— Здорова, Скуф, утро доброе.
— Здорова-здорова.
— Хорошо, что смог выбраться, — я пожал другу руку. — Наверное, рано встать пришлось?
— Да нормально, — отмахнулся Гринёв. — Я всегда так встаю. Бегать вот начал недавно, представляешь?
— За кем? Или от кого? — я дождался удивления на лице тайника и хлопнул его по плечу. — Это хорошо, это правильно. А то засиделся в кабинетах своих.
— Ага, — грустно вздохнул Константин Васильевич. — Да и потом… слушай… ну в кои-то веки выбрался. Сколько мы уже собирались-то? Так ведь вся жизнь пройдёт, а я на нормальной рыбалке ни разу не побываю.
— Ну уж прям. Скажешь тоже. А как же…
— Это не в счёт, — улыбнулся Гринёв, тут же смекнув, о чём я. — Это другое.
Как-то раз Величество, пребывая в эдакой романтической меланхолии, рванул в Коста-Рику якобы с официальным визитом, а по факту устроил министрам корпоратив. Снял гигантскую яхту в сопровождении маленьких рыболовецких и вышел бороздить Карибское Море.
Там-то Гринёв и отличился. Зацепил марлина, которому по весу чутка до мирового рекорда не хватило. Но! Выуживал не сам, наживку насаживал не сам, разве что с тушей сфотографировался под конец. Да и вообще… ну как сравнить ту атмосферу и речной бережок центральной полосы Российской Империи?
Недавние посиделки в компании Державина тоже не считаются. Там они, если я помню, даже удочки из чехлов достать не успели.
Так что Гринёв вполне справедливо полагал, что не бывал на настоящей рыбалке. И переубеждать я его, по правде говоря, не собираюсь.
Просто рад, что Костя и впрямь приехал.
— Вот только выглядишь ты, конечно…
— А что не так? — оглядел себя Гринёв и ничего странного в своём облике не обнаружил.
А одет он был, мягко говоря, неподобающе случаю. Видно, что тайник старался одеться как можно проще и без официоза, но у него в гардеробе попросту не было подходящих по случаю вещей.
Как рыболовный модельер-любитель, могу с уверенностью заявить, что среди нашего брата есть два, так сказать, лука. Первый лук — это костюм эдакого выживальщика. Специализированная одежда из специализированных магазинов и от специализированных брендов. Хаки, широкие штаны, жилетка с кучей карманов, панама с блесной, сапоги с высоким голенищем и всё такое прочее. Свободное, удобное, тёплое, а в идеале непромокаемое.
Второй же лук рыболова могу назвать «Казуальным Бомжарой». То есть на себя одевается в первую очередь именно то, что не жалко испачкать, порвать, а может быть, и выкинуть после. Появившись в таком одеянии в городе, будешь на каждом углу слышать: «Отойди от машины!» — но зато здесь, на берегу озера, всё это смотрится более чем органично.
— Так, — сказал я. — Сейчас мы тебя приоденем.
— Бзз-взз! — завибрировал телефон в кармане.
— А хотя нет, — передумал я. — Приоденет тебя Кузьмич. Найди его в доме и попроси что-нибудь для рыбалки, а я пока отвечу…
Звонила Ира. Буквально час назад сестра уехала в город на встречу с сингапурцами. Насколько я понял, она сама не знала, зачем ей туда надо, и теперь мне страсть как любопытно было послушать что же у неё там произошло.
Гринёв потопал в сторону дома искать Вильгельма Куртовича, ну а я принял вызов.
— Вась, привет! — раздался радостный голос в трубке. — Ты не поверишь!
Начало так себе… после подобных слов как правило звучит лютая хрень.
— Меня взяли в группу на постоянной основе! Я уезжаю в Сингапур!
Ну вот, я же говорил…
— Ирина Ивановна, голубушка, а напомните-ка: сколько вам лет?
— Ну, Ва-а-а-ась!
— У вас явно что-то где-то заиграло…
Честно говоря, не замечал за сестрой раньше подобной безответственности.
— Ты вообще помнишь про сбой охранной системы? Собираешься со всем этим разбираться?
— Конечно, собираюсь, — ответила Ирка как-то излишне торопливо. — Починю я тебе охрану. Но мне же не обязательно теперь быть приклеенной к Удалёнке, верно? И так что-то загостила с перебором. Сахарница у меня с собой, буду сахарницу изучать. Ну ту, которая под гжель, помнишь? Прямо вот сегодня в самолёте и начну изучать. Сахарницу.
— Погоди-погоди-погоди… сегодня? В самолёте?
— Ну да. У нас вылет через полтора часа.
— Чего⁈
Какая-то хрень. С одной стороны, свободная одинокая совершеннолетняя девушка может распоряжаться своей жизнью так, как только посчитает нужным. С другой стороны, всё это как-то резко, странно и вообще…
— Откуда вылетаете?
— Не скажу! — рассмеялась Ирка. — Не надо меня провожать, а то отговоришь ещё. Короче, Вась… я понимаю, что это как-то резко и странно…
Во-во! Именно об этом я и подумал!
— … но это мой выбор. Так что давай без сцен и уговоров, ладно? Хочу пожить так, как хочу. Имею право.
Н-да…
Что-то как-то рановато для кризиса среднего возраста, не? Да и вообще… это ведь вроде бы сугубо мужская болячка? Ладно, не суть. Суть в том, что сестра у меня на полном серьёзе собралась петь.
И… Ну если уж по чесноку, то далеко не мне ей что-то высказывать по этому поводу. Я ведь тоже всегда жил так, как хотел. Достаточно одну лишь «Поганую Метлу» вспомнить.
Ох-хо-хо-хо…
И точно. Были времена.
«Поганая Метла». Полутьма, гараж, усилки. Гринёв за ударными, Державин поёт, я на басу, а Морозов — соло-гитара. Да-а-а-а… кстати, никогда не анализировал: Герман сам придумал носить маски во время выступлений или всё-таки подсмотрел у кого-то? Но в любом случае этот верзила в чёрном балахоне и с детской маской мультяшного зайчика на лице выглядел реально устрашающе.
Как же хорошо, что нам тогда не хватило мозгов вбухать кучу денег в продвижение и продюсирование. Доступ к активам семьи у меня ведь и тогда был, так что вполне мог бы. Да и господа министры тоже не на улице росли. С улицы в имперский пажеский корпус не берут.
И были бы мы сейчас кучкой старпёров, которые гоняют по областным ДК.
Но!
Сейчас не об этом. Сейчас о том, что это, блин, всё равно не одно и то же. Во-первых, мы тогда были сильно младше Ирки; у половины ещё даже дар не пробудился. Во-вторых, тогда все так делали. Половина пацанов гоняла мяч и собиралась стать профессиональными футболистами, а другая собиралась в такие вот гаражные коллективы.
Ну и, в-третьих, некоторые из нас не были готовы пожертвовать ради группы даже поездкой с родителями на море, а тут — свалить из страны хрен знает куда.
— Вась, я всё решила, — сказала Ира, как будто хотела побыстрее закончить разговор.
— Сосед! — тут же раздался крик Гордея из-за забора. — Ты там готов⁈
— Кхм-кхм, — а это из дома вышел Гринёв. — Ну как?
На тайнике были надеты старые резиновые сапоги, добрые махровые штаны и моя старая клетчатая рубашка. Ну и ещё, для антуража Кузьмич выдал ему цветастую панамку: белую, с частым принтом в виде пивных кружек.
— Кайф, — я показал Косте большой палец, а затем рявкнул в трубку: — Ир, стоять!
Ну… пока ещё не совсем потерял нить разговора.
— Объяснись, пожалуйста. Что-то случилось?
— Нее-е-е-ет! — протянула сестра явно что сквозь улыбку. — Ничего не случилось. Просто хочу попробовать себя на этом поприще, иначе когда ещё получится? Да и вообще… Мир посмотреть, себя показать. Развеяться, в конце концов, — тут Ирка как-то вдруг грустно вздохнула.
Так…
Кажется, одно логическое объяснение я нашёл. Возможно, Иринка депрессует на фоне неудачи с артефактами, и вся эта корейская попсовая хрень — это для неё персональная форма эскапизма.
— Всё из-за этой чёртовой охранной системы? — спросил я.
— Из-за неё в том числе, — ответила сестра. — Ох, сахарница-сахарница. Чёртова-чёртова сахарница. Так! — вдруг весело вскрикнула она. — Ладно, всё! Мне пора! Как приземлимся обязательно отзвонюсь и расскажу, где поселилась! Тамерлану привет! — и сбросила трубку, зараза мелкая.
Ну… технически уже не мелкая, но для меня-то это всё равно значения не имеет.
— Сос-е-е-е-е-ед! — снова крикнул Гордей. — Сосед, выходи!
— Иду-иду! — крикнул я в ответ.
Что ж…
Все те мысли, которые я только что прогнал, про кризис среднего возраста, «Поганую Метлу», депрессию и прочее-прочее, это просто мысли. Мыслительный процесс — он ведь вообще такой, его хрен остановишь.
Но решение я принял уже давно.
И очередная необъяснимая странность, с которой я в своей жизни столкнулся и которая опять — опять, млять! — была непременно связана с сингапурцами, лишь подтвердила правильность этого решения.
— Ну пойдём, — улыбнулся я, похлопал друга по плечу и добавил: — Полиграф Полиграфович.
Гринёв вдруг замер. Посерьёзнел. Затем вопросительно поднял бровь и пальцем указал в сторону забора, за которым Гордей Гордеевич орал про то, какое нынче расчудесное утро.
Я кивнул.
— Понял, — сказал Гринёв. — Сделаем. Только, пожалуйста, не называй меня так больше, ладно? Ну можно же как-то по-другому сказать, не?
— А мне кажется, что это весьма остроумно, — хохотнул я. — Полиграф Полиграфович! Ну смешно же!
— Не очень.
— Полиграф Васильевич?
— Нет!
— Просто Полиграф?
— Да нет же, Скуф!
— Ну ладно, как скажешь…
А дело было, ясен хрен, не в отсылках на литературу, а в том, что Константин Васильевич на сегодня станет моим личным детектором лжи.
Ну то есть полиграфом.
Этот план созрел ещё вчера ночью. У каждого свой профиль, верно. Кто-то хорошо умеет лица ломать, а кто-то в мозгах копаться.
Поговорю я с Гордеем, и что? Буду гадать, врёт он мне или не врёт? Такое вот: «Сосед, ты меня уважаешь»?
Тогда как у меня, на минуточку, есть друг менталист. Причём друг настолько близкий, что решился приехать ни свет, ни заря на рыбалку, при этом до поры до времени не вдаваясь в детали и не задавая лишних вопросов.
— Очень надо, Кость, — просто сказал я, и Гринёв согласился.
Я решил разыграть всё примерно следующим образом: ко мне нежданчиком нагрянул друг, который тоже очень любит рыбалку, так что мы пойдём втроём. А о том, что этот самый друг является начальником Тайной Канцелярии Российской Империи, Верзилину знать совершенно не обязательно.
Портреты Гринёва в газетах не печатают. Ему незаметным по должности положено быть.
И вот за ловлей я буду потихонечку расспрашивать этого гада обо всяком, а Константин Васильевич скажет, где правда, а где нет.
Само собой, я — универсал и сам мог бы залезть Гордею Гордеевичу в мозги, с Дудкой же получилось. Однако не всё так просто. В то время, как воздействие Гринёва абсолютно незаметно, моё присутствие в чужой голове будет похоже на визит цыганского табора в уездную библиотеку.
— Знакомьтесь! — радушно крикнул я. — Это мой сосед Гордей Гордеевич, а это мой друг детства, Полиграф Васильевич.
— Очень приятно, — расплылся Гринёв в улыбке, искоса посматривая на меня. — Прямо вот очень приятно…
— Молоде-е-е-е-ец, — прошипела тварь.
Узкоглазый старик тут же отобрал у Скуфидонской телефон, а ещё двое принялись тщательно ощупывать её на предмет других устройств связи и прочих неожиданностей.
— Ты поступила очень мудро, — продолжило чудище. — Мы не блефовали.
Подобное существо Ирина видела впервые. Учитывая, кем был её брат, Скуфидонская уже привыкла к обилию магов-уников вокруг себя, да и сама отчасти была такой же, однако в очередной раз была поражена тому разнообразию и той выдумке, с которой сильная магия может преобразить изменить носителя.
Итак…
Банши?
Почему-то именно это слово приходило в голову при виде существа. В том, что это именно преобразившаяся Сю, Ирина не сомневалась ни разу. Несмотря ни на что, лицо было похоже. Да и голос угадывался без особых проблем. Однако что-то, что другое теперь были стилизованы под фильм ужасов.
Бледное чудище с непропорционально длинными и тощими руками. Слишком большое, чтобы быть человеком, метра три в высоту, да ещё и левитирующее над полом. Подол рваного платья и длинные чёрные волосы развевались во все стороны; развевались так неестественно и медленно, будто дело происходило под водой.
Кожа белая, как мел.
Глаза — один сплошной чёрный зрачок.
Рот в прямом смысле этого слова тянется от уха до уха, так ещё и усеян острыми зубами. Длинными и меленькими, как у щуки или барракуды. И, кстати, не факт, что в один ряд, проверять это не особенно хочется.
Ирина даже не стала гадать, что это за техника такая.
Способность к изменению тела, как у оборотня. Левитация, что может быть следствием уклона либо в стихийную магию воздуха, либо во что-то другое, что позволяет игнорировать силу притяжения. Явное и многократное усиление физических способностей. Щепотка некротической энергии, от которой волосы встают дыбом и, наконец, вишенка на торте — какая-то совершенно уникальная фишка, завязанная на акустике.
Крик.
Именно криком из этого уродливого зубастого рта чудище и вырубило Ксюшу Шестакову. В данный момент бессознательная альтушка висела покрой тряпочкой, зажатой в непропорционально длинных пальцах монстра.
Так… что же?
Древняя восточная мифическая бабайка — вовсе не мифическая? Да и не такая уж восточная, учитывая, куда эту тварь занесло. Мог ли один сильный маг с уникальной способностью стать основой для легенды?
Да мог, почему нет-то?
Интересно это всё, конечно. Познакомиться бы с этой хтонью при других обстоятельствах, поговорить, порасспрашивать, изучить… а там, глядишь, позаимствовать дар для какой-нибудь звуковой пушки.
Однако… увы.
Шестакова в заложниках, и Ира теперь, судя по всему, тоже. Вокруг, будто гиены, собираются члены клана Сколопендр, и даже Чао уже успел прихромать с верхних этажей. Хмурится на Скуфидонскую, кулачки жмёт, но до сих пор помалкивает.
— Отпусти девочку, — твёрдо сказала Ирина. — Таков был уговор.
— Уговор? — банши улыбнулась, и эта её улыбка… о-хо-хо, с такими физиологическими исходными данными любая улыбка станет жуткой. — Уговор был лишь в том, что я не убью эту мерзкую маленькую воровку…
— Воровку?
— Не бери в голову, — Сю передала шаманку своим людям, которые тотчас принялись вязать её на манер кокона.
«Антимагическими цепями», — смекнула Ира, которая по роду деятельности была насмотрена на подобные вещи.
— И что теперь? — спросила она, судорожно пытаясь придумать пути отхода. Драться — совсем не вариант. Скуфидонская и в полном артефактном обвесе вряд ли смогла бы потягаться с банши, ну а сейчас и подавно.
— А теперь мы поедем в Сингапур, — сказала тварь и внезапно обратилась обратно в Сю. — До тех пор, пока мы не покинем Российскую Империю, вам придётся ещё чуточку пожить. Ты будешь нашей страховкой. А она, — Сю ткнула пальцам в сторону шаманки, — страховкой того, что ты будешь вести себя хорошо.
Рыбалка у нас явно не задалась. Ну… хотя бы потому, что крики Гордея распугивали рыбу.
— Говори, с-с-с-сука!
— Нет!
— Говна собачьего ответ, — развёл я руками. — Костян, ломай его дальше.
— А-АААА-АААА!!!
Жалкий, взмокший, весь в грязи, мой соседушка корчился от боли на земле. Все грубые и силовые методы уже были испробованы и никакого эффекта не принесли, Верзилин стоически терпел боль и не кололся, а потому за дело взялся Гринёв.
Боюсь даже представить, какую агонию сейчас переживает его мозг. Какой гормональный фортель сейчас играет с ним его организм, в какую грустную, унылую и беспросветную точку пульсирующей боли сжался весь его мир.
Что ж…
Как мы дошли до жизни такой?
Да вот так. Обработка зятя сингапурского нефтяного магната началась сразу же, стоило лишь Гринёву и Верзилину пожать друг другу руки. Разговор с Иринкой оставил на душе какое-то гадостливое чувство, так что я решил форсировать события.
Без натужной тягомотины и лишней осторожности сразу же повёл разговор туда, куда мне нужно.
И так уж вышло, что мы даже до озера не добрались. Начали мудохать ублюдка в кустах, в нескольких метрах от шлагбаума в Удалёнку, именно там он впервые прокололся, когда ляпнул, что его жена и не жена вовсе.
А кто же тогда?
Глава триады.
Ну получай, стало быть, в душу. Первое откровение было случайным, Верзилин даже сам не заметил, как ему в голову проник менталист, ну а дальше уже пошло активное сопротивление, и добывать следующие ответы приходилось через силу.
Но так или иначе, за пятнадцать минут товарищ наговорил себе уже на несколько смертных казней.
И жена не жена, и тесть не тесть, и весь приезд — это прикрытие. На кой-хрен? О-о-о-о, вот тут меня ждал реальный сюрприз!
— Шестакова, — сквозь стиснутые от боли зубы процедил Гордей.
— Чего «Шестакова»?
— Ксения Константиновна… Шестакова… Разработки… Род… Тетрадь с чертежами… Тайнинское… Украла… Украла…
— Тише-тише-тише, — я присел на корточки, взял ублюдка за подбородок и чуть притянул к себе; взял бы за волосы, да вот… увы. — Давай поподробней, ладно? — попросил я. — Ну ты же понимаешь, что теперь придётся рассказать всё?
— Пошли к чёрту!
Я уж было дело подумал, что сейчас плюнет. Обычно в таких ситуациях по канону принято плевать, но Гордей Гордеевич как-то позабыл о законах жанра. Видимо, Стёпка так сильно выкручивал ему извилины, что Верзилину было совсем не красивых жестов.
— Ты заговоришь, — утвердил я. — Рано или поздно. А давай так? Ты сейчас не тянешь время, всё выкладываешь и всех сдаёшь, а взамен…
— ААА-ААА-АААА-А! — поднажал Гринёв.
— … взамен я гарантирую тебе жизнь. Возможно, даже колонию-поселение лет так-эдак через десять, если будешь себя хорошо вести.
— Шестакова… Шестакова… Шестакова…
Пот с лысины аж струёй лился, а глаза Гордея начали закатываться.
— Кость, потише, — попросил я, обернувшись в Гринёву. — Как бы не вырубился…
И тут:
— Осторожно! — крикнул тайник, указывая на Верзилина и…
Ох, ядрёна мать. Меня аж передёрнуло. Есть всё-таки в этих членистоногих тварях что-то такое отталкивающее, что может пронять любого. Татуировка Гордея Гордеевича вдруг ожила и материализовалась в сколопендру.
Сперва я подумал, что Верзилин врубил режим загнанной крысы, и сраная сороконожка сейчас кинется на меня, но…
— Лови её! Лови, Скуф!
…но прогадал.
Перебирая всеми сорока лапками, тварь рванула вверх по руке Гордея Гордеевича.
— Он себя убивает! — заорал Гринёв. — Останови!
И-и-и-и… эть! Стоило мне пришлёпнуть сколопендру, как вдруг хитин под ладонью будто бы растворился, и дальше сороконожка побежала по телу в качестве татуировки.
— Твою ж мать, — прошептал я и принялся тщетно ловить её дальше.
Пока дошёл до мысли, что нужно, наверное, вырвать кусок кожи хотя бы с частью рисунка, сколопендра уже добралась до шеи, а вырывать кусок шеи… ну так я только помогу ему самоубиться.
— С-с-с-сука, — прошептал Гринёв у меня за спиной, когда нарисованная сороконожка забежала Верзилину на лицо, а потом шмыгнула прямо в рот, исчезнув за губой. — Кажись, всё.
И впрямь всё…
В следующее мгновение Гордей Гордеевич выпучил глаза и заорал ещё сильнее. Левый глаз налился кровью, а затем — хлюп! — с противным чвяканьем сквозь глазное яблоко наружу вырвалась сороконожка.
Гордей затих. Сороконожка тоже повисла без движения.
Помер.
Н-да… Слыхал я и о мафиозных порядках, и о харакири, и о шпионах, которые в зуб себе капсулу цианида помещали. Но вот чтобы так. Жуть какая.
— Так, Кость, — поднялся я на ноги. — Ну ты уже понял, да? В Сакраменто засело бандформирование, надо брать.
— Конечно, понял, — Гринёв тут же схватился за телефон и начал кому-то набирать. — Сходил, называется, на рыбалку, — хмыкнул он, пока в трубке раздавались гудки.
А я задумался. Первым делом мысли потекли в сторону Шестаковой, что надо бы ещё раз поговорить с ней начистоту и собрать с неё действительно всю информацию, но тут вдруг похолодел.
Ира же прямо сейчас у них.
И…
Сахарница! Василий Иванович, ну твою же мать! Ну сахарница же!
— Алло, Кузьмич, — пешком до дома было меньше пяти минут, однако счёт, один хрен, шёл на секунды. — Нет времени объяснять! Сахарница под гжель! Та, которую Ира вчера весь вечер в руках крутила! Она где⁈
Сахарница была на месте…
Мы изо всех сил пытались представить себе баньши.
Вот что у нас получилось.
Но скорее всего она еще страшнее.