Сны куклы

Глава 2 «ЛУННЫЙ ЦИРК»

Кленовый дворец был погружён в предпраздничную суету. Мало того, что приближался Лунный новый год — праздник с древних времён особо почитаемый в Артании, так ещё и его величество Элиас решил, наконец, распрощаться с холостяцкой свободой. В счастливицах числилась штатная дама сердца — леди Камирэ, которая с некоторых пор принялась взирать на окружающих с поистине королевской надменностью. Дворец украшали по случаю двойного празднества, все вокруг были охвачены той особенной радостной суетой, в которой чародейка и Вилохэд чувствовали себя лишними.

Никто не обратил на них внимания, разве что несколько придворных дам окинули внимательно-завистливыми взглядами Рикино роскошное платье. Знакомая дверь королевского кабинета, почтительный стук и недовольные голубые глаза монарха.

— Что случилось, кузен Вилли? — проговорил король, с нетерпением постукивая пальцами по крышке стола, — сегодня — воскресенье, почему вам с вашей невестой, — он удостоил отдельного кивка чародейку, — не провести это благодатное время в обществе друг друга, а не очередного трупа? Доклад никак не мог подождать до пятницы?

— Увы, нет, сир, — вежливо наклонил голову коррехидор, предупредительно чуть толкнув уже готовую разразиться возражениями Рику, — мне страшно жаль отрывать ваше величество от предпраздничных приготовлений, но преступление как раз подходит под регламент. Убит уважаемый член кленфилдского общества. Убит жестоко, если быть совсем точным, замучен до смерти в собственной постели.

— Пренеприятнейшая новость, — его величество Элиас скривился, раскусил кислую сливу.

— Особенно в свете столь важных перемен в вашей жизни, — поддакнул четвёртый сын Дубового клана.

— Ну, перемены эти радуют леди Камирэ куда больше, чем меня, — покачал король головой, — но Кленовый клан — это Кленовый клан, и даже статус монаршей особы не освобождает меня от долга перед ним. По честности сказать, я с некоторым удовольствием восприму возможность ненадолго освободиться от обременительных обязанностей будущего супруга. Хотя, кому я объясняю, — он махнул рукой, — валяйте, Вил, поведайте мне о злодеяниях накануне моей помолвки.

Вил поведал. По мере продвижения рассказа выражение лица короля становилось всё мрачнее и мрачнее, особенно, когда Рика в свою очередь сжато, но подробно разъяснила свой вердикт по убийству, присовокупив несколько особо сочных деталей. Они, по её мнению, оказывали решающее действие в подтверждении рабочей гипотезы пыток с целью получения информации.

— Нет! — воскликнул его величество Элиас, — это переходит всякие мыслимые границы. В столице Артании, не в самом плохом квартале орудует маньяк, пробирающийся в дома добропорядочных граждан и пытающий последних в их собственной постели. И всё это накануне Лунного нового года. Хуже знамения и придумать трудно! — он налил себе крепкого спиртного и залпом осушил бокал, — вам ведь известно, какими суеверными бывают наши сограждане в ожидании предсказаний на наступающий год. Вы и сами, небось, хаживаете в храм и кидаете монетку за храмовое пророчество!

— Как и большинство людей, — уклонился от прямого ответа коррехидор.

— И что мы предоставим этому самому большинству людей? — глаза короля сощурились в недобром прищуре, — страх заснуть в собственной кровати, а проснуться от боли? Или прямо в небесной канцелярии? Нет, дорогой мой, Вилли, так не пойдёт. Повелеваю вам совместно с вашей невестой разыскать преступника до начала праздников и передать его в руки королевского правосудия.

— Но я не …, — не выдержала чародейка. Она пренебрегла напоминанием не вступать в разговор, пока монарх не обратился к ней лично, и не смотреть в голубые глаза человека, носящего на голове Кленовую корону, — я …,

— Позвольте, что вы? — король Элиас чуть повернулся в её сторону, — вы желаете мне возразить?

Тёмные прямые, как у большинства артанцев, брови сошлись на переносице.

— Женщине подобает знать своё место. Даже если это место за спиной младшего Окку. Жду не дождусь, Вилли, когда вы сыграете свадьбу, и сия надоедливая и много о себе мнящая особа покинет должность коронера. Не думаю, чтобы Гевина устроила подобная деятельность невестки.

— Отец очень высоко отзывался о способностях мистрис Таками, — не без гордости произнёс Вил, — как магических, так и дедуктивных. Она сыграла важную роль в предотвращении скандала, готового разразиться между Артанией и Делящей небо.

— Можешь не напоминать мне об этом, — криво усмехнулся его величество, — письмо посланника Делящей состояло на три четверти из похвал и лестных отзывов в адрес нашего коронера. Что является ещё одной веской причиной требовать от вас обоих полной отдачи в расследовании и предотвращении подобных инцидентов. Я не хочу, чтобы леди Камирэ огорчалась из-за мрачных историй, — он поморщился, и чародейке стало ясно без слов, насколько дурное расположение духа фаворитки действует на его величество, — для этого вам надлежит сохранять расследование в строжайшей тайне, не допуская газетчиков на пистолетный выстрел.

— Боюсь, государь, сделать это будет весьма затруднительно, — коррехидор сокрушённо вздохнул.

— Вы о расследовании или о недопущении огласки?

— Мне сложно судить заранее, как пойдёт расследование, а уж тем паче предотвращение подобных преступлений. Хотя, если мы имеем дело с неосторожным убийством во время попытки получить некие сведения от жертвы, можем быть спокойны. Никакого продолжения тут нет быть не может. Вот с оглаской окажется посложнее. Убитый — владелец известного театра-варьете. Его смерть просто невозможно скрыть от общественности.

Король посмотрел на Вила, как на человека, не понимающего самых элементарных вещей, после чего возразил:

— Никто не требует от вас сокрытия смерти владельца театра. Надлежит скрыть лишь обстоятельства этой самой смерти. Заявите, что человек скончался от самых, что ни на есть, естественных причин. Например, сердечный приступ. Достойная смерть, она указует на тонкую душевную организацию и обеспокоенность делом, кое доверила ему судьба.

— А следы ожогов? — снова встряла Рика, — следы ожогов были на шее с переходом на щеку. Одна рука так вообще обожжена почти до самых костей.

— Предлагаете мне заняться вашим обучением? — недовольный голос короля ясно давал понять, что его терпение относительно свежеиспечённой невесты Дубового клана на исходе, и та готова вот-вот снова стать коронером, начисто забывшим правила приличия, — обяжите слуг и сотрудников похоронного агентства молчать, пригрозите колдовскими карами, наконец. Официально объявите, что господин Касл скончался от острого сердечного приступа или от апоплексического удара. Сами придумайте, вроде бы не дети уже! Велите хорошо подготовить тело к церемонии погребения, пускай перчатки на него наденут, в конце концов!

— Хорошо, ваше величество, — ответил Вилохэд, — я прослежу, чтобы всё необходимое было сделано, — последовал лёгкий поклон, какой означал, что король — всего лишь первый из древесно-рождённых.

— Вот и прекрасно, — король поднялся с кресла, — надеюсь увидеть вас обоих на празднестве в Кленовом дворце. Приглашение Гевину будет прислано. Надеюсь, твоему почтенному родителю не взбредёт в голову провести всю праздничную неделю в Оккунари?

— Увы, сир, — сокрушённо проговорил коррехидор, — никто не знает, что может прийти в голову герцогу Окку, даже моя мать!

Король засмеялся и сделал отпускающий жест.

— Откуда королю известно о нашем небольшом маскараде в Оккунари? — Рика выдержала выход из Кленового дворца с подобающей неспешностью и величавостью, но в магомобиле она буквально кипела от возмущения, — и почему он продолжает называть меня вашей невестой!

— Моя персона в качестве перспективного супруга настолько вам неприятна? — вопросом на вопрос ответил коррехидор, и в его голосе слышались отчётливые нотки сожаления.

Рика смутилась. Четвёртый сын Дубового клана отнюдь не был ей неприятен, даже наоборот, когда чародейка узнала его поближе, ей стала нравиться его ироничность, острый ум, сдержанность и смелость. В пещере, когда не умерший маг пытался проводить ритуал вытягивания жизни, Вилохэд не растерялся и произвёл решающий выстрел. При всё этом она не могла понять, что больше задевает её чувства: то, что её называют невестой Дубового клана, или то, что этот титул ненастоящий.

— Просто всё это не соответствует истинному положению дел, — чародейка постаралась скрыть неловкость за возмущением, — откуда король узнал!

— В Оккунари было двое официальных представителей Делящей небо, — веско проговорил Вил, — да и для моей матери, братьев, их жён и прочих гостей вы были моей избранницей сердца.

— Коих вы уже привозили в родовое гнездо не один раз и не два, — с непонятно откуда взявшейся злостью заметила Рика, — неясно только, почему информация об очередной избраннице сердца дошла до Кленовой короны.

— Возможно, потому что вы отличались от прежних, — пожал плечами коррехидор, — и вы понравились моему отцу. Не переживайте, подобный статус вполне удобен и выгоден для вас. Мало кто в Артании рискнёт даже голос поднять против нашего клана. А вы, пускай и косвенно, принадлежите к нему.

— Вам-то самому, какая выгода от всего этого? — сощурилась чародейка.

— Всё просто до банальности, — улыбнулся Вил, — пока я официально помолвлен, мне не грозят смотрины и сватовство с другими девицами, которых периодически мне прочат в супруги родственники, знакомые и просто доброхоты, имеющие своей целью сблизиться с нашим кланом.

— Понятно, — насупилась Рика. Ей было обидно: мог бы и приврать, что ему приятно иметь её в невестах, — решили использовать меня в качестве щита. А вдруг я полюблю кого-то другого?

— Значит, меня в уже любите? — обрадовался коррехидор, — тогда за чем же дело стало?

— Ничего подобного, — запротестовала чародейка, попавшаяся на собственной фигуре речи, — я сказала фигурально. Теоретически.

— Если теоретически превратится в практически, скажем, что помолвка расторгнута, и вы преспокойно выйдите замуж за своего избранника.

— Я не собираюсь тратить свою жизнь на амурные переживания, — заявила Эрика, гордо вскинув подбородок, — так что можете быть спокойны. О реальном замужестве я даже не думаю.

— Вот и отлично, — почему-то обрадовался Вилохэд, — наше нынешнее положение удобно нам обоим, значит нет причин что-либо менять. Но я чувствую себя виноватым, что дважды испортил вам выходной день: сначала вызвал на работу, а потом эгоистично попросил разделить со мной тяготы визита в Кленовый дворец. Посему решил загладить вину приглашением в «Дом шоколадных грёз» и билетами в самый популярный в зимнем сезоне цирк.

— От чашки горячего шоколада не откажусь, — кивнула чародейка, — я не успела нормально позавтракать из-за сестры квартирной хозяйки. Вредная старушенция решила своими глазами увидеть Лунное шествие монаршей пары, а пока досаждает нам всем своими наставлениями, придирками и суёт нос во все дела без разбора. А что касательно похода в цирк, — Рика презрительно скривила губы, — я и в детстве не была любительницей подобных развлечений. Фокусники, клоуны и дрессированные собачки не для меня. Вы уж определитесь, кем вы меня считаете: невестой или младшей сестрой. Ещё сахарное яблоко пообещайте купить!

— Речь не идёт о банальном цирковом представлении, — сообщил Вилохэд, — «Лунный цирк» — особый. Весь свет Кленфилда только и говорит о необыкновенных артистах, которые выполняют немыслимые по сложности и опасности трюки, заставляющие замирать сердца даже самых чёрствых зрителей. Билеты у нас на самые хорошие места, — не без гордости добавил он.

— Этот «Лунный цирк» упоминал управляющий убитого Касла, — задумчиво проговорила чародейка, — имеет смысл сходить туда и поглядеть, кто отбивал зрителей театра-варьете.

— Отлично, будем совмещать приятное с полезным.

Коррехидор выехал с королевской стоянки, обогнал карету и повёл магомобиль к самому популярному кафе столицы. Чародейка утолила голод (благо в «Грёзах» подавали и горячие блюда) и теперь с удовольствием пила шоколад с огромной шапкой взбитых сливок. Никаких знакомых коррехидора не этот раз они не встретили, поэтому опасениям чародейки по поводу нежелательных встреч и неуместных поздравлений не суждено было сбыться.

Представление в «Лунном цирке» начиналось в семь часов вечера. Здание, выходившее фасадом на Сквер духовных размышлений с замёрзшим прудом и плакучими ивами, было украшено магическими огнями, и афиши обещали жителям столицы запоминающееся представление, в коем артисты покажут настоящие чудеса бесстрашия и длительных тренировок.

В центре большого плаката, выгодно подсвеченного с боков и сверху, на зрителей взирала красивая девушка в несколько фривольном наряде, позволяющим вдоволь налюбоваться на высокую грудь. На переднем плане вспыхивали буквы: «Любовь жреца». При помощи лёгкого налёта магии буквы периодически темнели и покрывались зловещими багровыми отсветами свежепролитой крови.

— Как бы не низкопробное слёзовыжимательное зрелище, — заметила чародейка, бросив взгляд на афишу, — в котором слово «цирк» принуждено объяснить минимальный набор одежды артистов.

— Не попробуем, не узнаем, — усмехнулся Вилохэд, — прошу, — он распахнул перед спутницей массивную дверь.

В холле царило оживление. С младшим сыном Дубового клана здоровались многие, дамы с интересом разглядывали нарядную чародейку, которой не оставалось ничего иного, как высоко поднять подбородок и, вспомнив недавний опыт Оккунари, отвечать на приветствия незнакомых ей людей с невозмутимым спокойствием.

Здание, построенное в континентальном стиле, поражало воображение своей помпезностью: тут наблюдалась и лепнина под потолком, и хрустальная люстра на кованных цепях, и бархатные скамеечки вдоль стен. Почтеннейшая публика прохаживалась взад-вперёд, любуясь оправленными в деревянные рамы акварелями на рисовой бумаге с горными пейзажами в разное время года и иллюстрированными стихами великих поэтов.

— Прекрасный буфет, просто прекрасный, — громко восхищался полноватый мужчина в едва сходящейся на обширной груди одежде, — свежайшая рыба, выпечка буквально тает во рту. А вино! Редко где встретишь такое вино.

— Слышали? — прошептал коррехидор, беря Рику под руку, — если проголодаемся, в перерыве вполне можем посетить буфет.

— Мне хватило «Дома шоколадных грёз», — заметила девушка, — боюсь, сегодня не буду в глазах тётушки Михо такой же хорошей девочкой, как вчера. Я ведь пропустила обед и ужинать, скорее всего, тоже не стану.

— Оригинальный метод оценки человека, — засмеялся Вилохэд, — хотя моя няня рассуждала точно также. У неё можно было легко получить прощенье за любой проступок, хватало заявления, будто очень-очень хочется кушать. Няня расплывалась в широкой улыбке, и она начинала суетиться, чтобы получше накормить «голодного мальчика».

Им достались самые лучшие места: на возвышении, отделённые широким проходом от остального партера, в середине большого зала. Свет медленно погас, а оркестр заиграл печальную музыку. Занавес разошёлся, открывая взорам зрителей декорации храма на фоне далёких заснеженных гор. Сбоку на сцену вышел артист в белой маске и белых же одеждах до самого пола, не позволявших сразу определить телосложение и пол. Он поднял руку, и музыка зазвучала тише, приглушённее.

— О боги, — голос оказался сочным, мужским, необыкновенно звучным, проникающим в самое сердце, — видали ли вы служителя боле ревностного, более преданного, нежели монах храма Багрового Солнца?

В прорезях маски сверкали глаза.

— Вентро был скромным и добропорядочным юношей, — продолжал рассказчик, — и своему служению божеству он отдавал всё своё время и силы.

На сцене появился молодой человек в жреческих одеждах, его волосы, длиною до пояса схватывала алая лента, концы которой трепетали на лёгком ветерке, что создавали невидимые для зрителей помощники из-за кулис. Юноша запел свою арию. В ней он вопрошал всеблагое светило, почему оно отвернуло от него свой лик, в чём причина одиночества и оставленности, которые поселились в его сердце.

Пение было необыкновенным: голос взлетал к высоким нотам, а потом безо всякого перехода опускался к низким грудным руладам. На печальное пение откликнулось божество: луч магического прожектора выхватил на высокой трапеции величественную фигуру в одеждах, отливающих красным закатным золотом. Это был бог Солнца. Рика напрягла зрение и рассмотрела мужчину высокого роста с обнажёнными мускулистыми руками. Длинные алые пряди парика под сверкающей короной не позволяли рассмотреть черты лица, в нём выделялся массивный нос и долгая борода.

Голос артиста был под стать роли и образу: низкий хрипловатый бас. Божество гневалось на своего служителя, поскольку он служит самой жизни, а сам избегает любви. Ведь жизнь даёт именно любовь, и жрецу необходимо в полной мере познать это чувство.

В ответной арии жрец возражал, будто не желает осквернять свои душу и тело низкой любовью к земной женщине, он желал любви только сверхъестественного существа, ибо лишь такая любовь не будет грехопадением. Солнце в ответ разгневалось и вопросило: готов ли жалкий служитель испытать свою веру?

С заднего ряда донеслось недовольное ворчание. Вполголоса возмущался толстяк, которого привёл в восторг буфет «Лунного цирка».

— Это просто нудная опера, — произнёс он так, чтобы слышали все окружающие, — типичное наглое надувательство!

— Тише, — шикнула на него жена, — не позорьтесь.

— Пускай стыдно будет тем, кто вместо захватывающего дух представления на грани жизни и смерти впаривает доверчивым зрителям нудную оперу. Стоят певцы на сцене или раскачиваются под потолком — всё одно, скука смертная.

— Твоё испытание будет болезненным, — вскричал тем временем бог Солнца, простирая руки в сторону юноши, — священный огонь сожжёт дотла твоё неверие, малодушие, слабость. Готов ли ты?

— Я готов, — последовал негромкий ответ, — испытай же меня, о тот, кому я собираюсь отдать всю свою жизнь без остатка!

— Ну вот, — не унимался толстяк, — сейчас они примутся петь дуэтом!

Но вместо ожидаемого дуэта раздалась бравурная музыка, свет на сцене погас, оставив лишь небольшой пятачок вокруг жреца. Наверху на трапеции внезапно вспыхнуло пламя, оно горело прямо в ладонях артиста изображающего солнечного бога. Он размахнулся и метнул пламя вниз. Огонь растекся длинной огненной струёй, охватив в мгновение ока фигуру жреца. Тяжёлые длинные одежды на нём вспыхнули, взметнув к потолку мириады искр. Горело всё — ткань, длинные шелковистые волосы, алая лента. Зрелище было настолько завораживающе жестоким, что зал ахнул в едином порыве.

— Я верую, боль ничто для меня! — спокойно проговорил горящий человек.

Самое удивительное при этом было то, что зрители ощущали настоящий жар, исходящий от него, явственный запах сгоревшей ткани и волос лез в нос, но пламя, казалось, только облизывало совершенное тело красивого молодого человека.

Бог смеялся грубым громким смехом, оркестр буквально гремел. Рика обернулась назад, чтобы поглядеть, доволен ли придирчивый зритель сказочным зрелищем. Толстяк от избытка чувств сжал зубами собственный кулак. Удовлетворённая чародейка отвернулась.

— Магия? — негромко поинтересовался Вил.

— Нет, — покачала головой Рика, — я не чувствую волшебства. Скорее фокусы, хотя, спору нет, очень качественные фокусы.

Когда пламя угасло, на юноше к разочарованию прекрасной половины публике оказалась узкая набедренная повязка, а роскошная грива осталась не тронутой, сгорела только алая ленточка.

Герой возгордился и возомнил себя избранным, неизвестно откуда извлёк яркое одеяние, окутавшее совершенное тело атлета. После этого свет погас, на смену алого заходящего солнца пришла полная луна, и магический прожектор выхватил из тьмы пару влюблённых. Ангельски красивая девушка (Рина сразу же узнала артистку с афиши) обнимала юношу, как две капли воды похожего на жреца из предыдущего представления. Чародейка не поняла, был ли это тот же самый парень или его брат-близнец. Влюблённые под трогательную музыку проделывали головокружительные акробатические трюки, которые из-за грамотно поставленного освещения казались парением, и белоснежные одежды не скрывали, а в самом выгодном свете показывали тела артистов. Струящиеся лёгкие ткани порхали, как птичьи крылья. Гибкость и сила исполнителей просто поражала: прыжки были очень длинными, немыслимо опасными.

Вдруг Рика увидела жреца, притаившегося на самом краю сцены, это убедило чародейку, что её догадка о близнецах верна. Свет на нём разгорался ярче, он позволил разглядеть маску, искажённого злобой и похотью лица.

Музыка резко сменила свой темп, раздались громкие аккорды, и неожиданно ставший хриплым голос жреца запел о любви. Любовь эта была испепеляюще-болезненной, греховной и всепоглощающей. Жрец полюбил девушку, что белой птицей парила под потолком, держась за трапецию зубами.

— Или я плохо вижу, — заметил, наклонившись к чародейке Вилохэд, — либо у актёров напрочь отсутствует страховка.

— По части зрения я тоже не очень, — прошептала в ответ Рика, — посему мнения по данному вопросу не имею вовсе.

Жрец огненным выстрелом пережёг верёвку, и девушка полетела вниз, красиво раскинув свои руки- крылья. Она была поймана в объятия сгорающим от любви жрецом. Последовал каскад трюков, долженствующий показать неприятие героиней любовных томлений нового кавалера. Вокальный дуэт был поистине прекрасен: хрипловатому сочному баритону мужчины вторили рулады искрящегося сопрано. Но самым удивительным была способность артистов не сбивать дыхания во время представления. Дальше сюжет показал тщетность попыток главного героя добиться взаимности. Он для начала сковал льдом соперника. Фокус с небольшим количеством магии (второго близнеца облили водой и заморозили в ледяном коконе, откуда он выбрался, разбив лёд мощным ударом кулака. Тогда хитрый жрец выкатил на сцену огромный аквариум, в котором плескались небольшие акулы. С дьявольским хохотом несчастный возлюбленный быт отправлен туда с музыкальным пожеланием сгинуть в желудках опасных рыбин. Парня обездвижили наручниками, от коих шла длинная цепь, опутывающая ноги, и кинули в воду. Зрители ахнули, видя, как акулы ринулись на жертву.

— Удивляюсь, как рядовым обывателям нравятся порой жестокие зрелища, — проговорил Вил, наблюдая, как влюблённый пытается уворачиваться от острых зубов акул, — не знаю, чего больше в этом интересе: надежды, что парень выйдет живым и здоровым из дьявольского аквариума, или же, желания лицезреть, как его растерзают на куски.

— Мне кажется, большинство отлично понимает, что мы смотрим представление. Хорошо продуманное, прекрасно поставленное и при этом безопасное представление, — ответила чародейка, — вряд ли они хотели бы увидеть настоящую экзекуцию хищными рыбами.

Тем временем на сцене жрецу удалось-таки извести влюблённого, сумевшего выбраться из аквариума. Он напустил на несчастного множество змей, которые буквально оплели тело жертвы. Прощальная ария рассказала, какие муки испытывает ужаленный змеёй, как тяжко ему покидать земной мир и терять свою любовь. На последних аккордах грустной мелодии парень схватился за грудь и упал на сцену.

Сверху белой птицей спрыгнула с трапеции девушка. Пока всё внимание зрителей было поглощено событиями внизу, она беспрепятственно поднялась на трапецию, и теперь её немыслимый прыжок заставил некоторых, особенно чувствительных, зрителей вскрикнуть. Соседка Рики даже лицо закрыла руками.

Но героиня благополучно приземлилась, изящно припав на одно колено. После чего бросилась оплакивать возлюбленного. Жрец грубо оттащил её прочь, заявив, что с этой минуты она принадлежит ему, и получил решительный отказ. Ни посулы мыслимых и немыслимых благ, ни угрозы, ни мольбы не помогли жрецу. Его отвергали раз за разом.

Тогда он решил добиться своего, подвергнув несчастную жестокой пытке: на сцене установили огромное колесо, утыканное острейшими лезвиями. Колесо вращалось внутри сетки, целью которой было не позволить жертве ускользнуть. Жрец грубо сорвал с девушки одежду, оставив крошечные обрывки, едва прикрывающие наготу, втолкнул в колесо и, торжествуя, опустил с двух сторон сетку. Бедняжка еле стояла на крошечном пятачке свободном от лезвий.

— Ты предпочтёшь умереть в мучениях, нежели принять любовь, избранного самим Багровым Солнцем? — пафосно вопросил жрец, сжимая в руке факел. Им он намеривался пережечь толстую лохматую верёвку, что удерживала колесо на месте.

К слову, пред тем, как приступить к экзекуции, жрец продемонстрировал зрителям работу устройства: во внутрь колеса он поместил большую тыкву. Когда колесо пришло в движение, клинки со звоном вылетали из гнёзд и втыкались в тыкву так, что через несколько минут она стала напоминать ежа.

После того, как прекрасная влюблённая девушка покачала головой, отвергая домогательства избранного, тот поднёс-таки факел и пережёг верёвку. Колесо начало медленно поворачиваться. Металлический звук заставил зрителей затаить дыхание, он означал, что пружины пыточного колеса готовы распрямиться и послать лезвия в беззащитную прекрасную плоть. Взмах рук, прыжок, сальто, и вылетевшие кинжалы ударились о защитную сетку, не причинив девушке никакого вреда. Чем быстрее вращалось колесо, тем головокружительнее становились немыслимые прыжки и увороты в замкнутом пространстве, а артистка, казалось, не испытывает усталости. Только пряди светлых волос лентой следовали за совершенным тренированным телом.

— Мне кажется, — сказала чародейка, — это просто фокус. Скорее всего, в тыкву втыкались настоящие клинки, а сейчас мы наблюдаем хорошо выполненную иллюзию. Не зря же свет мигает, колесо крутится в быстром темпе, не позволяя сфокусироваться на моменте вылета лезвий.

— Соглашусь в вами, но номер впечатляет, — Вил чуть наклонился, и Рика почувствовала аромат знакомого одеколона с запахом свежескошенной травы, — звуки ударов лезвий о колесо и сетку смешиваются с музыкой, что маскирует их источник. Думаю, звякают где-то за кулисами.

Когда девушке удалось счастливо избегнуть колеса, жрец просто проткнул её длинным ритуальным мечом. Крови, естественно не пролилось ни капли, актриса, держась за выступающую между грудей рукоять оружия, спела прощальную арию и рухнула на сцену.

Тут в дело вступило красноволосое божество, грозную фигуру которого из темноты выхватил прожектор. Его ария в сочетании с акробатикой под самым потолком обвиняла избранного в том, что его любовь вместо того, чтобы породить новую жизнь, посеяла лишь смерть, что столь жестокий человек недостоин титула избранного, после чего божество повторило испытание огнём. Вновь вспыхнуло пламя, сгорели в очередной раз одежды и лента для волос. Сам жрец снова остался в набедренной повязке.

Он согнулся невозможным образом, изображая сильнейшие муки. Казалось, его суставы сгибаются произвольным образом, конечности выворачиваются и сплетаются. В конце концов всё его тело стало напоминать ужасный противоестественный узел. При этом артист продолжал петь о своих ошибках, нечеловеческой гордости, что застила ему глаза и поразила ум. Он раскаивался и молил о прощении.

Божество вторило ему контрапунктом. В итоге жрец почил, а сила Багрового солнца воскресила влюблённых юношу и девушку, ставших новыми жрецами в храме. Одеяние актрисы, широкое и свободное, целомудренно прикрывало округлившийся живот, в котором зарождалась новая жизнь. Дождь из лепестков цветов просыпался на них во время финального дуэта.

Зал взорвался аплодисментами. Некоторые, особенно чувствительные особы женского пола, утирали слёзы, мужчины тоже были довольны. Возможно, душещипательная история любви и не затронула их сердца, зато трюки и женская нагота доставили немало удовольствия.

После овации и поклонов занавес опять был опущен, а магические светильники в зале начали потихонечку разгораться всё ярче и ярче.

— Действительно, — сказала Рика, пока они медленно продвигались к выходу, увлекаемые за собой толпой, — представление не то, чтобы отличалось высокой художественностью, но я понимаю, почему зал не пустует. Покойному господину Каслу сложно было противостоять такому удачному сочетанию, как трюки и пение.

— Да, согласился коррехидор, — пели достойно. И голоса, и сама музыка, и оркестр — всё на высоте. Особенно мне понравился голос жреца. Редкое случай, когда хрипотца идёт лишь на пользу, добавляя выразительности.

— А что скажете насчёт солистки? — чародейка вытянула шею, прикидывая в какую из дверей быстрее удастся выйти.

— Её я толком не разглядел, — последовал ответ, — фигура, конечно, заставляет трепетать сердце любого мужчины, а больше ничего сказать не могу. Сопрано неплохое, но чутья на мой взгляд не хватало. Акценты в пении бедноваты.

Наконец, они вышли в холл и встали в хвост долгой очереди в гардероб. Там три хорошеньких сотрудницы суетились, выдавая зрителям верхнюю одежду. Возле гардероба стоял осанистый пожилой мужчина в парадном сюртуке с белоснежной хризантемой в петлице. Он носил небольшую бородку по заморской моде, а его густые слегка вьющиеся волосы уже основательно тронула седина.

— Господин Рэйнольдс, ваше представление божественно, просто божественно, — восклицала женщина, рядом с которой, потупив глаза, стояла взрослая дочь, — нет сил сдержать восхищение! До слёз, до мурашек, до самого сердца! Вы просто волшебник, господин Рэйнольдс, самый настоящий волшебник, властвующий над душами и чувствами зрителей.

— Польщён, — чуть поклонился владелец цирка, — тронут и весьма благодарен за столь высокую оценку моего скромного труда, — тут чародейка заметила, что он опирается на элегантную трость с оголовьем в виде оскаленной морды борзой собаки, — всегда рад видеть вас снова.

Толпа унесла женщину прочь. Владелец «Лунного цирка» не без удовольствия оглядывал переговаривающихся людей, явно впечатление от спектакля его устраивало. Взгляд светло-карих глаз из-под поседевших бровей выхватил высокую фигуру четвёртого сына Дубового клана. Рэйнольдс подошёл к ним и поклонился:

— Ваше сиятельство, — последовал ещё один почтительный поклон, — я счастлив видеть у себя представителя одного из самых влиятельных древесных кланов Артании. Сожалею, что здание, которое мы снимаем, несколько не приспособлено для столь уважаемых гостей. Нет лож, и потолок низковат. Скоро, я надеюсь, мы переберёмся в более подобающее место, и тогда вы сможете в полной мере оценить и другие наши постановки.

— Возможно, — ответил Вилохэд, мгновенно приобретая вид пресыщенного отпрыска аристократического рода, — весьма возможно.

— Передайте вашему уважаемому батюшке мои самые нижайшие извинения за неудобства, которые вынуждены по моей вине терпеть представители Дубового клана, — проговорил владелец цирка уже почти им вслед.

— Наконец-то, — вздохнул коррехидор, когда они оказались на улице, — больше всего я ненавижу долгие очереди, чтобы получить назад своё пальто. Почему не придумают отдельный гардероб для древесно-рождённых? Впрочем, когда будет готова ложа, раздеваться можно будет прямо там.

— Не думаю, что захочу ещё раз смотреть всё это, — Рика выразительно взглянула на освещённую афишу. Мешанина оперы и цирка мне не по душе. Лучше уж по отдельности. Да и пьеса слабовата.

— А что скажете по поводу хозяина? По-моему, весьма импозантный тип.

— Я почему-то считала, что подобными увеселениями занимаются люди помоложе. Господину Рэйнольдсу лет семьдесят. Хотя держится он хорошо. Вы заметили, какая у него осанка?

Вилохэд ответил, что как раз на осанку внимания не обратил.

— Совершенно прямая спина, — разъяснила чародейка, — такое бывает у бывших военных, танцоров, циркачей и любителей спортивных упражнений. Не удивлюсь, что господин Рэйнольдс начинал с самых низов, если до столь почтенного возраста сумел сохранить идеальную фигуру.

Вил предложил посидеть ещё в каком-нибудь ресторанчике, но Эрика отказалась.

— Завтра на работу, — сказала она, — вспомните приказ его величества. Нужно пораньше лечь спать, чтобы завтра с новыми силами взяться за расследование. Не хочу чувствовать себя бесполезной дурой на следующем докладе.

Коррехидор хотел было что-то возразить, но сдержался, проводил чародейку до самых ворот, галантно поцеловал ручку и пожелал спокойной ночи. Рика медленно пошла к дому, слыша за спиной звук отъезжающего магомобиля. Она обдумывала, как лучше объяснить вездесущей тётке свое отсутствие в течение целого воскресного дня.