Сквозь время

Глава 19

Мы встали лагерем неподалеку от Флоренции. Вообще, как только пересекли границу Венеции, то сразу же почувствовали здоровую паранойю, витающую в воздухе. И только могильный холод, поселившийся где-то под сердцем, заставлял гнать вперед, под недоуменными взглядами Волкова и Милославского. Холмскому было плевать, он, казалось, искренне наслаждается поездкой. Михаил даже помолодел, сбросив с плеч, как оказалось, тяготивший его груз княжества, которое все равно отнял бы мой отец. Сейчас ему никто не дал бы больше тридцати пяти лет, хотя сколько ему на самом деле, я не знал.

Когда мы выехали из Венеции тот холод, который я впервые ощутил в той гробнице, с которой все началось, внезапно исчез, так же, как и появился. Его просто не стало, лишь тенью промелькнуло: все, уже некуда спешить, ты опоздал. Понимания пока не было, лишь уверенность в том, что возможно, скоро все встанет на свои места, и я пойму, почему меня вообще сюда понесло.

Уважая чужую паранойю, да к тому же вполне обоснованную, я не стал ломиться в ворота города со всей своей братией. Велев устраивать лагерь, взяв с собой Милославского, Волкова, Юрия Березина и Ивана Клыкова, позвав Холмского, но тот отказался, сказав, что лучше поспит, а город потом посмотрит, тем более, что мы здесь все-таки похоже задержимся, я двинул Сивку к воротам, из которых уже выехало несколько всадников. Подъехав поближе, я увидел, что впереди едет высокий темноволосый мужчина, около сорока лет на вид, в богатых одеждах.

— Лоренцо Медичи рад приветствовать вас, цесаре, в славном городе Флоренция, — вместо Лоренцо произнес молоденький мальчишка и свалил в туман.

— Я Великий князь Московский и Тверской Иван Рюрик, рад приветствовать Лоренцо Медичи, избранного правителя вольного города Флоренция, — ну а что, когда я уезжал меня еще не обвинили в измене, и я имел полное право так себя титуловать, являясь официальным соправителем Ивана третьего. Вряд ли до Лоренцо когда-нибудь дойдет, что я слегка приукрасил действительность.

— Это большая честь и для меня, и для города, цесаре, приветствовать вас здесь, — Лоренцо поклонился, я же благосклонно кивнул в ответ. — Могу я узнать, что привело вас во Флоренцию, кроме праздного любопытства, разумеется.

— Я много путешествую в последнее время, — я задумался, затем, тряхнув головой, продолжил. — Но, кроме того, я ищу надежный банк, с которым мы сможем вести дела, в том числе при заключении торговых соглашений для использования возможности исключить из обращения крупные суммы денег на оплату товаров и услуг. В мире неспокойно, и, когда имеется возможность обезопасить капитал, то будет совершеннейшей глупостью не сделать этого.

— Эм, — Лоренцо едва из седла не выпал. Любое соглашение и открытие счета в его банке от лица правителя любой территориальной единицы, а я хоть и номинально являлся правителем очень даже большого, по меркам Европы княжества, было невероятно престижно и поднимало сразу же его ставки на недосягаемую высоту. Ведь как только Испания отказалась от его услуг, банк Медичи поплыл. Пока Лоренцо пребывал в легкой прострации, я невольно задумался о действии закона относительности в действии. То, что было большим по меркам некоторых европейских государств, а сейчас в этом времени не было ни одного цельного королевства, все были раздроблены на мелкие независимые герцогства, Тверское княжество казалось бы огромным. А вот относительно собранные в одну кучу Великое Литовское княжество, например, таковым его не считало, так же, как и Орда. Разные государства, разные ценности, и мерила разные, с разными категориями шкал. Медичи пару раз моргнул и снова вперил в меня пристальный взгляд. — А о какой сумме идет речь?

— Не слишком большой, — вот тут я совершенно искренне скривился. Тут, конечно, и дядя Миша подсуетился и половину как минимум спер, да и по дороге пришлось потратиться. — Порядка четырехсот тысяч, в перерасчете на золото.

— Сколько? — Лоренцо сразу же взял себя в руки, когда я приподнял бровь, демонстрируя удивление. — Конечно, это не слишком великая сумма для… эм… герцогства?

— Княжества, — подсказал я, забавляясь. В латыне не было такого слова, и самый близкий эквивалент был именно герцогство. — Как вы понимаете, я не собираюсь связываться с первым попавшимся мне на глаза банком.

— Да-да, я понимаю, — Лоренцо начал суетиться, пытаясь определить, что именно меня могло заинтересовать. — Я могу предоставить все возможные гарантии…

— Этого мало, — перебил я его. — Докажите мне, что я больше приобрету, чем могу потерять, доверившись банку Медичи.

— А почему мы все еще стоим за воротами? — Лоренцо словно вернулся с небес на землю. — Прошу, цесаре, я с огромной радостью покажу вам наш город и попробую убедить в том, что, доверяя ваши деньги банку Медичи, вы останетесь только в выигрыше.

Флоренция встретила нас шумом. Итальянцы вообще очень эмоциональны, это даже по нашему сеньору Фьорованти видно. Здесь же их было много, и их эмоциональность била через край. Какая-то девушка обстреляла глазами Милославского, в кое-то веки опустившего бармицу. Я покосился на Ваську, который расплылся в улыбке и подмигнул прелестнице. А вот на меня почему-то обращали внимания мало, стараясь быстрее отводить глаза.

— У нас город свободных творцов. Он породил множество великих мастеров, — Лоренцо заливался соловьем. — Каждому своему гостю я предлагаю посмотреть постановку нашего театра. Но к вашему визиту, цесаре, я не успел подготовиться должным образом, вы уж простите. Но сегодня вечером актеры все равно ставят одну из историй великого «Декамерона». Вам известен этот труд? — и что ему ответить? Да, конечно. А откуда у русского князя… черт, я ведь не просто какой-то там князь, я пасынок Зойки Палеолог, с которой твоя жена как бы дружна была. А она кучу литературы притащила. Скорее всего и «Декамерон» среди всего прочего мог затесаться.

— Да, княгиня Софья привезла в качестве приданного великолепную библиотеку, а я всегда был любознателен.

— Я заметил, что на ваших воинах в основном легкая броня…

— Нашими основными соперниками уже много веков являются воины Орды, а они пехоты не имеют и строем не атакуют, никогда, — прервал я Лоренцо. — Пришлось приспосабливаться.

— Я однажды был представлен вашему после, хм, Ивану Фрязину, я правильно его имя произнес? — я закусил губу. Вот как ему объяснить, что всех наших послов зовут «Иван Фрязин», и что среди них практически нет ни одного русского. Мы первые уехали так далеко от дома. Европа с русскими витязями еще не встречалась, и еще долго не встретилась бы, потому что у князей были несколько другие приоритеты. А вот конкретно в этот период тот Иван Фрязен, которому Лоренцо был представлен, на самом деле конкретный итальянец и был. Послы из русского дворянства ездили, безусловно, но поле их деятельности ограничивалось пока восточной Европой. Чехия и Венгрия — это самые дальние государства, куда Курицын поедет в качестве посла. Я бы сказал, нашли кого отправлять, но он с тем поручением справился блестяще. Может же, когда хочет.

— Да Иван Фрязин, — кивнул я, с любопытством глядя на Лоренцо.

— Мне он показался вполне здравомыслящим человеком.

— Это его прямая обязанность — быть здравомыслящим человеком, чтобы в полной мере выполнить поручение князя, — я улыбнулся. Мы тем временем остановились у палаццо.

— Прошу в мой скромный дом, — Лоренцо соскочил с коня и бросил поводья подбежавшему мальчишке, который посмотрел на нас, ожидая, чтобы мы тоже отдали ему коней, пока будем гостить у Лоренцо.

— Нет, — я покачал головой, глядя на мальчишку. — Это боевые кони, они могут и покалечить. Сергей, займись конями. Потом присоединишься к нам.

— Да, княже, — Волков ловко соскочил со своего каурого и принял у нас поводья, затем кивнул мальчишке и на скверной латыне произнес. — Веди на конюшню.

Лоренцо повел нас в палаццо, который больше напоминал музей с выставкой великих живописцев эпохи Ренессанса. И если я всегда относился к художникам равнодушно, и просто прошел мимо, лишь бросив мимолетный взгляд на довольно известные полотна, а Милославский и Березин сделали вид, что ослепли и тупо шли за мной и Лоренцо, то вот с самым молодым из нас Клыковым случился конфуз. Он сначала шел рядом, стараясь не озираться, но возле одной из картин замер. Я обернул и выругался сквозь зубы. Это была «Весна» Боттичелли, и для бедного парнишки такое количество обнаженной плоти на картине было уже явным перебором.

— Юра, уведи его отсюда, — процедил я, подходя к Клыкову. — Иди с Березиным на улицу, подыши не слишком чистым воздухом и приходи в себя. — Он перевел на меня расфокусированный взгляд, в котором появились признаки понимания. Кивнул и позволил Березину себя утащить. Мы с Милославским остались одни.

— Что случилось? — к нам подошел встревоженный Лоренцо. — Ему не понравилась картина?

— О, наоборот, очень понравилась, — видя скепсис на лице Медичи, я вздохнул и пояснил. — У нас на родине запрещено рисовать людей. Дозволительно делать это только изображая лики святых. А здесь явно не святые изображены, вот у неподготовленного к подобному зрелищу, слегка закружилась голова.

— Я передам сеньору Боттичелли, что его творчество произвело неизгладимое впечатление, — улыбнулся Лоренцо.

— Продайте мне эту картину, — внезапно произнес я, сам от себя подобного не ожидая.

— Зачем она вам? — осторожно спросил Лоренцо.

— Коль скоро мы какое-то время проведем здесь в Италии, мне нужно все же подготовить моих воинов, чтобы они не оказались внезапно деморализованы, — добавлять про то, что хочу оставить своим потомкам, если, кроме Дмитрия у меня появятся еще дети, приличное такое состояние, в которое превратятся картины сеньора Боттичелли, я разумеется не стал.

— О, — Лорнецо на мгновение задумался. — На такое благое дело я с удовольствием подарю вам это полотно.

— Вы даже не представляете, как я рад. А теперь, может быть не будем терять время и поговорим уже о делах?

— Разумеется, цесаре, прошу в мой кабинет, — Лоренцо указал рукой, куда мне направляться, а сам сделал жест рукой, и подскочившие слуги принялись аккуратно снимать «Весну» с ее места на стене.

Мы же прошли в роскошный кабинет и расположились за столом, при этом, я сделал знак Милославскому, чтобы он присоединялся к нам. Именем Васькиным Лоренцо даже не поинтересовался, отнеся того то ли к моим телохранителям, то ли к доверенным лицам. Я приготовился слушать, как именно Медичи будет рекламировать свой банк, но тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвался грязный, бледный человек, который проговорил скороговоркой.

— В Форли беда. Сеньора призывает на помощь Медичи.

— Что произошло? — Лоренцо приподнялся, опираясь руками на стол. Он сильно побледнел, а затем его щеки залил лихорадочный румянец.

— Я не знаю подробностей, — гонец развел руками. — Мне известно только, что граф Риарио погиб.

— Что?! — у Лоренцо появились явные проблемы с дыханием, а я невольно задумался. Я знаю историю Рима не слишком хорошо, все-таки не моя тема, но разве Риарио не должен погибнут несколько позднее? И зачем сеньоре звать на помощь Медичи, если у нее Миланская армия под боком всегда, а сам Лоренцо вроде был причастен к смерти графа. А Лоренцо тем временем упал в кресло, и уставился на меня полубезумным взглядом. Хотя, судя по его виду, Медичи в заговоре не учувствовали, по крайней мере, не в этот раз. Неужели мое появление так сильно поменяло историю Италии? Бред какой-то. — Цесаре…

— Я понимаю, проблемы. Я навещу вас в следующий раз…

— Нет, цесаре, не уходите, — Лоренцо протянул руку в мою сторону. — Я прошу вас о помощи. В опасности находится не только знатная дама, но и моя репутация, и репутация моего банка. Вы можете ставить любые условия. — Я аж закашлялся.

— Лоренцо, вы что пытаетесь нанять Великого князя с дружиной для помощи соседке? Вы в своем уме?

— Я сделаю все, что угодно, — снова пробормотал он, я же сел обратно в кресло.

— Вы даже не представляете, на что подписываетесь.

Я проснулась от громкого шума и света, направленного в глаза. Он слепил меня даже сквозь закрытые веки, и я никак не могла открыть глаза, прогоняя сон и остатки действия адского зелье Вианео, чтобы понять, что происходит. Открыв глаза, я увидела, что мужа рядом в кровати нет, от чего сердце екнуло, словно поняв, что уже что-то произошло или вот-вот должно произойти. Я попыталась встать, но внезапно передо мной возник мужской силуэт, и мужчина, схватив за плечи, бросил меня на кровать. Я хотела закричать, но он схватил мои руки, заводя их за голову, держа их одной рукой, и закрыл рот второй, облаченной в кожаную толстую перчатку. Сквозь панику и непонимание, в голове словно набатом прозвучал какой-то шум неподалеку от комнаты и гулкие шаги людей, проходящих мимо моей спальни.

Я попыталась вырваться, прилагая максимум усилий, но силы были явно не равны. Никогда девушка не сможет справиться с мужчиной, а уж тем более с двумя. Я сомневалась, что у меня появится возможность освободить хотя бы одну руку и дотянуться до подушки Джироламо, но вопреки сомнениям начала сопротивляться с еще большим остервенением. Свет, который, как оказалось, падал из коридора, потух, и больше не поступал через закрытую кем-то дверь.

— Давай, кончай ее. Нам еще надо на места вернуться, — прозвучал незнакомый мужской голос над головой.

— Подожди. Всем пока не до нее. Я всегда мечтал разложить эту надменную суку, — на меня навалилось тяжелое тело, стараясь раздвинуть ноги. А вот его я узнала, это был капитан Фалькони, отвечающий непосредственно за охрану дома. На секунду меня парализовало, но потом я умудрилась извернуться и врезать ему ногой, но не слишком сильно, только больше разозлив мужчину, после чего мне прилетел довольно болезненный удар по лицу, и я ощутила сквозь боль, как что-то теплое течет по щеке, это из разбитого носа тонкой струйкой полилась кровь.

— Не сопротивляйся, — прошипел над головой голос ровно в тот момент, когда второй мужик все же сумел раздвинуть ноги и завалиться на меня.

— Сейчас я покажу тебе, что такое настоящий мужик в постели.

— Давай быстрее. Вдруг кто-нибудь решит проверить, — недовольно бросили над моей головой. — С папским выродком уже должно было быть покончено. Сейчас начнется облава.

Рот все еще крепко держали, от чего я не могла позвать на помощь или вымолвить хоть слово, вдобавок ко всему, начала задыхаться. Видимо кровь, хлестанувшая из носа, перекрывала поступление воздуха. Ощутив в полной мере всю свою беспомощность и унижение, я перестала сопротивляться, смирившись с неизбежным. В голове крутилась только одна мысль, что что-то случилось с мужем. Очередное предательство наемной охраны и как следствие, что? Только бы он был жив. На себя плевать, отряхнусь и пойду дальше, главное, чтобы он не пострадал.

Внезапно, дверь в комнату распахнулась, но этого не увидел пытающийся стянуть штаны капитан.

— Сзади! — Успел крикнуть тот, кто все еще стискивал мои руки. Внезапно он ослабил хватку, выпуская меня из захвата и освобождая рот, а в этот самый момент насильник, который, так и не сумел удовлетворить свои потребности, захрипев, рухнул всем телом на меня.

Это все казалось каким-то страшным сном, но сквозь слезы и накатывающую истерику, я смогла выбраться из-под мужика, и схватив нож, который всегда лежал под подушкой Джираламо в каком-то нечеловеческом рывке вонзила его в глаз, оголившему свой меч наемнику, который до этого держал мои руки, предотвращая удар, который он хотел нанести своему противнику, единожды уже скрестившему с ним свой меч. Находясь в прострации, я не знаю сколько раз ударила его ножом, но не переставала всаживать клинок раз за разом, превращая лицо в кровавое неоднородное месиво, и каждый следующий удар был все яростнее и сильнее.

Меня кто-то, схватив за талию, оттащил от трупа и выволок из комнаты. Уже в коридоре я перестала сопротивляться и стараться вырватьcя, начиная осознавать, что нахожусь в безопасности и повернулась к тому, кто все еще держал меня за талию и что-то шептал успокаивающее на ухо, вытаскивая нож из руки. Повернувшись, я встретилась взглядом с да Винчи, который выглядел довольно потрепанно. Окровавленный меч висел у него на поясе, даже не в ножнах, видимо, чтобы случайно не ранить меня, пока вытаскивал из комнаты.

Я дрожала от пережитого ужаса и не могла сконцентрировать внимание ни на чем конкретном. Вокруг бегали наемники Риарио, вламываясь в каждую комнату в доме. Но единственное, что до меня никак не доходило, почему Джироламо не было рядом.

— Ты в порядке? — просто спросил Леонардо, стараясь увести меня подальше от комнаты в другом направлении от того, куда неслись вооруженные люди.

— Леонардо, где Риарио? — я остановилась, понимая, что произошло что-то непоправимое. Что-то, о чем в последнее время пыталась предупредить меня моя интуиция.

— Пойдем, прошу тебя. Тебе не следует тут оставаться…

Я вырвала руку и, попятившись, сделала пару шагов назад. Он не умел скрывать чувства и эмоции, слишком импульсивен был волшебник этого времени. Вот и теперь боль и сострадание читались в его глазах, и на лице. Я развернулась и понеслась туда, где было наибольшее скопление наемников, каждый из которых пытался меня остановить. Ворвавшись в кабинет своего мужа, я увидела несколько тел, облаченных в форму дома Риарио, лежащих в центре кабинета, и двоих, стоявших напротив распахнутого настежь окна под направленными на них обнаженными клинками Бордони и Чезаре. В руках Франческо Орси был зажат кинжал, который Риарио лично презентовал ему несколько недель назад. Людовико Орси был безоружен и только переводил взгляд с одного наемника на другого. При моем появлении все замерли, и молча уставились на меня. Но мне было без разницы, как я выгляжу, и что обо мне подумают. За окном слышался шум, крики, мужские и женские голоса.

Нет-нет-нет, не может быть, этого просто не может быть. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать, когда до меня дошло, что же тут произошло на самом деле. Я знала, что такой вариант возможен. Я же сделала все, чтобы уберечь мужа. Этого не может быть, просто не может быть.

Растолкав мужчин, которые нерешительно топтались возле входа в кабинет, я неслась по дому, не разбирая ничего на своем пути, к выходу. На улице было прохладно, все-таки в феврале даже в Италии становится холодно. Дуновение холодного ветра прошлось по коже через разорванную ночную рубашку, босые ноги сразу же начали мерзнуть, как только прикоснулись к холодной земле. Это немного привело меня в чувство, и я смогла хотя бы оглядеть, что происходит вокруг, очень медленно ступая по подозрительно освещенной местности под окнами моего дома. Народ толпился и тихо переговаривался между собой, женщины рыдали, дети орали. Все это смешалось в одну большую какофонию звуков, от которой только сильнее начала болеть голова. Я словно в прострации дошла до того места, где с десяток наемников образовали полукруг, словно хотели оградить что-то от прибывающей толпы, которая, несмотря на ожидания солдат, ничего не предпринимала.

Они узнали меня и расступились, пропуская в образованный ими охраняемый периметр. Я была готова увидеть то, что предстало передо мной, но мои оголенные нервы не выдержали напряженного ожидания и вся скорбь, и горе утраты вырвались наружу истеричным криком. Я рухнула на колени рядом с телом того, кого, несмотря ни на что, смогла полюбить. Я положила его голову себе на колени и закрыла его глаза, которые уже затронула безжизненная пелена. Слез не было. Была какая-то пустота, наклонившись, я поцеловала своего мужа в последний раз, ощутив во рту солоноватый привкус крови, своей или его, мне было безразлично.

— Сука! Почему ты так несправедлив ко мне! — я подняла голову и закричала. — Я ненавижу тебя! Что я тебе сделала, что ты второй раз отбираешь то, что мне дорого?! Мир, родителей, любимых! Я ненавижу тебя! — мне было плевать на то, что я проклинала ту сущность, которая занесла меня в этот мир в самый эпицентр мясорубки, на своем родном языке и глядя на то, что я не только выжила, но еще и обрела счастье и покой, преподнесла мне очередную встряску.

Сквозь пелену перед глазами я увидела вездесущего да Винчи, который пытался оторвать меня от тела мужа. Присоединившийся к нему Бордони помог вывести меня за ограждающий Риарио периметр, а прибывающие на защиты паллацо наемники, постепенно начали оттеснять зевак дальше от дома. Охранявшие же до этого тело, накрыли его и переложили на носилки, чтобы убрать с улицы. Скорбь накрыла Форли. Я смотрела на лица всех собравшихся, стараясь увидеть хоть что-то, кроме жалости и боли утраты, но видела только их вперемешку с непониманием. Толпа все прибывала, Леонардо пытался накинуть на меня свою куртку, чтобы скрыть оголенные части тела от зевак, но мне было все равно, и я покорно следовала за ним, даже не спрашивая, куда он меня ведет.

— Дети. — Острая кинжальная боль в груди вернула меня в реальный мир, и я снова бросилась в дом, не слыша, что мне пытаются кричать капитан и артиста.

Я шла медленно, натыкаясь на стены в сторону детской, в которой дети должны были спать. На пороге я увидела тело Чиэры, на одежде которой разливалось красное пятно, перешагнув ее, вошла внутрь, где было неестественно светло. Я нагнулась к няньке и упала на колени, потому что увидела маленькую ручку, которая торчала из-под тела девушки. Одним резким движением, я сдвинула тело Чиэры и на долю секунды замерла, глядя на окровавленное лицо Оттовиано. Отстранённо подумав, что девушка, скорее всего пыталась закрыть ребенка собой, но потом до меня дошло, что этот ребенок — мой сын. Его глаза были открыты и смотрели в потолок чистыми голубыми глазами, в которых даже сейчас отражался страх. Как в тумане, я подняла тело на руки, не понимая, как еще могу дышать от переполнившего меня ужаса. В руке у сына был зажат небольшой нож, который упал на пол в тот момент, когда я подняла своего мальчика на руки. Вся одежда Оттавиано была залита кровью, которая все еще текла из перерезанного горла.

Слабый стон ударил меня сильнее электрического тока, и я резко обернулась, осторожно кладя тело ребенка на пол. Я увидела, что Вианео склонился над кем-то на полу, проводя какие-то манипуляции, сидя спиной к двери. Встать я не могла, поэтому просто поползла в их сторону и остановилась возле Сципиона, которого трясло в каких-то судорогах, а судя по виду доктора он ничем не мог ему помочь.

Я взяла мальчика за руку, и поцеловала в лоб, слезы, наконец-то хлынувшие потоком, заливали глаза, но я никак не могла справиться с собой.

— Мамочка, мне холодно, — прошептал Сципион и, закрыв глаза, закашлялся выталкивая изо рта кровь.

— Тише, мой ангелочек, — я взяла его на руки и прижала к своему телу, качая и баюкая. — Все будет хорошо, мой мальчик, все будет хорошо. Мама с тобой. Мама никогда тебя не бросит.

— Где папа? — приглушенно спросил сын, от чего меня застряло крупной дрожью.

— Папа сейчас к тебе придет, малыш. — Прошептала я, стараясь не закричать и не испугать его. Он впервые назвал меня матерью. Я надеялась, что этот день когда-нибудь наступит. Но не так, только не так. Его судороги усилились, и он замолчал, терпя эту невероятную боль, так и не проронив ни единого звука.

Спустя несколько минут, подергивания ребенка прекратились и ручка, крепко державшая меня, безвольно разжалась.

— Сеньора, — тихо позвал меня Вианео, поднимаясь с пола. Я тряхнула головой, не в силах справиться с собой и отпустить своего мальчика, хотя уже понимала, что все для него закончилось, но продолжала его качать и целовать в заплаканное от боли и страха лицо. В конце концов, я положила тело сына на пол, оглядываясь. Каким выродком нужно быть, что сделать такое с маленькими детьми? Ком снова подступил к горлу, затем я резко встала и огляделась еще раз.

— Где Чезаре и Бьянка? — прохрипела я, глядя пристально на Вианео. Он ничего не ответил, только опустил голову, не поднимая ее до тех пор, пока я не осознала, что именно он имел в виду. — Где они, Вианео! — я сорвалась на крик и подбежала к нему, поднимая его голову и заставляя посмотреть на меня.

— В комнате Ванессы, она пыталась их защитить, но не смогла. Сеньора, — я отшатнулась и как пьяная вышла неуверенно походкой в коридор, оглядываясь по сторонам, и не могла понять, куда мне идти. Я не проснулась под крики и шум. Если бы не вчерашний приступ, то я не выпила бы то, что сделал мне лекарь, и я бы проснулась, обязательно проснулась, ведь всегда чувствовала, когда детям было плохо, даже находясь вдали от них. Я не смогла им помочь, не смогла. Они умирали, а я просто в это время спала! Я не узнавала собственный дом и людей, которые что-то у меня спрашивали. Коридор закружился и пол с потолком поменялись местами, но чертово сознание не собиралась меня покидать, и я, пытаясь подняться, несколько раз падала, не в силах удержать на месте голову. Когда мне это удалось, я наконец поняла куда мне стоит идти. Вианео был рядом и пытался придерживать меня, но я постоянно вырывалась. Не нужна мне их жалость. И помощь. Зачем иметь столько охраны, если в тот момент, когда она будет нужна никого не окажется рядом? Я буквально доползла до комнаты девушки, дверь в которую была просто выломана. Ванессу я увидела первую. Девушка лежала посреди комнаты, с широко распахнутыми глазами, держась за грудь, в которую был всажен арбалетный болт. Бьянка и Чезаре лежали на кровати, держась за руки, плотно прижавшись друг к другу. Такие же болты все еще находились в груди моих детей. Я села на пол возле кровати и дала волю истерике.

— Простите меня, я не смогла защитить вас и уберечь. Этого не должно было произойти, если бы не я.

Я повторяла эти слова раз за разом, понимая, что мои действия перекроили историю, ведь они не должны были умереть, а Катерина не должна была любить их и собственного мужа. Я не решалась притронуться к ним, чтобы больше не потревожить.

— Катерина, — меня отвлек голос Леонародо, который зашел в комнату, не закрывая двери. — Пойдем отсюда.

— Почему ты спас меня? — я подлетела к нему и влепила пощечину. — Зачем?! Ты же уже все знал и все равно оттащил этих ублюдков. Зачем? — я еще раз ударила его, но он даже не пытался как-то защититься или перехватить мою руку. — Почему ты не дал мне умереть вместе с ними, артиста? Зачем мне теперь жить, когда никого, кто был мне дорог в этом мире больше нет? — я прошептала последние слова и уткнулась ему в грудь, заливая тонкую рубашку слезами, поток которых все еще не иссяк.

— Катерина, — он крепко прижал меня к себе. Не говоря больше ни слова, мы так простояли довольно долго, пока я окончательно не успокоилась.

— Что ты здесь делаешь? — я пристально посмотрела художнику в глаза, понимая, что единственной целью моего существования будет месть. Всем и каждому, кто хоть частично замешан во всем этом. Они убили моих детей, и я не смогу это проглотить и оставить все как есть. Я не имею больше на это никакого права.

— Бордони попросил узнать о твоем самочувствии. Он не знает, что делать с заговорщиками, и до созыва коммуны и решении папы, ты пока становишься графиней Форли и Имолы, Катерина.

— Но ненадолго. Боже, у меня теперь даже дома нет, — я рассмеялась и вышла из комнаты, понимая, что начинаю закрываться в себе и окружать себя огромным холодным пузырем. Я просто не смогу вынести это. Чтобы справиться, я должна перестать чувствовать и абстрагироваться. Больше никаких эмоций и чувств. Никаких эмоций и никаких чувств. Этот век не знает любви и жалости. Только холод и лед.

— Катерина, — видимо я долго стояла без движения, что немного обеспокоило да Винчи. — С тобой все в порядке?

— Нет, Леонардо, но я справлюсь.

— Не хочешь привести себя в порядок?

— Нет. Но это сделать необходимо. Я даже не знаю, кого мне просить о помощи, — я посмотрела на свои трясущиеся руки и поняла, что элементарно не смогу надеть платье в одиночку. Поозиравшись по сторонам, никого из прислуги в коридорах не увидела.

— Я помогу тебе, — он взял меня за руку и, поддерживая, повел в сторону моей комнаты. — Тем более, чего тебе стесняться, я же рисовал тебя уже обнаженной.

— С согласия Джироламо, вообще-то. — Я фыркнула, но воспоминания больно кольнули меня. Никаких чувств, никаких эмоций, Катерина. Теперь есть только ты. И ты больше не повторишь ошибку, доверившись кому бы то не было. Да, теперь мне стесняться некого, как и защищать свою честь и честь своего мужа особо не за чем.