Сначала жизнь. История некроманта

Глава 10.

«…. После тех безумных событий я не устаю благодарить богов, что все же уговорил Миру воспользоваться маячком. Страшно подумать, что было бы, не будь на ней этого простенького заклинания. Но, кстати, я, как и она, недоумеваю, почему он сработал так поздно? Ведь он реагирует на уровень сексуальной агрессии, направленный на защищаемый объект. Неужели этот зверь действительно не хотел совершать непотребства в отношении Миры и решился на него только в последний момент? Тогда как объяснить, что он заманил ее в дом? А все приготовления, заранее произведенные им в своем жилище? Меня мучают вопросы, на которые я не надеюсь получить ответа. Этот зверь сейчас находится в руках братьев-инквизиторов, а они не любят разглашать полученную в ходе допросов информацию. Все, что мне удалось выяснить по этому делу, я собрал сам, поговорив с теми из братьев, кто производил арест.

Разумеется, Мира ни о чем не догадывается, и я не стал бы рассказывать ей о своем расследовании, даже если бы моя дорогая дочь дала мне шанс поговорить с ней. К сожалению, отношения между нами после тех событий непоправимо испортились, о чем сердце мое скорбит ежечасно.

Когда я принес Миру домой, она, не подарив мне ни одного взгляда, молча прошла в свою комнату, легла в кровать и отвернулась к стене, продемонстрировав нежелание с кем-либо общаться. Мы с госпожой Каритой так и не смогли добиться от нее ни одного слова. Вот уже несколько дней, как девочка отказывается от еды и питья, и мне приходится вводить ее в особый транс для коматозных больных, чтобы хотя бы раз в день покормить и заставить выпить воды. Сердце мое разрывается от боли при виде того, как она тает, словно свечка.

Проклятый мальчишка! У него не получилось отнять ее тем мерзким способом, который он придумал, так он все равно отнимает ее сейчас! Наконец-то мне стало совершенно ясно, что таило в себе верное и преданное сердечко моей дорогой дочери, что мучило и подтачивало ее долгие годы. Моя милая девочка скрывала от всего мира, что ее названный брат был некромантом. Его дар не был выявлен вовремя, так же, как и дар моей дорогой дочери, но в отличие от нее, наделал много бед. Нет сомнений в том, что именно этот мальчишка поднял мать Миры, что подкосило душевное здоровье моей милой дочери и отправило ее умирать в сумасшедший дом. Проклятое отродье, сколько зла он причинил прекрасному невинному ребенку!

Но я не понимаю, не понимаю, не понимаю, почему Мира продолжает защищать его теперь? Почему чувствует себя виноватой перед ним? Ведь ее нынешнее поведение невозможно объяснить ничем, кроме чувства вины и желания защитить своего непутевого брата. Если бы она хотела наказать его, отдав в руки правосудия, она сейчас не лежала бы в своей кровати, молчаливая и неподвижная, а давала показания братьям-инквизиторам. И это было бы совершенно справедливо! Для любого здравомыслящего существа очевидно, что и тогда, и сейчас во всех бедах виноват только этот мальчишка-некромант и никто более!

Я в растерянности и не знаю, что делать. Разумеется, ни о каком отъезде теперь не может быть и речи. Я уже отправил письмо в Уннский университет с извинениями и обещанием любого угодного им сотрудничества в дальнейшем. Единственная моя надежда — наш верный друг господин Карлоний. Я уже договорился с ним о визитах к Мире, и завтра же он начнет с ней работать. Я молюсь всем богам, даже Хельфу, чей дар явился причиной ее болезни, чтобы лечение помогло, и моя дорогая дочь вернулась к нам такой же, как была прежде. Милосердные боги, да не оставьте ее….»

(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)

Тось уже несколько дней находился в тюрьме, и его каждый день водили на допросы. Удавку, вызывающую сон, сняли с его шеи вскоре после того, как привезли сюда, но вместо нее сразу надели другую, которая блокировала его дар. Тось в порядке эксперимента несколько раз пытался прикончить тюремщика, который приносил еду, но безуспешно. Снять плотный кожаный ремешок удавки без ножа не получалось, а взять нож было негде. Тюремщик приносил с собой только кулаки и плетку, да и попробуй одолей такого здоровяка. Тось без дара чувствовал себя слабым и беззащитным. Вдруг он понял, что с тех пор, как отправил на тот свет мужиков из своей деревни, всегда полагался на дар и ни разу не подумал о том, чтобы научиться защищаться самому.

Единственное, что он сделал для собственной защиты, это выучил законы. Но сколько Тось не прокручивал в голове азеренский уголовный кодекс, он так и не смог найти там для себя хоть какую-нибудь лазейку. Помочь ему остаться в живых могло только чистосердечное признание, а как раз признаваться Тось и не хотел. Надежды на то, что братья-инквизиторы не докопаются, кто из них с Зориком поднял деда Уникия, было мало, но все же она была. Ведь Зорик был свято уверен в том, что он все сделал сам, ну может с небольшой Тосевой помощью. Разумеется, Тось не надеялся, что компаньон будет его выгораживать (вот уж это вряд ли!). Надежда была скорее, на то, что братья-инквизиторы примут признания Зорика за чистую монету и не станут сильно трясти его, Тося.

Молодой некромант был согласен понести любое наказание за Миру, лишь бы не всплыло то, что он обладает Хельфовым даром. Потому что тогда непременно всплывет и то, как он обошелся с мужиками из своей деревни, а за это точно полагается смерть.

Не то, чтобы Тось боялся завершить свой земной путь. Глупо некроманту бояться смерти. Просто он привык бороться за жизнь и собирался побороться за нее и сейчас.

За дверью послышались тяжелые шаги, затем в замке заскрежетал ключ, и Тось зажмурился, чтобы привыкшие к кромешной тьме глаза не резал свет от свечи тюремщика. Но свет все равно больно ударил через закрытые веки, Тосю понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к нему и открыть глаза.

Пляшущий огонек заливал дрожащим светом его убогую камеру с потеками и плесенью на каменных стенах, толстого, похожего на кабана тюремщика и самого Тося, оборванного, побитого и дрожащего от холода. Скрючившись, чтобы не тревожить левый бок, по которому ему на прошлом допросе неудачно попали ногой, пленный некромант кое-как поднялся на ноги.

— Ну что, живой? — ухмылка на роже тюремщика была похожа на черную пропасть. — Пошли, братья ждут!

Тюремщик сделал шаг в сторону, давая узнику дорогу, и Тось, сжимая зубы, чтобы не застонать от боли в ступне, которую ему на прошлом допросе чуть не раздавили ножкой от стула, пошел к дверям. Все, как всегда. Хотя по его подсчетам прошло не слишком много времени, ему казалось, что он здесь уже целую вечность. Он понятия не имел, какое сегодня число. Время в его камере определить было невозможно, поскольку в ней не было ни одного окна. Даже сейчас Тось не представлял, день на улице или ночь. В коридорах, в которых строители тоже поскупились на окна, стояла вязкая, густая темнота, которую чуть-чуть распугивал огонек от свечи тюремщика. Тось не надеялся увидеть дневной свет и в допросной, где его избивали и изводили каверзными вопросами. Там окон тоже не было.

Тось споткнулся, неудачно подвернул больную ногу и чуть не свалился на пол. Рука тюремщика тут же схватила его за воротник, вздергивая вверх.

— Что больно? — насмешливо спросил голос за спиной Тося. — Ножка болит, да? Таких сволочей, как ты, надо на колбасу пускать. Чтоб неповадно было из дочек Ани шлюх делать!

Тось ничего не ответил. Изо всех постарался выпрямиться и пошел дальше. Он давно подозревал, что били его в основном из-за Миры. Хотя он сразу честно признался во всем, что с ней связано. И в том, что заманил, и в том, что хотел переспать. На глупейший вопрос — зачем? Отвечал: чтобы жениться. Ему не верили, но Тосю было плевать. Он и сам не знал, правда это или ложь. Единственное, в чем он был убежден, так это в том, что даже после этой некрасивой истории он Мире все равно небезразличен. Иначе она давно бы его утопила. А поскольку он еще жив, значит…. Тося даже начала мучить совесть за то, как он с ней поступил, а главное за последние слова, которые ей сказал.

Тут его грубо втолкнули в какое-то незнакомое помещение, и Тось перестал думать о Мире. Комната была не похожа на допросную, куда его приводили раньше. Она была гораздо больше, мрачнее, и вся заставлена непонятными механизмами.

— Заключенный доставлен! — бодро отрапортовал тюремщик нескольким фигурам в темных одеяниях, сидевшим за длинным столом у одной из стен.

Одна из фигур властным мановением сделала знак тюремщику, и он быстро вышел и закрыл за собой дверь. После этого все внимание присутствующих обратилось на Тося.

— Садитесь, подозреваемый! — выдержав небольшую паузу, приказал тот, кто отпустил тюремщика.

Подхромав к стоящему посреди комнаты одинокому стулу, Тось с облегчением опустился на него. Нога после того, как он ею споткнулся, разболелась зверски.

— Ваше имя? — спросил третий слева.

Всего их было семеро, но одеты они были одинаково, а лица у всех прикрыты капюшонами, и Тосю было казалось, что с ним разговаривают призраки. Он даже не знал, есть ли среди них те, кто допрашивал его раньше.

— Я уже называл, — ответил Тось, отказываясь отвечать на бессмысленные вопросы.

Сидящие за столом замерли.

— Ваше имя? — снова повторил третий слева.

Тось вздохнул. Такая история происходила каждый раз.

— Антосий.

— Откуда вы родом?

— Из Старицы, — привычно соврал Тось. Они с Денитием проезжали через это село. Там почти все население за несколько дней вымерло от неизвестной хвори. Тось видел, как на двух телегах вывозили выживших, в основном это были глубокие старики и малые дети.

— Это ложь, — спокойно сказал третий слева. — Мы проверили ваши слова. По утверждению выживших после чумы сельчан, у них не было никого с таким именем и приметами. Повторяю вопрос. Откуда вы родом?

У Тося по спине побежали мурашки.

— Из Старицы, — твердо произнес он. — Произошла ошибка, проверьте еще раз!

— Хорошо, — согласился третий слева. — Назовите имена своих родителей, мы наведем справки о них.

— Марий и Фелисия, — брякнул Тось первое, что пришло на ум. Мельком удивился, что в такой момент в памяти всплыло имя отцовской возлюбленной.

Третий слева взял со стола какую-то бумагу.

— Таких имен нет в списке, — спокойно произнес он. — Повторяю, вы лжете. Отвечайте правду. Откуда вы родом?

— Из Старицы, — с ненавистью ответил Тось. — Вы нарочно стараетесь меня запутать, чтобы я начал говорить неправду. Вы мне мстите за то, что я хотел переспать с дочерью Ани. Я давно это понял! Слушайте, я же во всем признался, чего вам еще надо? Хотите судить — судите, хотите отправить за решетку, на каторгу или куда там еще отправляют в таких случаях — отправляйте! Я даже сопротивляться не буду, сам знаю, что заслужил. Чего вы из меня душу вынимаете?

— Мы давали вам шанс во всем признаться, — сказал третий слева.

— В чем — во всем? — уже не сдерживаясь закричал Тось. — В том, о чем я понятия не имею?

Третий слева молча кивнул крайнему справа, и тот встал и подошел к темной нише в углу и за руку вывел оттуда деда Уникия. Старик выглядел очень бледно, весь в трупных пятнах, похоже, беднягу совсем не кормили.

— Где твой хозяин? — громко спросил поднятого крайний справа. Лицо деда Уникия, осветившись радостью, тут же повернулось к Тосю. — Иди к нему! — приказал голос из-под темного капюшона, и дед Уникий энергично направился к своему бывшему ученику.

Тось вскочил со стула, не обращая на боль в раздавленной ступне.

— И что? — истерически завопил он. — Что вы хотите этим сказать? Вы же командуете им, а не я!

— Мы хотим сказать только то, — третий слева спокойно посмотрел на Тося, — что если раньше мы еще сомневались, то теперь твердо уверены.

— Почему? В чем? — Тось решил бороться до конца.

Третий слева посмотрел на него с некоторым сочувствием.

— Уверены в том, что вы — нарушивший несколько законов некромант. А почему? Во-первых, потому, что вы много врете. А во-вторых, на вашего компаньона, господина Зория, этот зомби совершенно не реагировал в течение целой недели. Мы надеялись, что отреагирует, когда проголодается, но… ничего. А вот на вас он отреагировал мгновенно, хотя это и явилось для нас некоторым сюрпризом. Итак, я повторю вопрос, на котором мы остановились. Откуда вы родом?

— Да идите вы! — злобно сплюнул Тось. Пусть делают, что хотят, но признания они от него не дождутся. — И этого с собой заберите! — он начал отступать от надвигающегося на него деда Уникия. Запах от старикана шел такой, что с ног сшибало. — Пошел вон, придурок, не смей ко мне приближаться!

Дед остановился, грустно посмотрел на Тося и спросил голосом, полным скорби и обиды голосом:

— Зачем же ты так, внучек, то есть, хозяин? Они мне обещали, что ты меня покормишь….

Тось замер. Он совсем забыл, что из-за Миры запретил деду говорить, а любое обращение к поднятому, который находится под запретом, воспринимается тем как разрешение почесать языком. С тем кузнецом, дядькой Вахаром, ведь было то же самое!

Тось невольно оглянулся на семерку в темных балахонах. Те перешептывались и выглядели довольно ошарашенными. Вдруг двое из них встали и направились к Тосю, а третий слева поднялся со стула и объявил:

— Поскольку подозреваемый упорствует во лжи, данной мне властью я дозволяю использовать крайние методы допроса! Уведите зомби!

Отчаянно сопротивляющегося Тося подхватили под руки и потащили к одному из механизмов. Молодой некромант завыл в голос, наконец-то сообразив, что этот механизм есть ни что иное, как приспособление для пытки. Его кое-как уложили на какой-то топчан, привязали, затем засунули здоровую ногу Тося в похожую на сапог штуку и начали выворачивать. Тось взвыл теперь уже от боли. Именно в этот момент он окончательно понял, что ему конец. Наверное, от отчаяния его вдруг осенило.

— Мясо! — что есть мочи закричал он смирно стоявшему в сторонке деду Уникию, к которому направлялся один из инквизиторов, чтобы увести. — Вот эти, которые рядом со мной — мясо! Убей и ешь!!!

Дед сорвался с места так, как будто им выстрелили из пращи. С ревом, переходящим в голодное рычание, он набросился на одного из державших Тося инквизиторов и вцепился ему в горло. Тот заорал, но быстро смолк. Послышалось бульканье, которое тут же заглушило громкое чавканье.

— Дурак, сначала остальных убей, потом жри! — снова заорал Тось на непутевого поднятого.

Сам он ухитрился выпростать из веревок руку и выхватить у стоявшего рядом инквизитора, который уже плел какое-то заклинание против деда, висевший за поясом нож. Тот заметил, мигом забыл про заклинание и начал отбирать. Завязалась неравная борьба. Тось так не хотел отдавать нож, что чуть не отрезал себе пальцы, но инквизитор оказался сильнее. Конечно, его же не избивали последние несколько дней. В общем, в результате нож вонзился в Тосев больной бок, и, если бы не дед Уникий, набросившийся на инквизитора сзади, то жизнь молодого некроманта оборвалась бы в этот момент. К счастью, дед Уникий отвлек на себя все внимание, с диким воем разорвав очередное инквизиторское горло.

Оставшиеся инквизиторы на счастье молодого некроманта повели себя гораздо осторожнее своих товарищей. Они не стали бросаться на него, предпочтя заняться упокоением слишком активного зомби. Вытаскивая из раны нож, Тось краем глаза видел, как они бросали в деда Уникия заклинания от которых тот, по идее, должен был загореться, превратиться в глыбу льда, расплющиться в лепешку, растечься слизью и рассыпаться в прах. Правда, заклинания почему-то срабатывали довольно слабо. Дед Уникий отмахивался от файерболов, как от мух, чесался, как блохастый пес, от замораживающих заклинаний, но продолжал довольно успешно избегать упокоения от рук инквизиторов.

Наконец, Тосю удалось перепилить жесткую кожу удавки, она полетела на пол, а остальное было делом техники, которую Тось надеялся больше никогда в своей жизни не применять. Буквально через секунду все четверо оставшихся инквизиторов уже оседали на пол бесформенными серыми кучами.

— Хозяин, еда! — тут же радостно зачавкал дед Уникий, разрывая горло одному из трупов в сером балахоне. — Добрый хозяин! Столько еды!!!

Зажимая ладонью рану в боку, Тось со стоном вытащил ногу из железного сапога. Попробовал встать, но тут же с криком повалился на пол. Нога не действовала совершенно. Похоже, сломали. Тось готов был рыдать от отчаяния и боли. Надо срочно уходить, а он не в состоянии сделать ни шага. Сейчас сюда набегут оставшиеся инквизиторы и черноборцы, и им даже не придется его убивать. Достаточно запереть дверь, и он сам умрет. Можно даже не запирать, все равно один конец.

Ему нужно средство передвижения и прямо сейчас. Попробовать послать деда Уникия за лошадью?

Тось поднял голову, вытер рукавом слезы и посмотрел на поднятого им старика. Тот выглядел уже гораздо лучше, чем раньше.

— Эй, дед, — позвал его Тось, — подойди сюда!

Тот подошел. От смрада, который подошел вместе с ним, Тосю захотелось спрятаться под стол. Нет, его бесполезно посылать, от него все лошади разбегутся. Тось с сомнением посмотрел на валяющихся вокруг инквизиторов. Если бы не край, ему бы и в голову не пришло поднимать кого-нибудь из них, но сейчас…

— Ладно, — сказал себе Тось, с огромным усилием вставая на колени. — Посмотрим, чего вы стоите…

Разумеется, никого из инквизиторов он не знал настолько хорошо, чтобы поднимать их тем способом, каким он поднимал тетку Фелисию с дядькой Хродием. Однако еще на первом курсе Тось выучил заклинание, позволяющее проделывать это с совершенно незнакомыми людьми. Правда, для этого нужно было немного собственной крови, но уж чего-чего, а этого добра в данный момент было предостаточно — кровь ручьем лилась из Тосева живота.

С трудом сфокусировав взгляд на одном из лежащих перед ним тел, Тось сложил окровавленные ладони определенным образом и произнес слова заклинания. Занятый борьбой с неожиданно накатившей дурнотой, он пропустил момент, когда покойник зашевелился и, испуганно озираясь, уселся на полу. Его разорванное дедом Уникием горло стремительно зарастало.

— С добрым утром, — хрипло поприветствовал его Тось. — Ты теперь зомби. Если согласен мне служить, то скажи «да», если не согласен, можешь выматериться, и я тебя сразу упокою. Ну?

— …..! — с чувством произнес бывший инквизитор. Но тут же спохватился. — То есть, простите, хозяин, я согласен. Хоть вы и порядочная сволочь! Зачем было нас убивать?

— Не сволочнее тебя, — зло бросил Тось, поворачиваясь к следующему покойнику. — Зачем было меня пытать?

Второму поднятому инквизитору Тось задал тот же вопрос и получил примерно тот же ответ. Третий оказался то ли более хитрым, то ли более нерешительным и попросил время подумать. Тось великодушно разрешил и дал на это ровно пять минут до тех пор, пока он разберется с остальными трупами.

Четвертый, однако, преподнес ему небольшой сюрприз. Едва поднявшись, бывший инквизитор тут же начал возмущенно материться, что его подняли без его разрешения, проклинать коллег за то, что соглашаются работать на Хельфово отродье, и даже попытался с проклятьями наброситься на самого Тося. Тот, не будучи в настроении слушать всю эту галиматью, быстро пресек неповиновение, упокоив разошедшегося инквизитора одной короткой фразой.

Быстрота и легкость расправы произвели громадное впечатление на оставшихся поднятых, и третий быстро согласился работать на явно не склонного к сантиментам некроманта.

Надо было как можно быстрее уходить, и Тось решил больше никого не поднимать. Он отослал одного инквизитора искать лошадей с повозкой, а двоим велел нести себя к выходу, потому что самостоятельно идти не мог.

Снаружи их, впрочем, уже ждали. Тось успел подумать о том, что, наверное, из пыточной сильно несло пресловутым «запахом некроманта», раз встречать его собралось столько народу. Причем, народу далеко не простого, а вооруженного мечами, файерболами и прочими смертоносными штуками.

Тосю ничего не оставалось делать, как вышибать из них дух по одному. К его удивлению, несшие его инквизиторы быстро присоединились к этому благому начинанию, принявшись довольно успешно отправлять на тот свет своих бывших коллег, хотя Тось им этого и не приказывал. Они швырялись огненными шарами и разными убийственными заклинаниями с такой эффективностью, что у молодого некроманта даже выдалась свободная минутка для передышки, и в голове мелькнула шальная мысль: а не поднять ли ему прямо сейчас кое-кого из только что упокоенных? Похоже, из мертвых инквизиторов получаются неплохие бойцы, по крайней мере, смерть никак не влияет на их магические способности. Сказано — сделано. Вскоре за Тосем и несшими его инквизиторами выстроилась целая толпа из новоподнятых. Поскольку предоставить им возможность выбора, служить ему или отказаться, Тось хоть и считал очень важным делом (второй дядька Вахар ему был не нужен), но это могло подождать. И потому он просто скомандовал, чтобы они бежали за ним, зная, что прямого приказа никто не ослушается.

На улице его уже ждала карета, запряженная четверкой лошадей, откуда-то приведенная исполнительным зомби. Тось удивился, он никогда на таких не ездил и, честно говоря, предпочел бы обычную повозку, чтобы не привлекать внимания. Но выбирать не приходилось, и он кое-как забрался внутрь, заливая дорогую обивку кровью. Только успел сказать, чтобы везли его в деревню Черные Пруды, в тот самый дом колдуна, который они с Зориком все-таки успели купить, и отключился.

Пришел в себя Тось только на следующий день. Запоздало испугался, что за это время его могли сто раз убить, но потом огляделся вокруг и понял, что смерть пока откладывается. Потому что лежал он в натопленной избе на крепкой деревенской кровати. Сунув руку под одеяло, Тось нащупал повязку, прикрывающую рану на боку, и понял, что без знахарки дело не обошлось. И хотя в целом он чувствовал себя не слишком хорошо, у него отлегло от сердца. Вряд ли о нем так заботились, если бы хотели прикончить в ближайшем будущем.

Очень хотелось пить. Заметив возле изголовья табуретку со стоявшей на ней кружкой, Тось протянул руку за питьем. Очень удивился, заметив, что рука сильно дрожит. В этот момент за дверью послышались шаги, потом она распахнулась, и в комнату вошел один из давешних поднятых Тосем инквизиторов. Он молча шагнул к некроманту, схватил кружку и поднес к его губам.

— Пейте, хозяин.

Тось, полагая, что в состоянии напиться самостоятельно, взял у него кружку.

— Спасибо, — руки дрожали, но не настолько, чтобы расплескать питье. — Как тебя зовут? — Тось вспомнил, что вчера так и не удосужился познакомиться с поднятыми.

— Фаравий, хозяин, — вежливо отозвался зомби.

Поднеся кружку к губам, Тось обнаружил, что пить все-таки не может, потому что зубы у него стучат и вообще весь он трясется так же, как и его руки. Он удивленно посмотрел на зомби, тот молча взял у него кружку из рук и поднес к губам. Тось сделал несколько глотков и упал на подушку. Вся процедура отняла гораздо больше сил, чем он рассчитывал.

— Что со мной? — спросил он у поднятого, потому что спрашивать было больше не у кого.

— Вы больны, хозяин, — с плохо скрываемым огорчением сообщил тот. — Ваша рана воспалилась, и у вас жар. Кроме того, у вас трещины в ребрах и сломана нога. Мы привели к вам знахарку, она немножко подлатала вас и сняла боль, но дальше помогать отказалась. Боюсь, что из-за нас. Мы не слишком маскировались, когда пришли в деревню. Она быстро поняла, кто мы такие, и что вы наш хозяин. Мы бы разорвали ее на куски, если бы это принесло хоть какую-то пользу. Но вы же сами понимаете, что и один калека может привести осла к реке, но даже сотня воинов не заставит его пить.

Тось кивнул. Он лучше, чем кто-либо понимал, что невозможно заставить одаренного воспользоваться своим даром, если он не хочет. Особенно дочь Ани, которая считает, что защищает чью-то жизнь. Что ж, его положение оказалось несколько хуже, чем он предполагал.

— Почему ты еще здесь? — прямо спросил он возвышающегося над ним Фаравия. — Ты же бывший инквизитор. Ты знаешь, что в виде поднятого можешь существовать долго, если будешь соблюдать кое-какие правила. На твоем месте я был бы уже далеко отсюда. Зачем кому-то служить, если можно быть свободным?

Зомби покачал головой.

— Вы забыли об одной малости, хозяин. Я и остальные, возвращенные вами из долины смерти, при жизни были магами.

— Ну и что? — по мнению Тося, в таком случае они должны были бежать от него в два раза быстрее.

— Вы просто забыли, — успокаивающе произнес Фаравий. — В такой суматохе это простительно. Дело в том, что вы подняли почти два десятка личей.

— Что? — Тось даже привстал. — Личей? О, боги!

Он только сейчас вспомнил, что из поднятых магов действительно получаются личи — самые страшные, кровожадные и беспощадные создания из всех, что могут сотворить некроманты. О бедствиях, произошедших по вине распоясавшихся личей, много раз упоминалось в легендах.

— Я все равно не понимаю, почему вы не разбежались. И почему вообще согласились стать зомби. Вы же инквизиторы, должны все это ненавидеть, — глухо сказал Тось.

Фаравий нехорошо улыбнулся, но все равно терпеливо, словно ребенку, принялся объяснять.

— Это вы тоже должны были знать, хозяин. Поднятие действует на человека, как удар топором по голове. Как сжигание заживо. Как…. Я не знаю, как еще объяснить! Мир вдруг становится совсем другим. Пока этого не переживешь, не узнаешь, как будешь реагировать. Я сам от себя не ожидал, думаю, другие тоже. Но я не жалею. Смерть, она… страшнее, чем я думал. А что касается того, что не разбежались…. Нас знают и в лицо, и по возможностям. Мы же служили в инквизиции. Если мы разбежимся, нас быстро выловят по одному. Нам безопаснее находиться всем вместе и рядом с вами. Только так у нас есть шанс остаться в… остаться существовать.

— Сколько вас? — Тось понял, что, по всей видимости, теперь ему придется заниматься еще и этой оравой. Кормить там, отдавать приказы и боги знают, что еще.

— Восемнадцать. И ваш дед.

— Понятно. Все согласны мне служить? — в глубине души Тось надеялся немного сократить их число. Святая семерка, на кой ему сейчас два десятка личей? Самому бы ноги унести.

Фаравий нехорошо осклабился.

— С теми, кто отказался служить, мы уже разобрались сами. Остались только те, которые не против.

Тось прикрыл глаза.

— Ну что ж…. хорошо. Где они сейчас?

— Пытаются отремонтировать ваш дом. Эту избушку мы… гм, арендовали на время.

— Дом? — не понял Тось. — Какой дом? Зачем? Нам же надо уходить!

— Уходить? — в свою очередь удивился зомби. — Куда? Сейчас здесь самое безопасное место. А когда восстановим дом и возведем укрепления, сможем справиться даже с небольшой армией. Вы выбрали очень удобное место, хозяин. Дом на пригорке, рядом река, опять же деревня….

— Что ты несешь? Какое место? С какой армией? — разозлился Тось. — Нам надо как можно быстрее рвать когти, идиот!

— Нет, — преспокойно покачал головой зомби. — Нам как раз не нужно отсюда никуда уходить. Вы не понимаете, хозяин! Мы сейчас все находимся здесь. Мы — это все самые сильные боевые маги Тирту и, скажу без ложной скромности, что и всего Азерена. Ни этическому совету Тирту, ни его храмам в данный момент нечего нам противопоставить, кроме призывов о помощи и осуждения наших, точнее, ваших действий. Полагаю, именно этим они и займутся. Но вряд ли это принесет какие-то результаты. Не думаю, что вы испугаетесь их осуждения, а помощь, скорее всего, прибудет не раньше, чем через месяц — полтора. Таким образом, у нас будет время на обзаведение…м-м, хозяйством. Если же мы решим уйти, то рискуем оказаться на территории, которую защищают маги, равные нам по силе и возможностям. Я понятно объяснил, хозяин?

Вроде бы все было понятно, но у Тося сложившаяся ситуация по-прежнему не укладывалась в голове.

— Почему помощь придет только через месяц?

— Потому что существует определенный порядок. Нельзя для борьбы с какой-то одной напастью, пусть даже и крупной, оголять другие участки. Подобное случалось в прошлом, и ни к чему хорошему не приводило.

— Так я — крупная напасть? — криво усмехнулся Тось.

— Да, — совершенно серьезно кивнул зомби. — Поэтому для борьбы с вами будут собирать целое войско. Лучшие маги съедутся со всего континента. Сами понимаете, для этого понадобится время.

— Замечательно, — пробормотал Тось. — Какая честь. Лучшие маги континента. И как мы с ними справимся?

Теперь криво усмехнулся поднятый инквизитор.

— На вашем месте я бы не слишком нервничал, хозяин. Позвольте напомнить, что я тоже был одним из лучших магов континента. И кто я теперь?

Тось уставился на него, как будто впервые увидел.

— Замечательно, — снова пробормотал он, качая головой. — Просто прекрасно! И какого …, скажите на милость, я прятался все эти годы, если можно было спокойно жить?

На что зомби только пожал плечами.

Однако едва Тось решил насладиться жизнью, как оказалось, что ему придется умереть, причем в самое ближайшее время. Его здоровье вдруг резко ухудшилось. Сказалось пребывание в сырой, холодной камере, ежедневные побои, треснутые ребра и сломанная нога. И это если не вспоминать о ране в боку.

Тось трясся без перерыва, его бросало то в жар, то в холод. Обезболивающее заклинание перестало действовать через пару часов после разговора с Фаравием, и Тось готов был лезть на стену от невыносимой боли. Примерно также он чувствовал себя, когда мальчишкой, никому не нужный, умирал у себя дома в Краишевке. Вот разве что бреда не было. Впрочем, Тось уже чувствовал его приближение.

Он позвал Фаравия и велел отправить кого-нибудь за целительницей в Тирту. На успех особенно не надеялся, но вдруг? Поднятые им инквизиторы видимо очень ценили своего хозяина, потому что притащили к нему сразу двух дочек Ани, пойманных на улицах Тирту. Зареванные и трясущиеся от страха девчонки сначала согласились помочь, но потом одна из них сообразила, к кому ее привели, и обе заявили, что насильникам они не помогают.

Фаравий в бешенстве наорал на них и тут же приволок к Тосю местную знахарку, пригрозив ей, что прямо сейчас вырежет всю деревню, если проклятая Анина дочка не поможет его хозяину. Та, стоя перед ним прямо, как царица, и гордо глядя в глаза, отчеканила, что пусть лучше умрет вся деревня, чем по ее вине останется существовать Хельфово отродье столь непомерной силы.

Тось, у которого раскалывалась голова, поняв, что дела с них не будет, велел немедленно выгнать их вон и отдал Фаравию очень странный приказ — сходить в его похоронную контору в Тирту, взять там кое-какие снадобья (список Тось продиктовал) и принести сюда. Если чего-то в конторе не окажется, то взять снадобья где угодно, конкретное решение этого вопроса Тось оставлял на усмотрение поднятого инквизитора.

Фаравий вернулся довольно быстро, но Тосю показалось, что прошла вечность. Его трясло, крутило и выворачивало, временами прорывался бред. Прилагая неимоверные усилия, чтобы оставаться в сознании, он бросал Фаравию короткие фразы, как, что и с чем мешать, куда ставить и что еще с этим делать.

Бывший инквизитор оказался весьма расторопным слугой, и через некоторое время на полу комнаты, в которой лежал умирающий некромант, была нарисована пентаграмма, по углам которой стояли свечи и курился ароматический дымок. Сам Тось, которого два поднятых инквизитора дружно натирали дурно пахнущей мазью, в полубреду распевал какие-то странные заклинания на непонятном языке. Все находящиеся в комнате зомби смотрели на него со священным ужасом.

Наконец, Тось перестал петь и сделал знак, чтобы его перенесли в центр пентаграммы. Очень осторожно, боясь причинить лишнюю боль, инквизиторы подняли хозяина, положили в центр нарисованной звезды, позаботившись, чтобы его руки и ноги не высовывались за ее пределы, и благоговейно отошли в сторону.

Тось ненадолго замолчал, чтобы собраться с силами, а потом громко выкрикнул очередное заклинание и лишился чувств.