Слуги света, воины тьмы

55 Симфония бытия

Элиот стоял перед открытым шкафчиком в ресторанной раздевалке.

Он находился на перепутье. Пойдешь в одну сторону — убежишь с Джулией и начнешь новую жизнь. Пойдешь в другую — останешься дома, столкнешься с новыми бедами и, может быть, погибнешь из-за того, что ты такой ответственный.

Час назад Элиот ушел, а Джулия осталась в парке. Ей нужно было забрать из дома кое-какие вещи, пока родителей не было. А Элиота не покидало неприятное ощущение: что-то пошло не так.

Он мог позвонить в полицию. Его семейных проблем они не решат, но могут помочь Джулии.

А может, вовсе не проблемы Джулии заставляли его чувствовать себя так неловко.

Вот в чем загвоздка. Он не мог решить, за кого переживает сильнее — за Джулию или за Фиону.

Элиот зашел в пиццерию на тот случай, если действительно решится уехать. Хотел забрать запасную одежду, лежавшую в шкафчике. На нижней полочке лежали аккуратно сложенные брюки, сшитые Си. Если в моду когда-нибудь вернется жесткая парусина, Элиот будет к этому готов.

Он жалел о том, что не взял с собой том «Mythica Improbiba». Книга осталась дома. У него в комнате. Истории обоих семейств были весьма интригующими — в особенности история семейства отца.

Судя по тому, о чем говорилось в книге, ангелы делились на Тринадцать кланов, и некоторые из них возглавляли Сатана, Люцифер, Вельзевул, Левиафан и Асмодей. Эти имена звучали в сознании Элиота подобно звону погребальных колоколов — знакомые и сотрясающие до самого нутра.

Элиот горько рассмеялся. Нет, в самом деле, кого он пытается обмануть? Побег с Джулией — это фантазия из разряда самых диких.

Он был нужен Фионе. Одна она не выдержит третьего испытания. Как бы сильно ни хотелось Элиоту сбежать из дома, он не мог повернуться спиной к сестре, отринуть чувство долга.

Он в сердцах захлопнул дверцу шкафчика, злясь на себя за то, что поступает правильно, и вышел в ресторанный зал.

Столы и стулья отсюда уже вынесли. Салатный бар и автомат с минеральной водой прикрыли полиэтиленовой пленкой. Когда за Элиотом закрылась дверь кухни, пленка зашуршала. Ему показалось, что он увидел, как задвигались тени.

— Эй! — прошептал он.

Никто не ответил.

Элиот поспешно вышел в фойе. Ему стало не по себе одному в ресторане.

Он снял трубку и набрал номер домашнего телефона. Нужно было позвонить раньше и справиться о здоровье Фионы. Наверное, у нее действительно была кишечная инфекция или она просто съела что-то нехорошее — вполне вероятно, учитывая качество стряпни Си.

Но стоило Элиоту подумать об этом, как он вспомнил: Фиона ничего не ела и не пила в последние два дня — только жевала эти дурацкие конфеты. Неудивительно, что ее так рвало.

В трубке послышались гудки.

Полиэтиленовая пленка в зале продолжала шуршать, хотя дверь была плотно закрыта.

К телефону никто не подошел.

Элиот повесил трубку, быстро прошел к парадной двери, вышел, и дверь за ним захлопнулась.

Не оглядываясь, он пошел по Мидуэй-авеню. Дорога до дома без сестры казалась опасной. И все же, поравнявшись с подворотней, где обитал Луи, Элиот остановился.

— Эй… Луи? — осторожно окликнул он.

Элиоту хотелось поговорить со стариком. У него накопилось много вопросов о музыке. Когда он в последний раз играл на Леди Заре, мелодия словно убежала от него прочь и земля содрогнулась. А в парке аттракционов — он был уверен, что это ему не померещилось, — под воздействием его игры ожили старые ржавые аттракционы. А лошадки на карусели гнались за ним и чуть не затоптали его насмерть. И все это — из-за его музыки. Это было какое-то безумие.

Даже чудаковатый Луи решит, что он сошел с ума.

Смеркалось, что было необычно для летнего вечера. На Мидуэй-авеню не было ни души. Посреди теней Элиоту начали мерещиться все демоны, изображенные в старинной книге.

И все же он шагнул в подворотню.

Тут валялись горы коробок от пиццы, корки, кучи упаковок от фастфуда, пустые бутылки от спиртного. Но Луи нигде не было видно.

Как только глаза Элиота привыкли к тусклому свету, он разглядел на стенах арки граффити. Но не привычные буквы, нанесенные краской из аэрозольного баллончика. Карандашом, фломастерами и масляной краской были нарисованы прямые линии, маленькие кружки, дуги и треугольники.

Отчасти это выглядело как геометрическая задача, отчасти — как головоломка, но еще это походило на стихи. И на те страницы в «Mythica Improbiba», которые Элиот не смог прочесть.

Он ощутил, как воздух вокруг него начал электризоваться, будто вот-вот ударит молния. Сильнее всего это чувствовалось в области ступней.

Элиот опустил глаза. На асфальте тоже виднелись странные письмена.

Неужели все это нарисовал Луи? Порой письмена выглядели так, словно новые строки были написаны поверх старых, и в итоге странные символы превратились в абстрактные картины.

Однако один фрагмент, расположенный ближе к груде картонных коробок, выглядел иначе. Там мелом были проведены параллельные линии, а потом поверх них нанесены точки и дуги. Настоящий нотный стан с музыкальной записью.

Элиот протянул руку, готовый прикоснуться к нотам, но передумал, поняв, что может их стереть.

По мере того как он вглядывался в запись, у него появилось впечатление, что одни ноты углубляются в асфальтовую поверхность, а другие — выступают над ней.

Элиот моргнул. Наверное, это было оптическим обманом. Померещилось в сумерках.

Но тут на стене отразилась вспышка молнии, и грянул раскат грома.

Элиот не испугался, не вздрогнул. Он сосредоточился на нотной записи.

Сначала она выглядела просто, затем сложность нарастала и все спутывалось.

А в самом конце запись была просто замазана розовым мелом. Возникало впечатление, что новые ноты несколько раз писались поверх старых, стирались, и в итоге запись стала совершенно неразборчивой.

Элиот вернулся к началу и прочел первый фрагмент. Это были ноты «Суеты земной» — самой первой мелодии, которой его обучил Луи.

Мальчик начал негромко напевать, водя пальцем по нотам.

Вскоре появились новые фразы и инвенции. Именно так он импровизировал, играя свою собственную композицию.

Ближе к концу музыка начала звучать дико. Последняя часть совершенно расходилась по стилю с первыми фрагментами. Мелодия звучала… неправильно.

Элиот внимательно вгляделся в этот фрагмент. Точки и дуги отображали сложнейшие движения пальцев. Для того чтобы попытаться исполнить эту мелодию, нужно было иметь шесть, а то и восемь пальцев.

Но ближе к финалу, к кульминации все распадалось. Последние фразы хаотично сливались, были наполовину стерты.

Элиоту отчаянно захотелось услышать всю пьесу целиком.

Может быть, он слишком старался? Может быть, имело смысл расслабиться, как его учила тетя Даллас, позволить сознанию пуститься в танец с музыкой, как с послушной партнершей?

Но только Элиот попытался сделать это, как закапал дождь и намочил асфальт.

Мальчик испугался. Он наклонился над нарисованными мелом нотными строчками, пытаясь сберечь их.

Но всю запись он закрыть не мог. Тогда он схватил картонную коробку и воспользовался ею, как зонтом, но все же несколько капель упало на написанные мелом строчки.

Элиот замер.

Да, дождевые капли исказили нотную запись Луи, но кое-где они сами стали похожи на ноты. Верные ноты.

Элиот зачарованно смотрел на нотные строчки, создаваемые каплями.

Да. Музыка зазвучала у него в сознании, самый последний фрагмент. И казалось, он звучит как надо.

Как и раньше, Элиот представил звучание голосов. Но только не детский хор. Эти голоса звучали испуганно, перемежались пронзительными криками.

Музыка была опасной. Элиот чувствовал это нутром. Своего рода симфония — и Элиот понимал, что она выражает. Она выражала все.

Начало «Суеты земной» звучало просто. Оно рассказывало о сотворении мира, о юности и невинности.

Средняя часть посвящалась жизни, любви, взрослению и наступающей старости.

Последняя часть говорила о конце. О конце чьей-то жизни. О жаркой гибели Вселенной. О конце времен.

Капли дождя усеяли нотные строчки, смыли музыку с асфальта.

Но это уже не имело значения. Симфония запечатлелась в сознании Элиота. Он не представлял, что когда-нибудь ему хватит храбрости сыграть произведение целиком, но и забыть его он никогда не сможет.

Его рубашка промокла под дождем. Тени сгустились. Мальчику снова показалось, что за ним кто-то следит.

Элиот покинул тающий под дождем шедевр и вышел из подворотни. Сквозь толстую пелену туч пытались пробиться лучи солнца. На горизонте сверкнула молния.

На телефонных проводах сидели три вороны. Они каркнули и взлетели.

В голове у Элиота продолжала звучать мелодия «Суеты земной».

Что, если все это было правдой? Что прожить ты мог только одну жизнь, а потом уже не было ничего? Во веки веков — ничего?

Если так, то почему он не мог получить как можно больше от своей единственной жизни? Найти любовь, пережить приключения, пока у него еще есть такая возможность. Завтра он мог погибнуть.

И, судя по всему, завтра он действительно погибнет.

Он не знал, как быть. Но в одном был уверен: на автобусной остановке он еще раз увидит Джулию… пусть только для того, чтобы поцеловать ее на прощание.

56 Брошенный

Элиот вошел в вестибюль городской автостанции, от которой отправлялись междугородние автобусы «Грейхаунд», — готовый начать новую жизнь. У автомата с сэндвичами и прохладительными напитками стояли два длиннобородых хиппи. Еще один мужчина в черном костюме сидел неподалеку от двери туалета, заслонив лицо газетой.

Но Джулии в вестибюле не было.

Элиот сел на одну из деревянных скамеек. Увидел часы на стене над билетной кассой. До отправления автобуса оставалось десять минут.

Он представил себя на углу улицы в Голливуде играющим на скрипке, а может, даже на гитаре. Можно ли этим заработать на жизнь? Наверняка жители Лос-Анджелеса доброжелательней, чем в Дель-Сомбре. Так и должно быть, если рядом живет много людей. Иначе каждый бы действовал на нервы всем остальным.

Ему стали бы платить, чтобы он играл в клубе. И все бы аплодировали.

Он заставил себя прекратить фантазировать.

Но ведь это не просто очередная мечта. Стать звездой нелегко. Для этого нужно много работать, но он думал, что у него есть такой шанс, особенно если рядом будет Джулия.

На улице стало необычно темно. Зажглись фонари, вокруг них образовались оранжевые конусы света.

Элиот достал их рюкзака скрипку и провел пальцем по струнам. Хиппи глянули на него. Мужчина в черном костюме опустил газету. Элиот взял несколько нот из средней части симфонии.

Это была приятная часть. Жизнь того стоила. Можно было рискнуть… или тебе никогда не суждено узнать счастья.

Впервые в жизни он решил сделать что-то сам. Хватит правил. Хватит с него бабушки. Никто не будет приказывать ему, что делать.

Конечно, его мучили угрызения совести из-за Фионы и последнего героического испытания. Она сумеет справиться без него, но все же груз принятого решения был так велик, что внутри Элиота словно что-то надломилось.

Но это касалось только его. Его жизни.

И жизни Джулии.

Оставалось пять минут. Где она?

Элиот снова тронул струны скрипки и сыграл всего несколько нот из «Песни Джулии». Фразу о том, что в ее жизни еще оставалась надежда.

На миг из-за туч выглянуло солнце.

Элиот перестал играть, убрал Леди Зарю в резиновый сапог, а сапог сунул в рюкзак.

Хиппи и мужчина в черном костюме вышли из вестибюля и сели в автобус.

Из туалета появился водитель и остановился около Элиота.

— Едете, молодой человек? Или кого-то ждете?

— И то и другое, пожалуй.

Водитель потеребил козырек кепки.

— Отправляемся ровно в пять тридцать.

— Да, сэр.

Часы показывали пять часов двадцать восемь минут. Джулия наверняка была где-то рядом. Он почти ощущал ее близость.

Элиот встал и выглянул на улицу. Никого не было. Он бегом вернулся в вестибюль и остановился возле двери женского туалета.

— Джулия, ты здесь? — шепотом спросил он.

Ответа не последовало.

Двери вестибюля распахнулись. Элиот обернулся. Надежда наполнила его сердце, оно раздулось, как воздушный шарик.

Но это был всего-навсего водитель. Он вышел и направился к автобусу. Обернувшись, он вопросительно посмотрел на Элиота.

Элиот пожал плечами.

Водитель кивнул, закрыл дверь автобуса и завел мотор. Послышалось шипение тормозов, автобус покатился по Вайн-стрит и скрылся из глаз.

Она не пришла.

Элиот представил себе самое худшее: что-то стряслось у нее дома. Но конечно, имелось и более вероятное объяснение: Джулия уехала раньше.

Чувство внутреннего надлома усилилось. Сердце и легкие Элиота сжало с такой силой, что ему стало тяжело дышать.

Может быть, из парка она пошла не домой, а прямо сюда и уехала четырехчасовым автобусом в Окленд. Может быть, наконец осознала, какое ничтожество Элиот…

И вообще, с какой стати такой девушке, как Джулия Маркс, встречаться с ним? С самого начала это выглядело странно.

Единственное, что Элиот осознавал по-настоящему, — он повернулся спиной к своей семье. Это было почти то же самое, что бросить Фиону по горло в кипятке.

Отвергнутый, одинокий, мучимый чувством вины, он, повесив голову, ушел с автостанции и направился к единственному месту, где его были готовы принять. Домой.

57 Вторая смерть Джулии Маркс

Джулия Маркс подходила к автостанции. На ней была черная футболка со стразами (и глубоким вырезом, естественно), джинсы в обтяжку и черные ботинки. Не слишком гламурно, но и не чересчур скромно.

И уж конечно, перед таким нарядом ни за что не устоит пятнадцатилетний мальчишка.

К этому моменту она готовилась последние три дня. Три восхитительных дня она жила, и жила на белом свете. Ей хотелось, чтобы так было и дальше.

Она хитроумно втерлась в доверие к Элиоту. Притворяясь его другом, она с ним заигрывала и наконец сыграла роль раненой птички. Теперь она могла делать с ним что угодно.

Джулия думала, что в обмен на свободу от нее потребуют чего-то более сложного, а выполнить это задание было проще, чем загарпунить каракатицу на тротуаре.

Она замедлила шаг.

Конечно, Элиот симпатяга. Он не походит на других мужчин в ее жизни… то есть в той, прошлой жизни.

Но в этом-то и заключается весь смысл. Смысл игры, нацеленной на то, чтобы избежать ада и обрести собственную жизнь? Нет, она ни за что не вернется обратно.

Джулия подошла к стеклянным дверям автостанции и потянулась к дверной ручке.

В вестибюле она увидела троих мужчин.

Тот, который читал газету, был агентом инферналов. С ним не следовало встречаться взглядом. Для нее все они были на одно лицо, но если она перейдет дорогу кому-то из них, они сожрут ее и не поперхнутся.

Насчет двоих хиппи она ничего сказать не могла. Скорее всего, они были настоящими, но в этом городке следовало смотреть в оба.

На скамейке посередине вестибюля, маленький и такой неприметный, что она его не сразу заметила, сидел Элиот.

Он не видел ее: Бэмби, ослепленный фарами быстро едущего восемнадцатиколесного грузовика.

Боже, неужели она действительно могла так поступить с ним? Мало ли она уже разрушила жизней? Начиная со своей?

Джулия потерла руки. Следов от уколов уже не было видно, но эти места до сих пор побаливали.

Она словно услышала голос матери: «У тебя была жизнь, детка, а ты выбросила ее, получив передозировку на какой-то помойке в Атланте. Белый мусор — в прямом и переносном смысле».

Да, именно так и было. Она убила себя. Из огня да в полымя — буквально. И сейчас у нее появился шанс выкарабкаться.

Она посмотрела на свои кудряшки, отражавшиеся в стеклянной двери. Поправила прическу. Идеальная приманка в конфетной обертке.

Элиот достал скрипку. Взял несколько нот.

Стекло в дверной раме задребезжало.

Джулия опустила руку.

Ее ноги сами задвигались, будто им хотелось танцевать. Волосы на затылке встали дыбом. Казалось, она превратилась в его инструмент. Будто он играл на ней.

Но нет, она не поддастся. Смерть отвратительна. А она сейчас жива и умирать не собирается.

Джулия помотала головой и толкнула створку дверей.

Но Элиот заиграл вновь.

Руки Джулии беспомощно опустились. Она просто стояла и слушала. Он играл ее песню.

Несколькими нотами он рассказал о ее прошлом. О родителях, которые были не так уж плохи, просто никогда не понимали ее до конца… О друзьях, обещавших новую жизнь, а потом укравших у нее все… Об улице и о том, чем она там занималась, а потом — о конце.

«Белый мусор в прямом и переносном смысле».

Но Элиот придумал новый финал. Он все переиначил и заставил ее почувствовать нечто такое, чего она не ощущала с раннего детства.

Надежду.

Надежда? В самом деле?

Однажды она поверила, но это было так больно. И она узнала, что есть кое-что, чем можно заглушить боль: вино, кокаин, а потом — героин.

И все получилось. Великолепно. Никакой боли. Дело сделано. Но после того как боль исчезала, она всегда оказывалась в одном и том же месте, только надежды оставалось все меньше. А потом она пропала совсем.

Не это ли Джулия чувствовала сейчас? Не это ли билось у нее в груди? Как бы ужасно она ни поступала в прошлом, у нее все же оставался шанс поступить правильно сейчас.

Но как он смел говорить ей об этом в лицо? Надежда — разве ее можно получить из песни? У таких, как она, нет надежды. Они брали, что могли, а потом…

И что потом? Умирали от передозировки? Отправлялись прямиком в ад?

Элиот закончил мелодию виртуозным пиццикато и убрал скрипку.

Но что бы ни думала Джулия, надежда вновь поселилась в ее сердце — теплая, сильная, утешающая. Элиот воскресил чувство, которое она сама считала давно умершим и похороненным.

— Нет, нет, нет, — прошептала Джулия, глядя на свое отражение в стеклянной двери. — Не сотвори этого с собой, мисс Джулия Кэтрин Маркс. Ты ведь девочка умная.

Она прижала руку к груди. К сожалению, ум не имел никакого отношения к тому, что она чувствовала.

Она мечтала о том, чтобы нашелся другой выход. Другая жизнь. Другой путь к любви. Как рассвет после бесконечной ночи. Если бы она могла, она бы сделала так, чтобы сказочное мгновение надежды длилось вечно.

Чистой воды волшебство. За несколько чудесных мгновений Элиот дал ей больше, чем вся ложь, которую ей могла наобещать Королева Маков.

Селия вернула ей плоть, а Элиот Пост заставил ее чувствовать себя живой. И она понимала, что если предаст его, надежда исчезнет навсегда.

А это хуже смерти.

Джулия прижала ладонь к стеклу. Сердце у нее болело, невзирая на подаренную Элиотом надежду. Она не могла войти и попрощаться с ним. Что она ему скажет? Ведь ее непременно увидит этот мужчина в черном костюме.

Джулия отвернулась и быстро пошла прочь — пока не передумала.

Обведя улицу взглядом, она заметила «плимут дастер» выпуска тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Ржавчины в этой машине было больше, чем стали, но при этом имелись восьмицилиндровый двигатель и нешуточная система охранной сигнализации.

Через десять секунд, разбив стекло и забравшись в кабину, Джулия соединила проводки зажигания и завела мотор.

Она с силой надавила на газ. Чем дальше она уедет от захолустной Дель-Сомбры, штат Калифорния, тем лучше для нее.

Но получится ли?

Может быть, получится. Селия не всемогуща… в этом мире. В мире света у таких, как она, были деньги и власть, но они нуждались в людях вроде Джулии, чтобы делать грязную работу. И если убежать достаточно быстро и далеко, возможно, появится шанс скрыться. Она на это надеялась.

Джулия включила радио. Из динамиков полился голос Элвиса Пресли, распевающего о правдивых сердцах и гадкой жизни. Добро пожаловать в клуб, Король.

Двенадцать миль — и Джулия выехала на прибрежное шоссе. Теперь нужно бросить «плимут» и пересесть на что-нибудь другое.

Она заметила неоновую вывеску, а под ней — два десятка мотоциклов «харлей». Неоновые буквы складывались в название заведения: ТАВЕРНА «ПОСЛЕДНИЙ ЗАКАТ».

Джулия знала такие места. Бильярдные столы, музыкальные автоматы, на бетонном полу — опилки и арахисовая шелуха. Подобные заведения были ее вторым родным домом.

Она нашла место потемнее и припарковала машину.

Выйдя, она направилась к женскому туалету. Для встречи с Элиотом Джулия накрасилась минимально, но для того, чтобы войти в бар и обрести защитника и новое средство передвижения, ей понадобится боевая раскраска.

Она растрепала волосы и накрасила губы помадой такого цвета, который заставил бы ее мать покраснеть.

От ее глубокого вздоха зеркало затуманилось. Жаль, что рядом с ней не будет Элиота. Интересно, каково это — каждый день слушать, как он играет?

А что, если бы она сказала ему правду?

Смог бы Элиот простить ее? А самое главное — поверил бы и сумел бы ее защитить?

Селия говорила о его семье — об их могуществе, о том, что инферналам приходится из кожи вон лезть, чтобы заграбастать Элиота.

Похоже, из всех мест, куда она могла бы податься, маленькая, небогатая квартира Элиота в городке, символизирующем всю скуку на земле, могла оказаться для нее самым безопасным местом.

Но стали бы родственники Элиота слушать ее — шпионку из вражеского стана? И если уж Селия так боялась их, то, может быть, ей тоже следовало их опасаться?

Джулия очень жалела о том, что у нее нет времени все хорошенько обдумать. Элиот, наверное, уже дома. И если она собирается осуществить свой безумный план и сказать ему правду, ей нужно действовать как можно быстрее.

Она стерла с губ яркую помаду. И приняла решение: вернуться в Дель-Сомбру.

Может быть, такие безумные мысли ей навеяла музыка Элиота, но она твердо решила дать правде шанс, пусть даже это убьет ее самое.

Джулия трусцой побежала на автостоянку. Компания парней у стойки заметила ее. Они что-то закричали ей вслед, но она не стала обращать на них внимание. Она не собиралась здесь задерживаться. Вернуться к старому образу жизни было так легко — а куда он ее привел, этот образ жизни?

Она поспешила к «плимуту», стараясь не встречаться взглядом с парнями.

И услышала, как они пошли следом за ней.

Джулия поспешно забралась в машину и с силой захлопнула дверцу. В зеркале заднего вида она увидела, как трое парней остановились, пошептались и повернули обратно — почти бегом поспешили к бару.

Джулия облегченно вздохнула. Они чуть не догнали ее.

Ей показалось странным, что она почувствовала залах, исходящий от их кожаных курток. Парни ведь не успели подойти настолько близко…

Она вытянула руку. Рука дрожала. Джулия попыталась унять дрожь. Только этого ей сейчас не хватало: чтобы коп задержал ее за вождение в пьяном виде.

И тут на ее плечо легла тонкая, нежная рука.

— Не надо так дрожать, детка, — промурлыкал бархатный голосок.

Джулия вздрогнула.

Рядом с ней абсолютно неподвижно, не издавая ни звука, сидела Селия, Королева Маков, Госпожа Разноцветных Джунглей, Повелительница Боли. На ней были брюки из змеиной кожи и большая, не по размеру, байкерская куртка. От нее исходил удушливый запах крепких духов и змеиной кожи.

Джулия повернулась и схватилась за ручку дверцы.

Селия рванула Джулию к себе с такой силой, что чуть не вывихнула ей руку. Замок на дверце в мгновение ока сплющился.

— Думаю, хватит побегов для одного вечера. — Селия отпустила руку Джулии.

В детстве родители заставляли Джулию смотреть документальные фильмы о природе (отчасти в качестве компенсации за уроки, пропущенные в школе). Она помнила о том, что происходит, когда лев или стая гиен нападают на антилопу. Несчастное животное кричит и лягается, а потом сдается, и его глаза стекленеют… Антилопа позволяет хищникам съесть ее заживо. Словно где-то в ее мозгу выключается свет…

Именно так сейчас чувствовала себя Джулия.

Загнанной в угол. Готовой умереть. И до странности спокойной.

Или внутри у нее все еще теплилась искорка надежды, подаренная Элиотом? Она сдавленно рассмеялась. Разве какая-то глупая эмоция могла спасти ее? Какая же она была дура, что поверила в это.

— Вот так-то лучше, — сказала Селия. — Я рада, что ты решила вести себя разумно. У меня к тебе несколько вопросов.

— Хорошо, мэм.

Джулия решила вести себя вежливо. Мать всегда говорила ей, что вежливость важнее, чем внешность.

— Я не сержусь. Я восхищаюсь твоей храбростью. — Селия несколько секунд молча смотрела на Джулию изучающим взглядом, а потом спросила: — Я хочу знать, почему ты уехала. Судя по сообщениям, поступавшим ко мне, юный Элиот был у тебя в руках.

Джулия не посмела солгать.

— Да, мэм. Так и было.

— Девушку вроде тебя нелегко испугать. Агентов Лиги поблизости не было. Почему же ты обратилась в бегство в момент своей победы?

Острым длинным ногтем Селия приподняла подбородок Джулии.

Джулии ничего не оставалось, как только смотреть прямо в изумрудные глаза Королевы Маков. Селия была красива. И при этом напоминала хищную кошку, ловкую, увертливую и опасную.

— Я… Я не могла так поступить с ним.

— Не может быть, чтобы ты влюбилась. Я знаю, ты умнее.

Джулии не хотелось рассказывать о своих чувствах. Ей не хотелось делиться ими с этим чудовищем. Но слова, помимо воли, сами сорвались с ее губ.

— Он кое-что дал мне, — прошептала она.

Рука Селии легла на грудь Джулии.

Сердце Джулии забилось часто-часто и нервно, словно Селия могла вырвать его из груди. Девушка судорожно вдохнула, но это не помогло.

— Я все слышу, — прошептала Селия. — Песня для тебя. Для тебя одной. Могущественная магия. О да, необычный подарок. — Она отдернула руку и вытерла ее о брюки. — Известно ли тебе, что люди могут всю жизнь прожить — а чаще всего именно так и бывает — и не испытать такого чувства? Я почти завидую тебе, детка.

Джулия прижала руки к груди, словно защищаясь. Селия снова взяла ее за руку. Прикосновение было легким, но острые ногти впились в кожу.

— Поэтому я тебя не виню. На твоем месте я поступила бы точно так же.

— Правда?

— Я вижу: с Элиотом ты постаралась изо всех сил. Кто бы мог вообразить, что он окажется настолько умен?

Джулия снова увидела свет надежды. Она услышала внутри себя музыку Элиота.

— Значит, я могу…

— Уйти? — Селия крепче сжала руку Джулии. — О нет. Конечно нет. Я только сказала, что понимаю тебя. Но не сказала, что я — законченная дура.

Искра надежды в груди Джулии превратилась в едва тлеющий уголек. Он не совсем угас, но ему уже никогда не суждено было разгореться вновь, как тогда, когда Элиот впервые сыграл ее песню.

— Не надо так огорчаться. Ты мне нравишься. Я пришла, чтобы предложить тебе очень простой выход. — Селия открыла бардачок, вытащила кожаный бумажник и раскрыла его. Внутри лежал кусок резиновой трубки и шприц.

Джулия в ужасе уставилась на эти предметы.

— Нет… — прошептала она.

— Самого лучшего качества. За приготовлением я наблюдала лично.

— Я… Я не могу.

Джулия попыталась отодвинуться, но Селия держала ее так крепко, что из руки девушки начала сочиться кровь.

— Есть способы пожестче, милочка. Намного жестче. Впредь я не буду столь добра.

Джулия перестала вырываться и прикоснулась к шприцу. Он был холоден как лед. Нет. Ни за что.

Но она не могла оторвать руку от шприца. Прикасаться к нему было так приятно. Ей станет хорошо. Боль исчезнет, она сумеет забыться… хотя бы ненадолго.

— Это ты должна сделать сама, — сказала Селия. — Тут я не могу тебе помочь. На этот счет существуют правила.[86]

Джулия умрет… как в тот раз.

Она поняла реальность ситуации. Она согласилась на условия сделки, которые должны быть выполнены независимо от того, как все сложится.

Она рискнула сыграть, поставив на карту собственную жизнь и душу, и потеряла то и другое.

Джулия взяла резиновую трубочку. Ей предстояло погибнуть, как полусъеденной антилопе. Легкой смертью или тяжелой — все равно.

Привычным жестом она перетянула предплечье резиновой трубкой. Вены на локтевом сгибе вспухли.

Она ненавидела себя за слабость, за то, что хотя бы в последние мгновения своей жизни не попыталась быть сильной.

Какая-то надежда все же оставалась… правда?

Она должна была сопротивляться… Должна…

Один укол.

— Вот так… — прошептала Селия. — Вот и умница.

Песня Элиота умолкла. Тело Джулии онемело, и Селия обняла ее и прижала к себе.

Джулия погружалась в эйфорию. Из ее глаз выкатились последние слезы. Сердце забилось медленнее. Мрак охватил ее. И она почувствовала, как Королева Маков баюкает ее в своих объятиях.

58 Лекарство от тоски

Элиот уже видел впереди фасад Дубового дома, но не спешил. Конечно, торчать на улице ему не хотелось, но и домой не тянуло.

Казалось, кто-то взял ложку и выскреб все, что было у него внутри. Джулия уехала.

Тучи закрыли небо, то и дело грохотал гром, тут и там сверкали молнии, время от времени моросил дождь.

Зачем она просила его уехать с ней, если не хотела этого? Неужели она все время просто играла с ним?

Под ногами Элиота захрустело разбитое ударопрочное стекло. Похоже, у кого-то разбилось окошко в машине.

Но может быть, лучше ему не знать, почему Джулия уехала без него. Элиот гадал, не случилось ли чего-то такого, что могло заставить ее так поступить. Может быть, она страдала так же, как он. Их разлучила судьба.

Он погрузился в фантазии, в которых к нему приходил ответ на вопрос, куда девалась Джулия, тайное становилось явным, а он сражался с плохими парнями…

Элиот так глубоко задумался, что налетел на мужчину, стоявшего на тротуаре.

— О, простите, сэр.

— Это называется «тоска», молодой человек.

Элиот в изумлении уставился на мужчину. Он узнал голос… но не того, кому он принадлежал.

Этот пожилой джентльмен был высоким, как бабушка, худощавым, но почему-то при этом загораживал собой весь тротуар. Длинные, ниже плеч, волосы, тронутые на висках сединой, зачесаны назад. Одет в черные брюки и васильковую рубашку, похожую по цвету на его насмешливые глаза. Завершали облик мужчины дорогие туфли из крокодильей кожи и пальто из верблюжьей шерсти.

— Ты словно играешь похоронный марш на Леди Заре. А физиономия у тебя так вытянулась, что ты почти задеваешь тротуар подбородком.

Мужчина провел рукой по подбородку, показав, каким длинным он представляет лицо Элиота.

Мальчик узнал его. Это был бродяга Луи, изменившийся почти до неузнаваемости.

— Вы выглядите…

Луи улыбнулся, продемонстрировав ослепительно белые зубы.

— Не как бомж-пьянчуга, который писает под себя и обитает в подворотне? Не как тот, кто продает свою кровь за пинту крепкого спиртного, помогающего хоть немножко скрасить жизнь?

— Я хотел сказать, что вы выглядите очень хорошо, сэр.

— Ну спасибо. — Улыбка Луи немного угасла. — Нужно под ноги смотреть вообще-то. Мог оказаться на проезжей части, и тебя сбил бы насмерть какой-нибудь лихач.

Забавно… но теперь, когда Элиот задумался об этом, он вспомнил, что с тех пор, как он ушел с автостанции, ему не встретилось ни одной машины и ни единого прохожего. Словно вся Дель-Сомбра уехала в отпуск.

— Извините за то, что налетел на вас. Я… я просто думал кое о ком.

— Никогда не проси прощения дважды за одно и то же. Таким образом вежливость превращается в слабость. Да и извиняться не за что. Ты задумчивый молодой человек с глубокими мыслями, а глубокомыслие — качество, достойное похвалы.

— Наверное.

— Ну так расскажи мне об этой девушке.

— Откуда вы знаете?..

Луи прижал руку к груди.

— Такое лицо, как у тебя сегодня, у меня бывало много раз. — Он махнул рукой вдоль улицы. — Я иду в ту сторону. Не хочешь прогуляться со мной? Мы могли бы немного поболтать.

Элиот посмотрел на Дубовый дом. Бабушка и Си, наверное, гадают, где он. А Фионе он определенно нужен.

Но у него тоже были свои потребности. И именно сейчас ему нужен был мужчина, с которым он мог поговорить о Джулии.

— Хорошо, — кивнул Элиот. — Но у меня есть всего несколько минут.

— Годится.

Луи пошел вперед. Элиот — за ним. Луи шагал размашисто, и поспевать за ним было трудно.

— Ну, в общем, была одна девушка. Я думал, мы с ней… — Слова застряли у Элиота в горле. — А она не пришла.

Луи перестал улыбаться и поджал губы.

— Минутку, — проговорил он, остановился и прижал руку к груди Элиота, словно опытный врач. — Твое сердце еще бьется, — прошептал Луи. — Оно ранено, но оно сильное. Ты выживешь.

Он снова пошел вперед, но медленнее, чем раньше.

— Пожалуй, сейчас ты мне не поверишь, — продолжал Луи, — но через неделю тебе полегчает. Через месяц еще будет чертовски больно, но все уже будет больше походить на воспоминания, чем на реальность.

Элиот ему почти поверил. Похоже, Луи знал, о чем говорит. Наверняка в прошлом он встречался с женщинами.

— Она была особенная, ни на кого не похожая. Раньше на меня такие девушки вообще не смотрели.

— Красивая?

— Самая красивая из всех, кто только приезжал в Дель-Сомбру.

— Правда? — Луи поскреб подбородок. — Красавица и к тому же недавно появилась в городе? — Он прищурился, его лицо помрачнело. — Ну конечно, они решили тебя совратить.

Элиоту не понравился взгляд Луи. Он видел его чудаковатым, смущенным. Видел, с какой любовной сосредоточенностью он играл на Леди Заре. Но никогда прежде Луи не казался Элиоту опасным — до этого мгновения. Глаза его просто пылали гневом.

Элиот счел за лучшее сменить тему.

— Я нашел ноты, которые вы для меня оставили.

Луи отвлекся от своих мыслей.

— В подворотне. Вы написали ноты мелом на асфальте, — пояснил Элиот. — Я нашел их как раз перед тем, как пошел дождь.

Луи улыбнулся, но усмешка словно застыла на его губах. Он явно продолжал думать о чем-то другом.

— Замечательно, — рассеянно произнес он. — Как тебе повезло.

Улицу наполнили вечерние тени. Тротуар впереди погрузился во тьму.

Луи положил руку на плечо Элиота.

— Давай немного постоим и поговорим об этой музыке.

Он опустился на колени рядом с Элиотом, достал из кармана брусочек мела и начал рисовать ноты на тротуаре. Это была самая первая мелодия, которой он выучил Элиота.

— «Суета земная», — сказал Элиот.

— Точно. Это первая часть «Sinfonia di esistenza». По-итальянски — «Симфония бытия».

— Я видел эти ноты, видел среднюю часть и даже финал. Хотя финал был немного смазан. Но я его разгадал.

— Вот как? — С лица Луи окончательно исчезла улыбка.

— Да.

Усыпанные дождевыми каплями ноты накрепко засели в памяти Элиота. Запись была невероятно сложной, но тем не менее он попытался ее немного упростить, чтобы напеть Луи.

Тот предостерегающе поднял указательный палец.

— Не нужно. Эта музыка костром горит в твоих мыслях, и я ее вижу.

Он пытливо заглянул в глаза Элиоту. Его взгляд напоминал пронзительный взгляд бабушки, когда она была им недовольна, но раньше так на Элиота никто не смотрел. Луи, похоже, по-настоящему гордился им.

— Ты сделал то, что даже мне не под силу. — Луи крепко сжал плечо Элиота. — Ты уже превзошел меня.

— Это невозможно.

Элиот почувствовал, что краснеет, и это его так смутило, что он покраснел еще сильнее.

— Не нужно скромничать, Элиот. Люди всегда будут пытаться тебя унизить. Не помогай им в этом. — Луи задумчиво уставился вдаль. — Да, скрипка. И естественно, струны. Мне следовало предвидеть, что ты унаследуешь великий талант.

— Я не понимаю, сэр. Простите…

Элиот хотел было еще раз извиниться, но вспомнил о наставлении Луи — не просить прощения несколько раз за одно и то же. Сказывалось воспитание бабушки и Си, вырастивших его «хорошим мальчиком». Возможно, Луи был прав: ему пора перестать чувствовать себя ничтожеством.

— Когда я играю, словно…

— Словно весь мир слушает? Небо и земля аккомпанируют тебе? Вся Вселенная — твоя аудитория?

Элиот кивнул.

— Там, в канализации, были крысы, а еще каллиопа в парке аттракционов…

— Знаю. Я слышал каждую ноту, ветер донес до меня твою музыку.

Ну вот это уж точно невозможно. Слова Луи были чистым безумием.

Но именно он научил Элиота играть на Леди Заре, именно он выявил его талант.

Луи не был обычным взрослым. В этом сомневаться не приходилось. Но насколько он необычен?

Он не походил на бабушку, дядю Генри и всех прочих родственников. Ни на кого из тех, кто встречался в жизни Элиота — здравомыслящих и не очень.

— Кто вы такой? — сдавленно прошептал Элиот. Он задал этот вопрос шепотом, словно его слова могли нарушить какой-то космический закон.

Губы Луи дрогнули, он долго молчал. Потом наконец заговорил.

— Я тот, кто тебя очень любит. — Он вздохнул. — Похоже, сильнее, чем я сам думал.

Луи посмотрел в сторону. Элиот проследил за его взглядом. Тени, сгустившиеся на улице, словно подступили ближе.

— У нас мало времени. Есть планы, которые нужно обдумать. — Луи снова устремил взгляд на Элиота. Было ясно, что он пытается сдержать обуревающие его чувства. — А есть планы, которые стоит пересмотреть. — Луи отвернулся и уставился в темноту. — Я провожу тебя домой. Не стоит задерживаться в этом районе. Время позднее.

Элиоту не хотелось уходить. Луи так много знал о музыке. Может быть, ему что-то известно и о его семье? О Сенате? Но откуда об этом мог знать человек, который недавно жил в подворотне?

— Вы знаете, что происходит, да? О моей семье, об испытаниях?

— Я никогда не стану лгать тебе, Элиот. Да, знаю. По крайней мере, кое-что.

— Кто вы такой? На самом деле?

Луи взял Элиота за руку и повел вперед. Он был сильнее, чем казалось, и Элиот был вынужден пойти с ним обратно тем же путем, каким они отправились прогуляться.

— У меня было так много имен, — проговорил Луи, оглянувшись через плечо. — Тебе пока что нужно знать одно: я — твой друг. Может быть, я единственный, кто ставит твое благополучие выше собственного.

— Пожалуйста, расскажите мне. Я умею слушать.

— Не сомневаюсь, этим редким даром ты тоже наделен. — Луи остановился. — Но увы, мы уже пришли. Дальше мне нельзя.

Они остановились на том самом месте, где Элиот налетел на Луи.

Позади них темнота сгустилась еще сильнее. Казалось, часть Дель-Сомбры погрузилась в космическую черную дыру. Но это было глупо.

Над ними горели фонари, и круги света лежали вдоль всей Мидуэй-авеню до самого Дубового дома. А вот на всем протяжении улицы до ресторана Ринго фонари не горели. Ни один фонарь.

— Мне так много хочется рассказать тебе, — проговорил Луи, наклонил голову к плечу, словно что-то услышал вдалеке. — Но времени нет. Они уже идут за тобой.

Наконец-то в жизни Элиота появился кто-то, готовый ему что-то рассказать.

— Ну скажите! — умоляюще произнес он. — Скорее!

Губы Луи вытянулись в тонкую белую линию.

— Ты мне доверяешь?

Конечно, Элиот ему доверял и уже чуть было не сказал Луи об этом, но что-то заставило его растеряться.

Он внимательно посмотрел на Луи — впервые за все время. Прежде черты его лица прятались за спутанными волосами и щетиной, а теперь он увидел, какой у Луи острый нос с горбинкой и торчащие уши, почти как у него самого.

Не могли ли они состоять в родстве? Но возможно, Луи принадлежал к другой части семейства, к отцовской?

— Ты доверяешь мне? — повторил свой вопрос Луи.

Элиот немного отступил назад.

— Нет… да. Простите, сэр. Я не знаю.

— Нам лучше быть честными друг с другом, — кивнул Луи. — Всегда. Верь первому порыву.

— Но мне хотелось бы вам доверять.

— Прекрасно. — Лицо Луи просияло. — Кое-что я могу тебе сказать. — Он бережно прикоснулся к груди Элиота. — Вот здесь ты силен, несмотря на уловки женщин, которые, без сомнения, пытаются отравить тебе жизнь. Твоя сестра тоже сильна, но по-своему. А вместе вы представляете собой не просто сумму сил. Пока оставайся с ней.

— С Фионой? Но что у вас с ней общего?

— К сожалению, все, что только может быть.

Луи снова посмотрел вдаль.

Из темноты Мидуэй-авеню стремительно вылетела черная тень. В сверкающем серебряном бампере и отполированных до зеркального блеска хромированных рамах стекол отразился свет фонарей.

Машина летела прямо к Элиоту.

Луи обхватил рукой его плечи и накрыл его полой пальто.

Машина была совсем близко. Элиот разглядел на капоте серебристую эмблему «V-12» и замер, ослепленный светом мощных галогенных фар.

Шины лимузина задымились от резкого торможения. Автомобиль остановился у самого поребрика.

Дверца со стороны водителя открылась. Из машины выскочил Роберт, но дальше не пошел. Лимузин разделял их.

— Отойди от этого урода, — тоном приказа произнес Роберт.

Элиот оторопело моргал. Он был напуган — ведь машина чуть не наехала на него.

— Что ты делаешь? Ты нас чуть не задавил!

Роберт покачал головой, но ничего не ответил Элиоту. Он не сводил глаз с Луи.

Луи смотрел на Роберта. Он поднял руку, но другой рукой все еще обнимал Элиота.

— Отойди от этого человека, — повторил Роберт. — Он в черной шляпе.

Элиот не понял намека. Никакой шляпы на Луи не было. Может быть, это какое-то образное выражение, которое должен понимать любой нормальный современный человек?

— В этой пьесе, — сказал Луи, — я не ношу ни черную, ни белую шляпу. — Он убрал руку с плеча Элиота и сделал шаг в сторону. — Но мне есть чем заняться, поэтому пока я прощаюсь.

— Подождите, — взмолился Элиот. — Мы собирались поговорить.

— И поговорим. Скоро. Обещаю.

— Не слушай его, — вмешался Роберт. — Он способен только лгать. Садись в машину.

— Нет, — заявил Элиот с такой злостью, что сам изумился.

Он пережил уже два героических испытания и не желал выполнять приказы Роберта.

— Иди, — прошептал Луи. — Не забывай, о чем мы говорили.

— Думаю, я достаточно взрослый и могу сам решать, что мне делать, — буркнул Элиот.

— Так и есть, — кивнул Луи. — Но мне кажется, что твой юный друг водитель еще не все тебе сказал.

Роберт взволнованно облизнул губы.

— Ты должен поехать со мной, Элиот, — прошептал он. — Фиона в больнице. Она… умирает.

59 Смертельный диагноз

Элиот стоял у кровати Фионы и держал ее за правую руку. По другую сторону кровати сидела Си и держала Фиону за левую руку — осторожно, чтобы не задеть трубочки, тянущиеся от капельниц.

Сестра Элиота выглядела так, словно из нее вытекла вся кровь. Ее рука была вялой, холодной как лед и казалась намного легче, чем обычно. Даже в самых страшных снах Элиоту не могло присниться, что Фиона, такая сильная и подвижная, может выглядеть настолько хрупкой.

Элиот огляделся по сторонам в надежде, что кто-нибудь скажет ему, что случилось с Фионой.

В углу палаты частной клиники стоял Роберт, скрестив руки на груди. Он не отводил глаз от Фионы. Всю его холодность и браваду как ветром сдуло.

У изножья кровати стояла бабушка и читала историю болезни.

Если бы Элиот сегодня утром не бросил сестру — сегодня, когда он, наверное, был нужен ей больше, чем когда-либо, может быть, он сумел бы этому помешать.

Бабушка оторвала взгляд от истории болезни.

— Это не твоя вина, — сказала она ему сухо и тут же вернулась к записям врача. — Клинический диагноз твоей сестры: тяжелое истощение и обезвоживание.

— Но как это произошло? — промямлил Элиот. — Ведь она же ела…

Она ела конфеты. Тонны конфет.

Может быть, они были отравлены? Элиот все время подозревал, что с конфетами что-то не так.

Бабушка проигнорировала его вопрос и продолжала читать историю болезни.

— Была применена внутривенная гидратация и введение питательных растворов, но все это не дало эффекта. Ее организм отторгает пищу и воду.

Невозможно. Элиот понимал, что речь идет о химии на клеточном уровне, а не о сознательном решении Фионы.

— Тут не просто медицина, — прошептал он, — верно?

Си наклонилась к нему и утешающе погладила его руку.

— Лучше постарайся сосредоточиться на хороших мыслях о сестре, мой милый.

Бабушка посмотрела на дверь палаты, бросила историю болезни на кровать — и в ее руке появился скальпель.

Дверь открылась. Вошли тетя Лючия и дядя Генри. Они резко остановились, увидев скальпель в руке бабушки.

Элиот тоже испугался. Вид у бабушки был (если такое вообще возможно) еще более угрожающим, чем он мог предположить.

Несколько мгновений никто не двигался, и все молчали.

— Успокойся, Одри. На этот раз мы пришли, чтобы помочь, — наконец прошептал дядя Генри.

— Как это на тебя похоже, — прищурившись, проговорила Лючия. — Убивать всех, кто тебя любит.

Бабушка вздохнула. Скальпель исчез.

А Элиот и глазом моргнуть не успел. Куда же девался скальпель?

Лючия подошла к Одри и обняла ее. Бабушка не слишком радостно обняла ее в ответ.

Дядя Генри кивком поприветствовал Роберта, подошел к Элиоту и положил руки ему на плечи.

— Мы поняли, что случилось, — сказал он, обращаясь ко всем, кто находился в палате, — и приехали так быстро, как только смогли.

— Удушила бы Даллас, — пробормотала Лючия, — за то, что она так рано показала им нити судьбы.

— У Фионы не было выбора, — сказала бабушка. — Имело место внешнее воздействие. Если бы девочка не перерезала нить, она бы и столько не протянула.

— Может быть, кто-нибудь мне все-таки объяснит, что тут происходит? — требовательно спросил Элиот.

Бабушка сердито посмотрела на него, но Элиот набрался мужества и ответил ей храбрым взглядом.

— Все произошло у тебя на глазах, — сказала бабушка. — В тот вечер, когда Даллас показала вам нити судьбы, мы увидели конец жизни Фионы. Ей осталось жить несколько часов, и никто не может это предотвратить.

Элиот окаменел. Он не мог представить себе жизни без сестры.

— Возможно, это не совсем так. — Лючия отодвинула в сторону историю болезни и заставила бабушку встретиться с ней взглядом. — Мы думаем, что есть способ спасти ее.

Бабушка вопросительно подняла брови. Впервые с момента появления в палате Лючии и Генри она проявила хоть какой-то интерес.

— Да, — кивнул Генри. — Помочь сможет третье героическое испытание.

60 По яблоку в день

Фиона была воздухом. Она была пылью и светом, она стала такой тонкой, что ее мысли расплывались.

А потом ее сознание сосредоточилось на тяжести, давившей на нее с такой силой, что каждый вдох давался с трудом.

Фиона открыла глаза.

Она лежала на незнакомой кровати. По одну сторону в темноте стояла бабушка. По другую — тетя Лючия, озаренная лунным светом, струившимся в открытое окно.

Руки бабушки и тети Лючии двигались над одеялом. Посреди смятых простыней Фиона увидела хитросплетение разноцветных хлопковых волокон, пластиковых нитей, кожаных шнурков, блестящих шелковых лент и золотой тесьмы. Увидела она и нечто еще более странное: полосы дыма и теней, а также острую колючую проволоку.

Фиона попыталась приподняться и осознала, что все это как бы вынуто из нее.

Бабушка и Лючия вскрыли ее, и все, что находилось у нее внутри, лежало грудами на простынях. Две женщины вытягивали из этой спутанной массы одну нить за другой и завязывали на них узелки. Каждое их движение приносило Фионе боль.

Тошнота накатывала волнами. Она сделала глубокий вдох, чтобы вскрикнуть.

А потом хитросплетение нитей исчезло, остались только бабушка и Лючия. Они поправляли простыни, умело разглаживали складки на одеяле.

Страшный сон?

Она так не думала. Именно такой клубок нитей она видела в стеклянном лабиринте. Это была та самая ткань жизни, которую она уже рассматривала перед тем, как… лишиться чувств?

Она помнила, что не ожидала, что очнется.

Фиона прижала руку ко лбу.

— Я упала? — спросила она, с трудом обводя взглядом палату.

Рядом с бабушкой стоял взволнованный Элиот. Он попытался подойти ближе к Фионе.

Фиона была сердита на брата за то, что он появился так поздно. И все же она потянулась к нему, и он взял ее за руку.

За спиной Элиота стояла Си. Заламывая руки, она проговорила:

— Мы уже думали, что потеряли тебя, моя голубка.

Бабушка свирепо глянула на нее, и Си попятилась назад. Сердце Фионы забилось чаще, когда она заметила в углу палаты Роберта.

Он явно чувствовал себя неловко. Стоял, сложив руки на груди. Он помахал ей, будто все было нормально и в больнице она оказалась из-за заусеницы. Но Роберта выдавали красные глаза и то, как нервно он посматривал на дядю Генри.

Дядя Генри сидел у изножья кровати, положив ногу на ногу, и чувствовал себя, похоже, совершенно непринужденно.

Оттого, что в палате находились и дядя Генри, и тетя Лючия, у Фионы мурашки побежали по коже. Означало ли это, что Сенат что-то собрался сделать с ней и Элиотом?

— Что происходит? — спросила Фиона.

— Если девочка в состоянии задать такой вопрос, — проговорил дядя Генри, — я полагаю, можно ей ответить.

— Мы восстановили твои силы, — осторожно ответила Лючия.

— Я… Кажется, я видела это. Сплетение нитей.

Лючия с бабушкой переглянулись.

— Очень хорошо, — сказала бабушка. — Значит, ты понимаешь, что когда ты кое-что разрезала внутри себя, то повредила ткань своей жизни.

Фиона кивнула.

— Ты лишила себя аппетита, — добавила Лючия, — освободившись от… внешнего воздействия.

Конфеты. Вот о чем они говорили. Рука Фионы потянулась к шее.

— Я должна была это сделать, — прошептала она.

— Конечно должна, — согласилась бабушка. — Никто не оспаривает твоего решения. Но у него были последствия.

— Повышенный аппетит — это катастрофа, — вздохнула Лючия. — Но его полное отсутствие — это…

— …смертельно опасно, — бесстрастно завершила начатую Лючией фразу бабушка. — И теперь твое тело отказывается принимать пищу и воду.

Элиот крепче сжал руку сестры. Фиона заметила, что он напуган.

— Все будет хорошо, — сказала она ему.

Хотя положение дел явно было неутешительным, Фиона решила не показывать, как ей страшно. Она инстинктивно догадывалась, что не стоит выглядеть слабой перед родственниками.

— Вот что мне на днях пыталась показать Даллас, — сказала она. — Нить моей жизни. Та, которая вела в будущее, была очень короткой. Мне осталось меньше дня.

Фиона обвела палату взглядом в поисках Даллас — той женщины, которая была ее теткой, но весьма возможно — матерью. Ее ждало разочарование. Даллас в палате не было.

— Еще меньше, — сказала бабушка. — Не более шести часов.

— По крайней мере, мы вернули тебе силы, — добавила Лючия, — и в оставшееся время ты сможешь держаться на ногах.

— Не так уж весело, — вздохнула Фиона.

— Очень верно сказано, — кивнул дядя Генри и улыбнулся. — Но ты не бойся. У нас есть план.

Генри сложил ладони так, словно держал невидимый шарик внутри их. Он повел руками вперед и назад, делая вид, будто сосредотачивается. А потом разыграл изумление. Разжав ладони, он протянул Фионе яблоко сорта Грэнни Смит.

— Спасибо, дядя Генри, но я совсем не хочу есть.

— Честное слово, Генри, — укоризненно проворчала Лючия. — Хоть бы раз воздержался от бестактности.

Генри вздохнул и откусил кусочек яблока.

— Они пришли помочь нам, — прошептал Элиот. — А поможет нам третье испытание.

Голос Элиота звучал встревоженно. Он словно пытался предупредить ее о том, что предстоит нечто гораздо более сложное, чем поедание яблока, появившегося в результате фокуса.

— Тебе нужно не обычное яблоко, — объяснила Лючия. — Тебе нужно Золотое яблоко.

Фиона вопросительно посмотрела на брата, но тот только пожал плечами. Поэтому она перевела взгляд на Лючию.

— Золотое? Вроде сорта голден?

— Ты и вправду держала их в полном неведении, Одри? — вздохнула Лючия.

Бабушка запрокинула голову. Создалось такое впечатление, будто она смотрит на сестру сверху вниз.

— По всей видимости, неведение все же было не полным… иначе они бы так не вляпались.

— Дамы, прошу вас, оставьте ваши ссоры на потом. — Генри многозначительно постучал кончиком пальца по стеклышку наручных часов. — Песок времени сыпется.

— В кои-то веки ты прав, Генри. — Лючия одернула платье и повернулась к Фионе. — Золотые яблоки, которые тебе нужны, не найти на местном рынке. Эти яблоки наделены величайшей жизненной силой. Они так высоко ценились, что из-за них разгорались войны.[87]

Фиона с трудом сглотнула подступивший к горлу ком. При мысли о том, что нужно что-то съесть, ее сразу начинало тошнить.

— В чем тут загвоздка?

— Ну, прекрасно! Ума ты не лишилась, несмотря ни на что. — Дядя Генри похлопал Фиону по колену, но тут же отдернул руку, заметив гневный взор бабушки. — Да, загвоздка есть.

Роберт, стоявший в углу, нервно переступил с ноги на ногу.

— Несколько лет назад, — сказала Лючия, — кусочки одного яблока попали в нехорошие руки.[88]

— Поэтому мы предприняли меры, чтобы отныне яблоки находились в безопасности. — Дядя Генри указал на потолок. — И мы поместили их между звезд.

— На орбитальном спутнике, — пояснила Лючия, — обнаружить который совершенно невозможно.

— Увы, — вздохнул дядя Генри, — мы не учли, что появилось огромное количество космического мусора. Из-за многочисленных столкновений наш спутник в конце концов был сбит с орбиты и упал на Землю.

— Значит, он где-то лежит? — спросил Элиот. — В каком-нибудь кратере? И мы должны его найти?

— Его уже нашли, — ответил ему Генри. — Мы даже не пытались его забрать, потому что никто не сумеет вскрыть его даже за тысячу лет, а хранится он в очень надежном месте: на базе учебного центра ВВС в Неваде.[89]

— ВВС? — переспросила Фиона. — ВВС США?

Дядя Генри кивнул.

— Значит, база охраняется, — сказал Элиот.

Генри небрежно махнул рукой и вздохнул.

— Ну да… бункеры, охранники, специально обученные служебные собаки, а возможно, даже вертолеты-«невидимки».

— Итак, это ваше третье героическое испытание, — сказала Лючия Фионе. — Проникнуть на базу, выкрасть яблоко и съесть хотя бы кусочек, чтобы спасти себе жизнь.

— Или нас там пристрелят, — пробормотала Фиона.

— Мы сможем это сделать, — прошептал Элиот.

Фиона кивнула.

Она ни секунды не сомневалась, что у них нет даже малейшего шанса. Речь шла не о каком-то психе в парке аттракционов и не о говорящем крокодиле. Их ожидала встреча с сотнями охранников. Вооруженных до зубов, на военной базе, где все напичкано электронными системами сигнализации, где трудятся специалисты высшего класса, задача которых состоит в том, чтобы на базу не проникли люди вроде нее и Элиота.

Или может быть, совсем крошечный шанс все-таки был?

Ведь она могла перерезать что угодно: заграждение из колючей проволоки, прочнейшую стену и даже, наверное, дверь бункера, изготовленную из бронированной стали. А чего только Элиот не мог сотворить своей музыкой?

И все же Фиона не поверила в объяснение дяди Генри насчет того, что яблоки хранятся там только потому, что это безопасно. Она догадывалась: Сенат оставил яблоки там потому, что не мог к ним подобраться.

Роберт расправил плечи и шагнул к Фионе.

— Позвольте мне… — Он кашлянул и начал еще раз: — Позвольте мне сделать это вместо нее. Вы же позволяли такое другим.

— Нет, — холодно проговорила Лючия и сердито посмотрела на Роберта.

Роберт замер на месте.

— А он мне нравится, — сказала бабушка дяде Генри. — Храбрый и добрый. Вот только твои водители наделены достойной сожаления склонностью погибать из-за своей бравады.

Роберт побледнел.

Генри улыбнулся ему. Он смотрел на него как на щенка, готового броситься на взрослого бульмастифа.

— Спасибо тебе, Роберт, но, боюсь, ничего не получится. Такое позволяется только членам Лиги, а не ее потенциальным членам.

Роберт кивнул и отошел назад.

— Я должна уйти, меня ждут дела, — сказала бабушка. — Дети, я хочу, чтобы вы были готовы к отъезду через тридцать минут.

— Хорошо, бабушка, — ответили Фиона и Элиот в унисон.

Фиона недовольно сдвинула брови. Ею по-прежнему командовали. Она проводила бабушку сердитым взглядом. Та вышла из палаты.

— Мы будем умирать, а она нам даже не попытается помочь, верно? — проговорила Фиона. — Никто из вас не поможет.

— Существуют правила, дорогая, — сказал дядя Генри и посмотрел на Лючию. — И все мы их придерживаемся.

Лючия вздохнула.

— Ты можешь подвезти их до периметра базы, — сказала она, не глядя на Генри. — О большем не проси.

Фиона понимала Лючию и дядю Генри, немного понимала. Сенат хотел доказать что-то, касающееся ее и Элиота, используя жестокие традиции. Но почему бабушка вела себя с ними так холодно и язвительно?

— Я ее ненавижу, — сказала Фиона.

Си села на кровать рядом с ней.

— Милая моя, ты не должна так говорить.

— Но это правда.

— Другие тоже чем-то жертвовали и совершали ужасные поступки, — дрожащими губами прошептала Си. — Ты не единственная, кому пришлось что-то отсечь от себя. — Глаза Си наполнились слезами. — Быть может, ты никогда до конца не поймешь свою бабушку, но ты должна верить: она делала так, как лучше для тебя. Всегда.

Фиона кивнула. Но как можно доверять бабушке после пятнадцати лет лжи? Хотя, конечно, не стоит спорить с бедной, любящей старушкой Си.

Кроме того, теперь Фионе было о чем задуматься. Бабушка, оказывается, тоже что-то отсекла от себя.

Чего же она лишилась? Чувства юмора? Сострадания?

— Вам следовало бы рассказать им о других, — сказал Роберт дяде Генри. — Они близко. Один из них стоял рядом с Элиотом, когда я подъехал, чтобы его забрать.

Лючия шагнула к Роберту.

— Ступай к машине, водитель, пока у тебя еще есть такая возможность.

— Да, мэм, — прошептал Роберт, облизнув пересохшие губы.

Он бросил последний взгляд на Фиону и поспешно вышел из палаты.

— Какие еще «другие»? — спросила Фиона. — Другое семейство?

Тетя Лючия вытаращила глаза.

— Кто был с тобой? — спросила Фиона у брата.

Элиот насупился.

— Луи. И возможно, Роберт прав. Луи может иметь какое-то отношение к другому семейству.

Фиона расхохоталась, хотя смеяться ей было больно.

— Не может быть! Луи! Этот бродяга? Грязный, вонючий псих, ворующий объедки пиццы?

— Тсс, детка, — проговорил дядя Генри и покачал головой. — Даже если все это правда… не стоит так говорить о своем родном отце.

61 Песок и туман

Элиот, Фиона и дядя Генри сидели на заднем сиденье лимузина. Роберт провез их по побережью Калифорнии, и теперь они мчались по пустыне Мохава.

В больничной палате Элиот хотел расспросить дядю Генри насчет Луи, но его опередила тетя Лючия. Она быстро заговорила с Генри по-итальянски. Элиот итальянского не знал, но смысл все же уловил: больше никаких разговоров о семействе отца.

Как же это было типично…

Снова от него и Фионы скрыли то, о чем ему больше всего хотелось узнать. Словно знания об отце и его родне могли как-то ранить их, в то время как им предстояло уже в третий раз за неделю лицом к лицу столкнуться со смертью.

Элиот выглянул в окошко. Вдалеке мерцали огни Лас-Вегаса. Это было похоже на парк аттракционов, и у мальчика по спине побежали мурашки. Еще и суток не прошло с той ночи, когда они с Фионой находились на объятой пожаром свалке металлолома. Там он спас Аманду Лейн, а Фиона убила мистера Миллхауса.

Неужели это было прошлой ночью? Элиот чувствовал себя другим человеком.

Рев мотора лимузина сменился урчанием.

— Я немного сбросил скорость, сэр, — сообщил Роберт. — Мы уже недалеко от базы, и я боюсь, как бы нас не засек тамошний радар.

— Правильно, — отозвался дядя Генри, ненадолго задумался и спросил: — На чем я остановился?

— Вы рассказывали нам о системе безопасности базы, — напомнила ему Фиона.

Сестра Элиота сидела неестественно прямо. Она была бледна и явно слаба, но в глазах ее светилась решимость.

— Начну сначала, — сказал дядя Генри и покачал стакан с толстым дном, наполненный льдом и какой-то пахучей жидкостью, запах которой заставил Элиота поморщиться. — Во-первых, весь периметр базы патрулируется. Охранники снабжены приборами ночного видения. Следующим препятствием на вашем пути являются датчики, регистрирующие движение и тепло человеческого тела. Они установлены на небольшом расстоянии от земли, и изображение с них передается на мониторы. Обойти их очень сложно.

Элиот гадал, не пришлось ли дяде Генри лично познакомиться с устройством системы безопасности базы. Уж слишком много он о ней знал.

— Если вас обнаружат, — продолжал Генри, — реакция будет массированная. В ход пустят все наземные транспортные средства, а если понадобится, и воздушные.

— А мы не могли бы спрятаться в каком-нибудь грузовике, который будет въезжать на территорию базы? — спросил Элиот.

Дядя Генри взглянул на него с искренним сожалением.

— Все машины взвешивают. А в районах, где уровень безопасности еще выше — именно туда вам предстоит пробраться, — машины просвечивают рентгеновскими лучами. Кроме того, есть еще служебные собаки, которых обмануть труднее, чем аппаратуру.

— Да, еще там стоят несколько высоких заборов, — небрежно махнул рукой дядя Генри. — Некоторые участки заминированы. Еще есть камеры наружного наблюдения. Ах да, чуть не забыл. У них имеется отряд быстрого реагирования на случай проникновения диверсантов. Они стреляют на поражение.

Элиота на миг охватила паника, но это чувство быстро растаяло. Он осознавал потенциально смертельную опасность всего того, что перечислял дядя Генри, но почему-то подобные вещи больше не вызывали у него парализующего страха.

Бесстрашие и спокойствие наполняли его душу — а всего несколько дней назад такие чувства рождались только в его фантазиях. Теперь же они стали реальными.

— А где находятся яблоки? — спросил Элиот.

— Как это глупо с моей стороны. Конечно, это ведь самая главная деталь. — Дядя Генри задумчиво посмотрел на свой стакан и поставил его на столик. — Здание номер двести одиннадцать. Выглядит как самое обычное офисное здание, но на самом деле это бункер. Подземное хранилище.

Он сунул руку в карман и вытащил небольшой листок бумаги с чертежом. На чертеже был изображен предмет, похожий на яйцо Фаберже. По всей поверхности «яйца» располагались «украшения», на самом деле являвшиеся сложными электронными устройствами.

— Это спутник, — пояснил дядя Генри.

Фиона указала на толстую наружную оболочку.

— Из чего она сделана?

— Из прочного керамического сплава, который невозможно разрезать лазером, взорвать бомбой или рассечь каким бы то ни было лезвием.

— А я смогу разрезать эту оболочку? — спросила Фиона.

— Честно говоря, не знаю. Но придется попытаться, поскольку спутник довольно тяжелый и вы вдвоем просто не сможете вынести его с базы.

— Осталось пять минут, — сообщил Роберт.

Огни Лас-Вегаса давно остались позади. Они ехали по проселочной дороге, и свет фар выхватывал из темноты колючие кусты и облака пыли.

— Думаю, о базе мы поговорили достаточно, — сказал Элиот. — А теперь мне хотелось бы побольше узнать о нашем отце.

Дядя Генри нашел в кармане носовой платок и вытер рот.

— О, это у меня так… сорвалось. Не стоило вообще заводить речь об этом. Честное слово, рассказывать вам о нем имеет право только ваша бабушка.

— А где она сейчас? — спросила Фиона.

— Занята кое-какими делами, — ответил Генри. — За вами следили… нехорошие люди, и мы не можем этого позволить.

— Они не «нехорошие люди», — процедил сквозь зубы Элиот, с трудом сдерживая гнев. — Хватит говорить с нами как с маленькими. Мы знаем, что это наши родственники со стороны отца. И я хочу, чтобы вы больше рассказали мне о Луи Пайпере.

Дядя Генри устремил взгляд за окошко.

— Думаю, для вас это уже не новость, — тихо сказал он. — Луи познакомился с вашей матерью на карнавале в Венеции. Я ведь вам рассказывал про карнавал. Там все ходят в масках…

— Да, об этом вы нам уже рассказывали, — прервал его Элиот. — Перестаньте уходить от темы. Все говорили, что наш отец умер. А он, оказывается, какой-то бездомный старик? Как это случилось?

Дядя Генри откинулся на спинку сиденья. Кожаная обивка скрипнула.

— Элиот, мальчик мой дорогой, — прошептал он, — ты знаешь, что со мной сделают ваша бабушка и тетя Лючия, если я стану говорить с вами об этом?

Элиот и Фиона, не сговариваясь, свирепо уставились на дядю Генри.

Он смущенно заморгал, тяжело вздохнул и сказал:

— Ладно, что поделаешь? Жизнь слишком коротка, чтобы хранить такие тайны. — Он наклонился вперед. — Ваша мать чувствовала, что Луи представляет для вас угрозу, но все же она любила его и поэтому не могла заставить себя убить его. Весьма глупая чувствительность, должен заметить. — Дядя Генри допил виски. — И она просто лишила его силы — вышвырнула его на более низкий уровень, в мир смертных.

— А почему нам никто такого не предложил вместо героических испытаний? — спросила Фиона. — Я предпочла бы стать нормальной смертной, но остаться в живых.

От слов сестры у Элиота неприятно засосало под ложечкой. Он так любил свою музыку. Но был ли его талант естественным? Или все же сверхъестественным? Стоило ли ради этого рисковать жизнью?

— Увы, — проговорил дядя Генри с каменным лицом, — это умела делать только ваша мать. А как она это делала — не известно никому из Лиги. И вообще никому.

— Значит, Луи теперь просто человек? — спросила Фиона.

— Человек, но далеко не «просто». Он наделен глубочайшими познаниями и связан со своими родственниками, что делает его опасным. Заклинаю вас, сторонитесь его. И уж конечно, не доверяйте ему.

— Почему? Потому что он не заботится о нашем благополучии? — язвительно осведомился Элиот. — Потому что не назначает нам смертельно опасных испытаний, чтобы узнать, к какому семейству мы принадлежим?

Дядя Генри опустил глаза. Вид у него был самый что ни на есть несчастный.

— Разве я не нарушил все правила, пытаясь вам помочь?

Язвительность Элиота отступила. Он был готов извиниться перед дядей Генри за то, что усомнился в нем, но вспомнил совет Луи: не просить прощения слишком часто. К тому же он не был уверен, действительно ли дядя Генри заботится о них с Фионой или просто манипулирует ими.

Роберт выключил фары лимузина, сбавил скорость и съехал с проселочной дороги.

— Приехали, — сказал он. — Ближайшая дорога до Пятьдесят первой территории — на юго-запад отсюда. Примерно шесть миль пешком. Простите, но ближе я вас подвезти не могу.

Роберт вышел из машины и подошел к дверце с той стороны, где сидела Фиона.

Элиот выскользнул из машины следом за сестрой.

Было холодно. Дядя Генри подал им обоим плащи с флисовой подкладкой.

— Спасибо, — поблагодарил Элиот и надел плащ.

Фиона обняла Роберта.

— Спасибо тебе за все, — шепнула она ему. — Если я тебя больше не увижу, я просто… я просто хотела сказать… — Она прижалась лбом к его лбу.

Роберт что-то прошептал в ответ. Элиот не расслышал что, но Фиона покачала головой.

Элиот смущенно отвернулся. Ему странно было видеть сестру такой сентиментальной, но он ее понимал. Если бы сейчас здесь была Джулия, он повел бы себя точно так же.

Элиот задумался о том, где сейчас может быть Джулия. Он устремил взгляд на юг, надеясь, что она добралась до Лос-Анджелеса и что с ней все в порядке.

— Не мешкайте, — сказал дядя Генри. — Помните о ваших предыдущих успехах. Я знаю, что у вас все получится.

Элиот кивнул и забросил за спину рюкзак, предварительно проверив, на месте ли Леди Заря и фонарик.

Фиона оторвалась от Роберта и зашагала вперед. Элиот растерялся. Он в последний раз посмотрел на дядю Генри и Роберта. Роберт поднял вверх оба больших пальца. Элиот отвернулся и поспешил за сестрой.

— Эй! — прошептал он. — Подожди.

Фиона и не подумала остановиться. Наоборот, зашагала быстрее. Преодолев полосу песка, они оказались на глинистом дне высохшего озера.

— Мне бы не пришлось тебя дожидаться, — буркнула Фиона, — если бы ты не был такой partula turgida.

Этот термин Элиот знал. Partula turgida — так называлась маленькая, невероятно медленно ползающая улитка. Очень красивая, но, судя по всему, уже вымершая, может быть, как раз из-за своей медлительности. Неплохой намек.

Он был не в настроении, чтобы ответить сестре достойной «дразнилкой», поэтому спросил Фиону о том, что у него на самом деле было на уме.

— Как ты себя чувствуешь?

Фиона некоторое время шла вперед молча, потом ответила:

— Нормально, пожалуй. Просто внутри у меня как-то… странно. Трудно объяснить. Просто злюсь.

— На кого?

— Сама не знаю. — Фиона вздохнула. — На всех. На бабушку — за то, что она даже не удосужилась хоть раз показать, что любит нас. На Генри, Лючию и на весь Сенат за то, что они заставляют нас пройти через все это. На Луи. Я даже не знаю, жалеть его или злиться на него за то, что он так и не сказал нам, кто он на самом деле.

Что-то зашуршало в кустах.

Элиот вытащил из кармана рюкзака фонарик и включил.

Из-за куста выбежал кролик и исчез в темноте.

Элиот облегченно вздохнул и выключил фонарик, надеясь, что никто не заметил свет.

— Как ты думаешь, — спросила Фиона, — Луи все это время торчал в подворотне только для того, чтобы следить за нами? Тебе не кажется, что это как-то… ненормально?

— Я думаю, он о нас заботился. И в этом ничего ненормального нет.

Ему хотелось рассказать сестре о том, каким он увидел Луи вечером — преобразившимся, могущественным, — но он не знал, с чего начать, и ему казалось, что у него и его предполагаемого отца появилась какая-то общая тайна.

— Если он падший ангел, я уверен: он тот, кого называют Люцифером, — сказал Элиот. — Это одно из имен, которые я нашел в «Mythica Improbiba».

— Луи Пайпер, — прошептала Фиона. — Люцифер… Да, в этом что-то есть.

— Это одно из тринадцати названий кланов инферналов. Есть и другие: Левиафан, Асмодей, Вельзевул и Мефистофель. Возможно, это наши кузены.

— Звучит дико, — призналась Фиона. — Ты… — Она пару секунд беззвучно шевелила губами и наконец выговорила: — Это звучит ужасно глупо.

— Что именно?

— Ты себя богом чувствуешь? Или ангелом?

Они какое-то время шли молча. Элиот задумался над вопросом сестры.

Взошла луна и залила пустыню серебристым светом. Окрестности выглядели вполне мирно. Даже не верилось, что где-то поблизости находится военная база, напичканная всякими секретами. Что-то похожее Элиот ощущал, думая о своей жизни. Еще несколько дней назад она выглядела такой обычной, такой банальной, но оказалось, что в ней существуют ограды, охранники и минные поля, на которые можно было в любой момент напороться.

А что было бы, если бы дядя Генри их не разыскал? Тогда они с Фионой и дальше жили бы с бабушкой? Получали бы образование на дому, подрабатывали где-нибудь. А что потом?

— Нет, — признался он наконец. — Ничего такого я не чувствую.

— Значит, ты чувствуешь себя самым обычным, заурядным Элиотом Постом и ничуть не изменился?

— «Обычный» — это сильно сказано, — вздохнул Элиот. — Я знаю много чего из книг, но это не имеет никакого отношения к реальности. У меня нет друзей. Я бы с такой радостью пошел в школу, чтобы почувствовать то, что чувствуют все мои ровесники.

Вероятность нормальной жизни сейчас казалась астрономически далекой. Элиот представил, что они с Фионой шагают по поверхности Луны. Пожалуй, этот образ вполне адекватно передавал их связь с реальным миром.

— А ты как — в этом смысле?

— Я не знаю, что я должна ощущать, когда все, о чем мне говорили раньше, сплошное вранье. Наша бабушка — вправду наша бабушка? А Генри — действительно наш дядя? Наш отец, оказывается, жив, и он падший ангел, воплощение зла. Может быть, наша мать тоже жива? А я? Та ли я, кем всю жизнь себя считала?

— Даже то, что мы с тобой — брат и сестра, у тебя вызывает сомнения?

— Нет, в этом я уверена, — пробормотала Фиона. — Тут мне сильно не повезло. — Она резко остановилась. — Тсс. Слушай.

Элиот прислушался. По дну высохшего озера ехала большая тяжелая машина. Справа от них.

Затем он услышал шум другой машины — слева. И еще две ехали где-то вдалеке, прямо впереди.

— Не думаю, что это обычное патрулирование, про которое говорил дядя Генри, — прошептала Фиона. — Вряд ли бы столько машин случайно окружали нас.

— Может быть, стоит убежать?

— Нет. Сыграй что-нибудь.

Элиот невольно сделал шаг назад.

— Что ты имеешь в виду? Что сыграть?

— Не знаю… Ты заставил миллион крыс привести нас к Соухку. Разве ты не можешь сделать так, чтобы несколько джипов остановились? Или чтобы мы как-то смогли спрятаться?

Элиот задумался, пошевелил пальцами. В последнее время, когда он играл, музыка словно сражалась с ним, а он пытался с ней совладать. Во Франклин-парке вообще началось землетрясение. Пламя в парке аттракционов ожило, распространилось и чуть было не охватило их целиком. Они спаслись в последний момент. Элиот любил играть на своей скрипке, но музыка, которую он из нее извлекал, начала его пугать.

— Может быть, что-то получится, — прошептал он. — Я могу сыграть одну пьесу. Я ее только что выучил. Но это будет трудно.

Фиона резко схватила его за плечо, но тут же отпустила.

— Лучше решайся быстрее, иначе придется удирать от этих машин, маленькая partula turgida.

В ее насмешке Элиот учуял ядовитые шипы. Она словно хотела сказать: если нас поймают, виноват будешь ты.

Элиоту хотелось отвернуться от сестры и посоветовать ей разрезать эти машины пополам, если они подъедут слишком близко.

Но Фиона была права. Как только они проберутся на базу, она сумеет найти путь к бункеру и спутнику.

А пока… Пока что действовать должен был он.

Вот о чем надо думать сейчас, а не о родственниках.

Элиот вытащил из рюкзака Леди Зарю и положил на плечо. Струны взволнованно завибрировали.

— Встань позади меня, — сказал Элиот. — Недалеко, но так, чтобы мне не мешать.

Он прижал смычок к струнам и заиграл.

На сей раз он не стал для разминки играть «Суету земную». На это не было времени. Джипы приближались. Элиот сразу начал со средней части симфонии, с нот, которые были написаны на асфальте в подворотне Луи, — с того места, где сложность музыки невероятно возрастала.

Он заиграл быстрее, его пальцы с такой скоростью перебирали струны, что они стали невидимыми.

Элиот отдался инстинктивному чутью, он ощущал ноты, и они представали перед ним написанными на асфальте.

Мелодия звучала дико, безудержно. Он с трудом управлял ею.

Он ощутил порывы ветра. Ветер дул то в одну, то в другую сторону, в лицо полетел песок. Тучи закрыли луну. Элиот почувствовал залах океана и морских водорослей и услышал во тьме крики — но кричали не люди.

А где-то в самой глубине его сознания слышалось пение:

Обертоны звуков накладывались друг на друга, отлетали эхом от стен сгустившегося воздуха. Казалось, Элиоту аккомпанирует целый скрипичный ансамбль и все скрипки играют отрешенно, страстно.

Перед его мысленным взором предстала следующая часть симфонии. Она была еще труднее для исполнения. Для того чтобы брать нужные ноты, следовало невероятно сильно растягивать пальцы.

А мелодия звучала все мрачнее, превратилась в сплетение темноты и боли.

Элиот не хотел играть эту мелодию, она его пугала. Он решил, что с него хватит.

Он остановился — вернее, попытался остановиться. Но музыка была наделена собственным сознанием, и он продолжал играть. Минорные аккорды сменяли друг друга, пальцы сами брали все более низкие ноты.

Но так не должно быть. Играть должен он, а не его инструмент.

Элиот сражался со скрипкой. Он пытался крепче сжать гриф, заставить пальцы перестать двигаться.

Леди Заря вдруг выгнулась дугой. Внутри ее словно нарастало напряжение. Элиот услышал, как дека едва заметно потрескивает.

Но он еще крепче сжал гриф. Он просто обязан был укротить инструмент.

Порвалась струна и больно уколола его палец.

Элиот резко отдернул скрипку от плеча и сунул в рот окровавленный указательный палец.

— Что ты сделал? — шепотом спросила подошедшая Фиона.

Их окутали туман и клубы поднятого в воздух песка, поблескивавшего при луне.

Но это было не облако. Слои песка и тумана переплетались один с другим. И когда Элиот наклонил голову, он разглядел в песчаной дымке проходы, как в зеркальном лабиринте, по которому они бежали в парке аттракционов. Но эти странные стены изгибались, расходились и сходились вновь.

— Когда я играл, я слышал слова, — прошептал Элиот. — Там пелось о вечном беге… наверное, имелся в виду бег через этот туман.

— Просто блеск, — прошипела Фиона. — Я просила только о том, чтобы мы смогли спрятаться. Хорошенькое укрытие. Из него еще попробуй выберись!

Посреди беззвучной бури возникли огни — едва различимые цветные пятна. Возможно, это был свет фар и некоторые из этих огней двигались к Элиоту и Фионе. Послышались голоса перекликавшихся между собой людей. Видимо, они заблудились в тумане.

— Они близко, — прошептала Фиона, — но, похоже, нас не видят.

Элиот прищурился и более пристально всмотрелся в пелену тумана и летящего песка. Вдруг песок взвихрился, и Элиот увидел посреди смерча кости и оскаленный череп.[90]

Элиот моргнул, но страшный образ не исчез в клубах тумана, хотя ему очень хотелось, чтобы это произошло. Мало того — появились когти, горящие глаза и нечто очень большое, движущееся, похожее на тень громадного вымершего динозавра.

Элиот ужасно испугался, но заставил себя мыслить трезво.

Это были всего-навсего водяной пар и песчаная пыль. Они с Фионой вполне могли пойти напрямик через эту бурю — Элиот был в этом уверен. Но и в том, что крики вдалеке звучат по-настоящему, он тоже не сомневался.

Войти в туман было проще простого. Гораздо больше Элиота волновал вопрос о том, как оттуда выйти.

Но все это было его творением. А если так, он мог сделать, чтобы все стало как раньше.

Он провел кончиком пальца по оставшимся струнам Леди Зари и извлек из них скрипучий звук. Перед Элиотом и Фионой открылся узкий проход, по обе стороны от которого клубился туман.

— Сюда, — сказал Элиот и пошел вперед.

Так же как и в лабиринте, он старался смотреть себе под ноги и голову поднимал только в случае крайней необходимости. Фиона шагала следом за ним, не отставая ни на шаг.

Через некоторое время они оказались на вершине невысокого холма. Позади осталось море тумана, подернутое рябью, серебрящееся под луной. Волны тумана накатывали на склон холма. Где-то в самой середине туманного моря сверкали огни и слышались выстрелы.

— Что там происходит? — спросила Фиона. — Мне показалось, я что-то заметила.

Элиот давно не видел сестру такой напуганной.

— Не знаю, — признался он. — Что-то попыталось завладеть моей музыкой. Я начал сражаться с этой силой, но только после того — даже не знаю, как сказать, — после того, как я все это сюда притянул.

Ему очень хотелось верить, что это какой-то фокус — типа тех, которые показывают с помощью дыма и зеркал, и что в тумане никто не пострадает.

Но возвращаться и выяснять, так это или нет, он не собирался.

Фиона нервно кусала нижнюю губу.

— Ладно… Только, пожалуйста, больше так не делай. А как твой палец?

Порез был ровный, глубокий, но кровь не текла. Правда, когда Элиот попытался согнуть палец, он застонал от боли.

— Ничего, жить буду.

Прямо перед ними протянулась наружная граница базы ВВС. Двойная стена со спиралями колючей проволоки наверху. Через равные промежутки по всему периметру возвышались зловещие сторожевые вышки. За стеной виднелись здания и ангары для самолетов. Из главных ворот выезжали джипы, но ни одна из машин не двигалась в сторону холма, на котором стояли Элиот и Фиона.

— Думаю, я знаю, что нужно делать, — сказала Фиона. — Забор я смогу прорезать — это для меня пара пустяков, но при этом может сработать сигнализация. — Она оглянулась, посмотрела на море тумана. — С другой стороны, можно попробовать воспользоваться общей суматохой.

В небе над ними вдруг возникло что-то вроде маленького солнца.

Смерч завертелся вокруг Фионы и Элиота, их осыпало песком.

Элиот запрокинул голову и закрыл лицо обеими руками — таким ослепительным был свет галогенного прожектора.

Посередине слепящего света бесшумно висел темный силуэт вертолета. С его борта спрыгнули люди, похожие на крошечных паучков на тонких шелковистых паутинках.

— Ни с места, — прозвучал оглушительно громкий голос. — Иначе мы откроем огонь. На колени. Руки за голову.

62 Первый нравственный выбор Элиота Поста

Настроение у Элиота было ужасное. Они с Фионой провалили третье испытание. Его сестра скоро умрет. И сам он, скорее всего, тоже — после того, как Сенат решит с ним покончить. Худшего он просто не мог себе представить.

Он сидел в маленькой комнате с зелеными стенами. Его правая рука была прикована наручником к столу из нержавеющей стали. На стене напротив висело большое зеркало.

Рядом с ним сидел военный врач по фамилии Миллер. Волосы у него были песочного цвета, в уголках глаз залегли смешливые морщинки.

— Тебе повезло, что ты попал ко мне, — проговорил Миллер, не глядя на Элиота. — Видишь эту красную полоску, тянущуюся вверх от кончика пальца? Начала распространяться инфекция.

Но это не могло быть инфекцией. По крайней мере, Элиот не знал об инфекции, которая так быстро распространялась бы.

— Да, мне повезло, — ответил Элиот, не пытаясь скрыть сарказма.

Его задержала армейская полиция, его сковали наручниками, набросили на голову капюшон, а потом их с Фионой разделили. Сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и привели сюда.

Пока Элиот сидел в камере и ждал, что за ним кто-нибудь явится, палец и вся рука у него распухли. Затем появилась красная полоска и начала быстро подниматься к сонной артерии на предплечье.

Палец он поранил оборвавшейся струной Леди Зари. Ранка была крошечная. Элиот ругал себя за то, что сунул палец в рот. Наверное, с этого все и началось.

Его сразу перевели в эту комнату, и явился доктор Миллер. Он обработал ранку, взял кровь на анализ и сделал Элиоту уколы — ввел антибиотики и противостолбнячную сыворотку.

Но похоже, лекарства не действовали. Красная полоса продолжала подниматься все выше и уже почти подобралась к локтевому сгибу.

Элиот прочел «Руководство по оказанию первой помощи и первичной хирургии» Марцеллюса Мастерса от корки до корки, поэтому знал, что подобные инфекции могут быть смертельными. Но у тяжелых инфекций симптомы были другие.

— Вы считаете, это сепсис? — спросил Элиот у доктора Миллера.

Миллер взглянул на него, удивленно вздернув брови.

— Нет. — Он улыбнулся. — У тебя нет лихорадки.

Он перевел взгляд на руку Элиота и перестал улыбаться.

— Значит, тогда бактериальная инфекция? Или инфекционный целлюлит?

Миллер покачал головой, часто заморгал и устремил на Элиота изумленный взгляд. Мальчик не впервые поражал взрослого человека своими познаниями.

— Мы переведем тебя в наш госпиталь. Отправишься туда со своей юной спутницей.

Фиону тоже собирались отправить в госпиталь? Ей опять стало плохо?

Щелкнул замок. Дверь открылась. Вошел мужчина с беджиком, на котором было написано «ФРИМЕН».

Вид у него был сердитый и хмурый. Его взгляд мог бы посоревноваться с бабушкиным по пронзительности. Судя по знакам отличия, он носил звание капитана.

Фримен положил на стол большой полиэтиленовый пакет с наклейкой «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА». Внутри в отдельных пакетах лежали рюкзак Элиота и фонарик, а также скрипка и смычок в пластиковом цилиндре.

Элиоту хотелось протянуть руку и прикоснуться к Леди Заре, но он сдержался.

— Ну, как он? — спросил Фримен у доктора Миллера.

— С ним все будет в порядке. Мне бы хотелось обследовать их обоих в госпитале… на всякий случай.

Миллер едва заметно покачал головой, глядя на Фримена.

— А девочка как?

— Токсикологический анализ отрицательный. Но давление поднять не удалось. «Неотложка» в пути. Запаздывают. Тяжелая выдалась ночь.

Фримен что-то неразборчиво проворчал и начал разглядывать Элиота, словно увидел его впервые.

— Вы таращитесь на меня, молодой человек. Я вам кажусь смешным?

— Нет, сэр.

Элиот был готов отвести глаза, но догадался, что Фримен именно этого добивается. Так повел бы себя «хороший мальчик». Это было состязание. Его воля против воли Фримена. Если бы он отвел взгляд, то признал бы, что капитан имеет над ним власть.

Поэтому Элиот продолжал смотреть Фримену в глаза, всеми силами стараясь подражать манерам Роберта Фармингтона. Он удобнее устроился на стуле.

— Ну-ну. Давай, разыгрывай передо мной крутого парня, — поджал губы Фримен. — Ты нам не больно-то нужен. Девчонка нам все рассказала.

Всю заносчивость с Элиота как рукой сняло. Он сел прямо.

— После того, как вас осмотрят в больнице, — сообщил ему Фримен, — вам предстоит долгая прогулка до федеральной тюрьмы «Неллис».

Элиот растерялся. Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать Фримену, что они с Фионой не хотели сделать ничего плохого, что им просто была нужна одна вещь и что они…

Но вовремя осекся и сжал губы.

Фримен просто пытался заставить его проговориться.

— Моя сестра вам бы ни за что ничего не сказала, — заявил Элиот. — И в федеральную тюрьму пятнадцатилетних не сажают.

Фримен записал в маленький блокнот: «Сестра. Пятнадцать».

— Можешь думать, что я шучу, — проворчал он, — но вам сильно повезло, что вас сегодня не убили. Мало того что вас чуть не пристрелили во время проникновения на сверхсекретную территорию, так вдобавок вы с сестрицей забрели на ракетный полигон во время сброса топливных отходов и угодили прямехонько в облако токсичных газов.

Ложь. Элиот это знал — сам не понимая откуда, но знал. Нет, то, что их чуть не подстрелили, — скорее всего, это правда. А вот насчет сброса топливных отходов… тут что-то явно не сходилось.

Во-первых, туман он вызвал своей музыкой.

Во-вторых, Фримен сообщил об этом как-то не слишком уверенно.

Зачем он лжет? Потому, что не может объяснить неожиданное появление облака тумана в пустыне в летнюю ночь?[91]

Что же в этом тумане было такого, из-за чего стоило лгать?

Элиот вспомнил о криках людей в тумане, о своих странных видениях — скелетах, черепах и гигантских тенях.

— Кто-нибудь пострадал?

— Да, — кивнул Фримен, еще пристальнее глядя в глаза Элиота. — У меня выведены из строя два человека. А они не оказались бы там, если бы им не пришлось гоняться за вами.

Выведены из строя? Значит, мертвы?

Это был несчастный случай. Как он мог предполагать, что произойдет из-за его музыки?

А должен бы. Он ведь знал, что делал. Но заботился только о том, чтобы отвести опасность от себя и Фионы. И не задумывался, что музыка может сделать с людьми, находившимися поблизости.

— Транспортируйте их, — приказал Фримен врачу. — Я хочу, чтобы его состояние стабилизировалось, и тогда мы продолжим допрос. Хочешь позвонить родителям? — спросил он у Элиота.

Элиот покачал головой.

— Я так и думал, — пробормотал Фримен. — Но мы их скоро разыщем.

Элиот и Фиона два года назад сфотографировались в супермаркете и сняли отпечатки пальцев на тот случай, если их вдруг похитят. В конце концов Фримен узнает, кто они такие, и свяжется с бабушкой.

Он чуть не рассмеялся. Какое это теперь имело значение? Он размышлял, как прежний Элиот Пост: боялся неприятностей, в то время как Фиона могла вот-вот умереть.

Теперь им ни за что не добраться до этих Золотых яблок…

Взгляд Элиота упал на Леди Зарю.

Или все-таки что-то можно сделать?

Даже сквозь слои полиэтилена он хорошо видел лакированную поверхность скрипки. Она сверкала огнем. Он видел скрученные спиралью концы оборванной струны. Но сможет ли он вообще сыграть на трех струнах?

Он решил, что сможет… Нужно будет только немного поменять позиции пальцев и импровизировать на ходу, исполняя «Симфонию бытия».

Фримен и доктор Миллер говорили о раненых военнослужащих, а Элиот не сводил глаз со своей скрипки.

Да, пожалуй, он сможет сыграть на трех струнах.

Проблема была не в этом. Проблема была в нем.

На этот раз, если он начнет играть и призовет туман, это станет его решением, а не чем-то неожиданным, появившимся в последний момент. Сейчас он полностью осознавал последствия своих действий.

Ему нужен более густой туман, чтобы спрятаться не только от двоих людей, находившихся с ним в комнате, но и от множества других, служивших на базе.

А для этого придется сыграть последнюю часть симфонии, которая его так напугала, сыграть и вызвать к жизни нечто ужасное.

В опасности окажутся люди, которые просто честно выполняют свою работу. Они столкнутся с созданиями, обитающими в тумане, они заблудятся в бесконечных проходах. Многие даже могут погибнуть.

И он будет в ответе за это.

Но на карту поставлена жизнь Фионы. Можно ли рисковать жизнью многих, чтобы спасти одного?

Выбор был именно таков. И это был его выбор.

С таким же успехом можно палить из ружья в комнате, битком набитой народом. Стрелять, не прицеливаясь, демонстрируя равнодушие к человеческой жизни.

Но Элиот не мог позволить, чтобы его сестра умерла.

Может быть, именно для этого и было предназначено третье испытание. Во время второго испытания Фионе пришлось убить Миллхауса. Возможно, теперь настала очередь Элиота сделать что-то подобное.

Он обязан принять решение.

Убить — или быть убитым. Жить — или погибнуть. Добро или зло.

Фримен наклонился и расстегнул наручник на запястье Элиота.

— Если тебе больше нечего сказать, молодой человек, пора трогаться.

Элиот в последний раз взвесил все «за» и «против» и принял решение.

— Я знаю, что вы солгали насчет тумана, — прошептал он. — Никакого сброса топлива не производилось. Вы сами не знаете, что это было такое. А я знаю.

— Вот как? — Фримен уставился на него, как на нечто застрявшее между зубами и вынутое.

— И я могу показать вам, как я это сделал.

Фримен и доктор Миллер нервно переглянулись.

— Это помогло бы мне в диагностике, — шепнул доктор Фримену, — если бы я понял, с чем мы тут, черт побери, имеем дело.

— Ладно, — медленно выговорил Фримен. — Говори.

— Я должен показать.

Элиот потянулся к пакету с вещественными доказательствами.

Стоило ему прикоснуться к Леди Заре, как пульсирующая боль в руке ослабела. Они со скрипкой были словно созданы друг для друга. И боль как будто возникла из-за краткой разлуки.

— Я должен сыграть на своей скрипке.

63 Золотое яблоко

Когда все началось, Фиона находилась в салоне «неотложки». Она лежала на каталке, и обе ее руки были крепко-накрепко пристегнуты.

Туман окутал машину, он накатывал волнами, словно прибой. Фиону обдавало леденящим холодом.

— Странно! — крикнул водитель санитару, обернувшись. Он включил фары, но от этого туман, густой, как гороховый суп, стал совсем непрозрачным.

— А что там с мальчишкой, которого мы ждем? — спросил санитар.

— Элиот? — прошептала Фиона. — Он поедет со мной? Он ранен?

Санитар не стал ей отвечать.

Что они с ним сделали? Фиона попыталась пошевелиться, но не смогла высвободить руки.

Что-то ударило в бок машины. В желтоватой пелене тумана проступило нечто, напоминающее щупальца осьминога.

На душе у Фионы было тяжело. Она чувствовала: с Элиотом что-то случилось, его не просто задержали офицеры ВВС.

Вдалеке послышались крики, раздалось эхо выстрелов.

Санитар схватил чемоданчик, открыл задние двери и спрыгнул, не закрыв за собой двери.

Туман словно немного растерялся у дверей, а потом начал медленно проникать в кабину. Длинные щупальца поползли по полу.

Фиона снова попыталась выдернуть руки из мягких наручников. Наручники были тугими, но ей надо было освободиться. Девочка прижала большие пальцы к ладоням, стараясь сделать кисти рук как можно уже. Упершись ступнями в края каталки, она дернула руки вверх.

Она оцарапала кожу, но ей удалось только еще туже зажать руки наручниками.

— Эй! — крикнул водитель. — А ну прекрати!

Фиона услышала, как щелкнула пряжка его ремня безопасности.

Но прежде чем водитель успел встать с сиденья, треснуло ветровое стекло.

Машина начала раскачиваться вперед и назад. Водитель вскрикнул. Что-то вытащило его из кабины.

Послышалось чавканье и хруст костей.

Фиона не могла обернуться и посмотреть, что происходит.

Все связные мысли словно ветром сдуло. Она принялась судорожно дергать руками и наконец сумела освободить правую.

Рука была окровавлена, но Фиона не думала об этом.

Щупальца тумана царапали и скребли каталку.

Фиона расстегнула наручник на левом запястье.

У нее осталась одна мысль: «Нить. Нужна нить».

Девочка быстро ощупала одеяло, которым ее накрыли. Синтетический флис. Из такой ткани нитку не выдернешь.

Она стала дергать нижний край рубашки, надорвала его и выдернула кусочек хлопковой нитки. Затем туго натянула нитку.

Водянистая лапа с кривыми шипами извивалась, касалась поручня каталки и словно искала, за что бы ухватиться.

Прежняя Фиона вскрикнула бы, окаменела от страха или зажмурилась бы, надеясь, что страшный сон пройдет.

Но эта Фиона давно позабыла детские страхи. Тянущееся к ней чудовище вызвало у нее только одно чувство: злобу.

Фиона резко прижала натянутую нитку к щупальцу — раз, другой, третий, — и страшная лапа развалилась на куски, а потом они задымились и исчезли.

Фиона отдышалась и вдруг услышала музыку.

Казалось, играют одновременно десяток скрипок, и звук их эхом разлетается по морю тумана, музыка звучала то тут, то там, она окружала машину, но при этом как бы не звучала нигде. Это была музыка Элиота, но прежде Фиона ни разу не слышала такой мелодии. Прекрасные мелодичные ноты сопровождались визгливыми криками. Казалось, кто-то сыплет из жестяного ведра гвозди и вколачивает их в разбитую доску.

Туман зашевелился, стал плотнее, а потом в одном месте рассеялся, образовав туннель.

В глубине туннеля возник темный силуэт. Музыкант шел к ней, водя смычком по струнам скрипки, с его руки свисал развязавшийся бинт.

Он увидел сестру и побежал к ней.

А Фиона сделала то, чего не делала очень давно, с раннего детства: она крепко обняла брата.

Он прижал ее к себе одной рукой.

Фиона поспешно отстранилась. Радость видеть Элиота живым и невредимым — это одно дело, но слишком долго обниматься с ним — нестерпимо.

Кроме того, с ним что-то было не так. Конечно, он всегда был не от мира сего, а сейчас их окружал странный туман, наполненный чудовищами. Красная воспаленная полоса поднялась вверх по его руке, а по обе стороны от этой полосы темнели синяки.

Гнев охватил Фиону.

— Они тебя пытали!

Элиот прижал руку к груди.

— Ничего страшного.

Фиона была уверена, что брат просто не хочет сгущать краски, но промолчала. У них были дела поважнее.

— Что это значит? Ты снова вызвал туман? Ты знаешь, что он убивает людей?

Элиот одарил ее таким свирепым взглядом, на какой даже бабушка вряд ли была способна.

— Да, знаю. А ты хочешь найти Золотое яблоко или нет?

Фиона никогда не видела брата в такой ярости. Он всегда был безобиден — если только не загонять его в угол. И даже тогда… Словом, она никогда не чувствовала, что от Элиота может исходить угроза.

До этого момента — не чувствовала.

Что-то в нем изменилось. А может быть, изменился весь мир и Элиот просто стал его частью?

— Да, — покорно проговорила Фиона. — Давай найдем это дурацкое яблоко.

Элиот кивнул, повернулся к ней спиной и поднял руку со смычком. Фиона была ошеломлена: синяки и красная полоса на его руке в одно мгновение исчезли.

Элиот заиграл другую мелодию — негромкую и неторопливую.

В сознании Фионы возник образ крошечного ростка, тянущегося к солнцу. Потом на стебельке появились цветы, вокруг которых начали виться пчелы, а потом на месте цветов возникли плоды. Запахло медом, и Фиона ощутила сладкий вкус…

— Яблоки… — прошептала она.

Но мысль о еде, даже о такой легкой, как яблоко, вызвала у нее отвращение и тошноту. Она овладела собой, сглотнула подступивший к горлу ком.

Как бы отвечая музыке, туман зашевелился. Образовался новый проход.

Элиот, продолжая играть, зашагал вперед. Фиона пошла за ним.

Она была потрясена растущим талантом брата. Но ее восторг растаял, когда она увидела во мраке всадника без головы, державшего в поднятой руке меч. А по другую сторону от тропы появился силуэт, похожий на акулу размером с буксир.

Вдалеке глухо гремели взрывы и слышались выстрелы, похожие на треск жарящегося попкорна.

Фиона догнала Элиота и увидела, что по его щекам текут слезы.

Ей хотелось положить руку ему на плечо, утешить его, но она побоялась, что отвлечет, помешает играть. Да и что она могла сказать ему? Убив Миллхауса, она тоже ранила свою душу и знала, что эту боль прогнать невозможно.

Тропа привела их к асфальтированной дорожке и вскоре уперлась в двустворчатую стальную дверь.

На двери был номер. 221.

— Нам сюда, — сказал Элиот.

Фиона шагнула вперед, сжимая в руке нитку. Дверь на вид была толстая и прочная. Кодовый замок окружали стальные пластины. Рядом с замком располагалось устройство для ввода карточки.

Как она могла разрезать плоскую дверь ниткой, растянутой между руками?

Но почему ей надо действовать именно так? Обеими руками? Дядя Аарон сказал, что она способна разрезать все, что угодно, стоит лишь только захотеть. Он ни слова не говорил о том, что ей требуется держать свой режущий инструмент обеими руками.

Фиона сделала глубокий вдох и сжала часть нитки большим и указательным пальцами. Она так сильно сконцентрировала внимание на этом маленьком отрезке нитки, что весь мир для нее исчез.

Затем отпустила один конец нитки.

Нитка замерла в воздухе и нацелилась на ближайшую невидимую силовую линию.

Не сводя глаз с нитки, Фиона приблизила ее к стальной двери и ввела в сталь, как раскаленную иглу в кусок масла. Она провела нитью из стороны в сторону, вверх и вниз и сделала шаг назад.

Дверь с грохотом рухнула внутрь.

За ней начинался заполненный туманом коридор.

Элиот, открыв рот от изумления, уставился на упавшую дверь и ниточку в руке сестры.

Несмотря на все, что творилось вокруг, работа успокоила Фиону. Ей так нравилось что-нибудь резать, что она могла бы заниматься этим весь день.

Внезапно взвыла сигнализация. В помещении здания номер двести двадцать один замигали красные огоньки.

— Куда? — прокричала Фиона.

Элиот взял несколько нот из «яблочной» песни. Дымка немного рассеялась, и стал виден коридор, поворачивающий влево.

Фиона пошла первой, растянув нитку между рук. Она замечала светящиеся глаза, отражавшие вспышки красных лампочек. Глаза злобно смотрели на нее из тумана.

«Только троньте меня. Только попробуйте», — думала она.

Откуда у нее взялась такая мысль? Меньше всего ей хотелось с кем-нибудь сражаться. Она ведь мечтала только об одном: чтобы ее не трогали.

Или какая-то ее часть опять хотела что-нибудь разрезать?

Они шли и шли, поворачивая то направо, то налево. Наконец один из коридоров вывел их в подземную часть здания. Они миновали несколько стальных дверей. На некоторых висели таблички с номерами, другие были снабжены устройствами, к которым следовало прикладывать ладонь, третьи были толстыми, как дверцы сейфов.

Элиот остановился перед небольшой овальной дверью. Рядом с ней находился оптический сканер и инструкция по идентификации сетчатки глаз.

— Это здесь, — сказал Элиот, прищурившись и читая инструкцию.

Может быть, ему пора носить очки?

Фиона тоже начала было читать инструкцию, но передумала. Это было ни к чему. Сегодня ее не могли остановить никакие замки и сканеры.

Она отмотала нитку на длину руки до локтя, сосредоточилась и просунула ее в микроскопически тонкую щелочку между дверью и бетонной стеной. Сталь, титан, высокоуглеродистые сплавы — все это могло оказать Фионе лишь самое слабое сопротивление.

Она провела ниткой по щели вниз и вверх, и они вместе с Элиотом толкнули двери.

За ней находилось помещение размером с зал пиццерии, в которой они работали. Здесь стояли ряды стеллажей, возвышавшихся до самого потолка. На полках громоздились ящики, закрытые металлические коробки, а также стальные цилиндрические контейнеры, каждый из которых был Снабжен штрих-кодом и серийным номером. На большинстве ящиков виднелись наклейки, предупреждавшие о биологической угрозе, о радиации или о том и другом одновременно.

Элиот без раздумий подошел к круглому контейнеру, стоявшему на нижней полке.

— Здесь, — коротко сообщил он.

Фиона выглянула в коридор. Ни чудища, обитавшие в тумане, ни военные за ними не гнались. Это было хорошо.

А может быть, плохо, в зависимости от того, почему никто не реагировал на то, что в здании сработала сигнализация.

Возможно, на базе все погибли.

Что они наделали? Во время первого испытания Фиона чуть не погибла сама, боясь поранить Соухка. А потом убила Перри Миллхауса. А теперь? Сотворенный Элиотом туман был способен убивать людей. И Фионе больше всего хотелось, чтобы убийства прекратились.

Силы покидали Фиону. Она схватилась за края дверного проема. Время ее жизни истекало.

Девочка, пошатываясь, добрела до контейнера и быстро срезала крышку.

Внутри, обложенное шариками пеностирола, лежало большое металлическое яйцо. Фиона и Элиот поставили контейнер на пол, чтобы лучше рассмотреть яйцеобразный предмет.

Яйцо было тускло-серебристое, его покрывал толстый слой лака. Приглядевшись повнимательнее, Фиона увидела выгравированные на металле тонкие линии. Они струились по всей поверхности яйца, словно паутина. Кое-где эти линии формировали рисунок вроде сплетающихся между собой лиан, покрытых бутонами орхидей. В других местах орнамент напоминал микросхемы или повторяющиеся изображения кристаллических структур. Затем эти структуры плавно переходили в подобие делящихся клеток, хромосомы внутри которых напоминали скрещенные пальцы рук.

Это было так красиво, что у Фионы захватило дух.

— Чего ты ждешь? — спросил Элиот. — Открывай.

— Так жаль его портить.

Фиона вздохнула и обхватила ниткой верхушку яйца. Может быть, ей удастся срезать совсем немного, чтобы чудесное яйцо осталось почти нетронутым.[92]

Фиона натянула нитку.

Нитка немного углубилась в металл… и застряла.

Странно. Ведь она смогла разрезать сталь, которая устояла бы перед взрывом бомбы, но этот металл был еще прочнее. И сопротивлялся ей, словно живой.

Но Фиона понимала, что речь идет о ее жизни. Она должна вскрыть яйцо.

Девочка так туго натянула нитку, что побелели костяшки пальцев. Потом начала водить ниткой взад-вперед, как пилой. Сосредоточившись, она не чувствовала, что на лбу проступил пот и начал заливать ей глаза.

Выгравированные на поверхности яйца линии разъединились. Нитка рассекла металл.

Воздух с шипением устремился внутрь герметически запаянного яйца.

Лианы и цветы, нарисованные на яйце, задымились, словно горящая бумага, и растаяли. Металл побелел. Похоже, он быстро окислялся.

Элиот присел на корточки рядом с сестрой, и они вместе заглянули внутрь яйца.

На черном бархате лежало одно-единственное желтое яблоко. Небольшое, размером с дикое, с тонким стебельком и одним листочком. В некоторых местах яблоко было немного надкусано, но его мякоть не потемнела.

— И все? — немного разочарованно проговорил Элиот.

— А ты чего ждал? Сказали же: будет яблоко. И надо же — действительно яблоко.

Но когда Фиона вытащила яблоко, оказалось, что его кожица украшена золотыми и серебряными полосками, а также ярко-алыми и изумрудно-зелеными пятнышками. Оно больше напоминало произведение ювелира, чем плод, выросший на ветке дерева. Яблоко было тяжелым и холодным. Оно пахло медом и цитрусом.

У Фионы побежали слюнки. Впервые за несколько дней ей захотелось съесть что-то кроме шоколадных конфет.

— В чем дело? — поторопил ее Элиот. — Давай, ешь скорее.

— Я хочу его съесть, но понимаешь, в этом-то все и дело. Ведь мне так хотелось есть те конфеты, больше всего на свете. И посмотри, что получилось. А когда я что-то от себя отсекла, я больше всего на свете хотела освободиться от конфет. Выходит, стоит мне чего-то захотеть больше всего на свете, это заканчивается плохо.

Элиот озадаченно посмотрел на сестру.

— Мной как будто управляют, — сказала Фиона. — Словно силой превращают во что-то такое, чем я быть не хочу.

— Но это же лучше, чем умереть? — возразил Элиот.

Фиона сдвинула брови. Вопрос был риторический.

— Даже не знаю… — прошептала она. — Речь ведь не только о жизни и смерти. Речь о том, чтобы жить так, как я хочу, чтобы не стать еще одной Лючией, или Генри, или Аароном.

— Или бабушкой, — добавил Элиот, понимающе кивнув.

— Или бабушкой, — согласилась Фиона.

Элиот погладил ее по голове, растрепав волосы.

— Я больше не в состоянии думать, — признался он, вздохнул и уселся на пол. Несколько раз сжав и разжав пальцы, он положил скрипку на пол и оттолкнул ее от себя. — Знаешь, мне кажется, что сегодня ночью погибли люди — то есть я их убил, чтобы ты могла получить это яблоко. — Его голос слегка дрожал. — Поэтому, если ты не собираешься его есть… Надо было принять решение до того, как мы сюда отправились.

Элиот прав: им пришлось добыть яблоко. Выбора не было. Но Фиона все еще стояла на перепутье. Добыть яблоко означало завершить третье испытание. Если, конечно, им удастся выбраться с базы и вернуться к Сенату. С Элиотом все будет в порядке… даже если она умрет.

Если она съест яблоко, то с одной только целью: остаться в живых. И тогда ей придется смириться с последствиями.

Не было ли это предрешено? Тетя Даллас показала ей нить судьбы. Ее жизнь должна оборваться. Сейчас.

Или она могла избрать иной путь? Выбрать жизнь вместо смерти? Стать не такой, как ее родственники? Кем-то новым. Возродиться.

Фиона вдохнула поглубже и решилась.

Она поднесла яблоко к губам и откусила крошечный кусочек.

64 Обвинение в нарушении правил

На этот раз Роберт явно зашел слишком далеко.

Правда, он знал, что мистер Миме его поддержит. В конце концов, он сам велел Роберту оберегать Фиону и сойтись с ней поближе.

Лучше всего нарушать правила тогда, когда этого никто не видит. Но порой приходится действовать открыто, и не один раз, а несколько, для верности сжечь, как говорится, все мосты и развеять пепел по ветру.

Если бы только он мог объяснить…

Бывший наставник Роберта Маркус как-то раз сказал ему: «Начнешь считать их людьми — имей в виду: это опасно. Они скорее сила природы, чем люди из плоти и крови. Забудешь об этом, хоть раз рассердишь их — словом, это все равно что пытаться договориться с цунами». Роберт сидел на складном металлическом стуле у стены закрытой баскетбольной площадки. Мистер Миме велел ему сидеть здесь. Стул был неудобный. Роберту хотелось в туалет, но он знал, что лучше не вставать.

Он сидел, раскачиваясь на стуле, и ждал, когда мистер Миме и его родственник по имени Гилберт закончат игру в баскетбол один на один.

Мистер Миме разделся до пояса и остался в одних шортах. Он был строен, но при этом мускулист. Волосы на теле у него не росли, и Гилберт в сравнении с ним походил на медведя-кодьяка.

Мистер Миме обошел Гилберта, провел мяч между его расставленными ногами — и метко попал в корзину.

Когда мяч оказался у Гилберта, он медленно и методично пошел к трехочковой линии. Там он остановился и бросил мяч. Описав красивую дугу, мяч влетел в корзину.

Это было шестое попадание с трехочковой линии, что принесло Гилберту победу с большим отрывом.

Если бы Роберт ничего не знал, эта игра казалась бы ему самой обычной.

«Начнешь считать их людьми — имей в виду: это опасно».

Мистер Миме вытерся полотенцем и пожал руку Гилберту.

— Не слишком весело, — отметил он.

— Для тебя — не слишком, — с улыбкой согласился Гилберт.

Островное поместье мистера Миме нещадно поливал дождь.

Эгейское море разбушевалось не на шутку. Амфитеатр, в котором обычно устраивались заседания Сената, залило.

Вот почему сегодня Сенат Лиги должен был собраться здесь.

Но почему мистер Миме выбрал баскетбольную площадку, когда у него в особняке имелось три огромных бальных зала, Роберт не мог взять в толк. Может быть, просто мистеру Миме нравилось выводить людей из равновесия.

И может быть, поэтому он заставил Роберта сидеть на этом дурацком стуле.

Большинство членов Сената уже разместились на трибунах: красотка Даллас, от кошачьего взгляда которой у Роберта часто забилось сердце; импозантный, высокий и темноволосый мистер Кино, а также мистер Аарон, сидевший в отдалении от других и, по обыкновению, мрачный, как туча.

Но не только отвратительная погода и место, выбранное для заседания, делали сегодняшнее сборище этих не совсем обычных людей странным.

Сегодня прибыли другие члены Лиги, которых Роберт никогда раньше не видел на заседаниях Сената. Тут и там на пластмассовых стульях сидели мужчины и женщины. Некоторые выглядели самыми обычными бизнесменами, но среди них была школьница-японка, а также старлетка в темных очках, спортсмен в комбинезоне для виндсерфинга, пожилой болельщик команды «Ред скинз», библиотекарь, бегун на длинные дистанции, то и дело прикладывавшийся к бутылке с водой, а также маленькая девочка, волосы которой были стянуты в хвостики.

Все они с виду напоминали самых обычных людей — во всем, кроме одного, к чему Роберт успел привыкнуть, имея дело с бессмертными. Они держались не просто круто и самоуверенно. Они словно всегда смотрели на него сверху вниз, где бы они ни находились и даже если совсем на него не смотрели.

Сегодняшнее заседание Сената представляло огромный интерес для всей Лиги. И Роберту было ужасно неловко сидеть на жестком стуле. Он чувствовал себя одиноким и потерянным.

Но ведь мистер Миме его защитит, в случае чего?

Роберт попытался встретиться с ним взглядом, увидеть какой-нибудь успокаивающий жест. Он знал, что нравится мистеру Миме. И Роберту он тоже нравился, несмотря ни на что. Он порой думал о нем почти как… ну нет, не как об отце, конечно, а может быть, как о дяде Генри. Своем дяде Генри.

Госпожа Одри Пост и госпожа Лючия Хейз вошли в зал одновременно и сели рядом с Даллас. У Роберта мурашки по спине побежали, когда он увидел всех троих гранд-дам. Впечатление было такое, словно что-то во Вселенной щелкнуло и встало на свои места.

Мистер Миме бросил мяч на пол, и мяч укатился.

— Переиграем попозже?

— Какой смысл? — покачал головой Гилберт.

Они устроились в нижнем ряду. Ни тот ни другой не удостоили Роберта взглядом.

Лючия позвонила в маленький серебряный колокольчик.

— Я призываю заседание Сената Лиги бессмертных к порядку. Все, кто пришел с прошениями и жалобами, будут выслушаны. Narro, audio, perceptum. Полагаю, все прочли отчет?

Присутствующие ответили кивками и негромкими словами согласия.

— Если нет возражений, — сказала Лючия, — мы признаем, что третье героическое испытание двойняшек завершилось успешно. Давайте перейдем к вопросу об их происхождении.

Роберт не понял, к чему это. Он думал, что Фиона и Элиот выдержали все три испытания и теперь в безопасности. Разве не таков был уговор?

Но теперь, задумавшись об этом, он решил, что все выглядело в высшей степени странно. Зачем вообще понадобились эти испытания, чтобы понять, к какому семейству принадлежат Фиона и Элиот? Проще сделать анализ ДНК. Тогда ответ был бы ясен.

— Я считаю, что они принадлежат к нам, — заявил Аарон, поднявшись. — У Фионы сердце настоящего воина — его, вне всяких сомнений, она унаследовала от матери.

Одри Пост скептически вздернула бровь.

— И к тому же — Золотое яблоко, — мелодичным голосом добавила Даллас. — Фиона съела кусочек. Это должно положить конец любым спорам. Я хочу сказать, что в это мгновение ее смертная жизнь завершилась и началась бессмертная.

Лючия извлекла яблоко из складок зеленого платья. В нескольких местах яблоко было надкушено.

— Думаю, так оно и есть.

— Ты ликвидировал все улики? — Одри устремила взгляд на мистера Миме.

— Естественно. Отпечатки пальцев, фотографии, протоколы и видеозаписи — все удалено с базы ВВС и уничтожено.

— Следовательно, остался единственный спорный вопрос — что представляет собой мальчик, Элиот? — спросил Корнелий.

— Этот туман, — задумчиво проговорил Кино. — Никто из нас не способен сотворить такое. Нечто, настолько пропитанное злом.

Аарон свирепо глянул на него.

— Мальчик выдержал все три ваших испытания. Безусловно, это говорит в его пользу.

— Позволю себе напомнить всем, что успешное прохождение наших испытаний служило исключительно тому, чтобы понять характеры детей, — пояснила Лючия. — И только об этом мы и можем судить. Инфернал мог пройти эти испытания с той же легкостью, что и бессмертный. Именно поэтому нас так интересуют двойняшки.

— Еще одна загвоздка в наших так называемых «правилах», — проворчал Аарон.

Одри Пост встала и повернулась к нему.

— Ты ошибаешься. Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно, какая кровь в них течет, и для меня это никогда не было вопросом. То, что они собой представляют, не определишь ни с помощью генетики, ни за счет их воспитания. В конце концов Фиона и Элиот сами выберут, кем им быть.

Роберт взволнованно наклонился вперед. Близнецы сами должны были решить, к какому семейству принадлежать? Но почему тогда никто не сказал им об этом с самого начала?

Одри и Аарон уставились друг на друга.

Все замерли и умолкли.

Роберт смотрел на Одри и Аарона. Ему стало не по себе. Он словно стоял на мосту и наблюдал, как две величавые реки сталкиваются одна с другой. От этого великолепного и пугающего зрелища у него закружилась голова.

Он понятия не имел о том, кто такая Одри Пост. И не хотел задумываться об этом, понимая, что размышления ни к чему не приведут. Разве что к страшным снам.

Об Аароне он немного знал. В разные исторические времена его называли Красным Всадником Апокалипсиса, Аресом Эниалиусом, Возничим, Ланселотом и Царем Священной Рощи.

— Ты любишь их, Одри? — прищурившись, тихо спросил Аарон.

— Любви больше нет места в моем сердце. Остался только мой долг, моя обязанность защищать их. — Одри отвела взгляд и медленно опустилась на стул. — Даже если придется пожертвовать одним из них ради спасения другого.

Роберт не поверил собственным ушам. Пожертвовать? Это что же, означало убить Фиону или Элиота? Что-то в этом было дремучее, средневековое, но, с другой стороны, некоторые из этих людей как раз и родились в Средние века. Надо предупредить Фиону.

Мистер Миме кашлянул.

— Что касается двойняшек Пост, я полагаю, что некоторый свет на суть дела проливают искушения, навязанные инферналами. Осталось еще одно искушение.

Он указал на громадный экран, висевший посередине стены. Экран ожил.

На нем появилась фотография, сделанная Робертом во Франклин-парке днем раньше: Элиот со своей подружкой, Джулией Маркс. Он снимал с помощью камеры, вмонтированной в мобильный телефон, и изображение получилось не слишком четким. Однако все было ясно: двое влюбленных устроили маленький пикник. Что могло быть естественнее?

Между тем Роберт провел свое небольшое расследование. Он снял отпечатки пальцев, оставленные Джулией на некоторых предметах в пиццерии, и обнаружил, что в свое время ее задерживали за мелкие кражи и употребление наркотиков. А еще он нашел свидетельство о смерти, датированное тысяча девятьсот восемьдесят первым годом. Передозировка героина.

— Подосланная инферналами совратительница, — объяснил мистер Миме. — О ней также сказано в моем отчете. Пока что Элиот избежал искушения, но обычно подобные вещи происходят трижды. — Чтобы подчеркнуть свои слова, он поднял три пальца. — Предлагаю подождать и посмотреть, как дети справятся с последним искушением.

— Чем больше данных, тем лучше, — поддакнул Корнелий.

— Но тогда близнецам будет грозить еще большая опасность, — заметила Лючия.

— И нам тоже, — подхватил Кино.

— Опасность есть всегда, — возразил Гилберт. — Какая разница? Мы должны решить их судьбу на основании имеющихся сведений.

— А я думал, мы должны защищать их от другого семейства, — проговорил Роберт.

Он замер, совершенно потрясенный собственной смелостью. Он вовсе не собирался, а все-таки сказал это вслух.

Он так погрузился в дебаты Сената о судьбе Элиота и Фионы, что забыл о главном правиле хорошего водителя: держать рот на замке.

Все как один повернулись и уставились на него. Сердце Роберта остановилось, и тут же бешено забилось от страха.

На прошлом собрании ему велели молчать. Он знал, что дважды эти люди не предупреждают. Мистер Миме тяжело вздохнул.

— Увы, я чуть не забыл. Прежде всего мы должны разобраться с этим вопросом.

— Я согласна, — холодно проговорила Лючия. — Судьба двойняшек будет решена сразу же после того, как Сенат рассмотрит вопрос о подобающем наказании оступившегося водителя Генри.

Оступившегося. Иными словами — нарушившего правила. Роберт знал, как поступали члены Лиги с нарушителями правил. Несчастным веками рвали на куски печень. Или их превращали в мраморные статуи, а потом ставили у чьей-нибудь подъездной дорожки.

Прошлой ночью Роберт зашел слишком далеко. Мистер Миме оставил его одного, поэтому на рассвете он подогнал машину к окрестностям базы, чтобы забрать Элиота и Фиону.

Фиона ждала его. Забор базы скрывала пелена тумана. Фиона была напугана, но, увидев Роберта, явно обрадовалась… и, конечно, она была так слаба, что ее стоило подвезти.

Роберт с надеждой взглянул на мистера Миме. Его работодатель поджал губы и едва заметно покачал головой.

Роберта словно ударили в грудь ножом. Этот жест яснее всяких слов сказал ему: мистер Миме не станет его поддерживать.

— Даже не знаю, с чего начать, — проговорила Лючия, взяв с соседнего стула отчет и пролистав его до последней страницы. — Из-за действий мистера Фармингтона результаты этого испытания можно даже счесть недействительными. По идее, близнецы должны были покинуть базу самостоятельно. — Она продолжала читать. — И у нас существуют правила относительно дружеских отношений водителей с членами Лиги… даже с потенциальными членами Лиги.

— Я слышал, — добавил мистер Миме, — что, возможно, даже имел место поцелуй.

Роберт не мог поверить. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Или это была шутка? Мистер Миме сам велел ему так поступать. Ну ладно, про поцелуи он ничего не говорил, но про все остальное — точно.

Ему хотелось вскочить и что-нибудь сказать. Но он вдруг так ослабел, что не мог ни пошевелить рукой, ни раскрыть рта.

Мистер Миме подошел к Роберту.

— Мне жаль, что тебе приходится все это терпеть, — прошептал он. — Но я вынужден просить тебя вернуть мне ключи.

Роберт испытал бы меньшую боль, если бы его ударили по голове кувалдой. Ключи от машины были символом его служения. Вождение машины было его жизнью.

— Вы меня… увольняете?

Мистер Миме сердито взял ключи из дрожащей руки Роберта.

— Увольняете — это мягко сказано, — усмехнулась Лючия.

— О, прошу тебя, — проговорил мистер Миме, повернувшись к ней. — Я не спорю: парень нарушил несколько правил, но от этого никто не пострадал. Давайте просто запрем его на несколько сотен лет, и пусть он поразмыслит на досуге о содеянном.

— Вечно ты миндальничаешь с наемными работниками, — проворчала Лючия. — Что ж, если нет возражений…

Несколько сотен лет? Взаперти? Свобода была всем на свете для Роберта. Если он не сможет водить машину и мотоцикл, чувствовать, как ветер бьет в лицо, видеть столько всего вокруг… нет, лучше умереть.

— Погодите, — сказала Одри Пост. — Этот молодой человек вел себя со мной очень любезно. Прошу смягчить приговор.

— Одри просит о милосердии? — удивился мистер Миме и расплылся в улыбке. — Уж не погасло ли солнце? Не вспыхнула ли луна?

Одри Пост устремила на него пронзительный взгляд, и мистер Миме перестал улыбаться.

— О, хорошо, хорошо, пусть будет всего пятьдесят лет в изоляции, — сказал мистер Миме. — А теперь давайте перейдем к более важным делам.

— Да будет так.

Лючия позвонила в серебряный колокольчик.

Роберт наконец нашел в себе силы встать. Он собирался выступить с обвинениями. Он доверял мистеру Миме. Он думал, что тот его понимает по-настоящему, что он ему небезразличен.

Но что Роберт мог сказать? Мог ли он уличить мистера Миме в обмане?

Нет. Несмотря ни на что, этого Роберт сделать не мог. Он не был доносчиком. Это означало бы опуститься до их уровня.

Он просто встал и посмотрел на мистера Миме в упор, вложив в этот взгляд весь свой гнев, все разочарование и отчаяние.

Мистер Миме ответил ему невозмутимым взглядом.

Как только звук колокольчика Лючии умолк, Роберт ощутил страшное давление со всех сторон, а потом он перестал видеть, чувствовать и дышать.

65 Ночной поезд

Селия закинула ногу на ногу, удобно устроилась на мягком, обтянутом бархатом сиденье и распустила шнурки на сапогах. Постукивание колес поезда на стыках успокаивало ее.

Витражные потолочные стекла отбрасывали на стены и пол купе странные половинки радуг, фильтруя свет солнца, которое в этих пределах Ада никогда не заходило. За окнами слева тянулась пустыня, посреди которой тут и там возвышались высокие столовые горы.[93]

В небе кружили стаи стервятников, выслеживающих жертву, пытающуюся убежать. Время от времени мимо проносился пылающий фюзеляж авиалайнера и эффектно разбивался о землю.

Пейзаж просто просился на открытку.

Селия всегда обожала эти краткие поездки на «Кронпринце».[94] Таких поездов больше не производили.

Спокойствие Селии, однако, нарушала Джулия Маркс, сидевшая рядом с ней на краешке кресла. Бедняжка не могла наслаждаться роскошным видом из окна и уютом в купе, потому что боялась Селии. Что ж, ее можно было понять.

Но если Селии она боялась, другие пассажиры повергали ее в настоящий ужас, поэтому она предпочитала сидеть рядом с Королевой Маков.

Члены совета и еще несколько странников возвращались домой. Они слишком много времени провели в стране света. Их разум и души изнемогли. Подобное лицемерие всегда пагубно сказывалось на таких, как они. Возвращение домой становилось для них и проклятием, и благословением.

Лев, лежавший на двух сдвинутых диванах, походил на морское создание, выброшенное на берег. Он пил мартини через соломинку. На полу рядом с ним катались, то и дело сталкиваясь и звякая, пустые бокалы — не меньше дюжины.

Старик Мульцибер сидел напротив Узиэля. Они играли в «хулиганские» шахматы. Как и следовало ожидать, Золотой Мальчик выигрывал. Он загнал «шлюху» Мульцибера в угол своими «вышибалами».

Абби и Ашмед сидели рядом (к немалому неудовольствию Селии) и вели оживленную беседу о скарабеях. До Селии доносились только обрывки фраз, касающиеся генетических секвенций, живучести, инвестиций в биотехнологию.

Селия надеялась, что маленькая Разрушительница не слишком торопится очаровать Ашмеда. Вряд ли Абигайль представляла, что будет с ним делать, если он все-таки обратит на нее внимание. Селия свои дела с Ашмедом пока не закончила — ни лично с ним, ни с его политическими пристрастиями.

Она потянула Джулию за руку, ближе к себе. Девушка попыталась сопротивляться, и это доставило Селии еще больше удовольствия.

Глаза Джулии были обрамлены темными кругами, кожа стала мертвенно-бледной, руки покрылись синяками. Красота смертных была такой хрупкой. Возраст, слишком долгое пребывание на солнце и ветру, недосыпание, смерть — все это, прямо скажем, не красило.

— Послушай меня, — прошептала Селия на ухо Джулии. — Возможно, тебя станут допрашивать. Не лги. Они сразу тебя раскусят, и это им не понравится. Но и всего не рассказывай. Поняла?

Она отпустила Джулию.

Джулия искоса поглядела на нее, кивнула и потерла руку. Бунтарский дух не умер в ней окончательно.

Селия чувствовала, как бьется сердце девушки, в котором поселилась надежда. Осознавала ли Джулия могущество дара Элиота Поста? Даже Селия не до конца понимала, как можно было подарить надежду той, которую прокляли до скончания веков.

Джулия Маркс равнодушно выдерживала пристальные взгляды Селии.

Прозвучал свисток локомотива — пронзительные крики сотен горящих в адском огне душ, — и все почувствовали, что состав сбросил скорость. «Кронпринц» подъехал к крытой платформе. Вагон окутали облака дыма и вспышки искр.

На станции стояли другие поезда. Некоторые из них были украшены золотом и орнаментальной резьбой, другие парили над магнитными рельсами, а один был совсем ржавым, объятым тучей пара. Из вагона этой развалюхи вышла темная фигура, и все прочие тени расступились перед ней, когда она приблизилась к «Кронпринцу». Как только мрачная фигура ступила на подножку вагона, он накренился.

В дальнем конце вагона раздвинулись шторы, и осторожно вошел Ури.

Он поклонился всем, но на Селии задержал взгляд на долю секунды дольше.

Она ответила на его пылкий взор, желая большего.

Но скоро все беды ее бывшего слуги закончатся. И хорошо. Ури либо снова станет безраздельно принадлежать ей, либо будет навсегда потерян — в любом случае он обретет свободу от тех мук, которые ему доставляло служение Беалу. Как Селии хотелось, чтобы нашелся другой выход…

Она взглянула на Узиэля, который взял одну из фигур Мульцибера — Купца — мелкой бандитской пешкой. Потеря фигур неизбежна в любой партии. Если боишься, не стоит затевать игру.

Ури сунул руку во внутренний карман черной, как ночь, спортивной куртки и достал небольшое электронное устройство, с помощью которого быстро обследовал вагон на предмет наличия «жучков». Затем он извлек из другого кармана необъятной куртки кадильницу с горящими благовониями, помахал ею, принюхался и несколько секунд наблюдал за движением дыма.

Удостоверившись в том, что злокозненные устройства и предательские настроения отсутствуют, он вышел из вагона.

В следующее мгновение в вагон вошел Беал. Его мантия из птичьих перьев местами дымилась. В этих краях с неба сыпались тлеющие угли.

Ури бережно смахнул щеткой искры и пепел с мантии своего господина. От его прикосновений перья встопорщились.

Беал обвел взглядом присутствующих, сжав в пальцах символ своего клана, Чарипирар, — сапфир величиной с кулак, висевший на шнурке у него на груди. Это была такая открытая демонстрация власти, что Селии захотелось сорвать сапфир и растоптать его.

Выжженные земли были частью владений Беала, и здесь его могущество не знало границ. Тем не менее он предпочел ехать до этой станции отдельно от остальных. Значит, он чувствовал себя на равной ноге с остальными только в пределах своего царства. И явно подозревал, что власть ускользает из его рук.

Селия улыбнулась и наклонила голову, глядя на Беала.

Он улыбнулся в ответ. Но акулий оскал исчез, как только Беал заметил Джулию Маркс.

— Итак, твоя жалкая совратительница не справилась с поставленной перед ней задачей?

— Обо всем сказано в отчете Селии, — пробормотал Лев и мигом осушил очередной бокал мартини. — Ты его разве не читал?

Беал быстро взглянул на Ури, и тот что-то шепнул ему. Беал кивнул, нахмурился и, пройдя между сиденьями, уселся напротив Селии и Джулии.

— Небольшие проблемы в моей компьютерной сети, — сказал он. — В связи с апгрейдом.

Абби разжала пальцы и подбросила в воздух золотистого скарабея.

— Эта девчонка действительно загнала Элиота в угол, — обратилась она к Беалу, — но в последний момент смылась.

— Похоже, — отметил Ашмед, — у нее появилась совесть.

— Неужели? — Беал с интересом наклонился вперед. — И это после того, как она ошивалась в Маковой долине?

Мульцибер и Узиэль отвлеклись от игры. Им тоже стало интересно.

— Ну, так что же именно произошло? — спросил Беал, положив руку на колено Джулии. Он сжал его с такой силой, что девушка вскрикнула от боли.

— Все из-за музыки, — пролепетала Джулия, пытаясь сдержать слезы. В этих краях было так жарко, что влага на ее щеках моментально высохла.

Селия чувствовала, как бешено колотится сердце Джулии… при том, что оно вообще не должно было биться.

— Я могла привести Элиота к вам, — сказала Джулия. — Но после того как он для меня сыграл, не сумела.

— Мы все слышали, как он играет, — проворчал Беал. — Но если бы на карту была поставлена моя душа…

— Это того стоило, — рыдая, проговорила Джулия. — Мне казалось, я слышала, как целый хор поет под его музыку.

Селия замерла.

Об этой подробности девчонка ей не рассказывала — а теперь могла бы и промолчать.

— Это было как… — произнесла Джулия, с трудом подбирая слова, — как хор ангелов.

Все присутствующие в вагоне отвлеклись от своих занятий и уставились на девушку.

Когда-то все они могли петь так. Но эти воспоминания были дороги им, почти забыты и очень болезненны.

Селия с такой силой прикусила губу, что почувствовала вкус крови. Существовало нечто, чего она не учла: что, если Элиот на самом деле один из них, но… безгрешный? Не смертный, не бессмертный, но и не совсем инфернал, потому что не был проклят?

Беал расхохотался, развеяв общий ступор.

— Чушь. Предрассудки. В детстве я тоже был романтиком. Но это просто глупости, и, взрослея, мы оставляем их позади.

Он снова сжал колено Джулии. Хрустнула сломанная кость.

Джулия в страхе прижалась к Селии. Та обхватила ее одной рукой, не зная, то ли сдавить девчонку, чтобы та присмирела, то ли защитить, чтобы потом выудить у нее побольше информации. Над пустынным горизонтом сгустились тучи. Рельсы пошли под уклон, и «Кронпринц» набрал скорость. Вдоль путей появились корявые деревья, поросшие лианами и мхом.

Наконец-то. Владения Селии были уже недалеко.

— Пожалуй, — проговорил Беал, глядя в окно, — мне стоит обследовать эту девчонку. Думаю, вскрытие покажет, в чем там ее проблема.

Селия опустила окно. Пахнуло жженой известью. Джулия закашлялась, но мерзкое зловоние быстро исчезло и сменилось пьянящим ароматом жимолости, ванили и запахом гниющих растений.

Владения Селии представляли собой душные, влажные джунгли, наполненные тенями, ядовитыми шипами лиан и яркими цветами.

— А я думаю, — проворковала в ответ Селия, — что вам следовало подумать об этом раньше, господин председатель. — Стоило ей оказаться в своих владениях, и у нее сразу забурлила кровь и прибавилось дерзости. — Я не в настроении делиться с кем бы то ни было чем бы то ни было.

Беал раскрыл рот, хотел что-то сказать, но посмотрел за окно и понимающе кивнул. Затем поднялся и отряхнул мантию.

— Мне нужно выпить, — заявил он, подошел к бару и налил себе виски.

Мульцибер и Узиэль возобновили игру, искоса поглядывая при этом на Селию.

Лев вытер пот со лба и шеи.

— Тут что, кондиционера нет? — Он встал и неровной походкой направился к бару. — И я не откажусь, — сообщил он Беалу.

Тот неохотно налил ему виски.

— Мы готовы поговорить насчет этой Новогодней долины, — сказал Лев. — Я нашел того парня, который рисует двери. Я даже раздобыл старинную медную дверную ручку.

— Насчет долины? — рассеянно переспросил Беал. — Что-то я не пойму, о чем ты лопочешь.

— Интересное дело… — пьяно пробормотал Лев. — Ты же сам предложил… Чтобы разлучить близняшек и чтобы Лига до них не смогла добраться.

— Ах да, да, — прошептал Беал. — Конечно. Ты об этой долине…

— А в Дель-Сомбре есть точка равновесия? — осведомился Ашмед. — Лучше всего устраивать входы в таких точках. Период полужизни длиннее.

— Бар «Последний рассвет», — сказала Селия. — В нескольких милях от города. Абсолютно изолированное место. Расположено между множеством источников силы.

— Ну, так я пошлю туда моего парня, — сказал Лев. — Само собой, если у нашего председателя не будет возражений.

Беал отмахнулся от Льва.

Ури пристально посмотрел на Селию. Он рисковал, находясь на глазах у своего сверхподозрительного господина. Но председатель совета был занят, и он плеснул себе новую щедрую порцию виски.

Селия глянула на Ури. Он согнул большой и указательный пальцы левой руки под прямым углом. На языке жестов это была латинская буква «L».

Но что могло означать «L»? И самое главное — что могло быть настолько важно, что Ури дерзнул общаться с ней при посторонних, пусть даже языком жестов?

И тут Селия вспомнила их последний разговор. Тогда Ури сообщил ей о предположении Беала: что их кузен Луи, которого все давно считали умершим, жив и ошивается в Дель-Сомбре.

Мог ли Беал сговориться с Луи? Вряд ли; но, с другой стороны, вокруг двойняшек вечно происходило что-нибудь невероятное.

Она приказала Ури связаться с Луи и, быть может, подключить его к их общему плану. Как прошла их встреча? Удачно? Или жест Ури означал, что она закончилась неудачей?

Селия незаметно обвела взглядом всех, кто ехал в вагоне.

Абби и Ашмед сидели к ней спиной и снова о чем-то болтали. Беал и Лев выпивали и не смотрели в ее сторону.

Узиэль выдвинул фигуру Адвоката на атакующую позицию и злорадно захихикал.

А вот Мульцибер пристально смотрел на Селию налитыми кровью глазами. Что ж, даже эта старая летучая мышь не могла одновременно следить за игрой и подглядывать за ней и Ури.

Селия вздохнула, опустила плечи и едва заметно пожала плечами, встретившись взглядом с Ури. Это означало, что она просит объяснений.

Пальцы Ури, сложенные буквой «L», наклонились внутрь, после чего он указал большим пальцем вниз.

Плохие новости.

Селия дождалась момента, когда Мульциберу пришлось сосредоточиться на игре, иначе бы он потерял Белую королеву. Только тогда Селия позволила себе немного сжать пальцы и сделать режущий жест.

Вот что это означало: «Заставь Луи видеть все по-моему. Если не удастся, ликвидируй его».

Ури кивнул. Он еще на несколько мгновений задержал взгляд на Селии, вложив в него всю свою страсть, сожаление и отчаяние. Возможно, они виделись в последний раз.

Селия не могла больше этого вынести. Она закрыла глаза.

Скорее всего, она только что обрекла своего лучшего слугу на смерть. Но разве у нее был выбор? Альянс между Великим Обманщиком и Господином Всего Летающего был бы просто ужасен. Комбинация хитрости и мудрости. Этому следовало положить конец любой ценой.

Селия сделала глубокий вдох и ощутила запахи роста и распада, ароматы тысячи цветов. Наконец она выдохнула.

Да будет так.

В игре приходилось терять фигуры. Иначе не победить.

Послышалось шипение пара. Поезд сбавил ход и подъехал к станции, столбики которой были обвиты лианами. Над крышей станции нависали ветви баньянов высотой до неба.

Селия повернула голову к Джулии.

— Наша станция, дорогуша. — Она подняла Джулию на ноги. Послышался хруст сломанной коленной чашечки. Джулия закричала от боли.

— Теперь это, — заверила ее Селия, — самая малая из твоих бед.

Она провела свою хромающую подопечную к выходу из вагона.

— Кузены и кузина, — обратилась Селия ко всем остальным. — Я прощаюсь с вами и с нетерпением жду нашей следующей встречи… и, быть может, тогда нас развлечет юный мистер Пост?

Лев поднял стакан в знак того, что готов выпить за это. Ашмед встал.

— Вскоре я вам позвоню, миледи, — поклонился он Селии.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась та и, держа под руку Джулию, сошла с поезда и направилась в джунгли.

Так приятно оказаться дома. Воздух был наполнен струящимся от земли паром и ароматами цветочного нектара. Тонкие стебельки обвивались вокруг лодыжек и запястий Селии, и на них цвели орхидеи и маки. Вся природа радовалась возвращению своей госпожи.

Селия направилась к стоявшей неподалеку от станции конюшне. Она грубо дернула за руку существо, которое прежде было известно под именем Джулия Кэтрин Маркс.

Сколько дел ожидало Селию. О, с каким наслаждением она будет изучать новую надежду, поселившуюся в душе Джулии. Интересно, выстоит ли эта надежда против той нежной заботы, какой она окружит свою подопечную. Забавно, забавно…