Слепая ярость

Глава 2

Всего лишь час назад экипаж космолета из двенадцати человек был жив. Люди на что-то жаловались, обменивались шутками, некоторые спали, другие занимались привычной работой и не подозревали о близости врага. Корабль, замаскированный под простой обломок скалы, делал свое сложное тайное дело. Конечно, на таком удалении от любой звездной системы скалы величиной с космический корабль встречались редко, и у любого берсеркера, оказавшегося в данном районе, это вызвало бы подозрение. Теперь можно было сказать, что мысль о камуфляже была с самого начала обречена на провал.

Но даже в случае обнаружения метод, с помощью которого корабль и экипаж следили за берсеркерами, не должен был стать известным врагу. По крайней мере, люди, набиравшие команду и пославшие их сюда, могли надеяться, что деятельность и цели корабля-разведчика не будут раскрыты очень быстро.

И тут система предупреждения показала вывалившегося из подпространства и стремительно приближавшегося берсеркера. Уцелей кто-нибудь из экипажа, он должен был бы изрядно поломать голову, то ли им так сильно не повезло, то ли тут замешано нечто иное.

Еще когда на экранах появилось изображение корабля, напоминавшего лохматую кляксу и сильно отличавшегося от обтекаемой формы вражеских космических курьеров (которые и были обычной добычей корабля-разведчика), тактическая ситуация уже была безнадежной. С того момента и до настоящего времени наследники землян боролись за спасение собственной жизни. Для подавляющего большинства, в том числе трех до сих пор остававшихся в живых, это было первое настоящее столкновение с врагом.

Космонавту Нифти Гифту, который сейчас тормозил скутер с помощью передних толкателей, казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Однако лишь меньше стандартного дня тому назад Нифти обсуждал с другими членами команды, что они будут делать в случае грозящего плена. Многие выбирали самоубийство; это приветствовали, если не прямо предписывали некие двусмысленные правила. В ту пору система «сон-смерть» еще не была встроена в мозг каждого члена экипажа. Согласно наиболее распространенной точке зрения, нужно было выбрать кого-то, кто застрелит сначала своих коллег, а потом застрелится сам.

Данный вопрос неизменно обсуждался во время тренировок и ставился на экзаменах, но так и оставался открытым. Такие вещи каждый должен был решать сам. В том числе мужчины и женщины, составлявшие экипаж безымянного корабля-разведчика.

Перед Гифтом, скутер которого замедлил ход, вырос космический курьер. Окутанный камуфляжем, курьер выглядел — по крайней мере, на взгляд соларианца — пористой скалой, остатком некой давно сгинувшей протопланеты. Космонавт затормозил, дав задний ход с помощью маленьких реактивных двигателей.

Снизив скорость до минимума, Гифт потянулся к рукоятке на шероховатой камуфляжной поверхности корпуса курьера, когда его скафандр пробил снаряд, посланный одним из легких орудий берсеркера. Должно быть, машина-убийца заметила несущийся скутер с расстояния в сто с лишним километров и приберегла для него один заряд.

Именно в тот миг, когда Вселенная готова была позволить ему избежать гибели, предательская действительность поразила Гифта раскаленным добела копьем. Казалось, в его левый бок всадили огненный шип.

В ошеломленном мозгу космонавта мелькнула ужасная картина. И глаза, и нервы говорили, что у него больше нет ни левой кисти, ни предплечья. Но спустя мгновение чувства подсказали, что это лишь обман зрения. По крайней мере, у скафандра левый рукав оставался на месте, хотя и был пробит. Гифт понимал, что сейчас не время думать о серьезности раны. Им владела лишь одна мысль: теперь на левую руку рассчитывать не приходится.

В момент оглушительного удара Гифт на скутере остановился почти рядом с роботом-курьером. До медленно вращавшегося вокруг своей оси средства спасения было рукой подать. Под грубым покрытием из пластика и смеси различных веществ, имитировавшим природу и составлявшим почти половину массы робота, скрывалось стройное пулеобразное тело двадцати метров в длину и не более трех в ширину в его самой широкой части. Космонавт Гифт, всхлипнув от страха, пнул скутер ногой, тем же движением толкнул себя к курьеру и обеими руками вцепился в выступ корпуса, с виду напоминавший комок сухой грязи. Тут он с облегчением обнаружил, что пальцы левой руки хотя и болели, но сохранили некоторую способность двигаться. Если бы речь шла о жизни и смерти, он смог бы воспользоваться ими. Тем временем космический мотоцикл, покинутый и уже забытый, медленно кувыркаясь, уплывал в бесконечность.

Одним из тысяч процессов, вбивавшихся в головы членов команды боевых космических кораблей во время обучения, была процедура поиска входа в замаскированный соларианский корабль.

Различая едва заметные отметки и сдирая закованными в броню руками куски сухой пластиковой пены, Гифт быстро обнаружил небольшой, едва заметный люк в гладкой поверхности корпуса. Открывая люк и прикидывая, как в скафандре пролезть в отверстие (задача была не из легких), космонавт одновременно мучительно размышлял над тем, что он будет делать дальше. Но на раздумья времени не оставалось. Время! Делай только то, что нужно!

Через мгновение Гифт протолкнулся в крохотное отверстие. Охватившее его чувство безопасности, хоть и иллюзорное, все же окрепло — может быть, потому что внутри курьера было темно, как в желудке берсеркера. Космонавт плотно прикрыл за собой люк и тут же подумал, зачем он это сделал. Останется ли крышка открытой в те несколько секунд, которые ему понадобятся для возвращения на поле космической битвы, не имело значения.

Помещение, никогда не предназначавшееся для пассажиров, было меньше метра в ширину, оно тянулось между двумя металлическими цилиндрами внешнего и внутреннего корпусов. При появлении Гифта внутри автоматически зажегся тусклый свет. Едва пробравшись в люк, Гифт потянулся к неудобно расположенной панели управления, которая находилась намного левее и выше. Поскольку искусственная гравитация здесь отсутствовала, добраться до панели было нелегко. И только тут до Гифта дошло, что попытка забрать товарищей означает необходимость на несколько километров приблизиться к атакующему берсеркеру — то есть вернуться туда, откуда он только что прибыл.

Если бы он следовал приказу младшего лейтенанта Террин (каким-то непонятным образом необходимость автоматического выполнения этого простого приказа стала сомнительной), если бы сейчас Гифт погнал курьера назад, на выручку к коллегам, это означало бы, что он отдает себя в руки бога Смерти.

В следующий миг сознание подсунуло ему готовый ответ. Естественно, он не мог вернуться и обречь себя на неминуемую гибель. Полученная рана здесь не играла роли, потому что решение было уже принято. Оно оказалось поразительно простым и заставило Гифта вздрогнуть от облегчения.

Автоматически выполнять приказ и повиноваться долгу было невозможно. Следовало выбрать какой-то другой способ действий.

Гифту казалось, что он в обмороке. Разум стоял в стороне, не в силах вмешаться, и беспомощно следил за самостоятельными действиями тренированного тела. Для сознания было настоящим откровением, что у этого тела, однорукого, неловкого, но все же сохранившего способность двигаться, есть только одна цель на свете — спасение собственной шкуры.

Закованные в сталь пальцы Гифта легли на клавиши панели, с помощью которых включался двигатель курьера. Космонавту приходилось бороться с простейшими приборами, управлявшими полетом. Казалось, они смеялись над ним. Почему-то Гифт забыл все, чему его кропотливо учили.

Заставив себя посмотреть в лицо продолжающемуся кошмару — на этом настаивало тело, желавшее видеть, что происходит, — Гифт включил максимально возможное увеличение, которое можно было получить на плоском экране. Увиденное заставило его со свистом втянуть в себя воздух. Почему-то Траскелук и младший лейтенант Террин были еще живы. Сначала на маленьком экране было трудно определить, кто есть кто, но на фоне светящегося газового облака, находившегося невообразимо далеко, были хорошо заметны две темные фигурки.

Мгновение спустя он различил Траскелука по винтовке, которая болталась у того на спине. Когда Траск держал в руках оружие, на свете не было человека счастливее его. Должно быть, выбираясь из гибнущего корабля, он подобрал винтовку, которую Гифт решил оставить. Наверно, Террин, как и Гифт, сочла ее дополнительной тяжестью и не захотела даром тратить время и силы.

Две фигурки плыли к Гифту, пользуясь маленькими реактивными двигателями своих скафандров и двигаясь черепашьим шагом. Ах, какими они были маленькими и медлительными! Чудовище, гнавшееся за людьми, должно было настичь их через несколько секунд, схватить и сожрать.

В радионаушниках Гифта раздавался треск. Если бы ему передали послание, он не услышал бы его в таком шуме. Самая обычная ситуация во время боя. Этот шум мог быть последней мольбой одного из выживших коллег, лаконичным призывом поторопиться или проклятием за то, что он не выполнил порученного дела. Но — тут Гифта прошиб холодный пот — это могло быть послание и от самого берсеркера, пытавшегося таким образом подманить его ближе. Скорее всего его товарищи (если они были еще живы) сохраняли бы радиомолчание в надежде, что берсеркер может не заметить их бегство.

Если послание — это фокус берсеркера, то ответить на него было бы ошибкой.

Через секунду в наушниках раздался такой скрежет, словно одновременно выпалили все орудия с обоих бортов, и этот шум перекрыл все сигналы.

Спустя мгновение шум прекратился. Этого было достаточно, чтобы Гифт услышал по радио чей-то крик. Он ничего не видел, но крик был ясным и недвусмысленным свидетельством того, что по крайней мере один из его коллег еще жив. Следовательно, оставался маленький шанс спасти хотя бы одного.

Связь между Гифтом и его уцелевшими коллегами была серьезно нарушена шумом битвы; то, что Гифт мог видеть и слышать со своей новой позиции внутри курьера, говорило, что берсеркер ест его друзей заживо или вот-вот сделает это. Похоже, выпалила винтовка Траскелука, видевшего врага прямо перед собой.

У Гифта не было сил следить за этим.

Но зачем бы он стал это делать? Все равно то, чему предстояло случиться, было уже предрешено.

Радио в скафандре Гифта буравило его мозг звуками разрушения. Казалось, им не будет конца. За стенками корпуса курьера, тонкими, словно папиросная бумага, и бесполезными как укрытие, все еще продолжалась яростная битва роботов. Орудия палили, взрывы давили на металл с той же силой, что и на нервы, а два человека, уже покинувшие корабль-разведчик, кувыркались и вращались в своих скафандрах.

Проклятие, бой должен был давно закончиться! К этому моменту от корабля-разведчика почти ничего не осталось. Но зрение подсказывало Гифту, что по крайней мере часть корпуса оставалась целой и по крайней мере несколько орудий продолжали вести огонь.

Однако последние двое уцелевших исчезли, растворившись в смертельном фейерверке. Теперь все его коллеги погибли, но он был еще жив.

Перед глазами Гифта стоял сильный и мужественный Траскелук, на пороге смерти пославший гневное проклятие тому, кто посмел не выполнить приказ и бросить в беде маленькую, слабую женщину.

Время шло.

Космонавт Гифт с опозданием сообразил, что радио молчит. И только потом понял, что, должно быть, сам выключил его несколько секунд или даже минут назад.

Затем он, заклиненный в тесном пространстве, оглянулся по сторонам, изо всех сил выгнув голову. Панель управления была от него сбоку. Больше смотреть было не на что. Его громоздкий скафандр почти не оставлял места между двумя концентрическими корпусами машины, которая не была предназначена для людей и могла стать убежищем лишь для одного человека в случае крайней необходимости. Здесь не было ни мебели, ни кресел, ни лампы. Не говоря о системе жизнеобеспечения и искусственной гравитации. Но он не был привязан к этому месту. Благодаря радионаушникам скафандра можно было управлять курьером с помощью голоса, находясь где-то внутри корабля.

Чтобы запустить систему энергоснабжения, достаточно было нескольких секунд. Теперь курьер полностью владел всеми своими оптэлектронными органами чувств. Его ограниченный разум ждал только одного — приказа, куда лететь. Гифт рассеянно подумал, что он бы еще мог сделать то, что приказала ему младший лейтенант Террин: стать героем, чего от него ждал бы любой, на скорости в четыре или пять g рвануться навстречу смерти в расчете на то, что двое людей еще живы, ждут, пока их подберут, и рассчитывают втроем поместиться в этом пространстве.

Но все оставалось по-прежнему. Он просто не мог заставить себя сделать это.

В решающий момент последнего выбора космонавт Гифт понял, что не в состоянии смотреть в лицо неминуемой смерти. Какой смысл думать о смерти, если ты сам как мертвый? Но страшнее смерти была мысль о том, что он может стать пленником берсеркера, который заживо сдерет с него шкуру ради того, чтобы добыть крохи информации, которая для обеих воюющих сторон скорее всего не представила бы никакой ценности. Ему приходилось слышать жуткие истории, и никто не отрицал, что часть их была правдивой. Пленника могли мучить как мышь, которая участвует в каком-то непостижимом эксперименте врага, раз за разом пытающегося понять человеческую психику.

Внезапно к Гифту пришло понимание собственной натуры. Все это напоминало попытку распахнуть дверь и предстать перед чем-то чужим и совершенно неожиданным. Выбрать такой путь было так же невозможно, как пройти сквозь кирпичную стену. Последний шанс Террин и Траскелука на спасение, каким бы ничтожным он ни был, целиком зависел от того, сумеет ли Гифт направить к ним космический курьер. Но Нифти понял, что и этот шанс, и их жизни значат для него очень мало.

Глядя на плоскую маленькую панель величиной с человеческое лицо, на которой пылали лампочки индикаторов, Гифт обнаружил, что часть символов ему незнакома, а остальные совершенно неразборчивы. Почему-то — возможно, благодаря недосмотру технических служб — приборы были снабжены табличками, заполненными словами из языка, который смогли бы понять лишь несколько членов экипажа корабля-разведчика. Во всяком случае, сам Гифт знал этот язык очень плохо.

Чтобы перейти на другой язык, достаточно было лишь отдать соответствующую команду. Однако по какой-то причине, которую он потом так и не смог понять, Гифт этого не сделал.

Впрочем, главное было ясно без слов. Гифт не выполнил приказа Террин и не включил двигатель, предназначенный для перемещения в ближайшем пространстве. Он не стал пользоваться клавиатурой или речевым входом и для того, чтобы послать курьера в самоубийственную атаку. Вместо этого пальцы (с которых он не сводил глаз) сами собой нажали на кнопку экстренного спасения. Тут нет искусственной силы тяжести, напомнил себе Гифт. Ничто не защитит тело от ускорения. И вдруг он испытал странное чувство, что его тело делает все необходимое для собственного спасения, не обращаясь за советом к разуму.

Его драгоценная плоть и кровь приняла управление на себя, заставив забыть об абстракциях, называемых приказами и ответственностью, и вынудив искать спасения в бегстве. Гифту казалось, что тело предало его… но оно спасало себя, а тем самым и его. Правила, долг, моральные ограничения — все превратилось в дым. Речь шла лишь о физической жизни или смерти.

Складывалось такое впечатление, будто он, космонавт Себастьян Гифт, наблюдает за поведением своего тела со стороны.

Решение было принято; он надежно укрылся внутри курьера. Сцена, на которой разыгрывалась битва, исчезла; звуки, громыхавшие в наушниках, умерли. Место, где он чуть не погиб, быстро оставалось позади…

Вибрация окружавшего Гифта тонкого металла подтвердила показания панели: главный двигатель курьера пробудился. А мгновение спустя Нифти почувствовал некий внутренний толчок, означавший, что он сам и несущее его транспортное средство находятся в космическом полете. Слово «ускорение» потеряло свой обычный смысл.

Когда Гифт понял, что все еще жив, на него накатила волна слабости. Ведь и берсеркер тоже остался позади… теперь их разделяло столько километров, сколько человек не смог бы пройти пешком за всю свою жизнь.

Умом космонавт Гифт понимал, что автопилот курьера, специально спроектированный для межзвездных полетов, прекрасно может за несколько дней доставить его в Порт-Даймонд. Фифти-Фифти или любой другой безопасный космопорт.

Но не прошло и десяти минут полета, как его начала донимать мысль, что автопилот неисправен. Или что-то неладно с двигателем. А через мгновение — тут Гифт затаил дыхание и прислушался — ему почудился какой-то странный негромкий звук, доносившийся из внутреннего корпуса, как раз из того места, где полагалось быть автопилоту. Он включил микрофон скафандра, прижался шлемом к стенке внутреннего корпуса и снова прислушался.

Спустя несколько секунд он подумал: да, что-то не так. Но сказать это наверняка было нельзя.

На задворках сознания Гифта медленно зрела мысль, что двое выживших в битве с берсеркером отсутствуют здесь случайно, это просто невезение. Некая ужасная ошибка автопилота курьера. Внезапный отказ техники привел к самопроизвольному включению системы экстренного спасения, и курьер отправился в полет еще до того, как космонавт отдал ему соответствующий приказ; Гифт слышал, что такое случается. Что бы ни случилось с Террин и Траскелуком, в этом был виноват сбой автоматики, от которой зависела жизнь всех троих.

Конечно, Гифт был бессилен исправить ошибку. Математическая вероятность этого равнялась нулю. Повернуть и найти исчезнувших было невозможно. Примитивная астронавигационная система курьера никогда не позволила бы ему вернуться к месту старта.

Гифт с большим трудом работал в тесном пространстве — с трудом, потому что его левая рука постепенно немела и теряла чувствительность. Несмотря на это, он нашел маленький набор ремонтных инструментов, снял панель с цилиндрической поверхности внутреннего корпуса и принялся методично искать неисправность.

Чем дольше Нифти Гифт смотрел на показания своего маленького мультиметра, тем сильнее ему казалось, что двигатель барахлит, хотя он не слишком помнил, какими должны быть показания.

Да, решил он, возможно, что какая-то небольшая механическая неисправность заставила двигатель включиться раньше времени. Некий крошечный дефект в электронных цепях. Всем известно, такое иногда бывает. Простая случайность. Вместо того чтобы подобрать Траскелука и женщину, он оказался в нескольких световых годах от них и не имел возможности вернуться. Он, Нифти Гифт, был так же беспомощен, как и его товарищи. Вот правильное объяснение того, что случилось.

Как и большинство случайных отказов, данную неисправность нельзя было заставить повториться по требованию.

Правой рукой Гифт снова и снова пытался — старательно, но без особого успеха — соскрести с поверхности скафандра какие-то высохшие коричневатые пятна. Нифти сразу понял, что это такое: кровь кого-то из членов экипажа, нечаянно попавшая на сталь еще до того, как он покинул гибнущий корабль.

Гифт вел курьера вручную. Начальные знания того, как управлять кораблем в случае экстренной необходимости, полученные несколько лет назад в ходе краткого курса и почти забытые, неожиданно вернулись. Следовало лишь слегка подправлять программы двигателя и астронавигационных приборов с помощью маленького компьютера, не забывая гасить индивидуальное ускорение в определенных точках. Почему бы ему и в самом деле не вернуться домой, сведя к минимуму шансы встретиться с другим берсеркером? Этот простенький способ делал эти шансы и в самом деле ничтожными.

Полет Себастьяна Гифта длился три или четыре стандартных дня (хотя для космонавта, зажатого между внутренним и внешним корпусами, время тянулось намного дольше). Одинокий человек в космосе может помечтать о том, что он будет делать, когда вернется в знакомые кварталы Юхао или обратно на Землю, свою родную планету, но Гифт об этом не думал. Точнее, он пытался думать, но в принципе ему было не до этого.

Он постоянно двигался, пытаясь справиться с онемением, которое охватывало одновременно несколько групп мышц рук, ног и туловища.

Гифт был уверен, что тонкий металл внешнего корпуса вспучился и покорежился от давления его скафандра, но сомневался, что это окажет сильное влияние на полет курьера.

Он не мог избавиться от мыслей о семье, оставшейся на Земле. Думать об этом не хотелось, но выбора не было.

Чтобы сменить направление мыслей, он пытался сам с собой играть в шахматы. А когда дело стопорилось и через минуту-другую умственное изображение доски исчезало, он старался вообще ни о чем не думать.

Кроме того, он старался не думать о раненой кисти и предплечье и преуспел в этом. В крайнем случае, пальцы можно будет заменить. И даже конечность целиком.

Время от времени он принимался соскребать со скафандра пятна крови — по крайней мере, с тех мест, до которых могла дотянуться здоровая рука. Но в конце концов решил, что можно оставить все как есть.

Во время полета Нифти спал очень мало, а когда это случалось, его сон был наполнен мучительными кошмарами. Не раз Гифту казалось, что Траскелук и Террин находятся вместе с ним; их скафандры стискивали его так, что он не мог дышать. Ощущение бесконечного падения, вызванное отсутствием силы тяжести, порождало у него глубокую тревогу. Стоило вытянуть любую часть тела на пять-шесть сантиметров, как скафандр лязгал либо о внутренний, либо о внешний корпус.

Однажды он проснулся с криком, отчаянно пытаясь заставить Траскелука перестать горланить его боевой гимн. Но, очнувшись, понял, что его окутывает зловещая тишина. Ее нарушал лишь звук дыхания Гифта да слабый скрежет металла о металл.

Космонавт Гифт вез с собой ценную информацию, собранную приемниками и компьютерами разведчика до их гибели, но, конечно, не смог бы сказать на допросе, посчастливилось ли двоим уцелевшим умереть при взрыве корабля-разведчика или они успели покончить с собой до того, как их схватил берсеркер.

Порой Гифту казалось, что он не помнит, сумели ли эти двое вообще выбраться из корабля. Гифт обнаружил, что без конца повторяет в уме историю, которую он будет излагать начальству, когда то будет опрашивать его, как опрашивало всякого, вернувшегося после выполнения задания. После такого тесного контакта с врагом допрос наверняка будет очень дотошным. Нужно было сформулировать ответы как можно более четко, восстановить в уме последовательность событий и не забыть ничего важного.

К несчастью, воспоминания, касавшиеся некоторых важных вещей, уже начинали подергиваться дымкой. Ну что ж… значит, эти подробности были не такими уж важными.

Иногда Гифт всерьез подумывал, а не видел ли он, что корабль-разведчик взорвался после убийственного удара, после которого не мог уцелеть никто. Временами эта картина живо вставала перед его внутренним взором.

Последняя ценная информация, которую унес с собой один из роботов-курьеров, со сверхсветовой скоростью отправленный на базу еще до гибели корабля-разведчика, гласила, что берсеркеры готовят массированную атаку на Фифти-Фифти, собираясь использовать его как трамплин для нападения на Землю.

Корабль-разведчик и его команда управляли обширной сетью роботов, успешно расшифровывавших информацию, которую несли курьеры врага, связывавшие флот врага с его невообразимо далеким штабом.

За всю войну, длившуюся веков двадцать и охватывавшую пространство в тысячи световых лет, соларианцам посчастливилось не больше пяти-шести раз захватить курьера берсеркеров с неповрежденной информацией и считать ее.

Пару раз после тщательной проверки лучшие разведчики Лиги Объединенных Планет пробовали снова отправить такого курьера в полет, надеясь, что враг никогда не догадается о подлоге и примет его за чистую монету. Однако убедительных свидетельств в пользу того, что операция прошла успешно, не было.

Более того, в случае физической поимки нельзя было установить, догадался ли враг, что его курьер начинен фальшивой информацией. Поэтому соларианцы научились считывать заложенные в курьера сведения, не прерывая его полета. Процесс был тонкий, но сам по себе являлся очень ценным достижением.

Одной из главных обязанностей членов экипажа разведчика, уцелевших в такой ситуации, была обязанность взорвать корабль (при необходимости — вместе с собой), чтобы не дать берсеркерам узнать, что мерзкая зложить научилась читать их послания.

Гифт пытался пораскинуть мозгами. Когда его начнут допрашивать — а случится это сразу же после его прибытия в порт, — он скажет, что погибший командор, а после него младший лейтенант Террин были слишком заняты боем с врагом и не успели отдать устный приказ взорвать корабль. Но он, Гифт, допускает, что Террин отдала такую команду автомату, перед тем как выбраться наружу.

Еще одна вещь, о которой его наверняка спросят, не знает ли Гифт, воспользовался ли кто-нибудь из экипажа «временной смертью».

В мозг большинства членов команды сверхсекретного корабля-разведчика была имплантирована специальная система нервных каналов, позволявшая скрывать свою мыслительную деятельность в случае попадания в плен. Каждый снабженный системой «сон-смерть» (официально называвшейся «временной смертью») был надежно защищен от давления на его мозг. Достаточно было представить себе некую подробную сцену, как человек умирал. Риск случайного срабатывания этой системы был сведен до минимума.

При определенных условиях в мозгу человека вспыхивало светящееся изображение той или иной формы и цвета (у Гифта это был розовый слон), и с этого момента процесс развивался со скоростью пули, выпущенной из снайперской винтовки или какого-нибудь другого оружия. Каждый мог включить свою систему даже в том случае, если был не в состоянии шевельнуть пальцем или повернуть голову. Система была слишком сложна, чтобы включиться самопроизвольно.

Инструкции были совершенно недвусмысленными. Как только выяснялось, что плена не избежать, вся команда разведчика была обязана взорвать корабль — при необходимости вместе с собой. Было жизненно важно, чтобы берсеркерам не досталось ничего, кроме груды металлолома. В этом случае можно было надеяться, что они решат, будто уничтожили хоть и закамуфлированный, но самый обычный разведывательный корабль.

Только после долгого пребывания в одиночестве до Гифта дошло, что некоторым людям — в зависимости от того, как подать эту историю, — его действия покажутся героическими. Бегство было легко объяснить отчаянным стремлением спасти ценнейшие данные… хотя на самом деле Нифти руководило нечто совсем иное.

У выжившего одиночки были время и возможность по пути слегка изменить обстоятельства дела. При этом Гифт далеко не всегда отдавал себе отчет, что занимается фальсификацией. Просто никто никогда не должен был узнать, что он отнял у своих товарищей последний шанс, думая только о спасении собственной шкуры.

Автопилот курьера, хотя и полуразобранный, все же работал достаточно точно, чтобы доставить своего единственного пассажира и бесценную свежую информацию к патрулируемой планетарной системе звезды типа Солнца. Юхао, единственная обитаемая планета этой системы, была местом расположения огромной военной базы соларианцев, выстроенной на острове рядом с городом Порт-Даймонд.

Все четыре дня, проведенных внутри курьера, тело Гифта (заключенное не только в скафандр, но и в ставшее обиталищем единственного пассажира странное пространство, напоминавшее башню изнутри) медленно вибрировало, поскольку дрейфовать ему даже в условиях невесомости было некуда.

Когда Гифт давал указания автопилоту, он подумал про пару других мест назначения, расположенных немного ближе Юхао. Человеку, заключенному в ограниченном пространстве, каждая лишняя минута кажется вечностью. По дороге Нифти несколько раз жалел о своем выборе. Полет, не дававший ему ни малейшей возможности избавиться хотя бы от части стальных доспехов, несказанно раздражал Гифта и едва не сводил с ума. Особенно после того, как что-то случилось с санитарной системой его скафандра. Последние два дня он страдал от мышечных судорог, все возрастающей вони, против которой оказалась бессильной система жизнеобеспечения скафандра, а также от раздражения кожи нижней части тела, не говоря уже о зловещем онемении и параличе левой руки.

Нет, он был абсолютно уверен, что три человека ни за что не вынесли бы путешествия в таких условиях…

…Гифт без раздумий выбрал Порт-Даймонд. Он интуитивно догадывался, что в этом месте сумеет достойно ответить на все вопросы и оправдать свой выбор.

Кроме того, его донимали приступы морской болезни, а раненая рука продолжала болеть. Пульсировавшее предплечье сильно распухло, а пальцы едва шевелились.

Внутри скафандра Гифта имелся неприкосновенный запас еды. Нифти без особого труда вынимал правую руку из рукава скафандра и просовывал два пальца в шлем. Этого было вполне достаточно, чтобы прокормиться. В перерывах он сосал из трубочки рециркулированную воду.

Спору нет, дни его одинокого полета были не слишком приятными. Но когда Гифта посещала такая мысль, он напоминал себе, что все еще жив и что это с лихвой окупает все временные неудобства.

Когда маленький оптэлектронный мозг транспортного средства (которое едва ли можно было назвать кораблем) получал информацию, стоившую того, чтобы сообщить ее пассажиру, он сообщал ее негромким металлическим голосом. Голос был таким же неприятным, как и все остальное, что мог предоставить в его распоряжение курьер. Эти сообщения звучали в шлеме Гифта, но большинство их космонавт считал ненужными — вроде скучных прогнозов погоды в тех городах, мимо которых ты пролетаешь.

В первый раз за все время полета курьер привлек его внимание тогда, когда надоедливый машинный голос бесстрастно объявил, что Гифт прибыл в зону, которую назвал местом назначения. Космонавт потряс головой, не поверил своим ушам и попросил повторить сообщение.

Получив подтверждение того, что он практически уже дома, Гифт почувствовал себя так, словно очнулся от кошмара — худшего и самого продолжительного в его жизни.

Мало-помалу космонавт Гифт позволил себе привыкнуть к этой мысли. Он приближался к дружественной звездной системе, на которой кипела жизнь. Курьер, находившийся в нескольких сотнях тысяч кликов от базы Порт-Даймонд, все еще плавно шел на полуразобранном пассажиром автопилоте.

В дальнем углу сознания Гифта таилась уверенность, что теперь, после всех пинков и тычков, никто не сможет точно сказать, испортилась или не испортилась астронавигационная система курьера.

Первым, кто вступил с ним в контакт по радио, был вылетевший из Фифти-Фифти корабль-разведчик, осуществлявший обычное патрулирование. Наконец-то он услышал человеческий голос, принадлежавший представителю органической жизни. Этот голос велел Гифту остановиться и ждать. Сейчас его заберут.