняшнего дня. Согласно требованиям заказчика, коим являлся господин Джерри Сато, мы прибыли на место с целью осуществления охраны, расположили кровать в середине большой комнаты на первом этаже дома, проверили крепость запоров на окнах. Поле того, как заказчик отошёл ко сну, мы расположились по периметру комнаты, причём у входной двери находились двое. Свет в комнате был погашен, исключение составила ночная лампа с притенённым абажуром, которая продолжала гореть до самого утра. Мы зал не покидали, исключая случаев выхода по малой нужде, коих насчитывалось три. Согласно договору, мы не спускали глаз с господина судьи и имели при себе оружие: пистолеты, ножи и ловчую сеть для поимки злоумышленников. Утром, когда достаточно рассвело, моё внимание привлекла неестественная неподвижность клиента. Я подошёл и обнаружил судью Сато мёртвым. Его лицо покрывал слой инея. Я доложил дворецкому и сообщил в Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя.

— Ночью никто в комнату не заходил? — уточнил коррехидор.

— Абсолютно точно, нет. Никого посторонних в зале не наблюдалось, не было даже попыток проникновения, как изнутри дома, так и снаружи. Из нас никто к месту сна господина Сато тоже не приближался.

— А сам судья? — спросила Рика, — вы не заметили каких-либо странностей?

— Нет, — покачал головой Вуд, — спал он беспокойно, ворочался, вздыхал, даже постанывал иногда. Потом затих, я решил, что заснул, наконец-то, крепко. Но оно вон как обернулось…

— Понятно, — кивнул Вил, — вы можете быть свободны. Копию отчёта передадите в коррехидорию, и чтоб подписи всех дежуривших были.

— Есть. После обеда доставят.

Разговор со слугами не прояснил ровным счётом ничего: судью уважали, он славился терпением и справедливостью суждений, вредных привычек или пристрастий к чему-либо запретному за ним не водилось, со слугами он ладил, с супругой не ссорился, сыновья восьми и шести лет отличались покладистыми характерами и особых проблем ни родителям, ни слугам не доставляли.

— Третий, — обречённо заметил Вилохэд уже в машине, — уже третий труп и ни малейших зацепок. Ни мотива, ни способа, ни возможности.

— Но есть и положительный момент, — попыталась утешить его Рика, — мы теперь точно знаем, что и в первых двух случаях убийцы не проникали в дом. Охранное агентство, можно так выразиться, произвело следственный эксперимент.

— Только эксперимент этот стоил жизни достойному человеку. Давайте подведём наши неутешительные итоги, — он тряхнул головой, словно прогонял прочь мрачные мысли, — три человека убиты неким неизвестным нам образом. Все во сне, но каждый по-своему: один запытан до смерти калёным железом, второй сброшен с большой высоты, третий заморожен. На что это похоже?

— На месть, — произнесла чародейка первое, что ей пришло в голову, — знаете, как в приключенческом романе, человек решает извести всех своих врагов одним ударом. Собирает их на корабле, а потом топит его в открытом море, хохоча под крики утопающих.

— Надо же, — Вил наклонил голову и заглянул в лицо чародейке, — какие романы вы оказывается читаете!

— Это вовсе не я, — запротестовала девушка, заливаясь краской смущения, — это моя подруга мне все уши прожужжала «Бледным мстителем».

Вилохэд помолчал, потом произнёс:

— Знаете, ваше предположение при всём его безумии может оказаться не таким уж безумным. Тем более, есть то, что связывает убитых господ. Это происшествие десятилетней давности: смерть Эбигайль Айви.

— Точно! — чародейка включилась в обсуждение, — Акито Касл был владельцем цирка, или театра. У них не поймёшь!

— К тому же он претендовал на руку прекрасной примы и именно он обвинил своего друга и совладельца в гибели девушки.

— Особенно, если вспомнить, что эта самая девушка отказала ему накануне представления на глазах у всей труппы!

— Далее убивают владельца мастерской, что изготовил колесо для злосчастного аттракциона, — Вил многозначительно поглядел на собеседницу, — связь самая что ни на есть прямая: в свете рассказа господина Сато, в смерти Эбы мог быть виноват проектировщик колеса, сэкономивший на материалах, гнёзда для крепления кинжалов расшатались, и вылетели совсем не те лезвия, на которые рассчитывала свои движения артистка.

— Да, логично, — закивала чародейка, — поэтому убили беднягу Диметрия Кубо.

— И вишенкой на торте — Мировой судья, легко обвинивший Рэя Хитару в убийстве, и косвенно послуживший причиной смерти последнего.

— Получается, всё сходится на господине Хитару? Кто-то вспомнил эту давнишнюю историю и решил отомстить за гибель двоих людей десять лет назад?

— Двоих? — усмехнулся Вилохэд, — сдаётся мне, тут речь идёт об одном — девушке с обручальным кольцом в виде цветка сакуры на пальце.

— А Рэй Хитару?

— Начнём с того, что его никто не видел мёртвым, тело его не нашли, да и не искали особо. Кто-то заявил, будто встретил хромающего парня, бредущего к Жураве. Устроили засаду, походили по знакомым и успокоились. Объявить его мёртвым было удобно. Судья Сато, точнее тогда ещё детектив Сато, скрыл свою оплошность или халатность, сумел восстановить репутацию в глазах отца и клана, дело перевели в гражданское.

— Это мне понятно, — сказала чародейка, — но кто выступает в роли Бледного мстителя?

— Правда не догадываетесь?

— Правда, правда, — чародейку раздражала манера Вилохэда издалека подводить собеседника к собственным выводам, — ни единого предположения.

— Имена Рэй Хитару и Хито Рэйнольд вам не кажутся странными?

— Мы что на экзамене? Мало ли бывает похожих имён. Например, в Артании четверть населения носит фамилию Сато. Они все когда-то были зависимыми крестьянами и арендаторами клана Сакуры.

— Хорошо, я прибавлю к совпадению созвучия имён и фамилий привычку сжимать и разжимать правую руку, кою оба мужчины с данными именами демонстрируют в полной мере, — улыбка Вила вопреки ожиданиям оказалась вовсе исполненной покровительственного превосходства, а задорной и мальчишеской, — вам и этого не хватило?

— Хотите сказать, будто бы Хито Рэйнольдс, седовласый мужчина почтенных лет, является пропавшим десять лет назад Рэем Хитару, коему от роду должно быть где-то в районе сорока? — прищурилась чародейка, — не сходится, господин коррехидор. Возраст совершенно не совпадает.

— И от кого я это слышу? — притворно возмутился Вил, — от чародейки, которая не далее, как несколько месяцев назад сама превратилась на сутки в пожилую леди с седыми волосами, морщинками и впалыми щеками?

— Думаете, владелец «Лунного цирка» носит личину?

— А что, невозможно?

— Постоянно — просто исключено. От часа до суток проходит практически без последствий, — объяснила чародейка, приобретая уверенный вид профессионала, усевшегося на своего любимого конька, — трое суток чревато неприятными последствиями в виде парезов лицевых нервов и частичного искажения сознания. Более трёх суток ни один здравомыслящий чародей не станет рисковать. Амнезия, проблемы с кровяным давлением, искажение сознания вплоть до глубокого помешательства. Человек перестаёт отдавать себе отчёт, кто он, откуда, его личность начинает деформироваться, а порой и попросту разрушается. Бывали случаи, когда подопытный превращался в банальное растение, сидел на кровати и смеялся. И вывести его из этого состояния не было никакой возможности. Господин Рэйнольдс в Кленфилде несколько месяцев, почти полгода. Полагаете, он днём и ночью носит личину всё это время? Исключено.

— Хорошо, убедили, — Вил поднял руки, демонстрируя полнейшее согласие, — пускай, не личина.

— Тогда кто этот высокий мужчина с благородно поседевшими волосами, — победно спросила Рика.

— Отец? Дядя? — предположил коррехидор, — нет, — оборвал он сам себя, — невозможно. Если это месть родственника, то откуда ему знать тех, кто был причастен к несчастному случаю? Ведь утонувший в реке Рэй Хитару просто не имел физической возможности рассказать кому-либо о своих врагах или тех, кого он мог считать таковыми.

— Да, — кивнула Рика, — и как такое возможно?

— Я думаю, дело было так. Хитару испугался натиска детектива Сато, да и мордобой произвёл на него нужное впечатление. Он уверился, будто будущий судья имеет серьёзные намерения повесить на него убийство невесты. Как, собственно, на тот момент и было. Будучи циркачом и физически развитым молодым мужчиной (это подтверждается словами самого судьи и библиария) он умудряется незамеченным ускользнуть от правосудия. Допускаю даже, что он повредил ногу, неудачно спрыгнув с подоконника первого этажа. Далее Хитару идёт к реке, где его и видел свидетель, чьи показания легли в основу версии суицида. Но к реке он шёл вовсе не для того, чтобы утопиться. Мост, точнее, то, что под мостом, — отличное место укрыться от посторонних глаз до первой проплывающей по Жураве большой лодки. Хитару прыгает в воду, доплывает до лодки и просит подбросить его до ближайшего города.

— А деньги? — Рика ещё немного в душе упиралась, ей было обидно, что не она додумалась до столь очевидного развития событий, — кто возьмёт на борт человека без документов и денег.

— Ну, во-первых, какие-то деньги у него быть могли, особенно, если учитывать, что он не был арестован, а просто пришёл из дома, а без документов его просто бы не пропустили в коррехидорию.

К тому же можно наняться на судно матросом, рабочим или попросить довести за любую работу, в какой будет потребность. Свои сбережения он мог вполне хранить в банке, а заначка под кроватью — лишь часть, может, и не самая большая. Если Хитару снял бы деньги в отделении банка в ближайшем городе до того, как его объявили умершим, никто бы даже не насторожился.

— Таким образом, — Рика всерьёз заинтересовалась версией Вилохэда, — человек бесследно исчезает из столицы, снимает со счёта деньги и отправляется в неизвестном направлении. Я бы на его месте подалась на юг, возможно, даже не острова. Там он мочит в океане свои документы, отчего они становятся практически нечитаемыми: например, на глазах десятков людей падает в воду при сходе с корабля на берег. Ахи, охи, сожаления о намокших бумагах, и в итоге он получает новые документы, изменив собственные имя и фамилию на подходящие по созвучию с сохранившимся буквам. Поскольку дело закрыли, то и в розыск его не объявляли, но он продолжал думать, будто ему на шею уже накинули верёвку.

— Да, великолепно! — воскликнул коррехидор.

— Одна загвоздка, — скривилась Рика, — вернее, даже две. Почему Хитару выглядит как старик, и почему он ждал десять лет?

Четвёртый сын Дубового клана привычно взъерошил волосы.

— Знаете поговорку о трёх вещах, которые нужно всегда делать с холодной головой? — чародейка пожала плечами, — жениться, совершать сделки и мстить. Вот эти самые вещи. Возможно, Хитару собирал труппу, обдумывал план мести, готовился. Нашёл настоящих тодзиру, в конце концов. После чего заявился в Кленфилд и убил троих врагов, виновных, по его мнению, в смерти невесты и его ложном обвинении.

— Да, да, — кивнула Рика, на континенте говорят, что месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным, — она задумалась, — судья Сато, очевидно. Создатель оборудования — хоть и с натяжкой, но понятно. Но вот каким боком тут отвергнутый Акито Касл? Что ему-то можно инкриминировать?

— Начнём с того, что его истерика, скандал и последующие претензии запросто могли выбить из равновесия Эбу, которая совершает ошибку во время выступления, — загнул палец Вил, — потом обвинения Хитару в порче колеса смерти. Допускаю, что со злости Касл готов был обвинить своего напарника во всех смертных грехах.

— Пускай, — кивнула чародейка, — но вот внешность никуда не денешь. Ни один суд не признает его виновным только из-за созвучия фамилии и имени, а также сомнительной привычки разминать затекшую кисть руки.

— Грим? — предположил коррехидор, — артисту ничего не стоит нацепить на себя седой парик, наклеить брови и изобразить морщины. Добавьте к этому общеизвестные чёрточки поведения старого человека, и все окружающие станут принимать вас за него.

— Не получится, — покачала головой Рика, — а руки? Шея? Грим хорош на сцене, когда вас видят издали и на отсутствие морщин на руках и шее никто не обращает внимания. В обычной жизни такое противоречие не может ни броситься в глаза. Добро бы он тогда носил перчатки и заматывал шарфом шею. Но ведь нет: рука, что владелец «Лунного цирка» разминал под столом была самой настоящей рукой старика, на ней были вздутые голубые вены, утолщённые суставы и коричневые старческие пятна.

Она ненадолго задумалась, а потом продолжала:

— Когда я прошла посвящение богу смерти, моя бабушка мне сказала, что с магией нужно быть очень осторожной. Каждый чародей может использовать лишь те заклинания, для которых у него хватает маны. Ману мы берём из окружающего мира и пропускаем через себя, замыкая внутренние магические цепи. Так вот, если ты вознамеришься использовать маны больше, чем можешь, то придётся расходовать для этого свою жизнь, — она посмотрела на Вилохэда, потом улыбнулась, — тогда я посчитала, что это что-то вроде поговорки: «Много будешь знать — скоро состаришься», но потом уже в Академии, узнала, что действительно существуют запретные разделы магии, где ты не зависимо от способностей отдаёшь годы жизни за заклятия. Если бы Хитару оказался магом, он мог использовать каки-то такие заклинания?

— Вполне возможно, — коррехидор посмотрел в окно. Они сидели в его магомобиле на одной из центральных улиц столицы. Мимо шли прохожие, по дороге сновали кареты, наёмные экипажи, магомобили, доносился обычный шум вечернего Кленфилда, — господин Кэш из библиотеки вашей Академии говорил, что он знал Хитару в молодости и упоминал о его увлечении цирком. При этом могло быть, что они просто учились вместе, и Хитару — тоже маг.

— Никаких указаний на это нет, — с возразила чародейка. Человек не обязательно дружит с теми, с кем вместе учится.

— Да, но дружить с сокурсниками и студентами своего университета куда как проще. Где ещё, скажите мне на милость, могли сдружиться двое парней со столь различными интересами?

— Ладно, — согласилась Рика, — если мы сделаем подобное допущение, то всё встаёт на свои места. Рэй Хитару — не особо талантливый чародей, которого, скорее всего, отправило в Академию его семейство, увлекается цирком. Даже организует на паях заведение, коему удаётся снискать определённую известность у клефилдской публики. Дальше следует история с трагической гибелью прекрасной Эбигайль, побег из коррехидории и отъезд из столицы. Хитару меняет имя и фамилию, получает новые документы, затем прибегает к запретной магии, чтобы осуществить план мести. Под видом владельца цирка-варьете он возвращается в город, где с ним столь жестоко обошлась судьба не без помощи некоторых лиц. И он убивает этих людей, используя запретную магию, которую освоил, заплатив за заклятия реальными годами своей собственной жизни.

— Да, всё правильно, — улыбнулся Вил, — теперь у нас есть и мотив, и возможность, и способ. Даже стало ясно, о какой милости богов он говорил в ресторане, когда прислал нам вино. Однако ж поехать и арестовать господина Рэйнольдса мы не можем. Увы.

— Почему это? — насупилась Рика, получалось, что все её блистательные умозаключения не приводили ровным счётам ни к чему.

— Потому что нам не в чем обвинить господина Рэйнольдса Хито, — ответил коррехидор, — мы заявим, что он Хитару Рэй, а он рассмеётся нам в лицо и ответит, что офицеры Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя обладают слишком буйной фантазией, что в мире полным полно похожих имён и фамилий. К тому же его даже близко не было ни от одного места преступления. Готов побиться об заклад, у него полнейшее, непробиваемое алиби на ночи убийств. Например, вся труппа хором подтвердит, что он никуда не выходил, а кукольно-красивая Эба вообще может заявить, будто Рэйнольдс не вылезал из её постели.

— Заметьте, — перебила его чародейка, — тогда Эба, сейчас Эба. Подозрительно.

— Ничуть, — ответил Вил, — имя это распространённое, особенно на юге. Та Эбигайль умерла десять лет назад бесповоротно и окончательно. Мы бессильны доказать, что сие — не просто совпадение.

— Обидно осознавать, что у нас связаны руки, — чародейка даже кулачком пристукнула по подлокотнику своего сиденья, — может мне ему в голову залезть? Я же — некромантка, могу нечто подобное провернуть и подглядеть его воспоминания, связанные со смертью. Может увижу кончину примы.

— Во-первых, это будет нарушением закона, — задумчиво почесал бровь Вил, — а, во-вторых, ни один суд не признает доказательством то, что чародей прочёл в воспоминаниях подозреваемого. Тот мог читать об этом в газетах, мог сидеть в зрительном зале и оказаться в числе тех невезучих зрителей, на кого брызнула кровь погибшей артистки. Даже если бы вы увидели, как человек собственноручно убивает, суд не признает это достаточным доказательством, ибо вы видели лишь яркий эмоциональный отпечаток чего-то, что запросто может оказаться впечатлением от бульварного романа или сна. Но мне в голову пришла идея получше, — он выдержал паузу, надеясь увидеть загоревшиеся интересом зелёные глаза и услышать вопрос, что именно. Но чародейка из принципа сделала безразличное лицо. И Вилу пришлось продолжать, — мы можем воспроизвести ситуацию десятилетней давности.

— Как? Засунем его в колесо смерти?

— Ничего подобного. Мы завтра с утра пошлём сержанта Меллоуна, чтобы он с патрульными доставил господина Рэйнольдса в коррехидорию «для беседы по поводу убийств», и чтобы при этом они не сдерживались по части привычной для них грубости.

— Вы хотите поставить его в положение, в каком он оказался после смерти Эбы? — воскликнула Рика, — хитро!

— Это и называется следственным экспериментом. Мы ставим подозреваемого в условия, аналогичные преступлению, и наблюдаем за его реакцией. У большинства просто не выдерживают нервы, и они сами выдают себя.

— Вы уже делали так? — чародейка восторженно смотрела на своего начальника, обида сама собой куда-то испарилась, — получалось?

— Нет, — смутился он, — я только читал о таком способе. Сам никогда не пробовал, попробуем завтра вместе с вами. Меллоун притаскивает Рэйнольса в коррехидорию, мы сажаем его в тот самый кабинет, откуда он сбежал десять лет назад, запираем дверь и наблюдаем из соседней комнаты. Ведь в ваших силах соорудить некое следящее устройство?

— Пожалуй, — кивнула девушка после секундной заминки, — зеркала и соответствующее заклятие подойдут.

— Сложно делается?

— Пара пустяков, — усмехнулась чародейка, — два карманных зеркальца, несколько моих и ваших ресниц, слезинки, селезёнка летучей мыши, Тама и высушенные ягоды вороньего глаза. И ещё минут десять на подготовку.

— Иного ответа я от вас и не ожидал. Значит завтра встречаемся прямо с утра в моём кабинете, потом, пока Меллоун едет за подозреваемым, устраиваем наблюдение. Я сурово обхожусь с Рэйнольдсом, инкриминирую ему убийства, заявляю, будто нам всё известно и про его прошлое, и про настоящее, колотить его я, понятное дело, не собираюсь, а потом исчезаю, заперев дверь. Окна в коррехидории года два назад меняли, просто так не открыть.

— Бить его станете?

— Нет, не вижу смысла, да и рука не подымится просто так ударить немолодого человека, пускай даже и искусственно состарившегося.

Они обсудили детали, после чего Вилохэд отвёз чародейку домой. От совместного ужина она отказалась, сославшись на начинающуюся мигрень и желание хорошенько выспаться.