След исполина

Глава восьмая Мертвый… и живой

Новое помещение выглядело странно. Это был очень большой зал, однако стены его не были ни прямоугольными, ни округлыми, ни овальными — Конан так и не сумел дать им название. И у него были очень странные углы. По мере того, как Конан шел вперед — зал как будто наклонялся и искажался. Эффект был такой же, как в той комнате во дворце Сафада, куда привел его Сундар. Все вокруг — стены, и пол, и потолок — украшали рубленые узоры; несмотря на темноту, Конан видел, что они тускло светятся. Чем дальше они продвигались, тем внимательнее и точнее Конан ставил свою ногу туда, где только что ступал вендиец.

— Иллес, Тайс, — позвал Конан, — вы здесь?

— Да, Конан, — ответил девушка.

Их голоса тоже звучали странно. Конан едва слышал их; даже собственный голос будто бы издалека донесся до него; когда он говорил, ему казалось, что слова под влиянием странной атмосферы зала как-то удлиняются, вытягиваются, и речь звучит протяжно и медленно. И еще у Конана возникло ощущение, что они идут медленнее, чем мог бы ползти человек, и оттого что они двигаются этим извилистым путем, у него кружится готова, как, впрочем, и от самой комнаты.

Конан увидел дверной проем — тускло освещенное отверстие прямо впереди. Вендийцы, однако, не пошли к нему, а взяли правее, а затем вообще повернули в другую сторону. Северянин не понимал почему…

Когда идущий впереди жрец резко свернул в сторону, варвар смотрел на проход. Он находился прямо перед ним; два шага — и он покинул бы этот жуткий зал и оказался снаружи. И все же он не стал рисковать, убежденный, что лучше без оговорок следовать примеру вендийцев.

Он свернул вбок и последовал за жрецами. Тайс, Иллес и остальные солдаты в точности повторили его путь.

— Там дверь, — раздался голос одного из солдат. — Мы можем здесь выйти!

— Иди след в след, — сказал ему второй. — Мы же не знаем, что…

И тут первый закричал. Конан замер, затем оглянулся. Тускло освещенный проем, а на его фоне — в воздухе — человек, точнее его фигура, которая быстро уменьшалась! Крик постепенно затихал, становясь все ниже по тону и все более неясным.

Конан взмок от напряжения. Идущий впереди вендиец повернулся к нему и предупредил:

— Иди, как я иду — здесь много таких дверных проемов!

Но что за ними? Куда они ведут? Конан крепче сжал рукоять меча.

Они миновали еще один проход, затем еще один. Комната как будто наклонялась под странным углом.

— Смотрите перед собой, — предупредил вендиец. — Только не в стороны — иначе вы потеряете равновесие и окажетесь в других сферах.

Наконец Конан увидел первого жреца — далеко впереди — он выходил из комнаты в последний тускло освещенный дверной проем. Один за другим вендийцы покидали темную, странно угловатую комнату. Затем вышел наружу и Конан, за ним Иллес, Тайс и остальные воины.

Северянин глубоко задышал, чувствуя, как спадает напряжение. Вендийцы сбились вместе в небольшой комнатке, освещенной лишь одной лампой, которая была подвешена на цепи под высоким потолком.

В конце комнаты виднелся лестница, ведущая к большой каменной двери.

— Это обитель Усхора, — сообщил один из жрецов. — И все же мы должны набраться терпения — нас еще ждут испытания.

Конан был озадачен, но промолчал. И никто из шедших следом не осмелился ничего сказать.

Жрец присоединился к остальным вендийцам, которые стояли лицом к каменной двери. Киммериец с интересом наблюдал за происходящим. Колдуны уставились не то на дверь, не то на что-то прямо перед ней, что-то невидимое для Конана. Почудилось ли ему, или наверху и вправду слегка заколыхался воздух?..

В комнатке раздался низкий гул. Он становился все громче, и теперь Конан отчетливо видел какое-то мерцание перед дверью. Затем оно приобрело сероватый оттенок и какие-то пока еще неясные контуры.

И тут же очертания мерцающего пятна стали более отчетливыми, а цвет и детали — более ясными. Оно окрасилось багрянцем; внутри него переливались и другие цветовые пятна. Конан уже мог различить контуры светящихся глаз, затем изгиб челюсти — огромный рот, окаймленный рядом огромных острых зубов, узловатые, мощные ноги, крупные лапы и утыканный колючками хвост. Затем пятно перестало колыхаться, все отдельные детали непонятным образом срослись, и перед дверью возникло создание пурпурного цвета с зелеными глазами, красной пастью и белыми рогами.

Незримое чудовище — оно стояло на охране двери, ведущей в покои Усхора, и стало видимым только благодаря магическим силам вендийцев.

Один из жрецов вдруг резко задышал и упал ничком. Остальные не обратили на это никакого внимания. Странный гул — концентрированная энергия, а может быть, колебания колдовской силы, исходящие от создания у двери — становился все громче. Тайс не могла его больше слушать и прижала руки к ушам.

Существо молча глядело на них, угрожающе разевая пасть, с кончика языка исходили волны света. Его острые когти то втягивались, то вытягивались, как будто тварь ждала удобного момента для нападения.

Гул стал почти невыносимым. Теперь уже Конану и всем остальным пришлось заткнуть уши.

И вдруг существо поблекло, и произошло это очень быстро. Тварь засветилась и начала переливаться такими яркими цветами, что киммериец едва не ослеп. Вскоре гул стих, и Конан, открыв глаза, обнаружил, что перед дверью виднеется лишь слабое мерцающее свечение — как в самом начале.

Затем исчезло и свечение, и на том месте, где стоял монстр, на полу осталось лишь широкое черное пятно — как будто там жгли костер.

Некоторое время вендийцы стояли не шевелясь и тяжело дышали, восстанавливая дыхание. Двое жрецов помогли подняться упавшему. Постепенно он пришел в себя и поблагодарил своих товарищей.

Наконец один из вендийцев двинулся вперед, поднялся по короткому пролету к каменной двери, положил руку на замок — и тут же отдернул ее. Из засова выскочили длинные стальные иглы, смазанные какой-то зеленой слизью, ядовитой на вид. Вендийца спасла лишь его осторожность и быстрота реакции. Он сунул руку под накидку, извлек оттуда светящееся кольцо, сунул его в полоску света, струящегося через щель между дверью и косяком, и начал вертеть его. Металл скребся о металл. Вендиец крутил кольцо и смотрел, что получается. Время шло.

Запор издал металлическое лязганье. Вендиец толкнул дверь, и она со скрежетом начала открываться. Служитель вошел внутрь, за ним последовали остальные жрецы, Конан и воины.

Комната была темной и просторной, но имела низкий потолок. Стены украшали мрачного вида гобелены; вокруг были расставлены каменные столы и скамьи; на высоких железных треножниках были установлены светильники.

На полу лежало распростертое тело — по черным доспехам и изодранному плащу Конан узнал Дестана Боларда. Тот был мертв.

В центре комнаты на ступенчатом возвышении стоял трон, очевидно, очень древний, и на троне возвышалось мертвое тело худого человека, облаченного в колдовские одежды. Это был Усхор — из груди его торчал меч Боларда.

Он мало напоминал создание, способное вызывать дикий страх, или владеть столь редкой и необычной магической силой. Тело было высохшим, серая кожа изборождена морщинами, пальцы тонкие, как когти. Даже после смерти его голова не упала на грудь, а была высоко поднята, губы плотно сжаты, ноздри раздуты. Глаза были открыты и словно светились слабым серебряным блеском.

— Дестан Болард проник сюда, имея при себе Кольцо, — сказал один из жрецов. — Оно защищало и направляло его. Он ударил Усхора мечом и пронзил колдуна насквозь.

Остальные вендийцы дружно закивали.

— Но почему умер Болард? — спросил Конан. — Смотри. — Вендиец наклонился к телу коринфийца и повернул его левую руку ладонью вверх. В середине ладони виднелся маленький прокол, а сверху — зеленая слизь.

— Отравленная игла! — воскликнул Конан.

— Верно. Кольцо защитило его от стражей сверхъестественной природы и колдовских миражей, и все же оно не смогло справиться с обычными, материальными опасностями. Тем не менее, он успел войти сюда и убить Усхора.

Вендиец склонился над Болардом и взял другую его руку. Конан увидел Кольцо Энкату — сияющее, искрящееся…

И вдруг левая рука трупа обхватила горло вендийца. Мгновение тот нелепо метался, схваченный с нечеловеческой силой — как крыса в зубах у волка; правой рукой мертвый Болард ударил вендийца в лицо. Раздался треск костей, брызнула кровь, а затем Дестан отпустил жреца, и тот, корчась, упал на каменные плиты.

Остальные испустили вдох изумления — тело Боларда медленно поднялось на ноги. Странный свет лился из глазных щелей его шлема — светлый, серебристый — точно так же светились глаза мертвого Усхора.

— Им завладел Усхор! — заверещал вендиец. — Когда он умирал, на него все еще действовали чары колдуна!

Жрец воздел руки и начал по-вендийски читать какие-то молитвы; остальные сделали то же самое. В комнате все зазвенело от их голосов, жрецы произносили слова с одинаковыми интонациями. Тем временем Болард, ни на что не обращая внимания, неуклюже направился к служителям — его манера передвигаться напоминала походку мертвых наемников на болоте.

— Кольцо! — прошептал Конан. — Оно же защищает его…

Вендийцы перестали молиться и начали пятиться — труп Боларда неуклюже, но верно шел прямо к ним. Испуганные воины начали протискиваться за дверь, Конан же, ухватив меч обеими руками, уверенно двинулся вперед.

— Сейчас мы прикончим его! — выкрикнул он, сверкая глазами.

Болард повернулся к Конану — сжав кулаки, но никак не пытаясь защитить себя. Северянин налетел на него, издав боевой клич — и со всей силы вонзил меч прямо в широкую грудь коринфийца. От столь мощного удара бляшки кольчуги начали ломаться и отрываться, а отличная немедийская сталь пронзила тело насквозь. Но в то же самое мгновение Болард нанес удар правой рукой. Конан почувствовал этот удар — как будто по его боку прошлись кувалдой; пролетев через всю комнату, он со всего маху упал на пол.

Киммериец приподнялся на локте, пытаясь восстановить дыхание. Мертвец направлялся к остальным, все они — что вендийцы, что солдаты — пытались спастись бегством через дверь.

Только Иллес, не обращая внимания на раненую ногу, смело встречал ожившего мертвеца с поднятым мечом.

— Иллес, не надо! — выдохнул Конан, изо всех сил пытаясь подняться. — Это не человек!

Но отважный юноша сделал то же, что и Конан — вонзил меч прямо в грудь мертвеца. Тот левой рукой сжал локоть Иллеса, так что юноша закричал от боли. Болард отвел правую руку, готовясь нанести сокрушительный удар…

— Иллес!

Конан обернулся на голос — в нем слышалась боль и ярость — и увидел Тайс, держащую в руке кинжал Боларда. Не думая об опасности, девушка бросилась между Иллесом и мертвецом и ударила прямо по доспехам коринфийца. Кинжал отскочил от кольчуги, даже не поцарапав ее, но Болард как бы в удивлении отпустил Иллеса — в это время вторая рука его по-прежнему готовилась нанести удар. Юноша тут же отскочил назад; он был слишком удивлен, чтобы по-настоящему осознать, кто спас его.

— Болард — ты солгал мне!..

Тайс ударила снова, и на этот раз, благодаря то ли везению, то ли ее решимости, кинжал прошел сквозь кольчугу и погрузился в плоть по самую рукоятку. Мертвец взревел — так, как будто на мгновение стал живым человеком — а затем тяжело повалился на пол.

— Тайс! — Иллес подбежал к девушке и крепко стиснул в объятиях. — Тайс — с тобой все в порядке?

— Иллес, — прошептала она. — Я думала… О, Митра! Что я наделала?

Пришедший в себя Конан, поднявшись на ноги, подошел к Иллесу и Тайс.

— Ты убила Боларда! — воскликнул он. — Почему это удалось тебе — а не нашим мечам и не магии вендийцев?

— Я… я не знаю. О, Митра!

Конан обернулся. Холод пробежав по его спине. Из-под черного шлема раздался голос — низкий и глухой!

— Тайс, — шепотом произнес Болард; все, кто были в комнате, прислушивались к нему, замерев от страха. — Тайс… спасибо тебе. Ты спасла мою душу. Мой подарок вернулся ко мне…

Затем голова в черном шлеме упал на пол и затихла. Сквозь щели больше не струился жуткий свет. Правая ладонь мертвеца разжалась, и что-то сверкнуло на ней.

Кольцо…

Один из вендийцев подошел к мертвому и встал возле него.

— Этот человек теперь и впямь мертв, — произнес он наконец. Затем жрец наклонился и взял Кольцо Энкату. Казалось, что в темной комнате оно светилось и переливалось ярче обычного.

— Братья, — произнес вендиец, поворачиваясь к остальным. — Время пришло.

Он подошел к возвышению. Остальные вендийцы встали вокруг трона, окружив его со всех сторон. Конан, не отрывая глаз от тела Усхора, одновременно следил за движениями жрецов. Каким-то образом он чувствовал, что последний бой с колдовством только начинается.

Медленно, осторожно вендийцы окружали трон все более плотным кольцом, не переставая в унисон повторять какую-то молитву, все громче проговаривая слова. Конан, глядя на тело Усхора, вдруг затаил дыхание. Его сердце забилось чаще.

И тотчас глаза колдуна сверкнули — яркие, точно звезды. Его голова резко, судорожно дернулась; его руки, тощие, точно лапы ящерицы, начали подергиваться и рассыпаться — кусочки кожи отслаивались и превращались в пыль. Гобелены, развешанные вдоль стен, зашевелились, заколыхались — хотя в комнате не чувствовалось ни дуновения.

Вендийцы сходились, окружая трон его все плотнее и плотнее. Их странные голоса эхом разносились по комнате. Воздух наполнил запах курений; Тайс закашлялась и уткнула лицо в грудь Иллеса.

Усхор пытался пошевелиться, но руки его были словно пришпилены к подлокотникам трона. Из глотки колдуна вырвался свист; рот открылся, обнажая острые коричневые зубы. Его голова по мере приближения вендийцев окостенело поворачивалась то в одну, то в другую сторону; молитвенные причитания жрецов перешли в завывания, и вокруг вендийцев образовался странный ореол.

Жрецы обступили трон так плотно, что почти касались его. Кольцо Энкату окружало их слепящим сиянием; этот ореол дрожал и переливался, точно цветные блики на водяных волнах — золотые и красные, желтые, голубые и зеленые — они мелькали, дрожали на смуглой коже и темных накидках вендийцев.

Усхор вдруг начал с шипеньем извиваться. Видно было, как под накидкой дергаются ноги, пытаясь найти силу, чтобы поднять тело; колдун тщетно хватал руками воздух. Глаза его зажглись демоническим огнем. Конан почувствовал, что больше не может смотреть в них,

Ореол вокруг вендийцев стал ярче. Усхор неистово бился, извивался — он пытался бороться с силой Кольца и магической энергией жрецов, кипел от ненависти и желания ценой своей жизни отомстить врагам.

Неожиданно один из вендийцев вскрикнул. Невидимой силой жреца отшвырнуло назад, а затем подняло в воздух, где он беспомощно извивался, издавая пронзительные крики. Затем криков не стало слышно — хотя его рот все еще беззвучно открывался…

И вдруг человек упал. Его голова ударилась каменный пол с такой силой, что из трещины в черепе брызнула кровь. Конан пробормотал проклятие; Тайс заскулила, и Иллес ладонями прикрыл ей лицо.

Вендийцы сомкнулись, прикрывая брешь. Усхор шипел, сотрясая воздух — точно клубок загнанных в угол гадюк. Он переводил взгляд от одного вендийца к другому. Хор их голосов напоминал шум океанских волн. Один из светильников вдруг опрокинулся и со звоном покатился по каменному полу, разбрасывая горящие угли. Конан стоял, взмокший от напряжения, ему очень хотелось яростно закричать, подбежать к Усхору и пронзить клинком его черное сердце. И все же он не осмелился это сделать — ведь здесь сражались силы, против которых меч был бессилен.

Второй вендиец с криками отлетел назад и упал прямо на горячие угли; он завизжал от боли и закатался по полу — его накидка вспыхнула. Конан и двое воинов подбежали к жрецу и помогли погасить пламя. Остальные служители продолжали смыкаться вокруг трона. Переливающееся сияние Кольца Энкату стало теперь таким ярким, что Конан почти не видел Усхора.

Вендиец, державший талисман, поднялся на первую ступеньку возвышения. Его сподвижники двинулись вслед за ним. Усхор шипел и извивался, хватал руками воздух и дергал ногами. Жрецы поднялись на вторую ступень. Теперь Конан вообще не видел Усхора — его заслоняли накидки вендийцев и мерцающее сияние Кольца.

И вдруг из центра ореола поднялся столб дыма. Шипенье, издаваемое Усхором, перешло в завывание, затем в протяжный крик. Это был даже не крик животного ужаса, который Конан так часто слышал во время битвы, нет, это был безумный, пронзительный вопль души, осужденной на съедение демонами преисподней. Серая пыль облаком взвилась вверх, просочилась между телами вендийцев, осела на ступенях возвышения.

Усхор продолжал вопить, так что у людей готовы были лопнуть барабанные перепонки.

Конан заткнул уши. Сбоку на возвышение осело очередное облако пыли. Последний крик Усхора начал смолкать, а затем и вовсе затих. Конан опустил руки; вендийцы замерли. Мерцающее сияние Кольца Энкату стало угасать, и комната, освещаемая теперь лишь редкими факелами, постепенно погружалась в полумрак.

Изможденные вендийцы отошли от трона; они стояли, пошатываясь, и терли глаза руками. На троне лежали останки Усхора — обугленная мумия, бурая, высохшая. От накидки остались лишь обожженные лохмотья, из глазниц сыпался пепел. По бокам трона тянулись следы золы — прах Усхора, который каскадами обсыпал возвышение трона, — они тянулись до самого пола.

Вендийцы повалились на пол, жадно хватая воздух. Один из солдат обошел комнату и открыл все окна. Внутрь ворвался воздух, — чистый, свежий, влажный после грозы. Затем он услышал легкий стук — это от дуновения ветра обвалился скелет Усхора; череп упал на тазовые кости и развалился на мелкие кусочки. Кости рук с клацаньем отделились от плеч; одна нога отлетела в сторону, увлекая за собой другую, и обе, ударившись о каменные плиты пола, превратились в костяную крошку.

Конан, не в силах больше сдерживать напряжение, подбежал к возвышению. Он подлетел к трону, поднял меч и с силой опустил его на скелет. Сталь с лязганьем ударилась о камень, и то, что осталось от черепа, тут же превратилось в прах. Снова и снова Конан яростно взмахивал мечом, и остановился только тогда, когда трон и возвышение покрыли кучки буроватой пыли.

Когда он покончил с останками колдуна, к трону подошел один из вендийцев. Он сунул руку под накидку и извлек маленький пузырек, открыл его и окропил прах Усхора темной жидкостью. Прах загорелся; пламя вспыхнуло оранжевым и зеленым, и вскоре потухло. Комната наполнился острым ароматом.

— Последний путь закрыт, — произнес наконец вендиец. — Теперь Усхор никогда не вернется. От его тела не осталось ни следа, и душа принесена в жертву Энкату.

— А Кольцо? — спросил Конан.

— Оно будет храниться у нас, мы надежно его спрячем. Мы наложили на него чары такой силы, что никогда ни один маг не узнает о его существовании и не подумает завладеть им.

— О нет! — воскликнул Конан. — Этот проклятый талисман нужно уничтожить! Сколько людей из-за него сгинуло и было ввергнуто в безумие? Если его оставить, сколько еще народу будет мучиться и сойдет с ума только для того, чтобы утолить голод Энкату?

Вендиец вздохнул — был ли это вздох сожаления? — и ответил:

— Этого никогда не случится, северянин. Старейшие создали нас смертными, чтобы их голод можно было утолять, но средства, которыми они направляют к себе наши страдания, вечны. Кольцо нельзя уничтожить, по крайней мере всеми известными доныне физическими и колдовскими способами, и любая попытка сделать это приведет Энкату в такую ярость, что на гибель будут обречены целые народы. Только надежно спрятав Кольцо и принеся ритуальную жертву, мы спасем человечество от гнева Энкату.

Конан устало сошел с возвышения, взглянул на Иллеса, Тайс и остальных своих спутников. Хотя бы нескольким удалось выжить. И все же он подумал, что этих людей всю жизнь будут преследовать страшные воспоминания.

— Ты и твои люди — вы можете уйти когда захотите, — сказал вендиец Конану. — Коридор, ведущий через крепость, теперь безопасен. Обманных путей больше не существует; все демоны, охранявшие это место, исчезли.

Конан вдруг заметил, что глаза этого человека больше не горят желтым светом; и глаза остальных вендийцев, которые восстанавливали силы и по одному поднимались на ноги, тоже выглядели обычно. И все-таки он ощущал в отношении этих людей неприязнь — ведь они жили колдовством только затем, чтобы расположить к себе богов, питающихся человеческими душами.

— Ты осмеливаешься презирать нас, — произнес вендиец, словно прочитав его мысли, — а между тем вы все радуетесь жизни, и можете делать это только благодаря орденам, подобным нашему, члены которых призваны ублажать Старейших. Будь благодарен, что наше бремя лежит Не на твоих плечах!

— Возможно, когда-нибудь, — ответил на это Конан, сверкнув глазами, — мы сумеем уничтожить этих ужасных существ — уничтожить, а не "ублажить" их. И тогда мой меч сослужит славную службу!

Вендиец отвесил легкий поклон, развернулся и вышел из комнаты. Остальные гуськом последовали за ним, и вскоре все жрецы исчезли. Конан повернулся к друзьям.

— Они возвращаются на родину, унося с собой Кольцо, — сказал он. — Нам тоже следует подумать о том, куда идти дальше. Поход Орина завершен.

Иллес кивнул.

— И все же спешить не следует. Думаю, вендийцы полностью очистили эту крепость от колдовства. Мы можем оставаться здесь до тех пор, пока не отыщем золото Усхора — если оно вообще здесь есть — а затем поделим его между собой, хотя… уж боги-то знают, что оно никогда не восполнит того, что мы потеряли. А теперь, когда кончился дождь, нужно спасти наших бедных лошадей, оставленных на тропе…

— А потом, — спросил его Конан, — вы хотите вернуться в Сафад?

Юноша покачал головой. Тайс сказала:

— У меня в Мессантии дядя. Мы отправимся туда.

Конан посмотрел на остальных.

— Мы пойдем своей дорогой, — произнес один из солдат, — разбредемся по разным городам и странам. Все, что нам остается — опять наняться к кому-нибудь на службу…

Конан глубоко вздохнул и вложил меч в ножны. Эти люди больше не подчинялись ему, и он снова стал точно таким же наемником, как и прежде. Он собирался отправиться в путь в одиночку; куда — он и сам пока не знал.

Воины вышли из комнаты и разбрелись на поиски золота Усхора. Иллес направился было за ними, но остановился у тела Боларда, недвижно лежащего на полу.

— Тайс, — шепнул он, — никак не могу понять, как это тебе удалось убить Боларда, если Конан и я…

Тайс опустилась на колени возле трупа.

— Мне… мне кажется, я знаю, Иллес. Теперь я понимаю, что Болард не лгал мне…

— Что ты имеешь в виду?

— Он… он действительно был добр ко мне, в ту ночь, когда подарил этот кинжал. Он сказал, что никакие чары не лежат на этом оружии, но я думаю, что он, сам того не ведая, передал кинжалу собственное заклятие. И в конце концов эта доброта спасла его душу от Усхора. Не смейся, Иллес — ты же помнишь, что сказал мне Болард перед смертью.

Иллес озадаченно нахмурился.

— Может, и так, а может быть, просто удар Конана, а затем и мой ослабили его достаточно, чтобы…

— Думаю, Тайс права, — перебил его Конан. — Как бы то ни было, Тайс, я никогда не видел более смелого поступка, чем твой — когда ты бросилась на Боларда, защищая жизнь Иллеса!

— Да, да! — горячо согласился юноша. — И все-таки одна вещь не дает мне покоя. Кольцо защищает от воздействия колдовских сил, и один раз с его помощью мы спасли Боларда, и все же Кольцо не сняло с него проклятья, обезобразившего его лицо, и позволило Усхору захватить его мертвое тело…

На этот раз нахмурился Конан.

— Боюсь, я понял, в чем тут дело, — сказал он. — Заклятие Усхора связало их жизни ужасной тайной, настоящей тайной, которую этот человек всегда старался скрыть от самого себя.

— Но откуда ты можешь это знать? — спросил Иллес.

— Я видел его лицо! — произнес Конан и в его голосе послышались нотки отвращения. — Однажды ночью он открылся мне, и я понял, что за чары лежат на нем. Кольцо могло защитить Боларда от колдовских уловок — когда касалось его плоти, но…

— Так его лицо тоже было своего рода уловкой, миражом?

— Нет! — Конан нахмурился. — Нет, его лицо было реальным. Усхор придумал для Боларда самое тяжкое для человеческого существа наказание — голое, ничем не прикрытое понимание того, кто ты и что ты. Никто не сможет жить с таким пониманием; вот почему мы создаем мифы и придумываем истории о собственной природе — Конан тяжело вздохнул и провел рукой по глазам, словно отмахиваясь от жуткого видения.

— Я никогда не видел его лица, — проговори юноша. — И не понимаю, о чем ты говоришь…

— И все-таки Болард не был негодяем, — улыбаясь, сказала Тайс. — Теперь я знаю это точно. Он не лгал мне, а его доброта очистила его самого. Смотрите! — Она нагнулась и обеими руками ухватилась за черный шлем.

— Не надо, Тайс! — одновременно Вскричал Конан и Иллес.

Но девушка, обнаружив, что шлем крепите при помощи ремешков, срезала их кинжалом, подаренным Болардом.

Кожаные застежки отпали, Тайс отложил нож и стянула с головы Боларда черный шлем. Киммериец инстинктивно отвернулся. Затем услышал тяжелое дыхание Иллеса.

Чувствуя, как внутри у него все холодеет, Конан медленно повернулся, чтобы посмотреть н лицо, прежде вызывавшее только ужас.

Он увидел смеющуюся Тайс, по щекам которой текли слезы. Рядом лежало тело Боларда, без маски — и лицо его казалось красивым, безмятежным и мужественным — каким оно был до встречи коринфийского воина с Усхором…