Служу Советскому Союзу 2

Глава 44

Меня перевязали. Сделал это мужчина с таким хмурым выражением лица, словно само значение слова «улыбка» ему было незнакомо. Рядом со мной к стене привалился Дорин. Его состояние было похуже моего, однако, майор держался молодцом. Его раны тоже обрабатывали и бинтовали на месте.

Гитлера, Менгеле и де Мезьера успели увести куда-то, оставив внутри менее важных людей.

Зинчуков и ещё десяток других людей в серых костюмах наводили порядок в бункере. Они не скупились на патроны, достреливая тех, кто ещё пытался оказать сопротивление. Больше половины людей с поднятыми руками встали у стен. Среди них была и Ангела, которой кто-то накинул на плечи окровавленную мантию.

После возникновения тишины, Зинчуков поднял руку вверх и громко проговорил:

— Граждане! Лесопилка окружена моими людьми. Попытка к бегству тут же будет пресечена! И сделано это будет в крайне жесткой форме! Ваши действия попадают под расстрельные статьи уголовного кодекса Союза Советских Социалистических Республик! Однако, мы можем замолвить за вас словечко в суде, если вы будете предельно честны и пойдете на содействие с органами! Прошу учесть, что противление нашим действиям будет трактоваться, как попытка нападения! У каждого есть шанс присоединиться к лежащим на полу! Имейте это ввиду, когда будете давать показания! Ребята, работаем!

Двоих крайних тут же ткнули стволами автоматов под ребра и повели в сторону прохода. Зинчуков кивнул остальным своим бойцам, после чего двинулся ко мне. Он подошел, цепким взглядом окинул нас с Дориным, после чего обратился ко мне:

— Ну что, Аника-воин, подергал смерть за усы?

Я криво усмехнулся в ответ:

— Подергал. Надергался так, что от усов одно воспоминание осталось.

— Мда, заварил ты кашу… если бы не та женщина, то похоронили бы тебя здесь, — покачал он головой.

— Если бы не та женщина, то не паслись бы вы возле церкви…

— Ну, из-за неё чуть всё не сорвалось, она же и исправила положение. Шерше ля фам, как сказали бы предки де Мезьера, — хмыкнул Зинчуков.

— Всё-таки Головлев был прав, — пробурчал Дорин и мотнул головой на Зинчукова. — Ты из этих…

— Если бы я сказал правду, то ты бы согласился повыеживаться перед смертью? — спросил я. — Или сложил бы лапки, как Серёга?

Я кивнул в сторону лежащего связиста. Дорин посмотрел на нашего бывшего коллегу и буркнул:

— Может бы и не сложил… Тебя хоть Борис зовут?

Пришлось снова усмехнуться. Дорин понимающе кивнул.

— Как он? — спросил Зинчуков у перевязывавшего меня мужчины.

— Царапина. Прошло на вылет, основные органы не задеты. Молодой, заживет, как на собаке. Второй вот похуже. Требуется амбулаторное лечение, — проговорил мужчина, показывая на Дорина.

— Будет сделано, — ответил Зинчуков и подозвал двух человек.

Те аккуратно уложили Дорина на импровизированные носилки, слепленные тут же из двух мантий, после чего понесли его в сторону выхода. Геннадий смотрел на меня до тех пор, пока не исчез в дверном проеме. Одного майора унесли, второй майор остался. И второй не собирался дарить мне покой.

— Ладно, поднимайся! — протянул руку Зинчуков. — Хватит отдыхать.

— Ага, только закемарил… — ухватился за протянутую руку и поднялся. — Придется вставать… Слушай, майор, а куда главнюков-то увели?

— В отдельной комнатке ждут своей участи. Сейчас тебя отправлю и пойду к ним. Не волнуйся, своё они получат сполна.

Я на миг задумался, а потом сказал:

— Они выйдут из той комнатки?

— Навряд ли… — многозначительно ответил Зинчуков.

— А я… Я могу пообщаться с ними минут пять-десять? Дашь такую возможность?

Зинчуков непонимающе уставился на меня:

— Зачем тебе это? Или ты хочешь своими руками…

— Не, я их даже пальцем не трону — у тебя получится лучше, — покачал я головой. — У тебя и других это лучше получится. Мне просто поговорить…

— Хочешь залезть в злодейскую душу, — с пониманием улыбнулся майор. — Да уж, это интересные объекты для исследования. Но хватит ли тебе десяти минут?

— Я думаю, что хватит, — сказал я в ответ.

— Тогда пошли, — пожал плечами Зинчуков. — За твои действия заслужил…

Я пошел за ним, перешагивая через лежащих людей. Чувствовал, что спину прожигают ненавидящие взгляды стоящих.

— А что с этими будет? — кивнул я на мертвых. — В братскую могилу всех?

— Не-е-е, — покачал головой Зинчуков. — Из них повытаскивают пули, а потом посадят в самолет. Он где-нибудь успешно потерпит крушение и всё — мертвые унесут тайну своей смерти в могилу. Полетят на конференцию, а в пути попадут в шторм или в Бермудский треугольник. Остальные будут молчать, а кто скажет — рискует повторить судьбу усопших.

Я покивал. Была в моём прошлом одна странная катастрофа с малазийским боингом, про которого тоже говорили, что там летели мертвые люди. Это крушение активно приписывали в вину России, но толком так доказать ничего и не смогли. Провокация провалилась.

Похоже, подобные вещи практиковались и раньше…

Тем временем мы вышли из бункера, прошли по узкому коридору и оказались возле двери с двумя автоматчиками. Зинчуков кивнул мужчинам и те посторонились, пропуская нас внутрь. Внутри, помимо вышеупомянутой троицы находилось ещё четверо человек, причем двое из них были с оружием — охраняли пятерку. У пятерых руки стянуты за спиной ремнями. Судя по кривящимся рожам, стянуты были без сожаления.

Четыре стола, восемь стульев, коричневая доска на стене — этакий миникласс для привилегированных гостей.

Да уж, теперь это не хозяева жизни, теперь это загнанные в угол старые крысы, которые даже и кинуться-то толком не могут. Им оставалось только затравленно смотреть на вошедших.

Шевельнулось ли у меня в груди что-либо при взгляде на этих людей? Если только презрение, потому как ничего другого я не мог испытывать. Ненависти до зубовного скрежета у меня не было. Было лишь отвращение к выродкам рода человеческого, которые решили, что могут править людьми, посылать на смерть и безнаказанно убивать. И всё это они решили из-за того, что им показалось, что их кровь чище, а цвет кожи лучше.

— Оставите нас? — спросил я у Зинчукова.

— А ты уверен? Вдруг кинутся? — с сомнением покачал он головой.

— Со связанными руками? — хмыкнул я в ответ. — Да я даже одной рукой могу с ними справиться. А вот то, что я собираюсь сказать, вовсе не для посторонних ушей.

— А-а-а, собираешься воспользоваться… Ладно, — кивнул Зинчуков и приказал охраннику слева. — Оставь автомат на всякий случай. Борь, но стрелять только по ногам. И то — в самом крайнем случае!

— Будет сделано, — подмигнул я в ответ.

Зинчуков поманил охранников за собой и вскоре дверь комнаты закрылась. Я остался один на один с Гитлером и его приближенными.

— Чего тебе надо? — буркнул фюрер. — Убей нас, да и дело с концом! Всё равно мы ничего не скажем! Ты ничего от нас не узнаешь, русская свинья!

— А мне ничего от вас и не нужно слышать. Это вы будете меня слушать, — устало выдохнул я и присел на край стола, положив руки на холодный металл автомата. — И расскажу я вам о будущем. О том будущем, которое случится через пятьдесят лет. Вы же хотели, чтобы я повторил судьбу Иисуса? Чтобы умер на кресте, и даже воскресать не обязательно… Так вот, я человек, который уже умирал и который воскрес. И сейчас я расскажу, что ждет вашу Германию через пятьдесят лет… Вы можете мне верить, можете не верить, но врать тем, кто вскоре умрет, я не вижу смысла. Так вот, ваша любимая Германия объединится…

В их глазах невольно зажегся огонёк недоверия, но я не обратил на него никакого внимания и продолжил:

— Вернее, её объединят для того, чтобы создать жирного поросёночка, который пойдет на убой во имя американского процветания…

Весь мой рассказ занял десять минут. Я твердо и лаконично обрисовал то, что случится в моём будущем. Рассказал про захлестнувшую Германию волну беженцев из африканских, балканских и других стран. Как немцы будут весело участвовать в шествиях ЛГБТ и как истинные арийцы станут людьми второго сорта. Рассказал, что будет с добропорядочными бюргерами, когда американцы лишат их дешевого сырья от восточного соседа. Выдал всю правду, без утайки.

— Вот что случится с вашей любимой Германией, — подытожил я. — Но вы этого уже не увидите. И вы можете мне верить, а можете не верить, мне всё равно. Однако, я не сказал ни слова неправды. Такое будущее грядет и за него вы боролись. Теперь живите с этим знанием то время, которое вам отведено. Прощайте.