Сказки старого зоопарка (СИ)

Маленькая штучка

В зоопарке живут разные звери. Одних знает весь зоопарк, от юннатов до сторожей — тигра Раджу, мамонта Ваську, шимпанзе Улугбека, неугомонную кошку Маньку. О других помнят лишь их служители и друзья — мартышка Лола, трудолюбивая ослица Гертруда, манул Петроний и десятки других зверей предпочли оставаться в тени. А четвероногую и пернатую мелюзгу зачастую едва считают.

У молоденького галапагосского черепаха не было имени. Он выглядел смешной маленькой штучкой в панцире, мирно жевал капусту и листья салата, копошился в террариуме вместе с другими незлобивыми травоядными черепахами. Случалось, соседи отталкивали его от кормушки или выпихивали из купальни, случалось и он сам колотил нахалов клювом или царапал когтистыми лапками. Но до серьезных драк дело не доходило. После сытной еды черепах выбирал себе местечко потеплее, по привычке ворошил мелкий песок, втягивал голову в плечи, закрывал глаза и погружался в сон. И просыпался.

…Под ногами у черепаха свивала кольца царственная кобра. На панцире осторожно переступали с ноги на ногу три белых слона. А над ними чуть заметно дрожал каменный диск Земли. Черепах видел только нижнюю сторону — острые выступы скал, корни гор, темные щели. Ни листочка, ни веточки, ни цветка — только базальт и пыль. Изредка со скалы срывался валун, с глухим стуком катился по панцирю и исчезал в нигде. Черепах любил, когда падали камни.

День и ночь не сменялись в блеклой изнанке мира, лучи солнца не пробивались сквозь облака на краях диска, тусклые звезды молча сетовали о неудачной судьбе. Ни еды ни питья трудникам не полагалось — лишь улыбчивый синекожий бог порою играл на флейте, поддерживая силы столпов Земли, да фламинго приносили капли росы, чтобы смочить иссохшие рты. Упрямый корабль прорвется за горизонт и рухнет с края, горячая кровь вулкана закапает сквозь расщелину, обжигая слонов, зашипит свирепая кобра — однажды я сожру мир. И опять наступает сонная тишина — только слоны тяжело дышат, да песок еле слышно осыпается вниз — шуррх, шуррх. Покрытые тонкой кожей веки смеживаются, клюв опускается, душа погружается в дрему…

Какой же уютной кажется клетка, до чего же вкусны хрусткие лоскуты капусты и горьковатая зелень, как же свежа вода! Черепах плескался в купальне до изнеможения, грелся на солнышке, ползал от края до края клетки, просовывал сквозь решетку лапы и наслаждался возможностью двигаться. Даже соседи по заключению на время переставали злить — они грохотали панцирями, скребли когтями, громко думали и издавали звуки. Правда беседам сородичи предпочитали пространные монологи о древности кланов и подвигах давних предков, но по сравнению с тишиной и это звучало неплохо. Довольный черепах посвистывал и всем видом выражал внимание. И рос — медленно, но упрямо.

Иногда он пробовал поделиться странными снами, но понимания не встречал. Соседи сперва сползались послушать, но поняв, что ни подвигов, ни родословных в рассказе нет, разочарованно разбредались. А пожилая индийская черепаха Сита время от времени пребольно кусала выдумщика за коротенький хвостик — всем известно, что на спине змея Шеша покоится его божественный отец риши Кашьяпа, а не какой-то безымянный ползун. На божественность маленький черепах с очевидностью не тянул.

Молодой крокодил Мальчик из вольера по соседству слушал черепаха куда охотней. Выспрашивал про бездонную пустоту пространства нигде, про тяжелые ступни слонов и сволочной нрав кобры, участливо кивал и поддакивал. И сетовал, что глуховат, плохо разбирает слова. Не мог бы уважаемый черепах подползти немного поближе, и еще чуть-чуть… Клац! Острые зубы крокодила тщетно скользнули по панцирю, оставив глубокие борозды, опыт оказался незабываем.

У жако Ромочки оказался иной интерес — дружба с выпускником гимназии сделала попугая занудой и скептиком. Он часами спорил с молоденьким черепахом, доказывая, что Земля круглая, вокруг нее плавали корабли, летали самолеты и настоящий космический спутник. Никаких плоских дисков и гигантских белых слонов не существует. Выдумки это, мой мальчик, плод богатого воображения.

Понурый рассказчик щелкал клювом и возвращался к любимой капусте и прочим лакомым овощам — кормили в зоопарке прилично, а споры возбуждали нешуточный аппетит. Потихоньку маленькая штучка сделалась размером с чайную чашку, затем с заварочный чайник, затем с некрупный казан для плова. Соседи уже не смели отпихивать его лапами и расползались кто куда, когда черепах шествовал в купальню. Один Бвана, леопардовый черепах из Африки, крупный и злой как лев, шипел на новоявленного гиганта, выдергивал капусту у него из-под носа и злобно щурился. Драки было не миновать. И виновницей оказалась женщина.

Черепаха Фиалка, африканская кокетка в нарядном желтопятнистом панцире собралась замуж. Свирепый Бвана отгонял от нее самцов, угрожающе фыркая. Ему почудилось, что соперник заглядывается на избранницу — или Фиалка клонится не в ту сторону. Разбираться «бронированный лев» не стал. На грохот сбежались служители. Зрелище и вправду оказалось пугающим — черепахи на полной скорости наползали друг на друга, царапались, кусались и пихались задами. «Сталинградская битва. Тридцатьчетверка и „Тигр“ — кто кого сборет» хихикнул сторож Палыч и пошел за багром. Драчунов растащили, обработали раны и рассадили.

Галапагоссцу достался отдельный вольер, просторный, светлый и безо всяких соседей. Надежный засов исключал побеги и прогулки по большому террариуму. Клетка напротив оказалась заселена сетчатым питоном, толстым и безразличным ко всему кроме маленьких свежих мышат. Поговорить стало не с кем.

Пару дней черепах наслаждался покоем, а потом заскучал. Одиночества ему хватило, посетители к клетке подходили нечасто, в мелкой купальне еле хватало места — не поплещешься вволю. Время близилось к зиме, дрема одолевала все чаще.

…На блеклой изнанке мира ничего не происходило. Порой черепах чувствовал землетрясения, взрывы и извержения вулканов, сотрясающие диск Земли. Он знал, что взрывов становится больше, камни сыплются чаще и расщелины углубляются. Но не тревожился — синекожий бог все так же безмятежно играл на флейте, розовые фламинго приносили капли росы с цветков лотоса, распустившихся в заводях великой реки Ганга Ма, слоны зевали и дергали хоботами. Диск Земли появился полвечности назад и продержится еще столько же.

Однажды синекожий флейтист припозднился — некий безумец в Индии собрался судиться с богом, пришлось защищать честное имя от проходимцев и прохиндеев. Действие сладкой музыки кончилось, кобра зашевелилась, тысячелетний яд закипел. Яростное шипение вырывалось из алого рта змеи, длинный язык, похожий на язык пламени, обвил ближайшую звезду и утащил в пасть. Потом кольца начали медленно разворачиваться, чешуйчатая спина кобры зашевелилась. Черепах вздрогнул, пытаясь удержать равновесие, слоны затрубили в тревоге. Диск чуть заметно накренился, тонкая струйка зеленоватой воды заструилась с края Земли, холодные соленые брызги долетели до черепаховой морды, заставляя прищуриться. Бездонное ничто под ногами сделалось явным, холод коснулся нежного живота и куцего хвостика. И тут с края мира соскочила восьмирукая разгневанная богиня. Она ничего не сделала и почти ничего не сказала, но упоминания священного атрибута господа Шивы хватило, чтобы кобра покорно свернула кольца и улеглась на место. А там и синекожий со своей флейтой наконец подоспел.

Черепах проснулся в холодном поту. И обнаружил, что у него появился свой человек. Белокурый крепкий парнишка тормошил подопечного и ужасно обрадовался, увидев плоскую голову, высунутую из панциря.

— Привет! Давай договоримся — соблюдаем нейтралитет к общей пользе. Ты ведь не будешь кусаться?

Черепах выразительно щелкнул клювом, но ничего не сделал. Одиночество утомило его, а внимание оказалось приятно.

— Я стану за тобой ухаживать, согласен? И назову тебя… назову тебя Кеша!

Дурацкое имя, но с другой стороны звучит почти как Кашьяпа. Может человеческий детеныш способен заглянуть в суть вещей? Черепах внимательно прислушался — нет, в детских мыслях не звучало нот божественной флейты. Что ж, посмотрим…

Чистюля и паинька юннат Аполинарий бесил даже родителей. Он прекрасно учился, ни разу не прогулял школу, не разбил ни одного окошка, ни с кем не дрался и всегда слушался старших. Возвышенное имя он получил в честь прадеда, знаменитого виленского врача. «Лучше б назвали Пашкой или Сережкой» вздыхала мать — вместе с именем мальчику передались польский гонор, холодный ум и ангельское терпение.

Однажды отец, раздраженный покорностью сына, придрался к пятну на рубашке и отправил мальчишку в постель без ужина, в другой раз, отправившись на рыбалку, протащил через заросли крапивы — Аполинарий даже не возмутился. Он всегда оставался спокоен. Иного бы может и затравили в классе, но мальчику повезло — он рос крупным и крепким, проверять силу его кулаков никому не хотелось. Да и списывать отличник давал охотно… всем, кроме своих обидчиков. Пришлось попридержать руки и языки.

В зоопарке Аполинарий оказался по настоятельной просьбе мамы — видя, что школьных друзей у сыночка нет, она посоветовала выбрать кружок по душе. Работа со зверями понравилась мальчику больше, чем возня на потном ковре или рисование гипсовой головы с натуры.

Сперва дела не заладились. От семейки ежей скверно пахло, на попугайские перья началась аллергия, хорьки приняли нового человека недружелюбно, а фретка Блонди укусила его за палец. Рука распухла, рана долго гноилась, но Аполинарий вернулся в зоопарк, едва выздоровев — он всегда доводил все до конца. У Рувим Есича возник соблазн выставить паренька восвояси, но старый педагог решил попробовать еще раз и отправил Аполинария к черепаху.

Неповоротливый зверь и серьезный спокойный мальчик пришлись по душе друг другу. Юннат добился, чтобы Кеше увеличили купальню и включили чистую воду для плаванья, чистил подопечному панцирь и когти, полировал броню замшей и смазывал оливковым маслом для блеска. По восторженным откликам посетителей черепах понял, что стал настоящим красавчиком — это льстило. Свежих овощей теперь хватало в избытке, никаких вялых листиков или прелой ботвы. Аполинарий старался разнообразить меню, он развел дома целый сад из опунций, чтобы порадовать питомца, и самолично срезал колючки прежде чем угостить Кешу. Черепах снисходил к лакомствам, и лениво терся головой о колени мальчика в благодарность. Хотя капуста нравилась ему больше, чем кактусы.

А вот с дрессировкой дело не шло. Черепах считал ниже своего черепахового достоинства приподниматься на лапах, бегать за мячиком или шипеть по команде. Он выразительно зевал, отворачивался от своего человека и делал вид, что дремлет. Но Аполинарий не унывал — Кеша мальчику все равно нравился. Юннат часами просиживал в вольере, прислонившись спиной к теплому, гладкому панцирю, читал вслух школьные учебники, рассказы Сетон-Томпсона и «Приключения Томека». Мелодичный голос звучал приятно, иногда Кеша даже подсвистывал в такт. Однажды черепах с отвращением услышал «Суточное вращение Земли — вращение Земли вокруг своей оси с периодом в одни звёздные сутки». Кто забивает ребенку голову глупостями?

Целую ночь Кеша трудился, не покладая лап — расчистил песчаную площадку и как умел изобразил на ней диск Земли, трех слонов, звезды, себя и даже противную кобру. Он надеялся на понимание.

Гордый Аполинарий, увидев шедевр, немедля поспешил к Рувиму Есичу. «Моя черепаха рисует!» — заявил он. Вскоре толпа людей собралась подле вольера — служители, ветеринары, научный сотрудник и сам товарищ директор. Зрители обсуждали — нарисовал ли галапагосец огромный гриб, зонтик или медузу. Аполинарий попросил слово и заверил собравшихся, что перед ними автопортрет — просто зрение черепахи отлично от нашего, и она рисует, как видит. Люди расхохотались — очень громко и ужасно обидно. Взбешенный Кеша стер изображение, отвернулся от глупых людей и на время стал холоден с юннатом. А когда черепах решил сменить гнев на милость, оказалось поздно.

Юннатка Верка по прозвищу Тигра обратила внимание, что спокойный парнишка — настоящий молодой Аполлон, синеглазый и белозубый. Сама она красавицей не была, длинные волосы подвязывала бечевкой, носила на руках тонну пестрых браслетов и плевала на все условности. И умела расшевеливать тюфяков. Одна на двоих «Родопи» в углу за складами, распечатанный на машинке «Мастер и Маргарита», пластинка «Битлов» — «Хэлп» прямо из Лондона, чудом достала. Можно послушать дома, пока прэнты вкалывают… Вскоре Аполинарий начал отращивать белокурые локоны, носить джинсы, вытертые до неприличия, разговаривать непонятно и плевать на зоопарковый распорядок. Наконец Рувим Есич застукал их с Тигрой за поцелуями в кладовой и без лишнего шума предложил обоим покинуть кружок по-хорошему.

Кеша снова остался один. Новый служитель заботился о черепахе, менял воду, кормил, чистил панцирь, но проделывал все это механически, безо всякой симпатии. Жизнь сделалась сонной, неспешной и заунывной, как голоса кайманов. Просыпаясь на изнанке мира под шорох камушков и тяжелые вздохи слонов, черепах подумывал — не пора ли приискать новое воплощение? Маленькую бойкую черепашку, которая станет вволю ползать по росистой свежей траве или ловко плавать среди кораллов и зарослей бурых водорослей, соревноваться с рыбками, дразнить крабов, уворачиваться от злобных чаек и кусать за пальцы чересчур любопытных туристов? Зоопарк скучное место.

Приметив что огромный галапагоссец стал унылым и сонным, служитель конечно же доложил куда следует. Ветеринар Коркия повздыхал, посоветовался (он не слишком хорошо разбирался в рептилиях) и начал принимать меры. Для начала Кешу перевели в просторный новый вольер — не сработало. Сменили корм, подбавили фруктов и экзотических растений из зоопарковой теплицы — не помогло. Начали было подыскивать черепаху невесту, но к тому времени панцирь Кеши стал размером с тележное колесо. Подходящих по размеру галапагоссок в мировых зоопарках насчитывалось немного и ни один не хотел рисковать ценной рептилией. Поразмыслив немного, Коркия предложил на лето переселить Кешу на Птичий пруд. Вода там чистая, гуси и утки не навредят большой черепахе, через сетку она не перелезет. Решили попробовать.

На садовой тележке Кешу ранним утром перевезли на новое место, переполошив стаи, и аккуратно выпустили на травку. Черепах пришел в полный восторг — солнце, воздух, новые впечатления. Птицы сперва разлетались от нового соседа в разные стороны, но понемногу привыкли. То один то другой фламинго даже катались на Кешином панцире, к вящей радости посетителей. Ползать на просторе оказалось приятно, ощипывать нижние ветки плакучих ив и кусты сирени — приятно вдвойне, а плаванье в темной воде конечно же отличалось от унизительной возни в тесной купальне. Черепах освоился на пруду, приспособился к шуму и гомону пернатых, к реву, вою и визгу зверей из клеток. Научился различать — вот ворчит лев, вот смеются гиены, вот возмущается современной литературой шимпанзе Улугбек. Вот трубит слон… низкий и грозный голос показался черепаху знакомым. Он отправил на разведку любопытного огаря и узнал, что совсем недавно в зоопарк привезли белого слона прямо из Африки. Могучий гигант плохо привыкал к клетке, тряс решетку, кидался в служителей едой и камнями, не внимал увещеваниям и никого не слушался.

Поразмыслив немного, черепах замыслил побег. Он хотел убедиться — или удостовериться, что ошибся. Подкопать сетку несложно, выдавить ее — и того проще. Дождавшись ближайшего новолуния Кеша выждал, когда сторожа отправятся на покой, навалился спиной на ограду — и оказался на воле. Отыскать слоновник оказалось довольно просто — гигант не утихал и ночью. Трубный клич пугал людей и зверей — но не Кешу. Когда диск накренился, три слона тоже звали на помощь. Недолго думая, черепах скатился в ров, окружающий слоновник и с громким плеском плюхнулся в воду.

Белый слон замолчал. Потом встал на колени, наклонился над мутной водой, ухватил черепаха за куцый хвостик и вытащил на сушу. Кеша встряхнулся и тихо свистнул. Белый слон почтительно опустил голову, затем поднял хобот и затрубил так громко, что разбудил сторожей. Когда похмельный и сердитый Палыч явился к слоновнику, он ничего не заметил — разглядеть черепаху в стоге сена безлунной ночью смог бы разве что синекожий бог. Зато утро в зоопарке оказалось веселым — гусята, утята, огарята и прочие некрупные жители Птичьего пруда ускользнули через пролом и разбежались по всем кустам и газонам. Пришлось поднимать юннатов и всех служителей, чтобы быстро переловить шуструю мелюзгу и водворить в гнезда.

Побег Кеши обнаружили лишь к середине дня. Спасать заблудшего черепаха собралась целая бригада во главе с Палычем. Люди вооружились брандспойтами и баграми, намереваясь отжать слона, зацепить черепаха за панцирь и вытащить наружу. Однако звери категорически возразили. Белый слон шумел, гневался, разорвал два брандспойта и сжевал любимую кепку сторожа. Черепах прятался между могучих, похожих на стволы баобаба, передних ног друга, щелкал клювом, плевался и показывал длинный язык служителям. Бездарно потратив день, люди отступились. Директор услышав об инциденте, махнул рукой — он давно перестал разлучать четвероногих приятелей. Вон в Сибири, товарищи, тигр с козлом подружился — и ничего, живут.

Черепах и белый слон остались в одном вольере. Летом они разгуливали в просторном слоновнике, вместе плескались в купальне, делили на двоих вкусный обед, и даже играли — слон катал черепаха хоботом по траве или в шутку делал вид, что вот-вот наступит на панцирь. Черепах довольно посвистывал и пихал хулигана клювастой чешуйчатой головой. В зимнем помещении Кеша зарывался в сено по самый хвостик и дремал неделями, дожидаясь тепла и солнца. Белый слон не тревожил его. Он спал стоя и во сне ощущал себя неподвижно стоящим под тяжким грузом земного диска. Братья-слоны осторожно переступали с ноги на ногу, тяжело дышали, покачивали гибкими хоботами. Черепаший панцирь оставался недвижен. Где-то внизу грозно шипела кобра, тусклые звезды молча сетовали о неудачной судьбе, сладко играла флейта… Шутки ради белый слон топал ногами — туп-туп. И друг тихонько щелкал клювом в ответ. Им нравилось молчать вместе.