Скульптор твоего тела

Глава 13

Поднявшись и отряхнувшись, я огляделся вокруг. Пацана нигде не было, только следы крови на грязном кафеле. На всякий случай я все же вышел на улицу и осмотрел все вокруг — тишина и снежная белизна, разбавленная городской грязью. Ну и ладно, видимо, очухался и убежал. Интересно, как эти двое попали во двор, там же калитка с кодом? Впрочем, наверное, это не трудно. Я, в конце концов, не полицейский, пусть там сами разбираются, если до этого дойдет. Да и что я могу сказать в полиции? Один неизвестный ранил другого неизвестного и убежал, а потом я исцелил почти уже мёртвого, и он тоже убежал? Скорее, похоже на описание бреда больного психиатрического стационара. В любом случае, нет тела — нет дела, так, кажется, говорят в полиции в сходных обстоятельствах?

Я постоял, подумал и пошел домой спать.

А утром, после планерки отдал главному заявление на увольнение. Там был небольшой театр, предложение хорошо подумать, угроза не подписать, потом предложение поработать хотя бы месяцок, пока они не найдут замену. На все это я спокойно отвечал «нет», поскольку твердо помнил содержание части 1, статьи 80 Трудового Кодекса РФ. Там четко сказано, что я должен предупредить об увольнении руководство клиники за две недели. Именно — предупредить за две недели, а не отработать две недели после подачи заявления, как толкуют у нас работодатели. Поэтому, извинившись, объяснил, что уже нашел себе новую работу и меня там ждут, но еще две недели я буду работать, как положено.

В принципе, я понимал главного, но, с другой стороны, я еще даже в отпуске не был за более чем год работы. Вот, пока Котельникова все оформляет и оборудует, я и решил отдохнуть. Может даже, куда на море съездить, деньги у меня теперь есть! Я нет-нет, да открывал онлайн-банк и любовался на красивые цифры на своем счету.

А после работы я поехал к маме с бабушкой, пора выводить их на чистую воду. Да и вопросов у меня много еще накопилось, после того, как я обдумал слова Ивана.

***

— Ну, что, адамы подпольные, рассказывайте, почему я все должен узнавать от постороннего человека?

— А я ей говорила! — тут же отреагировала бабушка, кивая на маму. — Но ведь она упрямая, вся в отца, деда твоего, его порода!

— Того самого, который пропал, я так понимаю?

Бабушка икнула и выпучила на меня глаза. Мама же с ходу пошла в атаку, грозно вопросив:

— Кто тебе сказал?

Я пожал плечами, не видя смысла что-то скрывать:

— Мне он представился Иваном.

— Ага, дружок твоего сбежавшего папаши, понятно… А я ведь его просила, гада такого!

— Мама, — вступился я за Ивана, — думаю, он держал слово. Просто я тут на днях умер, а он помог мне воскреснуть. Ну и заодно ответил на кое-какие мои вопросы, пока мое тело остывало в парадной. Кстати, он не верит, что отец мог нас бросить.

Но мама уже не слушала, после слов о моей смерти слезы полились у нее из глаз, и она как-то тихонько заголосила. А бабушка, вздыхая и тоже вытирая слезы, бросилась ее успокаивать. Пришлось вставать и обнимать маму с бабушкой, уговаривать, предлагая убедиться в том, что я жив и здоров.

Первой, как ни странно, успокоилась бабушка:

— А ну-ка, дочь, перестань мокроту разводить. Подумаешь, умер адам разок, ты вообще четыре раза помирала и ничего, мы с твоим отцом концертов по этому поводу не устраивали.

От этих слов бабушки уже я впал в ступор, моя мама умирала четыре раза? Ничего себе, открытие!

Мама, глянув на меня, быстро взяла себя в руки, вытерла слезы платком и, высморкавшись, спросила:

— Давай, Олег, рассказывай все!

В общем, поговорили. Хотел остаться ночевать у мамы, но потом решил, что мне надо проветрить мозги и все обдумать, поэтому, попрощавшись, отправился на съемную квартиру пешком.

На улице было минус два градуса, как раз то, что нужно, чтобы и снег не таял, и было не слишком холодно. С неба тихонько падало что-то лениво-мелкое, я накинул на голову капюшон куртки, вдохнул в себя вечерний воздух большого города и неспешно пошел вдоль канала, посматривая в темную воду проталин.

Итак, что мы имеем? Да, мама и бабушка тоже адамы, хотя они это наименование не любят и предпочитают называть себя просто людьми. Оказывается, споры на эту тему среди адамов идут многие столетия, если не тысячелетия и есть, как минимум две основные партии. К одной из этих партий относится Иван, к другой, получается, моя мама с бабушкой. А вот мужья обеих, то есть — мой настоящий дед и мой отец, придерживались мнения Ивана. И тут я подумал, не является ли это, по крайней мере, одной из причин их бегства из семьи? Ну, то есть, бегства — это по версии женской половины. Мне все же удалось выдавить из них признание в том, что на самом деле, они просто не знают, куда и почему пропали их мужья.

Как считают мои родные женщины, история появления на земле людей с особыми, скажем так, способностями, скрыта пеленой тумана и все, что рассказал мне Иван, есть не более чем некая религиозная картина, принятая такими, как мы. А что там и как было на самом деле, не знает никто. Когда-то это была целая тайная религия, которую разделяли все люди с особыми способностями, которых специально искали по всему миру и все в это верили. Потом пришли новые времена, рождение науки как способа познания мира, всеобщая грамотность и прочее. Постулаты тайной религии многими из ее адептов стали подвергаться сомнению, появились ереси, впрочем, в прямом смысле этого греческого слова, означающего «выбор». То есть прежняя единодушная вера в некоего Демиурга, который все создал и удалился в неизвестном направлении, оставив за себя специально созданных существ — адамов, для того, чтобы они тайно управляли миром, стала рушиться. Да и управлять миром, похоже, получилось не очень хорошо, хотя долгое время практически все правители планеты были из «наших», каждый из которых имел какой-то важный дар, способствующий удержанию власти. Что, впрочем, тоже ничем, кроме внутренних преданий, не подтверждается.

В общем, все, что мне рассказал Иван, как считают мои мама и бабушка, шито белыми нитками и к этому следует относиться так же, как и к другим земным религиям и древним мифам. То есть, можно в это верить, а можно не верить. Это просто одна из версий, откуда все взялось и почему всё именно так, а не иначе. Таким образом, моих предков, наверное, стоит назвать агностиками, которые допускают, что древняя религия тех, кто называет себя адамами, в чем-то может быть права, а может и не быть. Например, моя мама думает, что Бог, если и есть, вовсе не похож на Демиурга адамов. По ее мнению, Он, скорее, больше похож на Бога иудеев, христиан и мусульман в той части, где они все согласны друг с другом.

На мой прямой вопрос о степенях посвящения адамов и о том, что дар дается только «чистым» последовали пространные рассуждения на тему, мол, это все тоже вилами на воде писано. Что никто реально не способен проверить, точно ли, что все без исключения адамы, получившие дар, были чистыми или среди них встречались адамы, в родословии которых были предки так называемых, первых двух степеней. И я подумал, что это неплохой аргумент. Действительно, если сегодня при желании можно установить отцовство, то еще совсем не так давно это было совершенно невозможно при условии, если мать ребенка банально не спалили на измене. А даже если и спалили, то тоже ведь не факт, от кого именно родившийся ребенок получился. Откуда тогда у Ивана может быть такая уверенность? Надо будет у него спросить, при случае. Хотя лично для меня это все совершенно неважно. Важно то, что у меня есть дар и он, так или иначе, в той или иной степени наследственный.

Все эти рассказы в целом не то чтобы вызывали у меня прямое отторжение, однако немного напрягали. Ну, не включала моя картина мира никаких богов. Хотя я никогда не был и упоротым атеистом, утверждающим, что разумный человек не может быть верующим. Я просто хорошо знал, что многие великие ученые прошлого, создавшие фундамент современной науки, были не только просто верующими, но еще и священниками и монахами. Да и в среде современных ученых верующих хватает. И это никак не мешает им быть хорошими учеными, не противоречит их картине мира. Кстати, и мои коллеги — верующие медики, тоже не на последнем месте в мире медицинской науки. Например, Джозеф Мюррей, основатель трансплантологии. Или тот же Алексис Каррель, биолог и хирург, первопроходец в трансплантологии. Или взять автора известных трудов «Очерки гнойной хирургии» и«Регионарная анестезия» Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, бывшего одновременно врачом и архиепископом православной Церкви. Да тот же глава Папской Академии наук Вернер Арбер, лауреат Нобелевской премии по молекулярной генетике. Все они были людьми, верующими в Бога, и своей веры никогда не скрывали. Так что я прекрасно понимал, что лозунг радикальных атеистов о том, что настоящий ученый не может быть верующим — это лозунг для лохов, плохо знакомых с историей вопроса. Есть принять их точку зрения, то ни Эдисон, ни Маркони, ни Бойль, ни Мендель, ни Пастер, ни Галилей, ни Паскаль, ни Оккам, ни Ньютон, ни Фарадей, ни Джоуль, ни Макс Планк, ни десятки других, не так широко известных, но двигавших вперед науку людей, настоящими учеными не были. Что, конечно, бред сивой кобылы при луне. И даже жалкий аргумент о том, что все они в лабораториях, якобы, переставали быть верующими, оставаясь просто учеными, может убедить лишь того, кто сам заранее готов в этом убеждаться.

Но люди в основном лохи, даже имея по два-три высших светских образования. Узкая специализация — бич нашего времени. Человек может быть гениальным химиком или физиком, но это никак не делает его автоматически хоть чуть-чуть разбирающимся в богословии. Давайте скажем правду, в богословии этот гений точно такой же лох, как и самый последний неуч. Да и радикальный атеизм по своей сути и своим убеждениям ничем принципиально от религии не отличается.

Это все я понимал, но мое воспитание и образование все же было исключительно атеистическим. Хотя, нет, здесь я не совсем прав. Оно не было атеистическим, поскольку уроков атеизма ни в школе, ни в институте не было, просто оно вообще не рассматривало теорию Бога, а любые намеки на Бога тут же высмеивались. Скажем так: мое воспитание и образование было пусть не по факту, но по сути своей все же атеистическим. Да и современный институт Церкви, как, впрочем, и поведение любой Церкви на протяжении человеческой истории очень сильно компрометирует идею Бога. Хотя, если уж на то пошло, и идеи атеизма, просвещения и демократии ничуть не меньше запятнали себя кровавыми следами в истории мира. Ладно, все это пока можно отложить на потом, есть Бог, нет Его — мне пока от этого ни жарко, ни холодно. Тем более, если он, по убеждению того же Ивана, давно куда-то срулил, и больше нашим миром не интересуется. Что там у нас дальше? Ага, способности адамов вообще и мои личные способности в частности.

Способности у всех адамов, насколько я понял, бывают разные, среди них встречаются поистине удивительные. Вот только это ничего не говорит об их (способностей и их — адамов) происхождении. Причины могут быть разными, в том числе — вполне себе эволюционными и атеистическими.

Хотя, на мой взгляд, это вряд ли. Если люди с особыми способностями рождаются только в семьях двух «чистых» адамов, и при этом ничего, кроме их генов, не получают — никакого особого обучения и пр., то здесь, скорее, прав Иван. Хотя бы в том смысле, что дело не в эволюции, дело в генах, передаваемых по наследству. Хотя, нужно честно признать, я вообще не специалист и ничего в этом не понимаю. Ясно одно, решил я, все, что говорят и будут мне говорить разные адамы, не стоит сразу принимать за истину в последней инстанции. Думать надо собственной головой и полагаться больше на себя. Помня при этом все же, что, если бы не Иван, лежать моему телу сейчас в морге, а душе, если она есть…

Вот этого, кстати, я так до конца и не понял, что там с душой адамов после смерти? И, получается, что, поскольку Иван реально спас меня, и мы общались с ним в то время, когда мое тело валялось на полу в парадной, то… к его словам, как минимум, стоит прислушаться. В общем, дело ясное, что дело темное. Будем думать.

Так ничего толком и не решив для себя, я постепенно добрался до дома, где меня ждала одинокая холодная постель. Ну ладно, не холодная, нормальной комнатной температуры. Жаль, что у адамов в этом плане все точно так же, как и у людей. Может, впрочем, у кого и есть особые способности по этой части, но мне они, увы, не достались.

***

Боже, как прекрасен океан! Нет ничего более потрясающего и подобного его скрытой мощи, даже тогда, когда он тих и спокоен, как сейчас, и лишь легкая волна чуть слышно шипит, слегка касаясь белого, слепящего на солнце песка. Я влюбился в океан, как принято писать, с первого взгляда. Когда я впервые после прилета и обустройства в отеле, вышел на пляж, то мое сердце замерло, потрясенное открывшимся видом. Мои губы шептали «спасибо», не знаю, кому — все это не важно. А важно лишь то, что я совсем недавно прочитал в Библии, у апостола Павла: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы …»[1]. И когда я только взглянул на океан, отливающий лазурью в лучах солнца, на эту прозрачную воду, с тихим шелестом накатывающуюся на белый коралловый песок, на белоснежные пенные гребешки вдали, я вдруг вспомнил эти слова и понял, что хотел сказать апостол: трудно предположить, что все это лишь случайность, а не замысел трансцендентного Мастера. И если кто-то не рассмотрел в этом чуда, гениального замысла, поражающего своим воплощением, то такого человека можно пожалеть, но нельзя сказать, что он этого не видел.

Я попросил кого-то из обслуживающих пляж мулатов поставить лежак подальше от толпы отдыхающих и воткнуть рядом переносной и раскладной, не знаю, как он правильно называется, грибок или зонт, защищающий от солнца. В обмен на долларовую купюру тот с удовольствием исполнил мое пожелание. А я, скинув одежду на лежак, с каким-то даже благоговением, иначе не скажешь, погрузился в теплые воды Атлантики и, отплыв от берега, перевернулся на спину, раскинув руки. А потом тихонько прошептал, блаженно зажмурившись: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно»!

И если до этого я еще немного жалел о тех трехстах с лишним тысячах рублей, отданных за две недели в этом райском уголке, то сейчас я окончательно понял, что мне за такое счастье не жалко ничего. Эти деньги все равно бы разошлись незаметно, утекли бы мелкими ручейками и канули в никуда, оставил после себя лишь легкое удивление: а куда они делись? А вот этот отдых, этот океан, этот пляж, эти пальмы и, что там меня ожидает в ближайшие дни? — все это останется в моей памяти. Деньги же теперь у меня наверняка будут.

Сколько я так лежал, покачиваясь на живой воде, я не знаю, но, почувствовав, наконец, что стало прохладненько, не торопясь, погреб к берегу. Вода, наверное, градусов двадцать семь — это много. Но температура тела почти тридцать семь градусов, поэтому постепенно оно все же остывает, даже в такой теплой воде.

Выбравшись на берег, я тут же натянул солнечные очки и весь намазался кремом для загара с защитой от ультрафиолета в 50 UVA, понимая, что сгореть от солнца здесь можно в пять минут, и мучайся потом несколько дней. Чего мне совсем не хотелось. А потом растянулся в теньке зонтика на удобном лежаке с мягким пляжным матрасом, предварительно, конечно, накрыв его сверху пляжным же полотенцем. Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо! А, как верно заметил персонаж культового советского фильма: а хорошо жить еще лучше!

Все у меня пока складывалось чудесно, думал я, не отрывая глаз от дышащего мощью океана. И с работы отпустили меня без проблем, поскольку нашли мне замену, и трудовой договор с Котельниковой мне очень понравился, особенно параграф о дополнительном денежном вознаграждении. Вот, приеду с отдыха и приступлю к работе, согласно устной договоренности с моей новой работодательницей. А пока, пожалуйста, отстаньте от меня все и дайте насладиться тишиной и покоем. Хотя бы сегодня, а там дальше посмотрим, какие здесь есть развлечения.

И ровно на этой мысли мои глаза остановились на стройной девичьей фигурке, сначала застывшей на краю прибоя, а потом вставшей на колени и поклонившейся океану, склонив голову к воде и высоко приподняв кругленькую попку в мини-бикини. У меня даже дыхание перехватило от этого зрелища. Но, как оказалось, это было еще далеко не все. Словно подчиняясь некой мелодии, девушка закружилась в набегающих волнах, то склоняясь, то распрямляясь в самых немыслимых позах, то простираясь по песку пляжа, то вздымаясь над волнами. И лишь через какое-то время я заметил наушники в ее ушах, и до меня дошло, что она либо исполняет какой-то танец, либо, что показалось мне наиболее вероятным, какой-то сложный комплекс упражнений. Это было настолько завораживающе, что я не мог оторвать взгляда.

Мимо, по кромке воды и песка проходили парочки, пробегали занимающиеся джоггингом люди, бросая на девушку заинтересованные взгляды. Но она словно никого не замечала, полностью погруженная в себя и в тот мир, который открылся в ней. Так мне показалось.

Это бесплатное представление продолжалось долго, полчаса — это минимум. В какой-то момент я огляделся вокруг и понял, что мы с ней практически вдвоем, что обеспечивалось моей относительной отдаленностью от остальной группы отдыхающих нашего отеля. Наверное, девушка специально выбирала это место, не такое людное в промежутке между частными пляжами двух соседних отелей. Пляжная полоса здесь просто огромная, ни конца, ни края не видно. Поэтому пляжи отелей расположены не впритык друг к другу, а на порой довольно приличном расстоянии. И тут я приперся со своими интравертскими хотелками, неожиданно нарушив ее, пусть и больше воображаемое, но все же уединение. А она, видно, гордая, не захотела менять привычное место, судя по ее смуглой коже, она здесь уже не первый день. То, что девушка может быть местной, я отмел сразу. Во-первых, местных сюда не пускают, да и далековато расположен наш отель от населенных мест, чтобы каждый раз именно сюда приходить, учитывая, что мы на острове и океан здесь с любой стороны. А, во-вторых, местные здесь не так раскрепощены, она явно из отдыхающих.

Наконец, незнакомка закончила и, кинув на песок красную бейсболку, бережно положила в нее телефон с наушниками и лишь после этого медленно зашла в воду. Я, словно загипнотизированный, поднялся с лежака и пошел к ней. Пока дошел до океана, она уже успела прилично отплыть от берега. Больших волн не было, почти полный штиль, поэтому плавать сегодня было удобно и приятно. Не думая ни о чем, я просто зашел в воду и поплыл к ней. Зачем? Ну, как зачем? Говорю же, словно под гипнозом был. И потом, очень захотелось увидеть ее лицо. Вдруг, это тетка лет сорока? Сейчас же издали сразу и не определишь, сколько лет женщине, особенно, если она следит за собой и чем-то занимается для поддержания формы.

Скорее всего, думал я дальше, она не из России. Наши не будут так выпендриваться на курорте, учитывая еще, что она вообще не выпендривалась. Она словно делала какое-то важное дело. Нет, наши, конечно, могут сплясать после бокала вина, но то обычно уже вечером. Значит, что? Значит, надо говорить с ней по-английски. Английский я теоретически знаю неплохо. Вот только с практикой беда.

— Hello! — выдохнул я, ухватившись за канат, натянутый между буйками, ограничивавшими разрешенную зону купания. Меня охватило ощущение какой-то нереальности происходящего. Словно я смотрел фильм и заснул, оказавшись в этом сне одним из персонажей фильма. А у фильма есть свой утвержденный сценарий, в котором для меня предусмотрена определенная роль и слова, которые я заучил наизусть. И не приведи Господь мне перепутать слова, тут же раздастся грозный крик режиссера: «Стоп! Ну, сколько можно лажать, Виноградов?!».

Танцовщица? спортсменка? обернулась. Я не знаю, отразилось ли что-то на моем лице, но, подозреваю, что да. Да и трудно было бы сдержать эмоции хоть кому-то на моем месте. Девушка понятливо улыбнулась, но при этом весело ответила:

— Hi!

Она, наверное, не была красавицей даже до того, как с ней это случилось. Но, знаете, бывают такие девушки, которые, вроде бы, совершенно обычные. А с другой стороны, есть в них что-то такое, что невозможно объяснить словами, но что тянет нас, мужиков, к ним, словно пчел на мед. Англичане называют это «sex appeal», ну или, если по-русски — сексапильность. Бывают красавицы, но такие, которыми хочется лишь любоваться — как произведением искусства, просто потому, что они так же холодны, как статуи греческих богинь. Они красивы — да, очень, но дотянешься и кончиками пальцев тут же ощутишь холод мрамора. И ты интуитивно понимаешь это. А бывает, посмотришь и… вроде, ничего особенного, таких девушек, как она, сотни вокруг. Но есть какая-то черточка, что-то такое в глазах или, …да не знаю я! В общем, таких все хотят, их желают, за ними бегают, умоляют, перед ними даже унижаются. И люди со стороны смотрят и недоумевают: что он в ней нашел? В общем, если вы не поняли, о чем я, то иначе все равно объяснить не умею. И вот за этой тоже все бегали бы, я не сомневаюсь в этом. Если бы не безобразный шрам, раздирающий ее лицо от виска до подбородка так, что щека потеряла форму и оттягивала веко и губы с одного края вниз, что, в общем, создавало довольно отталкивающий эффект. Все это пронеслось в мозгу молнией, а губы в это время озвучивали заранее заготовленные слова:

— Sorry to bother you...But your dance... or what was it? Well, I'm just amazed!

— Thank you, — ответила она так, словно ничего другого и не ожидала услышать. — Judging byyour tan, it's your firstday here? And where are you from? I don`t get your accent. It`s odd.

— I`m from Russia. Oh, sorry, my name`s Oleg.

— Alice. I`m from Canada.

Ну, вот и познакомились. Элис из Канады. Ну, или Алиса, если по-нашему. Что я ей и сказал зачем-то.

— А-ли-са, — посмаковала она слово, покатала во рту и вынесла вердикт. — Звучит неплохо.

Потом еще раз насмешливо поглядела на меня и с наигранной жалостью спросила:

— Что, испугался, да? Ожидал увидеть красотку, подвалить к ней, пригасить на свидание, да? А тут такой облом! Что ж, не ты первый, не ты последний. Я привыкла.

И она засмеялась. Смех был заразительный, но в нем так и сквозила печаль, с которой давно уже смирились. Я видел, что косметологи поработали здесь, но убрать такой шрам не мог бы никто. Кроме меня, понятно. Вот только, я тоже не могу себе этого позволить.

Я покачал головой:

— Если честно, то, конечно, неожиданно, что тут скрывать? Но и не страшно, поскольку я пластический хирург, а до этого работал просто хирургом и, поверь, каких только шрамов я не видел. Я привык к ним, это ведь моя повседневная работа.

— Серьезно? — удивилась Алиса. — Ты пластический хирург? А сколько тебе лет? Ой, извини, пожалуйста, это неприлично спрашивать.

Смущение ее, конечно, было деланным. Она спросила именно то, что хотела спросить. Другими словами, она продолжала меня провоцировать. Типа, ты такой молодой еще, что ты там мог успеть увидеть? Я же понимал, что это у нее защитная реакция такая выработалась

— Скоро двадцать шесть будет, — спокойно ответил я. — И ты права, я еще молодой врач, однако возраст не защищает врачей от их работы.

И, чтобы сменить тему, тут же спросил:

— Так что это было, Элис? Там, на берегу? Что ты делала? Это какой-то танец?

Она с удивлением посмотрела на меня, но все же ответила:

— Да, танец. Я сама его придумала.

— Серьезно? — удивился я. — Слушай, а тебе говорили, что у тебя несомненный талант? Я просто глаз оторвать не мог, даже дышать через раз забывал, любуясь тобой.

— Мной? — кокетливо переспросила она.

— Тобой, — подтвердил я. — Ты была прекрасна в этом танце.

— Ну, зато теперь ты увидел меня лицом к лицу и сказка закончилась. Но за комплимент танцу спасибо. Я старалась.

— Когда я увидел твое лицо, — не стал я уходить от темы, — то понял, что ты хотела сказать этим танцем.

Я знал, что с людьми больными или искалеченными не надо стараться избегать разговора об их болезни или увечии в любом случае. Особенно, если ты врач. Они должны видеть, что твое отношение к ним из-за этого не меняется.

— Интересно, — Элис посмотрела мне прямо в глаза. — И что же ты, Олег, понял?

— Ты рассказывала в этом танце о своей судьбе, о том, что ты чувствуешь и в каком отчаянии находишься.

Элис резко отвернулась от меня, почти крикнув куда-то в океан:

— Ничего подобного там нет, ты ошибся.

И я понял, что был прав.

[1] Рим. 1: 20.