Большая ослиная тайна

Стоять на солнце жарким июльским днем утомительное занятие. Бегать по кругу тем паче, даже для шкодного малыша или веселого жеребенка, полного неуемных жизненных сил. А когда тебе знаком каждый бугорок, каждая выбоина в асфальте, каждая веточка чахлого тополя подле выгоревшей на солнце кассы и каждый прут кованого забора — впору орать с тоски. Ослица Гертруда наизусть знала маршрут и порой, когда ей становилось особенно скучно, трусила по дорожке, для разнообразия крепко зажмурив глаза. Никто, даже погонщица, улыбчивая размалеванная девица, не обращал внимания на причуды длинноухой трудяги — возит детей и ладно.

Своих разномастных и разноголосых сиюминутных всадников, ослица не без оснований побаивалась. С балованного ребенка станется запустить пальцы в глаз или ноздрю живой игрушке, дернуть за ухо или ткнуть карандашом в бок под одобрительный гогот или робкие протесты родителей. Как-то раз Гертруде даже подсунули камень, запихнутый в булочку — ослица надколола зуб и по сей день жалела, что не успела укусить шутника. Чаще конечно встречались другие малыши — щедрые, добрые и приветливые. Но когда в двадцатый раз за день приходится изображать радость оттого, что человеческий детеныш вытирает об гриву грязные липкие пальцы, терпение может и лопнуть… У кого угодно, кроме белых ослов.

Семейство Гертруды служило в зоопарке без малого сотню лет. Еще прапрадед, упрямый осел Кайзер катал малышню по узким дорожкам парка. Ушастый мудрец с цирковых времен знал грамоту, кое-как научил все потомство различать буквы и складывать их в слова. И под большим секретом передал детям и внукам Большую Ослиную тайну.

Далеко-далеко отсюда за синим морем на жарком юге есть город Ерушалаим. Живут там добрые люди, строят храмы и растят виноград. Однажды в канун праздника Пасхи в ворота Ерушалаима должен въехать божий сын, мальчик из Вифлеема. Верхом на белой ослице, благословенной из избранных, лучшей из лучших. Когда-то одна ослица уже спасла маму божьего сына, увезла от врагов и согрела своим телом в яслях, за это ее сестра и заслужила награду. Люди встретят божьего сына пальмовыми ветвями, затрубят в трубы и коронуют царем царей. Все ослы с того дня получат свободу — никто больше не принудит гордое племя таскать тяжелые грузы, возить воду и потешать людей, никто не ударит ни палкой, ни сапогом, ни плеткой. А чтобы приблизить чудесный миг, надлежит покорно трудиться изо всех сил. И ни в коем случае не обижать детишек — мало ли кто окажется божьим сыном, и кому из ослиного рода выпадет честь поспешать в безвестный Ерушалаим.

Маленькой Гертруде так понравилась эта сказка, что она изо всех сил старалась скорее вырасти. Хорошо кушала, старательно хрустя сладкой морковкой и нелюбимой брюквой, грелась на солнышке и с завистью поглядывала на взрослых — шесть дней в неделю папа, мама и старший брат возили детей по дорожкам парка с утра до вечера, и лишь по понедельникам отдыхали в стойлах. Вдруг маме повезет, и она пойдет пешком далеко-далеко? А ей, Гертруде, чудес уже не достанется? Нет уж, надо поторопиться!

Когда мама заболела, стала худеть, хромать, а потом не вернулась с работы, Гертруда решила, что она отправилась прямо в Ерушалаим. Отец с братом не стали разубеждать малышку, но сделались понуры, упрямы и шептались о чем-то в дальнем углу стойла. Гертруда подслушала их разговор — старшие думали, что мама больше никогда не вернется. «Неправда! Божий сын, попроси своего папу, пусть произойдет чудо» — попросила Гертруда так громко, что прибежал ночной сторож — разобраться, с чего вдруг осленок ревет как резаный. А выяснив, что причин нет, пребольно огрел скандалистку веником.

Божий сын ли помог или ветеринар в зоопарке знал свое дело, но спустя время маму вернули в загон. Работать она перестала и от хромоты не избавилась, но посетителей развлекать могла и старалась по мере сил — брала из рук яблоки и хлебные корки, неуклюже прыгала, мотала ушастой головой, громко фыркала. Счастливая Гертруда держалась рядом. Она клала морду матери на спину, играла в «утащу сено» и радовалась, что Ерушалаим еще далеко.

Вскоре Гертруду начали выводить на дорожку в выходной день, когда остальные ослы отдыхали от трудов праведных. Ее приучали носить упряжь и седло, тащить пустую тележку, шагать и останавливаться по команде. Служительница Варвара Петровна хорошо обращалась с новой работницей, не подгоняла хлыстом, не наказывала за ошибки, баловала вкусненьким и даже чистила самолично, чтобы белая шерсть Гертруды лоснилась и блестела. Сама служительница выглядела грубой и не слишком опрятной, носы ее больших сапог вечно покрывала корка грязи, а изо рта пахло кислой дрянью. Иногда женщину пошатывало, сильные руки дрожали, а однажды она даже расплакалась, обняв подопечную за шею. Но дело свое Варвара Петровна знала. И ослицу выездила как надо.

Весной на майские праздники Гертруда впервые вышла на круг вместе с отцом и братом. Яркий, веселый солнечный день запомнился ей на всю жизнь. Ослица выглядела прелестно — сверкающая шерсть без единого пятнышка, глянцевые черные копытца, красные и голубые ленты в гриве. Нарядные дети окружили ее, смеясь от восторга, хвалили, гладили, угощали наперебой. Первой всадницей стала чернокудрая пухлая девочка в теплом пальто и красных башмачках, пахнущая печеньем и карамельками. Ее коленки совсем не стискивали бока ослицы, тонкие пальчики легонько трогали шерсть. Гертруда осторожно несла ребенка, медленно переступала ногами, ужасно боясь — вдруг уронит. Но все обошлось, девочка проехала свой круг, и носатый старик осторожно снял ее с седла под умиленные вздохи толстой старухи. Гертруда почувствовала себя счастливой. И охотно подставила спину следующему малышу — пугливому бледнолицему дошколенку.

В первый рабочий день никакого божьего дитя на кругу не оказалось. И в десятый. И в десять раз десятый тоже. Гертруда сбилась со счету, а затем и вовсе перестала мечтать — большая ослиная тайна оказалась морковкой, которую вешают перед мордой, чтобы глупый зверь бежал дальше.

Жизнь трусила своим чередом. Солнечные дни сменялись дождливыми, зимы — веснами, зелень — снегом. Однажды неосторожная Варвара Петровна уснула на скамейке рядом с кассами, на нее долго кричали, потом увели, а на следующий день детскими покатушками занялся неприятный тощий парнишка, один из многих погонщиков. В свой черед исчезла мама — теперь уже насовсем. Папа еще жамкал сено в загоне, но к детишкам больше не выходил. Брата продали в детский лагерь, голуби и вороны иногда приносили от него весточки.

Сама Гертруда оставалась красой и гордостью зоопарка. Она не брыкалась, не показывала характер, не пыталась сбросить даже самых вредных детишек и почти никого не кусала. Малыши обожали белую ослицу и бывало, что годами тянули родителей в зоопарк чуть не каждые выходные — покататься верхом. И погонщики хорошо относились к беспроблемной старательной животине — по крайне мере парнишка, имевший привычку почем зря лупцевать четвероногих трудяг, исчез из зоопарка довольно быстро.

Справляться с работой все еще получалось неплохо. Случалось, что побаливали копыта, ныла спина, становилось труднее часами стоять на пронизывающем ветру или под снегопадом. Но Гертруда бодрилась, громогласно якала, когда погонщица приходила в загон поутру, шутливо прикусывала ее за рукав или пихала в бок мордой. И детишки вправду встречались вполне приятные и фотографироваться с ними, делая умильную морду, ослице нравилось. И даже брюкву с годами получилось распробовать — резкий вкус, спорный, но интересный, разнообразие создает. И не верить в чудеса в зоопарке, где кошка вынянчила дракона, а слоны воспитали мамонта — дохлый номер…

Назойливая муха забралась Гертруде прямо в ноздрю. Ослица чихнула и открыла глаза — июльская жара сморила ее, вогнала в дрему. По счастью солнце уже клонилось к закату — скоро зоопарк закроют до утра, можно будет вернуться в тень, к корыту с водой, душистому сену и прохладному стойлу.

Последний за сегодня всадник, чернокудрый смуглый мальчишка выглядел легким и маленьким для своих лет. Он пытался приподняться в седле, махал рукой, широко улыбался в камеру телефона, переговаривался с загорелой красавицей мамой, мешая знакомые слова с чужими, звонкими и резкими. Погонщица неодобрительно косилась на шалуна, но молчала — клиент всегда прав. Гертруда от скуки вслушивалась в быструю речь — мальчик не местный, явно приехал издалека. А мамаша его явно здешняя и судя по разговору когда-то в детстве сама сидела верхом на прелестной белой ослице… Ай! Ай!

Острый камешек впился в копыто Гертруды у самой стрелки, она споткнулась и припала на передние ноги, чтобы всадник не вылетел из седла. Мальчик уцелел, он легко соскочил со спины. А вот передние коленки ослицы проехались по асфальту, оставляя темные следы и клочки шерсти.

Как больно! Не удержавшись, Гертруда издала хриплый вопль и опустилась набок, чтобы дать ногам передышку. Только б не перелом! Ветеринар в зоопарке хороший, но со сломанной ногой ездовое животное становится бесполезно. С молодым еще повозятся, а лимит старых ослов исчерпан. Дети больше не любят ездить верхом.

Запрокинув голову, Гертруда взревела еще раз от отчаяния — жаль, что ослы не плачут. Ноги жгло, словно раны посыпало солью. Подняться не получилось, погонщица дернула разок-другой за уздечку и убежала куда глаза глядят искать помощи. Чем тут поможешь?

Вода! Холодная вода из бутылки полилась на свежие раны, облегчая страдание. Давешний всадник, чернокудрый взволнованный мальчик извел питье до последней капли, он что-то жалостно бормотал, смывал пыль, пытался отчистить кровь влажными салфетками. Загорелая мама придерживала Гертруде голову, ее тонкие пальцы оказались удивительно сильными. Гертруда глубоко вдохнула, набирая воздух для нового рева — и почувствовала, что боль начинает понемногу слабеть. То ли холодная вода, то ли искренняя забота сделали свое дело.

Сторож Палыч первым поспел на круг, но вмешиваться не стал. Спорить с ветеринаром себе дороже, а посторонняя тетка явно знает, что делает. По любому ослице беда, жаль, хорошая была скотинка.

— Ишь, какие помощнички добрые выискались, — буркнул сторож. — Откель вы такие на мою голову взялись?

— Анахну ми Бейт-Лехем, — ответил мальчишка и вытер рукавом чумазую физиономию. — We are from Bethleem.

— Откель-откель? — удивился Палыч — он не знал ни одного языка кроме русского в двух вариантах.

— Из Вифлеема. Ну из Израиля, — пояснила мама. — В гости к семье приехали, захотела показать сыну наш зоопарк.

Мальчик из Вифлеема. Божий сын. Тот самый мальчик. А она разлеглась тут в пыли!!!

Напрягая все силы, Гертруда перекатилась на живот, рванулась, согнула окровавленные колени, кое-как распрямила ноги… И встала. И сделала шаг, потом другой, третий — хрипло дыша, стиснув зубы, но твердо.

Мальчик, всхлипнув, прижался к маме. Сторож Палыч перекрестился и попятился, мятое лицо старика побледнело. Перепуганная погонщица бросилась к Гертруде, вопреки правилам бухнулась в грязь, разглядывая раны — ни кровавого месива ни осколков костей. Обошлось!

Ослицу помыли из шланга, ветеринар Коркия наложил повязки, вколол в мышцу ужасно болючую прививку и настоятельно рекомендовал две недели отпуска и усиленное питание. Погонщица самолично задала питомице свежего сена, порезала и скормила с ладони два яблока, а потом долго гладила влажную белую гриву Гертруды, бормоча ласковую ерунду. Похоже за два лета совместной работы она успела привязаться к ослице.

Старик отец воспринял новость о божьем сыне без особенной радости — поднял голову, вякнул «я» и снова сунул морду в кормушку. Не поверил или не понял? Гертруда не стала разбираться. Ноги все еще ныли, жара и усталость измотали немолодую ослицу. Едва солнце закатилось за горизонт, Гертруда забилась в угол стойла и провалилась в дрему, всхрапывая и брыкаясь во сне. Ей чудилось, что она изо всех сил мчится по узкой горной дороге — с одной стороны отвесная скала, с другой глубокий обрыв и пропасть. Сзади за поворотом визжащие от злости лошади, свирепые всадники в гребнястых шлемах и алых плащах. На спине, уцепившись пальцами в гриву — худенький чернокудрый мальчишка. А впереди в облаке утреннего тумана золотые купола и желтый туф крепостных стен далекого города Ерушалаима…

Загрузка...