Сначала жизнь. История некроманта

Эпилог

Стук-стук, стук-стук… мерный перестук копыт в предрассветной тишине далеко разносился по округе. Воздух, несмотря на раннюю весну, за ночь остыл настолько, что обжигал ноздри. Всадник, ехавший по дороге, время от времени поправлял капюшон, посильнее натягивая его на голову, и тут же снова прятал руки под плащ. Плащ у него был черный, под цвет лошади, и в темноте они представляли единое целое, эдакого ожившего кентавра из старых сказок.

Но звезды над их головой постепенно бледнели, а небо светлело, и становилось заметно, что всадник сидел на лошади, сильно наклонившись вперед, сгорбившись, как замерзший или очень уставший человек, чего сказочный кентавр, конечно, делать бы не стал.

Дорога за ночь заметно подмерзла, и ехать было проще, чем днем, когда дорога превращалась в грязевое болото. Но не было заметно, чтобы всадник спешил. С такой скоростью он бы вполне мог передвигаться и днем, объезжая все лужи, но почему-то предпочел ночь.

Небо на востоке стало светлеть, когда, поднявшись на очередной холм, всадник увидел справа от дороги небольшую деревушку. Достал карту и чиркнул огнивом, зажигая карманный светильник. Несколько мгновений вглядывался в изрядно помятый листок, потом удовлетворенно спрятал его обратно в карман.

— Кобылий Яр, — тихо сказал он самому себе. — Почти на месте.

Погасил светильник и засунул его в свисавшую с седла сумку. Похлопал по шее коня. Вздохнул.

— Ну что, Ворон, пошли? Немного осталось….

Конь недовольно фыркнул и потряс головой.

— Не хочешь? — по-своему понял его действия всадник. — И я не хочу. Но надо.

Он снова похлопал коня по шее.

— Хорошо тебе, животное, каким родился, таким и умрешь. Черный, значит, черный. А я? Вот кто я теперь, а?

Тось проснулся от стука в окно. Выругавшись на тему: ну кого там еще принесло, мало им, что ли вчера, болтовни было? Почти до полуночи обсуждали, что и где сеять, чтобы следующей зимой с голоду не подохнуть. Чуть не передрались.

Он нехотя поднялся с кровати и пошел открывать, щурясь на яркое весеннее солнце, неприлично щедро швыряющее в окна свои лучи. Нет, ну надо же так светить с утра, аж глазам больно.

Повторившийся стук заставил поторопиться.

— Да иду, иду!…

Он взялся за заледеневшую за ночь щеколду, отодвинул засов и распахнул дверь:

— Ну чего еще?….

И замер, глядя на стоявшего на пороге гостя.

Темная, почти черная кожа, белые волосы и красные, нет, скорее, рубиновые глаза.

Длинные уши.

Эльф? Темный эльф?

Здесь? Откуда?

— Ну, здравствуй… Тось! — прервал затянувшееся молчание гость.

Тось выдохнул сквозь зубы. Если бы не голос, он бы никогда его не узнал.

— Господин Амати! Какими судьбами?

Тот только усмехнулся.

— Пустишь?

Все еще ошарашенный Тось поколебался мгновение, и за это мгновение на лице эльфа мелькнуло такое выражение, что бывший некромант понял, что пустить надо. Он сделал шаг в сторону.

— Проходите!

Тот спокойно прошел мимо бывшего некроманта, заодно оглядывая дом. Тося это сначала несколько смутило, поскольку гордиться в этом смысле ему было особенно нечем. Дом, в который он заселился после отъезда хозяев, был, конечно, крепкий и довольно большой, но что касается порядка и уюта…. В общем, с этим были большие проблемы.

— Чаем напоишь? — не оборачиваясь, спросил эльф.

— А? Чаем? Да, конечно, — Тось отчего-то еще больше смутился. — Тогда надо туда, на кухню.

Через четверть часа они уже сидели за столом, разливая чай в тяжелые глиняные кружки с отбитыми краями, оставшиеся после прежних хозяев. Собственными кружками Тось еще не разжился. Предложить гостю из еды кроме хлеба с маслом тоже было нечего, но здесь Тось уже разозлился на себя за то, что ему не все равно, какое впечатление он производит на Мириного приемного отца, и потому пластал домашний каравай уверенными короткими движениями человека, которому все нипочем.

Впрочем, гостя столь скромный завтрак, похоже, не смутил, он спокойно и сосредоточенно жевал деревенский хлеб, запивая чаем, и изредка бросал взгляды на хозяина дома.

— Ну как ты здесь живешь? — спросил он, когда Тось закончил с нарезкой и уселся напротив него. — Вижу, устроился на новом месте.

— Да уж, на новом, — криво усмехнулся Тось. — Дом только другой, а место… еще помнит меня!

Эльф понимающе глянул на него.

— Тяжело было проклятие снять?

— Да нет, не особо. Труднее было понять, что делать. А снять… Раз и готово! — Тось немного помолчал и снова усмехнулся. — Тяжело было потом, когда увидел, как здесь все стало. Когда народ из щелей полез, думал, кони двину…. Я же не знал, что они тут так… из-за меня…

Эльф внимательно посмотрел на него.

— Знал бы, раньше пришел?

Тось отвернулся и пожал плечами.

— Не знаю. Если бы узнал, когда учился в университете, то, наверное, пришел бы. Потихоньку, чтобы не знал никто. Я бы не поверил, что меня просто так отпустят, после всего. Но сначала, конечно, узнал бы, как проклятия снимаются. А вот когда уже у себя в Черных Прудах жил, то вряд ли. Я тогда злой был, как не знаю кто, мне на всех плевать было. Тогда бы точно не пришел.

Эльф коротко взглянул на него, но развивать тему не стал.

— А сейчас здесь как? Жизнь налаживается?

— Да как сказать, — пожал плечами Тось. — Половина деревни сразу уехала, как только поняли, что их тут ничего не держит. Половина осталась, но такие, которым либо уже все равно, либо смысла нет. Ну, там, бабы с детьми или старики, которые на ладан дышат. Деньги у меня есть, конечно, и довольно много, да и продовольствие нам еще поставляют, обещают кормить до осени, до урожая, то есть. Но этот урожай, его еще вырастить надо. А с кем его тут растить? Нормальных мужиков раз-два и обчелся. Хорошо, хоть литераторы за мной увязались. Они хоть и белоручки, но все же оборотни, а значит, сильные, работать смогут. Но все равно, не знаю, как выкручиваться будем.

— Ясно, — эльф отхлебнул чай из кружки. — Литераторы с тобой, значит…. А к тебе тут как сейчас относятся? Проклинают или?….

— Или! — невесело усмехнулся Тось. — Те, которые проклинали, уехали. Остались те, которые говорят, что я их спаситель. Они меня старостой выбрали, представляете?

Эльф поперхнулся чаем.

— Кем? Тебя?!!

— Вот и я так сначала реагировал! А потом ничего, отошел.

Эльф потрясенно покачал головой.

— И что теперь делать будешь?

— Ну, — Тось отвел глаза в сторону, — сам натворил дел, сам буду исправлять.

— Странно… — эльф вздохнул.

— Что?

— Ты же ненавидел свою деревню, а теперь спасаешь. С чего бы это?

Тось бросил на него злой взгляд.

— Вам не понять.

— А ты попробуй объяснить.

Тось глянул на него волком, но потом будто что-то вспомнил и отвел глаза.

— Хотя, кому понять, как не вам? Это из-за Миры…

Эльф будто застыл.

— Из-за?….

— Ну да, из-за Миры, — Тось отвернулся и с тоской посмотрел в окно. — Вы, небось, до сих пор думаете, что я нелюдь какая-то и человеческих чувств у меня совсем нет. А мне так тошно, что ее рядом нет, что иногда волком выть хочется. Это мне нужно было умереть, а не ей. Она добрая была, и столько хорошего делала, а я?… Разве я стою того, чтобы такая, как она, отдавала жизнь за такого, как я?! Я же только злобился всю жизнь, а в конце вообще с катушек слетел…. Нет, я не думаю, что я один во всем виноват, окружающие тоже вели себя, как сволочи, но все равно…. Прав был этот, ну, который отражение. Он вообще-то дурак, но в этом прав. Надо было навстречу людям хоть немного идти. Что толку обижаться и злобу копить? Разве этим что-то изменишь? — Тось немного помолчал и с явным усилием продолжил: — В общем, я решил, что в память о Мире хоть попробовать жить по-другому. Она мне жизнь вернула, хоть я и не просил. Самоубиться мне теперь — это все равно, что в лицо ей плюнуть. Я сначала хотел, а потом понял, что это неправильно. Может, богиня эта ваша подсказала, не знаю. Но я понял. Но ведь и так жить, как я раньше жил, это тоже…. Ну, стыдно, короче. Дара некромантского у меня теперь нет, так что оправдания не принимаются. И я решил хотя бы исправить то, что наделал…. А в общем, понимайте, как хотите!

Последнюю фразу Тось выдохнул уже со злостью, почувствовав, что оправдывается, и замолчал. Хотя рассказать мог бы еще многое. Например, о том, что всю жизнь думал, что его никто не любит и никогда не полюбит, а Мира своим поступком дала понять, что это не так. А когда понимаешь, что был на земле человек, который дорожил тобой настолько, что жизнь отдал, то…. В общем, такие чувства рождаются в душе, что жить по-прежнему не получается. Но это было слишком уж личное, так что, наверное, и лучше, что разозлился и не рассказал.

Эльф выслушал внимательно и ни словом, ни взглядом не дал понять, что не верит услышанному.

— И как же ты теперь планируешь жить? — спокойно уточнил господин Амати, отхлебывая чай.

— Да так же, как и раньше, — криво усмехнулся Тось, покачивая кружку в ладони, — как вы заметили, более добрым я не стал. Более умным и терпеливым тоже. Одного дара лишился, зато второй при мне. Тоже, если приложу, мало не покажется. В общем, что есть, то и мое. Буду с этим что-то делать. Пока здесь жизнь помогу наладить, а там видно будет. Может, уеду куда….

Они немного помолчали.

— Ладно, что мы все обо мне, да обо мне, — сказал Тось, вставая, чтобы налить чайник и снова поставить его на огонь. — Вы-то как? Как вас угораздило в темного превратиться? Когда я вас в Тирту знал, мне казалось, более светлого эльфа и земля не носила!

— Издеваешься? — беззлобно усмехнулся тот. — Ладно, издевайся, бывший некромант!

— Так все-таки, что случилось-то? — Тось снова уселся напротив эльфа.

Лицо эльфа исказила злобная гримаса.

— Неужели ты не слышал, что я убил собственного брата? Что я перерезал ему горло и заставил захлебнуться в собственной крови, а потом бил и бил кинжалом ему в сердце, пока меня не оттащили? И что я ранил несколько человек, которые пытались меня связать?

— Я слышал, что суд вас оправдал, — осторожно сказал Тось. — Говорили, что вы были в состоянии аффекта.

— Врут! — господин Амати улыбнулся настолько злобной улыбкой, что у Тося мурашки по спине побежали. — Я отлично сознавал, что делаю! Более того, ни секунды не раскаивался в том, что сделал, и никогда не буду раскаиваться. Дара я, конечно же, лишился еще в день убийства, но о нем тоже не жалею.

— А о чем вы жалеете? — еще осторожнее спросил Тось.

После этого вопроса эльф вдруг как-то сразу поник.

— О чем жалею? О том, что не понял, что происходило с Мирой, — после долгого молчания со стоном произнес он. — Что ввязался в эту историю с твоим убийством. Что был настолько глуп и самонадеян, что присвоил себе право решать, что есть хорошо, а что плохо…. Жалею, что позволил Мире совершить этот безрассудный поступок, что не остановил, не удержал…. Что так поздно понял, что….

Господин Амати замолчал, не договорив, и Тось не стал расспрашивать дальше. Наверное, это тоже было слишком личное, чтобы произносить вслух.

Но на этот раз эльф сам долго молчать не стал.

— Тебе интересно, как я стал темным? — вдруг вперил он в Тося горящий кровавым огнем взгляд. — А почему бы мне и не стать темным, а? Некоторых темных женщины и богини любят куда больше некоторых светлых, да?? Что молчишь, отвечай! Не слышу!

В руках его неожиданно блеснул кинжал.

Тось к собственному удивлению не испугался. Раньше бы обязательно испугался, а сейчас нет. Наоборот, с веселой бесшабашной злостью наклонился вперед, ближе к руке, державшей кинжал.

— Хотите меня убить, да? Так убивайте, я вам только спасибо скажу! Как подумаю, сколько мне в ближайшие годы пахать придется, так хоть самому ложись и помирай! От чего сбежал, к тому и вернулся, будто и не было этих лет! Ну, давайте, режьте, чего ждете!

Эльф, словно опомнившись, посмотрел на свой кинжал, потом на Тося, и медленно положил оружие на стол.

— Вот так и живу, — скорее себе, чем Тосю, сказал он. — И что дальше делать, не знаю.

Бывший некромант с удивлением обнаружил, что где-то даже понимает своего гостя, и о ужас, сочувствует ему.

— А вы к темным эльфам обращаться не пробовали? Может, они что подскажут? — осторожно посоветовал Тось.

Сам он советов, помнится, не любил, и непрошенных советчиков не жаловал. Невольно ожидал того же и от эльфа. Он же темный теперь. Как и сам Тось раньше. Хотя, какой, к демонам, из него сейчас светлый?!

— Пробовал, — усмехнулся господин Амати. — Бесполезно. У них свои игры. Матриархат, жертвы богине. Мне там не место, — он немного помолчал, крутя в руках кружку. — Мне теперь вообще нет места. Домой вернуться не могу. У людей делать нечего. У темных тоже… не мое. Полгода болтаюсь, как дерьмо в проруби. Вот к тебе приехал. Потом не знаю, куда. Позволишь хоть ненадолго остаться?

Тось пожал плечами.

— Да оставайтесь! Вон, полдеревни домов свободных, выбирайте, какой понравится. Если с севом поможете, вообще благодарен буду!

Господин Амати шумно вдохнул и выдохнул.

— Ладно, если ты не против, то останусь! А теперь, с твоего позволения, я хотел бы отдохнуть. Всю ночь ехал, устал, как собака. Выделишь мне лавку в своем доме, пока я не выберу свой?

— Там куча свободных комнат и даже с лавками, — Тось махнул рукой на дверь, вставая — идемте, провожу! Только на разносолы не надейтесь, готовлю сам, как умею!

На это господин Амати усмехнулся и хотел что-то ответить, но в этот момент в окошко постучали.

— Кого там еще нелегкая принесла? — недовольно заворчал Тось. — Вчера же все обсудили, опять что-то непонятно? Ладно, пойду гляну, что там у них…

Эльф, к своему удивлению, тоже ощутил прилив интереса к тому, что происходит, и направился следом за ним.

На улице Тося ждали литераторы, одетые как самые обыкновенные крестьяне.

— Доброго утречка, Ваше Темнейшество! — широко улыбаясь, поприветствовал его прозаик. — А у нас для вас сюрприз! Гляньте, кто к нам с обозом пожаловал!

Он сделал шаг в сторону, и за его спиной обнаружилась смущенно комкающая в руках платочек Цинька. Та самая Цинька, которую он благополучно отпустил в деревню после того, как продал свой «замок» в Черных Ключах. Еще и денег дал, помнится. Так что обижаться ей вроде не на что. Или есть?

— Ну, здравствуй, подруга, — сказал он, разглядывая свою бывшую служанку. Выглядела девка явно не очень, похудела, побледнела. Не кормили они там ее, что ли? — Ты какими судьбами здесь?

На эти слова, к огромному удивлению Тося, Цинька вдруг с воплем повалилась на колени и запричитала:

— Господин Тось, не гоните, семерки ради! Век за вас богов молить стану! Рабой вашей назовусь, только не гоните!

Тось стремительно слетел с крыльца, схватил девку за плечи и поднял с колен.

— Что случилось? Говори, быстро!

Та залепетала, захлебываясь слезами:

— Когда вы уехали, я домой вернулась, как вы и велели. Сначала все нормально было. А потом про меня сплетни пошли. Стали говорить, что я вашей полюбовницей была, когда у вас жила! Меня теперь все падшей считают, говорят, что я бесстыжая, гуляла, как хотела, а теперь честную из себя строю! Дядька Зборий меня из дома выгнал, говорит: пошла прочь, пропащая! Я всю зиму в нашем старом домике жила, что от родителей остался. За дровами в лес сама ходила, никто и хворостинкой не поделился. Еду, и ту мне продавали втридорога! А сейчас хоть на улицу не выходи, соседи пальцами тычут, бабы плюются, мужики гогочут, так и норовят ухватить! И деньги у меня кончились! Не гоните, господин Антосий, я что хотите для вас делать буду!

— Да чтоб вас!! — в сердцах выплюнул Тось.

И тут же захлопнул рот, увидев, как напряглись литераторы.

— Ладно, — выдохнул он через несколько мгновений и привлек к себе плачущую Циньку, обнимая. — Пусть живут, олухи! А ты не реви, останешься здесь, места хватит!

Цинька, всхлипнув, вдруг обхватила его за шею и поцеловала в обе щеки.

— Храни вас боги, господин Антосий! Храни вас боги! Я всегда знала, что вы добрый!!

И, смутившись, тут же отскочила от него и бочком, пряча глаза, но, тем не менее, уверенно, почти по-хозяйски, прошмыгнула мимо эльфа в дом.

Литераторы, переглянувшись, заухмылялись, господин Амати бросил на Тося странный взгляд, а Тось….

Тось почесал затылок и неожиданно для себя широко улыбнулся. Он чувствовал себя так, будто его окатило ранним утром росой с березы. Слегка ошалевшим, радостным и… живым. Боги знают, почему….

Конец.