Скульптор твоего тела

Глава 17

Мой первый день на новой работе начался вполне обыденно. С утра на планерке меня представили остальным сотрудникам. Точнее — сотрудницам, поскольку я оказался единственным мужчиной в коллективе. Они уже знали, что я должен придти, все видели, как готовился новый кабинет, операционная и палата для пациентов. И все приглядывались ко мне, оценивая. Женщины видели, как чудесно преобразилась их хозяйка, и прекрасно понимали, чья это работа. Они помнили, как мы закрывались с Котельниковой в кабинете, и то, какой она стала после. Также, зная Светлану Ивановну, никто из них не сомневался, что плохого специалиста она никогда не возьмет — у нее всегда все самое лучшее из оборудования и самые лучшие мастера своего дела. Поэтому, несмотря на мою молодость, все смотрели на меня с интересом, как я понимаю, именно как на классного специалиста, а вовсе не как на мужчину. Увы, женщины гораздо практичнее мужчин. Возможно даже, каждая из них уже прикидывала, что можно поиметь от знакомства со мной и присутствия в коллективе такого полезного специалиста.

Мало кто из всех женщин этого мира, если даже не сказать, что вообще ни одна из них, полностью довольна своей внешностью, и это их желание улучшить свое тело обеспечивает работой таких, как я. Именно на этом страстном женском желании и держится вся косметологическая промышленность и, в том числе, пластическая хирургия. На этом их желании огромное количество людей зарабатывает свою копеечку. Вот только, я думаю, что вряд ли мои особые услуги кому-то из местных работниц по карману, а то, что я могу сделать как обычный хирург, не стоит даже той зарплаты, которую мне будут платить. Хотя мы с Котельниковой договорились, что даже при обычных операциях, свои огрехи я должен буду исправлять своим даром, если не получится сделать красиво с помощью пластической хирургии.

Впрочем, я надеюсь, что минет меня чаша сия, поскольку Светлана Ивановна специально для того, чтобы отпугнуть потенциальных клиентов из не очень богатых людей, выставила такой ценник на мои даже обычные услуги, который впятеро превышал стоимость операций не только в самых лучших специализированных клиниках столицы, но и в напыщенной загранице тоже. К тому же — ноль рекламы вообще, где бы-то ни было, даже внутри самого «Авторского салона красоты». Будут знать лишь те, кому надо знать, то есть — люди из круга Котельниковой, богачи, в общем. И таковых уже составился небольшой список.

А дальше началась, собственно, работа, которая мне, в целом, была по душе. Одно было плохо: я постепенно привыкал к виду обнаженных женских тел, переставая реагировать на них так, как положено мужчине. Я начинал видеть в них лишь хорошо сделанную работу, скульптуры, которые я воплощал в плоть собственными руками, получая удовольствие от процесса лепки, когда что-то некрасивое и расплывчатое превращалось под моими ладонями в прекрасное и ласкающее взгляд — в шедевр, которым любуешься, которым гордишься, которым не прочь похвастаться. Но, согласитесь, это совсем не те чувства, которым положено возбуждаться у мужчины, согласно задумке природы, ну, или… Демиурга. Впрочем, все это лирика. Думаю, ничего со мной не случится и все сработает как надо вне рабочего места. А если будут проблемы, поправим.

Впрочем, первым моим официальным клиентом стала вовсе не женщина, а именно мужчина. Догадайтесь, что ему хотелось? Ладно, не буду томить, тем более, вы и сами уже, конечно, все поняли. Его желанием было увеличение своего полового члена и, заодно уж избавление от излишнего жира на животе. Как многие женщины недовольны своей грудью, так и многие мужчины недовольны величиной своего фаллоса. Особенно в последнее врем, когда со всех экранов звучат шутки стендаперов и, особенно, стендаперш по поводу его размеров.

Странно, я помню, в моем раннем юношестве разговор среди подростков шел не о величине члена, а о величине вагины — у кого она узкая, удобная, приятная, а у кого — широкая и некомфортная. Ну, это выражаясь культурно, понятно, мы тогда использовали другой лексикон. Но шагающая широкими шагами феминизация общества смогла сместить вектор с женщин на мужчин и в этом вопросе. Хотя, чисто с медицинской точки зрения, как я помнил из лекций, если брать средние по миру размеры мужского члена, то это тринадцать с половиной сантиметров (от двенадцати до пятнадцати). А средние размеры вагины — десять сантиметров (от восьми до двенадцати). И если взять даже самую большую величину нормы для вагины — двенадцать сантиметров, и самую маленькую величину нормы для фаллоса — те же двенадцать сантиметров, то и в этом случае, все будет, так сказать, тютелька в тютельку. Получается, что и в этом вопросе именно мода диктует спрос.

Хотя, в общем, понятно, почему женщинам хочется, чтобы член у партнера был более толстый. Все дело в обычной физиологии. Поскольку в вагине нет нервных рецепторов, то почувствовать что-то в себе женщина может лишь, если это что-то будет достаточной толщины и растягивать вагину. Понятно, что желаемого оргазма это все равно не даст, но, видимо, им так приятнее. А многие мужчины стремятся в этом деле доставить приятное своей партнерше и, в целом, один из способов — это увеличение толщины фаллоса. Обычно, хотят сделать и длиннее, хотя для женских ощущений важнее именно толщина. Ну, а мне-то что? Лишь бы платили! Тем более, это для меня одна из самых простых лепок.

В общем, пришел дядя лет сорока и захотел себе член, длиною в двадцать пять сантиметров. Кого он хотел этим удивить, друзей в бане, что ли? Мне, если честно, было вообще без разницы, теоретически, я хоть сорок сантиметров могу сделать, просто жалко его. Хорошо еще, что с помощью Котельниковой удалось убедить мужика в том, что двадцатью пяти сантиметрами он никакой женщине удовольствия доставить не сможет. Ну, разве что, убежденной мазохистке. В результате сложных переговоров, в которых я старался не принимать участия, лишь подтверждал то или иное, если требовалось, сошлись на гораздо более комфортных восемнадцати сантиметрах. Ну и толщину или, выражаясь нейтрально — объем тоже сделали по моде. С жирком на пузе вообще без проблем: сжигаю его, превращая в энергию для себя, а потом разглаживаю кожу так, чтобы она не висела.

Когда мужика выписывали, он был крайне доволен и так долго и энергично сжимал меня в своих объятиях, что я даже усомнился в том, имеют ли женщины к его радости хоть какое-то отношение. Не поленился, спросил у Светланы Ивановны, но она решительно отвергла мое предположение. Должно быть, ей виднее, а мне вообще без разницы. В общем, он ушел с целеустремленным видом, вероятно, спешил похвастаться. Похоже, в ближайшее время стоит ждать его друзей и знакомых.

Ну а дальше пошли уже женщины.

***

Сам процесс проходил в несколько этапов. На первом приеме я внимательно выслушивал пациентку, потом просил ее полностью раздеться и, на специально оборудованной площадке в углу за ширмой, фотографировал ее во всех ракурсах. Фотик на штативе был великолепный, освещение подобрано так, чтобы не оставалось теней, поэтому снимки получались четкие. Потом загружал снимки в специальную программу, созданную неким, неизвестным мне компьютерным гением по заказу Котельниковой. Далее вместе с пациенткой (уже одетой, конечно) мы садились и я, выслушивая ее пожелания, заносил их в соответствующие разделы. Далее программа, после обработки, которая занимала пару минут, выдавала несколько вариантов предполагаемого внешнего вида после лепки (для пациентки — операции). Если ни один вариант ее не устраивал, мы выбирали наиболее близкий к идеалу ее мечты и дорабатывали его до тех пор, пока женщина, которая должна была выложить за это огромные деньги, не оставалась довольной предполагаемым результатом. На практике это оказалось труднее всего — ох, уж эти женщины! После этого я просил ее подождать в оборудованной мягкими креслами комнате, являющейся неким «предбанником» моего кабинета. Там были столики с кучей всегда самых свежих модных журналов, а также специально обученная девушка предлагала ей кофе и напитки, чтобы пациентка не скучала. Я же сравнивая имеемое и желаемое, тщательно помечал все места, которые будут подвергнуты изменениям, прописывая, насколько сложно будет сделать то или это. Потом оба снимка я отправлял Светлане Ивановне, которая уже сама выставляла расценки в составленном мною прайс-листе предполагаемых изменений и выставляла общую сумму за услуги.

Далее я выходил к пациентке и с самым любезным видом провожал ее в кабинет Котельниковой. Остальное не мое дело, как она будет ее обрабатывать и уламывать — это проблема владелицы салона. Из нас двоих коммерсант не я. Светлана Ивановна, уладив финансовые вопросы, звонила мне и согласовывала день и время операции. На этом первый этап завершался.

Потом, в назначенный день пациентка ложилась в наш стационар, состоящий из одной единственной, но зато роскошной палаты со всеми мыслимыми удобствами, я бы в такой и сам пожил с удовольствием. После чего, набивая цену, пациентку подвергали различным процедурам: кололи безобидные витамины, мыли, удаляли все волосы на теле, делали массажи и прочее, что тоже входило в стоимость, естественно. Ничего из этого не было нужно для планируемой операции, но женщинам нравилось и создавало иллюзию солидного учреждения. В этой палате она ночевала, а на следующий день, обычно, в десять часов утра, ее приглашали в операционную, которая находилась за стеной моего кабинета. Медсестра помогала пациентке улечься на роскошный операционный стол (вот бы нам такой в районной больнице!) и, накрывала ее сверху простыней. Тогда заходил я — Скульптор, весь в белом, с широкой и ободряющей улыбкой, увидев которую дама должна была понять, что ей ничего не угрожает, она в надежных руках, и сразу же успокоиться, если волновалась. Впрочем, дама уже с утра уколотая хорошими успокоительными препаратами, вид имела расслабленный, а взгляд затуманенный. По моему кивку медсестра, особо проинструктированная Котельниковой и в меру ею запуганная, вводила в вену пациентке тщательно выверенную дозу снотворного, и уходила. Я запирал за ней дверь и приступал к работе. Никакого анестезиолога мне не требовалось, сон лежащей на столе женщины я и сам отлично регулировал посредством периодически забираемой у нее энергии. Тут, главное, не переборщить, чтобы на выходе не получить очень красивый труп.

Ну а дальше самое главное — процесс творения, который доставлял мне неизъяснимое удовольствие, а уж удовлетворение, которое я испытывал глядя на конечный результат своей работы, наверное, испытывали и Микеланджело, и Донателло, и Бернини. Да, в последнее время я увлекся скульптурой и стал завсегдатаем музеев.

По окончании лепки, я звонил Светлане Ивановне, и мы вдвоем (а кому еще доверишь?), плотно заматывали получившуюся красавицу бинтами, пропитанными разными пахучими мазями для создания необходимой атмосферы. Ее увозили в палату, где она проводила, замотанной в бинты по глаза, целую неделю (что тоже входило в прайс), глядя в навесной телевизор. Медсестры заботливо кормили ее с ложечки, ставили и убирали судно. Родственники и подруги навещали и развлекали. В общем, все, как положено.

Каждый день я навешал пациентку с утра, расспрашивал, сам отвечал на вопросы, улыбался и даже рассказывал анекдоты, постепенно привыкая к тому, что даже самые богатые люди мира сего, тоже всего лишь люди. Где-то после обеда медсестра закатывала и устанавливала над кроватью красную лампу, которую я сам купил в ближайшем магазине электротоваров. Лампа крепилась на солидном медицинском держателе, немножко переделанном и снабжённом электропроводом с вилкой, которая включалась, естественно, в розетку. Ровно полчаса «оперированная» лежала под лампой на животе и еще столько же на спине. Это, как ее уверяли, новейшая медицинская разработка, помогающая скорейшему рассасыванию швов, которых, по моим уверениям, после всех процедур, не будет видно совсем. После этого, обещал я, вы даже сами у себя ни одного шовчика не найдете. Врал я только в том, что «после этого», в остальном же говорил чистую правду, лепка швов не оставляет. Если не верите, сходите в музей и убедитесь сами.

А через неделю пациентку опять везли в операционную, где я при помощи все той же Котельниковой снимал с нее бинты. Отсутствие медсестры, которая могла бы легко с этим справиться, объясняли секретностью моей методики. После снятия кокона Светлана Ивановна помогала клиентке подняться и уводила ее за очередную ширму, где у нас располагалось зеркало во всю стену. Я же сразу уходил в кабинет, где через открытую дверь наслаждался доносящимися до меня охами, ахами и даже порой настоящим девчоночьим визгом. Это обычно продолжалось довольно долго, так что я обычно от нечего делать успевал даже несколько боев сыграть в «танчики».

Наконец, Котельникова с уже одетой в халат пациенткой заходили ко мне, где я внимательно опрашивал ее на предмет: все ли ее устраивает, нет ли каких претензий, не болит ли где, и прочем подобном. Клиентки обычно выглядели ошарашенными, взгляд при этом имели восторженный и мечтательный, что понятно. Они ведь, даже надеясь на самое лучшее, все равно никак не рассчитывали на то, что результат будет настолько ошеломляющим. Они смеялись и плакали, благодарили меня и порывались обнять, от чего я стеснительно уклонялся, впрочем, не очень стараясь. Женские объятия — это вам не мужские! Потом, пока они в таком состоянии, Котельникова уводила их к себе в кабинет, где они и переводили на нужный счет оговоренную сумму денег. Предоплату хозяйка салона брала в размере трети суммы, с условием вернуть деньги, если результат не устроит. Но, увидев новую себя в зеркале, женщины расставались с остальной суммой легко, не глядя, подписывая нужные документы. Ну, в этом я уже не разбираюсь, но каждый раз офигеваю и охреневаю, рассматривая СМС-ку от банка, радостно пересчитывая нули после цифр.

А потом мы все вместе провожаем помывшуюся и переодевшуюся сногсшибательную молодую женщину, уходящую от нас взамен зашедшей неделю назад в эти двери престарелой миллионерши — жертвы современной пластической хирургии.

Особенно разница была заметна, когда я лепил семидесятитрехлетнюю бабулю, богатую вдову одного очень состоятельного и очень влиятельного человека. Зашла накрашенная и натянутая лучшими пластическими хирургами Европы женщина в возрасте, похожая на манекен, а вышла цветущая красавица, максимум, лет около сорока, причем, около — в меньшую сторону. Я мог бы сделать и моложе, но зачем? И так все слишком подозрительно. Персонал нашего салона провожал ее застывшими улыбками, в глазах сотрудниц плавал шок. А я, глядя на них, думал о том, сколько еще пройдет времени, прежде чем за мной начнется охота? Ведь я очень скоро сделаюсь всем очень нужным и, если нет денег, то женщины нашего салона вполне могут додуматься до того, что у них есть кое-что еще, помимо счета в банке, что они могут мне предложить. Надеюсь, Котельникова понимает это не хуже меня, ведь это я та самая курочка, которая несет ей золотые яички. И меня могут банально переманить, подкупить, запугать, наконец. Или просто украсть.

Первым сработал сразу последний вариант.

***

Из стоящего у моей парадной черного «Мерседеса» навстречу мне вышел молодой мужчина, лет тридцати на вид, и, предъявив мне корочки известной во всем мире Конторы, предложил проехаться вместе с ним этим прекрасным весенним вечером по нашему знаменитому городу. Не так я мечтал провести этот вечер, но кто же спорит с Конторой? Тоскливо оглянувшись по сторонам, я вяло поинтересовался, а в чем, собственно дело? На что мне вежливо ответили, чтобы я не беспокоился, все просто прекрасно, со мной поговорят и подвезут обратно до дома, нет абсолютно никаких причин для беспокойства. Я думал иначе, но в машину сел и потом всю дорогу молча глазел на почти уже исчезнувший в городе снег, ежедневно убираемый и увозимый куда-то за КАД. Зима в этом году выдалась на удивление снежная, давно такой зимы не было в наших приморских болотах.

Я сидел на мягком кожаном сиденье рядом с молчаливым субъектом, чем-то неуловимо похожим на встретившего меня и севшего рядом с водителем его напарника. Я пытался о чем-то думать, анализировать, догадываться, но как-то вяло, без огонька. Какой смысл гадать, если сейчас сами все скажут? Да и кто я такой против Конторы? Немного опомнившись, хотел позвонить Котельниковой, но рядом тут же отмер сосед с горячим сердцем, холодной головой и предельно корректно попросил меня не делать этого, а лучше вообще отключить телефон. Телефон я отключать не стал из какого-то мальчишеского гонора, но звонить больше не пытался. Так мы ехали, ехали и, наконец, приехали к Большому дому. Ну, кто бы сомневался!

А там был светлый кабинет с окнами без решеток, в котором навстречу мне из-за массивного стола поднялся мужик лет сорока, пожал мне руку и представился Матвеем Васильевичем.

— Виноградов, — буркнул в ответ я, подумав, что можно было и не представляться. Невозможно предположить, что они не в курсе, кого привезли.

Мужик, оказавшийся целым полковником, не стал предлагать мне ни чая, ни кофе, но присесть милостиво разрешил. Я сел и, нахохлившись, уставился на него, всем своим видом показывая, что жду объяснений, на каком основании меня выдернули вечером после работы и привезли «туда, куда надо». На полковника мои гримасы впечатления не произвели, он, попросив меня подождать пару минут, что-то внимательно рассматривал на мониторе компьютера, периодически щелкая мышью. Что именно, мне было не видно, поскольку монитор был расположен ко мне задом. От нечего делать я оглядел кабинет и не нашел в нем ничего интересного и примечательного. Обычный служебный кабинет чиновника. Наконец, настоящий полковник соизволил оторваться от дел и повернуть ко мне голову с красиво седеющими висками:

— За последний неполный месяц, Олег Игоревич, на ваш счет поступило тридцать восемь миллионов рублей. Можете пояснить происхождение этих денег?

Захотелось выпендриться, насмешливо спросить что-то, типа: «А должен?». Но взглянув в глаза Матвею Васильевичу, хотелки свои переборол и ответил спокойно и честно:

— Это моя зарплата и гонорар, согласно договорам. Я пластический хирург и неплохо зарабатываю. Все налоги, насколько мне известно, выплачены в полном размере. Так что деньги вполне легальные, и мне непонятен интерес к ним со стороны вашего учреждения. Тут и налоговой не к чему придраться, а вы даже не налоговая.

Полковник покивал на мои слова, зачем-то переложил папку с бумагами с одного края стола на другой, шумно вздохнул и, остановив свой взгляд где-то чуть выше моих бровей, заговорил:

— В принципе, вы абсолютно правы, нам нет никакого дела до ваших денег, но с чего-то надо было начинать разговор?

Он улыбнулся, видимо, это была такая шутка. Странные у них шутки. Я не стал улыбаться в ответ, не увидев в его словах ничего смешного, и он продолжил:

— Уже очень давно в России не было своего Скульптора (здесь я вздрогнул и он, заметив это, чуть улыбнулся), поэтому, Олег Игоревич, поверьте, наша служба вам чрезвычайно рада. Особенно, учитывая, что, по нашим данным, их нет сейчас и у наших потенциальных, скажем так, конкурентов. Есть данные о японском Скульпторе, но это не точно.

У меня в голове сразу же пронеслись слова Элис о Скульпторе из Японии, отказавшем даже адаме и о прячущихся африканцах. Вслух же сказал другое:

— Не понимаю, о чем вы сейчас, какие еще скульпторы и, причем здесь я? Я хирург.

Но Матвей Васильевич, казалось, даже не заметил моих слов:

— Вы поймите, Олег Игоревич, вам просто несказанно повезло, что мы первыми вышли на вас. Хотя, — задумался он на секунду, — это совсем не факт. Вы, дорогой мой человек, сейчас являетесь целью всех разведок мира, не говоря уже о террористах и прочих бандитах. И если никому не удастся вас купить, запугать или, в крайнем случае, выкрасть, то вас постараются убить. По принципу: так не доставайся же ты никому! Слишком уж опасно, когда такой специалист есть у потенциального противника.

Он замолчал, продолжая сверлить взглядом мой лоб. Мне даже захотелось проверить, что у меня там, но я лишь молча пожал плечами. Я ведь уже думал о том же самом. Это настолько очевидно, что только дурак бы не догадался. Человек, способный настолько изменить кого угодно, что даже мать родная не узнает. В нелегальной разведке это же клад!

К примеру, берешь какого-то перспективного американца, убиваешь его или, в лучшем случае, прячешь подальше (но для надежности лучше, конечно, убить), а на его место ставишь точную копию — своего разведчика с такой же группой крови. Потом продвигаешь его, помогаешь и, теоретически, рожденный в США 100% американец может достичь даже президентского кресла, не говоря уже о других ключевых постах. Да таких агентов влияния можно сотнями штамповать! Заполнить ими Сенат и Парламент.

А двойники для важных шишек? А ведь наверняка есть еще личные армии и спецслужбы у сильных мира сего. А те же террористы? А…, да Бог его знает, что еще можно придумать! И вот вопрос, если, как сказал полковник, потенциальные конкуренты узнают, что в России появился такой человек, что они будут делать? Да именно то, что он и озвучил — если не удастся заполучить себе, то просто убьют. И ничего личного, мистер Виноградофф, просто государственная безопасность.

Видимо, увидев по моим глазам, что я прозрел, полковник задал простой вопрос:

— Итак, Олег Игоревич, спрошу прямо: вы — Скульптор?

— Ну-у, — промямлил я, — так я сам себя называю.

— Как давно вы обнаружили у себя этот дар?

А я думал в это время: «знает он про адамов или нет»? Скорее, сам он не адам, тогда разговор шел бы не так и не здесь. Впрочем, посмотрим. Поэтому, ответил с небольшой задержкой:

— Меньше года назад, случайно.

— Хорошо, не буду спрашивать, как это произошло. Другой вопрос: кто знает об этом? Я имею в виду, кроме Швец и Котельниковой?

Швец? И тут я вспомнил, что фамилия Ирины, моей первой девушки, Швец. Все-то они знают! Впрочем, они же как-то вышли на меня, а потом, конечно, все проверили.

— Больше никто, — ответил я.

— Точно?

— Абсолютно.

— Мать, бабушка, друзья, коллеги?

— Нет.

— Это хорошо…, — задумчиво побарабанил пальцами по столу Матвей Васильевич, который, как я понял, точно не адам. Раз уж задал такой дурацкий вопрос о маме и бабушке. Из этого и будем исходить.

И тут до меня дошло, что через них можно надавить на меня! Значит, они в опасности. О чем я тут же и спросил у полковника. И он не стал скрывать проблемы, ответив коротко:

— Будем думать и решать. Не беспокойтесь, никто их пальцем не тронет. По крайней мере, из наших. Но есть ведь еще и не наши, понимаете? Но это уже не ваша проблема, вам стоит подумать о себе самом. А тут, собственно, особого выбора и нет. Или вы с нами, и тогда ваша безопасность — это наша забота.

И здесь он опять замолчал, а вот я не выдержал:

— Или?

Полковник опять вздохнул и усталыми глазами уставился на меня:

— Вы же понимаете, Олег Игоревич, мы не можем допустить, чтобы Скульптор попал в чужие руки, правда?

Да, я понял. Понял, что я в полной и очень глубокой жопе. Можно, конечно, посоветоваться с мамой, наверняка, у нее есть выход на адамов. Но захотят ли и смогут ли помочь адамы? Какие у них способности? И какие цели? А еще очень не хочется втягивать маму.

— Хотите чаю? — предложил вдруг Матвей Васильевич. — Чай у нас хороший, а вот кофе — дрянь, растворимый, поэтому не предлагаю. Впрочем, если желаете?

— Нет, спасибо, давайте лучше чай.

Полковник нажал клавишу на селекторе и попросил принести чай на двоих и что-нибудь к чаю. И пока все это готовилось, видимо, секретаршей, он продолжал говорить:

— Думаю, вы все уже и сами поняли. Выбора нет вообще, если не считать за выбор ваше насильственное изолирование. Но я понимаю, что это очень плохой выбор, выбор на самый крайний случай, чтобы другим не достались. Просто потому, что никто не будет качественно работать из-под палки. Конечно, есть способы заставить, но я читал про вас, Скульпторов, хотя сам не застал. Их было трое у нас на службе и трое же в России, как бы она раньше не называлась. Может, были и другие, но мне это не известно. Так вот, все документы в один голос кричат: на Скульпторов нельзя давить, они личности творческие и просто не способны качественно творить из-под палки. Работают либо за идею, либо за деньги, но обязательно должны хотеть этого сами. Это правда?

— Не знаю, — нехотя ответил я, мною овладела полная апатия. — Не было возможности проверить. Но, думаю, раз у вас так написано, то так оно и есть.

— Я тоже так думаю, — согласился полковник. — И каково ваше решение? Извините, не могу дать времени на обдумывание. Есть вероятность, что конкуренты уже вышли на вас, хотя лично мне хотелось бы верить, что это не так. Вы хорошо замаскировались: никакой рекламы, все только по знакомству. Но многие видят результат вашей работы, интересуются, где такое чудо делают. Эти люди посещают разные страны, где у них тоже много знакомых, и те тоже видят, как они изменились. Особенно, если выйдут на пляж в открытом купальнике — зря, что ли, деньги платили? Уж точно не для того, чтобы скрывать свое новое прекрасное тело. И те, кому по должности положено, могут сложить два и два. Есть способы определить работу скульптора.

— Отсутствие рубцов после операции? — заинтересованно спросил я.

— И это тоже, но не только. Сама эстетика, если можно так выразиться, скульптуры, выдает руку мастера. Простые, даже самые лучшие пластические хирурги так не могут.

— Потому что они режут и шьют, а я леплю! — вырвалось у меня.

— Вот именно, — кивнул собеседник. — И для человека, которого специально готовили, это видно сразу. Знаете, есть, скажем, эксперты по живописи, которые с одного взгляда способны отличить подлинник от даже великолепной подделки по, казалось бы, незаметным мельчайшим деталям? Вот и здесь, примерно, так же. Если такой специалист внимательно посмотрит на человека, внешность которого изменилась и это известно, то сразу отличит руку хирурга от руки Скульптора.

Ну, надо же, подумал я, просто охренеть можно! И в этот момент открылась дверь, и вошел парень в строгом костюме и с подносом. Я ошибся, у полковника была не секретарша, а секретарь.

Парень ловко расставил чашки, чайник и что-то в вазочке и на тарелке на столике в углу кабинета, рядом с которым стояли два кресла. Повернулся к полковнику и тот кивнул:

— Спасибо, Сергей. Пока свободен.

Тот, как молча зашел, так молча и вышел.

— Прошу вас, Олег Игоревич, — церемонно пригласил меня хозяин кабинета, вставая и протягивая руку в сторону расставленного угощения.

Я тоже встал и вместе с ним прошел к столику. К чаю было варенье, печенье и четыре бутерброда с красной рыбой.

— Угощайтесь, Олег Игоревич, у вас ведь с обеда крошки во рту не было, а время уже позднее.

— Следили за мной? — я, не чинясь, ухватил ближайший бутерброд. Аппетит и правда, прорезался совершенно неожиданно. До того, как я не увидел угощения, был уверен, что не голоден. Ну, или просто не до этого было.

— Само собой, — согласился Матвей Васильевич, осторожно беря печеньку. — Работа у нас такая. Нужно было все проверить самым тщательным образом и только после этого приглашать вас на разговор. А уж когда поняли, что вы Скульптор, то и охранять вас стали не хуже, чем Президента. Кстати, заметили что-нибудь в последние дни?

— Нет, — честно признался.

— Значит, хорошо работали, — улыбнулся полковник. — Будем надеяться, что не заметили и те, кто, возможно, уже знает о вас.

У меня чуть кусок в горле не застрял.