Сквозь время

Глава 8

От Твери до Москвы что-то около ста шестидесяти километров, или порядка ста пятидесяти верст. В своем времени я преодолел бы это расстояние в зависимости от различных дорожных условий за полтора — три часа. Три — это ну совсем медленно, это если бы сдуру на летней резине по снежку решил проехаться. А вот сейчас, мы шли маршем уже пятый день, но конца нашему путешествию видно пока не было. Нет, если бы конница шла налегке, то за пять дней, мы бы доскакали, при условии, что каждый воин заводного коня с собой ведет, но у нас были пушки, обозы и две сотни пехоты, на которой я все-таки настоял. Пехоту я выгреб из Москвы, стараясь по минимуму трогать посошных. Август месяц, к уборке урожая надо готовиться, а не в сомнительные авантюры Ивана третьего вписываться. Конница насчитывала три сотни рыл, или шесть сотен, если считать всадников и коней отдельно. Дорога была однотипная и унылая, часто петляла между полями, иногда заскакивая в леса. Поля были возделаны, и я зорко следил за тем, чтобы разношерстная конница, набранная почти что с бору по сосенке, не потравила посевы конями. Мне только славы разорителя земель русских не хватало, до полного счастья. За Зоей такая числится, из-за того, что она весьма неаккуратно на Белоозеро скаталась, во время стояния на Угре, а мне хотелось бы обойтись.

Привстав на стременах, я приложил ладонь козырьком ко лбу и посмотрел вперед. Ничего нового не увидел, и снова опустился в седло. Делать это, когда конь шел шагом было просто, а уж за последние дни я даже без мышечной памяти Ивана стал почти нормальным наездником. А что делать? Приходилось подстраиваться под шаг обозов и пеших воинов. И снова потянулась нудная дорога, которую мне не с кем было даже скрасить. Мои рынды сторонились меня, ну точно по блату их набирали, а Волков уехал вперед с дозорным отрядом. Вот так и получилось, что ехал я почти что впереди отряда в гордом одиночестве.

пропел я себе под нос, снова обозревая окрестности в надежде увидеть что-нибудь отличающееся от ставшей уже привычной картины. Пейзаж действительно отличался от привычного. Поле осталось, но вот следов людской деятельности на нем я не заметил. Так же как не заметил следов выпаса скота. — Идеально. — Остановившись, я поднял руку, заставляя остановиться весь отряд. Среди всадников послышался гул голосов. Похоже, они не слишком-то и довольны. Ну правильно, думали, что оно быстро все получится, съездили быстренько, Михаила Борисовича постращали, и домой. Лепота, мать их. Прогулка и развлечение какое-никакое. Ко мне подъехал Кошкин-Захарьин чтобы узнать причину остановки.

— Случилось чего, княже? — он перестал меня называть княжич после разноса, который я устроил Холмскому. Но называть меня Великий князь ему, похоже, вера не позволяла. Ну и ладно. Мне бы из этой стремной ситуации без потерь выбраться, а там будем разбираться, кто я для них.

— Случилось, — я кивнул. — Поле видишь, боярин? — он кивнул. — Хорошее поле, широкое, неухоженное, рук людских не знавшее.

— Пошто ты мне все это говоришь, княже? — осторожно поинтересовался воевода, наверное, прикидывая, на каком этапе Молодой свихнулся.

— Вели пушки сгружать и ставить их на поле этом. Стрелять будем, — я соскочил с коня, и пошел к центру колонны, где вперемешку с обозами ехали наши артиллерийские наряды, включая те, которые вперед ушли. Мы их быстро нагнали, я бы не сказал, что ребята сильно торопились.

— Зачем тебе это надобно, княже? — Кошкин-Захарьин наморщил лоб, пытаясь понять, что я задумал.

— А ты что же думал, что я необстрелянные пушки в бой пущу? — я развернулся и смерил его внимательным взглядом. — Уж прости, но такой дурости я точно не допущу.

— Это как так, пушки необстрелянные? — воевода оторопел. — А зачем ты, княже, такие пушки с собой в поход взял? — он наморщил лоб, теперь, видимо, пытаясь оценить всю глубину моего замысла.

— Радует, что это не ты так подгадил, — и я, отвернувшись от него, не поясняя, что имею в виду, направился прямиком в поле, выбирая позицию, на которой планировал развернуть батарею.

— Куды пушки ставить, княже? — ко мне подскочил Федька русоволосый и сероглазый, с простым лицом, на котором выделялся нос картошкой, усыпанный веснушками. Лет парнишке было не больше пятнадцати, но тяжелая работа сделала его крепким и сильным физически.

— Вот сюда, — я ткнул пальцем в небольшой пригорок. — Рядком ставьте, — отдав дополнительное распоряжение, я остановился неподалеку и принялся наблюдать, как устанавливают лафеты, на которые укладывают пушки. Они были разного калибра и возле каждой укладывали горкой предназначенные ей снаряды. В основном снаряды были каменные. Лишь возле мортир, а их было две, я увидел несколько железных ядер. Но это и правильно, металлы — самый большой дефицит на Руси. Я бы вот, например, на месте царя или Великого князя не снимал с церквей медные купола, а просто запрещал бы из меди их отливать изначально. Но это мой личный бзик, как говорится. Я, к счастью, не самодержиц, и от меня не требуется принимать такие глобальные решения. Хотя, несмотря на все заслуги, а их реально было немало, Ивана третьего меня всегда бесила его нерешительность и какая-то биполярность. То идите и стойте на Угре, то быстро отойдите, то идите на Новгород и кончайте там всех, кто против меня, то — ну Бог с ними, пусть республика будет, до следующего бунта, то — идите и Мишку тверского на кол, достал, мать его так, то — ну ладно, вроде он присмирел, пускай еще князем побудет. Какого-то хрена остановились на Казани? Татары были деморализованы и лишены базы, в то время, как Холмский все еще был полон сил и умолял продолжить наступление. Договор с ханом? Не смешите меня, татары сами этими договорами могли бы подтереться, если бы знали, как это делается. Сумел бы правильно сыграть, глядишь, Урал в этом случае был бы за Московским княжеством, гораздо раньше, чем в действительности, а это уже четкие претензии на царство, причем приличное такое. Ну а Урал — это металлы. Почитай все, какие сейчас нужны по зарез. Не сразу, конечно, но уже Ивану четвертому, прозванному Грозный, не нужно было бы изгаляться и пытаться и Запад придавить, и Восток усмирить, и все это в режиме постоянных заговоров знати, и крайнего дефицита самого основного, той же меди, например. Да и глядя на такой успех, уж Новгород бы точно заткнулся, и Псков бы чудить перестал.

— Любуешься этим великим изобретением человеческой мысли, цесаре? — я покосился на Аристотеля, который неслышно подошел ко мне.

— Любуюсь, — я не стал скрывать очевидное. — Скажите, сеньор Фьорованти, вот эти украшения на пушках несут какое-нибудь функциональное значение? Усиление конструкции, например?

— Эм, нет, цесаре, это просто красиво. Произведение искусства, как и само орудие.

— Ага, понятно, — я еще раз провел рукой по вязи орнамента на стволе. — Синьор Фьорованти, а вы случайно Московское княжество с Сардинией не перепутали? Нет? Тогда откуда в вашу светлую голову пришла мысль о том, что можно драгоценную медь, которую мы всю до последней крошки покупаем, переводить вот на это? — и я ткнул пальцем в орнамент. Все-таки латынь очень образная. На русском этого времени практически невозможно жестко и избегая матов выразить свое недовольство.

— Но… — Аристотель попытался объяснить недалекому «цесаре», что подобные украшения — это вопрос статуса, я же поднял руку прерывая его на полуслове. Не собираюсь объяснять, что людям в осажденной крепости или городе глубоко наплевать на статусность пушки, которая по ним фигачет почти без перерывов на обед и перекуры.

— Мы позже обсудим эти нюансы, просто сейчас вы услышали мою позицию. Что предполагаете использовать в качестве мишени?

— У одной из телег обоза треснула ось. Порох, который на ней везли уже переложили на другие телеги, да и на испытания, которые сейчас будем проводить, порох будет необходим… Кузнец уже предложил разложить походную кузнецу, но раз нам нужна мишень, то можно использовать эту телегу.

— Хорошо, приступайте. Заодно и посмотрим, как далеко стреляют ваши произведения, — я встал неподалеку от развернутой батареи и сложил руки на груди. Ко мне подошел Кошкин-Захарьин. Он встал чуть в стороне от меня и сзади. Я даже слегка напрягся, и рука сама собой легла на рукоять меча, которым я, благодаря остаточной памяти тела владел все же довольно сносно. Но воевода повторил мой прежний жест, сложив руки на груди и глядя на выстроившиеся в ряд пушки.

— Я бы попросил вас, цесаре, закрыть уши, чтобы не произошло контузии. И отойти немного дальше от лафетов, — когда телега была установлена примерно на ста метрах от того места, где мы стояли, и пушки были уже почти все заряжены, ко мне подбежал Фьорованти, держащий в руке зажженный факел.

Я кивнул, показывая, что понял его, сделал несколько шагов назад, и закрыл уши руками, для надежности приоткрыв рот, чтобы снизить давление на барабанную перепонку.

Ба-бах! Первая пушка грохнула, откатившись назад, за ней грохнула вторая, потом третья, четвертая… звук был разной интенсивности, так же, как и посылаемые к цели снаряды имели разные размеры и площадь поражения.

Когда выстрелы перестали сотрясать пригорок, я опустил уши и долго всматривался в ту сторону, где была расположена телега. Из-за стены дыма ничего пока видно не было, и тогда я направился к самим пушкам. Пищали справились со своей задачей самым прекрасным образом, то есть, никаких повреждений я не увидел, так же как их не увидел сам Аристотель. А вот одна из мортир показала себя не с лучшей стороны. Ствол треснул и теперь по нему тянулась длинная трещина. Хорошо еще, что не взорвался, а то посекло бы всех нас осколками как снаряда, так и самой пу… Я замер на месте, не закончив мысль. Кажется, меня только что озарило, что могло стать причиной постыдного поражения этого похода, а также того, что у дяди Миши словно второе дыхание для заваливания литовца письмами открылось. А также то, почему Иван третий до следующего года ничего не предпринимал, чтобы привлечь Тверь к ответу. Эту страницу вымарали из летописей, словно ее не было, вот только следующий поход Московский князь возглавил лично, чтобы избежать каких-либо недоразумений. И войско собрал, словно не на Тверь шел, а на Казань, как минимум. Ну еще бы, когда самое грозное оружие этого времени взрывается посреди твоего войска, то смешно становится всем и людям, и коням. Это не учитывая, что рядом мог находится пороховой обоз наряда. М-да, веселуха может быть та еще. Я поморщился. Могло такое произойти? Да запросто. В бою не будешь ствол обнюхивать и каждый его сантиметр осматривать. После первого выстрела пошла трещина, а вот на втором и рвануло, не выдержав энергии выстрела. Ну а если учитывать, что это все-таки мортира, и что один снаряд, который в нее закатывается, больше сотни килограмм весит, то результат вполне предсказуем. И по факту остается только выяснить, что это? Простая случайность? Глупейший несчастный случай, или все же целенаправленная диверсия, начавшаяся еще на стадии изготовления пушки, и заканчивая тем приказом, отданным якобы от моего имени, об отправлении в поход не испытанных в деле орудий.

— Как же так? — Аристотель тем временем бегал вокруг злополучной мортиры и вырывал из головы и так жидковатые волосы. — Как это вообще возможно? Я же все всегда проверяю, на каждом этапе, каждое орудие, каждое!

— Переплавить, — отдав этот короткий приказ и не слушая более причитаний Фьорованти, я направился к мишени. Кошкин-Захарьин шел рядом, задумчиво покручивая ус.

— А если бы еще раз пальнули? — наконец, спросил он.

— Тебе было бы все равно, — я равнодушно пожал плечами. — Ты ближе всех к ней стоял.

— Диаволова погибель, — выдохнул воевода, обернувшись на демонтирующиеся пушки. Я же подошел к первой яме. Снаряд на добрых двадцать метров не долетел до цели. И, судя по траектории, он был выпущен из той самой бракованной пушки. Покачав головой, я направился дальше. Ну что тут сказать. В общем-то неплохо. Пищали так и вовсе хорошо, мелких отметин более, чем достаточно, чтобы в эффективности убедиться. А вот вторая мортира чуть мазнула, выломав приличный кусок, но все же не по центру. А расстояние не сказать, что сильно большое. Нужны какие-то прицельные приспособления, хоть мушки элементарные. Но пока и такое оружие является весьма грозной силой, и это уже очевидно. Если все нормально пойдет, надо бы ручным огнестрелом озаботиться. Хоть купить немного для начала, но сначала — Тверь.

Я пыталась развлечь себя представлением о встрече с Риарио, в основном пытаясь мысленно нарисовать его образ, вспоминая ту пару фресок, которые дошли до наших дней, на которых он, вроде бы, был изображен, где-то с краю сбоку. Мягко скажем, по ним мало, о чем можно было судить, особенно в плане достоверности, но на тирана и деспота, собственно, как и на главнокомандующего, он не слишком тянул, что, в общем, подтверждало информацию о его трусости и никчёмности. Но вот, судя по поведению Бордони и его людей, действительность была далека, если не сказать, что она диаметрально противоположна тому, что было написано в «достоверных» источниках. Главное, не проморгать факт его появления и ни с кем ненароком не перепутать.

Я поняла, что меня несет куда-то не туда, а мысли не могут настроиться на нужный лад. Интересно, чем все-таки пичкает меня заботливый доктор, что так хорошо умеет снимать боль, а настроение, несмотря на патовость и трагичность ситуации больше эйфоричное, нежели паническое или депрессивное. Надо бы рецептик взять, сомневаюсь, что в средневековье очень уж пристально смотрят на сбыт и производство наркотических незапатентованных веществ.

Луческу не выходил из комнаты, продолжая вести диалог с капитаном. Я поморщилась, но выгонять их не стала, хотя, вроде бы, в комнате сеньоры не престало находиться двум не состоящим с ней в родстве мужикам, хотя постоянное присутствие подле меня Ваннесы, возможно как-то сглаживало этот факт. Видимо, Бордони совсем припекло, если он сейчас буквально начал воспринимать фразу «не спускать с этой женщины взгляд и отвечать за нее головой». Вот если бы он стоял за дверью, что-то бы случилось? Через стену бы кто-то просочился? Я в раздражении потянулась за второй подушкой, чтобы закрыть ею лицо, абстрагируясь от бубнежки Луческу, пристального взгляда врача и рыдающей в углу Ванессы. Цирк, одним словом. Горе у меня, а истерике придаются все остальные.

— И еще, одно, капитан, найдены трупы Бонфонте Кавали в одной из камер тюремного помещения и двух наших людей на входе. — Рука моя замерла, так и не прикоснувшись к подушке, и я приподнялась на локте, вслушиваясь теперь в каждое слово. Мне казалось, что об этом я должна была знать, хотя, если они уже начищают доспехи, чтобы встретить своего капитан-генерала, который войдет на территорию замка в ближайшее время, меня уже списали за ненадобностью, чтобы не отвлекать от чисто женского недомогания, перемешанного с болью утраты, земными делами. — Судя по состоянию тела Кавали, мертв он уже около суток, это и подтверждает тот баламут, с которым до сих пор ничего не решили. Лица нападавшего он не разглядел, но сказал, что в помещении находился только один человек, который оттаскивал тело в дальнюю камеру.

— Почему вы вообще решили тщательно проверить камеры? — спросила я хрипло, после чего откашлялась.

— Пришла смена караула, которая и обнаружила тела. Судя по всему, их отравили. Дверь в тюремный подвал была не заперта, поэтому мы сразу поверили все камеры. — Он ответил, глядя при этом на капитана, не поворачиваясь ко мне лицом.

— Почему не доложили сразу? — рявкнув Бордони, но покосившись на меня, немного сбавил тон. — Я не просто так оставил тебя за главного на время моего отсутствия. Ты должен был доложить об этом происшествии сразу.

— Факт обнаружения Кавали совпал с тем, что буквально десять минут назад нами был пойман нарушитель, который хотел проникнуть в потайной ход, ведущий в Ватикан, путем подкупа стражи. Я взял на себя смелость связать эти два происшествия воедино, слишком подозрительным выглядит попытка побега. Его уже ведут сюда в замок.

— Кто это такой? — спросили мы одновременно с Бордони.

— Себастьян Кара.

— Оставайся здесь, — рыкнул капитан и, открыв дверь, выбежал из моих покоев. Я, недолго думая, осторожно встала с постели, прислушиваясь к своим ощущениям, но ничего, кроме слабости не почувствовала, после чего довольно бодро доковыляла до шкафа и, вытащив какую-то накидку, которая больше напоминала черный плащ с глубоким капюшоном, набросила его на себя и выбежала следом за Бордони, не обращая внимания на вопли моих сиделок, которые явно не ожидали от меня такой прыти, а Луческу не позволил себе остановить взбалмошную сеньору аперкотом слева, и только тенью двинулся следом за мной.

Я до конца не понимала, что делаю, и что в принципе могу сделать в этой ситуации, но в голове болью стучала только одна мысль, я не могу допустить, чтобы его начали допрашивать без моего присутствия, ведь, судя по его виду, сломается он достаточно быстро и начнет говорить правду, которая будет выгодна ему, еще и приукрашенная разного рода подробностями. А что выгоднее того, чтобы очернить сеньору, обвинив ту в измене мужу, которая охладела к своему любовнику. Конечно же он, боясь гнева графа, просто попытался сбежать, чтобы не попасть под горячую руку. Возможно, он виноват в покушении на меня, но элементарную трусость я со счетов списывать не буду. Я не помню, что делали с женщинами, которых поймали на адюльтере в это время, но сомневаюсь, что Риарио лично не прирежет меня, если эти шалости дражайшей супруги каким-то образом вырвутся наружу и придадутся огласке, чтобы хоть как-то смыть с себя позор рогоносца.

Уже спускаясь по лестнице в атриум, я поняла, что бегу босиком по холодному каменному полу, но подниматься наверх было уже поздно, потому что в замок заводили вяло сопротивляющегося недоюриста двое людей капитана.

— Отвести в пыточную, — раздался зычный голос Бордони, подчиняясь которому, солдаты потащили уже более обеспокоенного Кара куда-то в сторону галереи, лестница с которой вела вниз к подвальным помещениям.

— Стойте, — я сбежала по ступеням и остановилась, чтобы отдышаться. В животе неприятно заныло, видимо не нужно было прибегать к таким нагрузкам сразу после осложненных родов.

Ладно, доктор, вон, летит следом за мной, так что ничего страшного не случится. Бордони продублировал мой приказ и повернулся ко мне, окидывая удивленным взглядом с головы до ног. Ну да, прикид так себе. Босые ступни начали замерзать, поэтому дальше стоять на холодном полу я не рискнула и спешно двинулась к Кару. Он, увидев меня, заметно расслабился и даже позволил себе усмехнуться, после чего получил от меня довольно хорошо поставленный удар кулаком в нос, который быстро стер эту чертову ухмылку с лица.

— Как давно ты служишь Ватикану? — прошипела я, глядя на кровь, текущую у него по лицу. За руки его крепко держали люди Бордони, поэтому вытереться у него возможности никакой не было.

— Я не служу Ватикану, — глухо ответил он, с какой-то брезгливостью глядя на меня. — А ты давно стала так предана своему мужу и Риму? Два дня или три? — оскалился он. Как я и думала, этот козел хочет перевести все стрелки на меня.

— Кто работает с тобой? — я прошептала вопрос практически ему на ухо, потому что понимала, что в том состоянии в котором я находилась, говорить громко у меня вряд ли получилось бы. — Ты посмотри на себя, никчемный павлин, который даже продумать пути отхода не в состоянии.

— Я работаю один и на Риарио, и тебе это отлично известно, как и мне известно, что ты ни перед чем не остановишься, чтобы получить желаемое, блудница Вавилонская, — буквально выплюнул он мне в лицо и хрипло рассмеялся. — Именно поэтому ты здесь, чтобы наш маленький секрет не вышел в свет? Не переживай, все всё равно узнают, кто ты есть на самом деле.

— Кто с тобой работает? — холодно повторила я вопрос, делая шаг назад. Нужно как-то настроить против Кара всех, кто будет его допрашивать, чтобы он не ввел их в заблуждение своими россказнями. — Ты обвиняешься в измене, сговоре и попытке убийства сеньоры, а также в убийстве Бонфонте Кавали, кастеляна этого замка, не говоря уже о двух людях папской армии, поэтому хватит искать отговорки, никакой твой блеф не затмит того, в чем ты действительно виновен. Ты работал на меня, и я прекрасно знаю, как ты будешь извиваться, придумывая на ходу то, чего не было на самом деле. То, как ты извратишь правду о том, как осмелился в отсутствие графа делать непристойные намеки его жене, мне известно, вот только ты разумеется умолчишь о том, что был изгнан после этого из ее личного окружения, получив категорический отказ. Именно поэтому ты решил мне отомстить, чтобы избежать ярости Риарио, в которую он впадет, когда откроется правда, или ты хотел таким образом хоть как-то утешить свое униженное мужское самолюбие? — по атриуму прошелся ропот возмущенных голосов, а во взгляде Кара промелькнул страх, потому что слова сеньоры всегда будут звучать громче, чем слова того, кто по статусу гораздо ниже его самого. Это, если исключить Ванессу, которая присутствовала в момент его вышвыривания из комнаты сеньоры. А уж если нет никаких доказательств обратного, то клевета будет караться очень жестоко, скорее всего, смертью. В моей семье, я думаю, смертью не слишком быстрой и крайне неприятной. — Себастьян, избежать смерти ты можешь только в том случае, если ответишь, кто еще учувствовал в заговоре, и кому ты действительно служишь?

— Гори в аду, — он плюнул мне под ноги, после чего получил сразу два болезненных удара в живот от его сопровождения. Раньше они до рукоприкладства не опускались. Значит, в их головах будет происходить неких диссонанс между моими словами и тем, что будет пытаться им доказать Кара. Неплохо, надеюсь, что все так и будет. Я не Катерина Сфорца. И отвечать за ее глупые выходки точно не собираюсь.

— Посмотри мне в глаза, и ты увидишь, что я уже в аду.

Я повернулась в сторону Бордони, который, хмурясь, переводил взгляд с меня на Кара и жестом попросила, чтобы он подошел ко мне ближе.

— Я сомневаюсь, что он причастен к заговору, только если по своему незнанию, а если и причастен в полной мере, то он не действовал один. Поэтому допросите его как следует и по существу, при минимальном количестве свидетелей, потому что заговорщиком может быть любой, находящийся в замке, — даже ты, про себя добавила я и до меня дошло, что это действительно может оказаться правдой.

— Почему вы так считаете, сеньора?

— Это мой человек, поэтому я еще раз хотела посмотреть ему в глаза прежде, чем его запрут в пыточной. Вы посмотрите на него, он тяжелее пера и своего члена ни разу в руки ничего не брал. А еще он слишком глуп и амбициозен, чтобы провернуть какую-то неясную мне пока схему, в которой участвую я и Кавали. Кроме того, он отчаянно труслив, что только подтвердил своим глупым решением сбежать, в то время, когда ему надо было находиться здесь и скорбеть вместе со мной.

Бордони пристально смотрел мне в лицо, стараясь что-то там разглядеть, но потом кивнул своим людям, которые потащили орущего Кара в сторону пыточной.

— Мне следует о чем-то знать, прежде…

— Открыть ворота! — вопль, который прервал капитана заставил сердце замереть, а затем несколько раз перевернуться в груди. Я повернулась в сторону входа под скрип массивных дверь в тот самый момент, когда в атриум ввалилось с десяток наемников, создавая коридор, чтобы пропустить мужчину, за которым дверь тут же закрылась. Ну почему так быстро? Я же так и не успела настроить себя на эту встречу.

Зато теперь я могла его рассмотреть, не теряясь в догадках и фантазиях. Довольно молодо выглядевший для своего возраста, если я не ошибаюсь, ему было немного за сорок, высокий и, скорее, поджарый, чем просто худой мужчина. Черные волосы были довольно коротко подстрижены, лицо, заросшее короткой щетиной и красные белки глаз под немного опухшими веками, говорили о том, что последние несколько суток для него тоже выдались не простыми. Одет он был в стандартную экипировку папской армии без знаков различия, что выглядело довольно странно. На поясе в ножнах с одной стороны висел полноценный меч, возле другого бедра, судя по длине, скорее всего, кинжал или что-то вроде даги.

Он молча подошел ко мне, и судя по тому, как разом стихли все разговоры, создавая вокруг звенящую тишину, я, наконец, встретилась со своим супругом — Джироламо Риарио дела Ровери. Непонятно откуда взявшийся страх просто парализовал меня, и я не смогла двинуться с места, глядя в темные глаза, в которых я не увидела ни тени эмоций, только обжигающий холод. Возможно, я просто себя накрутила, представляя себе вместо обычного живого человека какого-то монстра. Он окинул меня пристальным взглядом, молча взял рукой за подбородок и, слегка повернув мою голову в сторону, что-то разглядывая на левой половине лица. В зеркало я с той ночи ни разу не смотрелась, поэтому не исключаю, что там отпечатались следы ночного покушения, а если лекарства, которые я принимаю, заглушают даже боль после неудачных родов, то боль от пары синяков точно не пробилась бы наружу.

Он отпустил мою голову и обвел собравшихся взглядом, дольше обычного задержав его на Себастьяне, которого все еще держали двое наемников, которые при появлении Риарио почему-то остановились, так и не доведя Кара до места назначения.

— Может мне хоть кто-то объяснить, что тут происходит? Бордони! — он говорил тихо, но услышали, его, казалось, все, кто находился в стенах этого проклятого замка. Капитан вышел вперед и слегка склонил голову. — Катерина, иди к себе и приведи себя в порядок. — Он так выразительно покосился на мои босые ноги, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я склонила голову, делая какое-то подобие книксена и, не оборачиваясь, умчалась наверх, оставляя мужчин самим разбираться в той каше, которую сама, отчасти, заварила.