Я делаю обычную работу. По крайней мере, я себя убедила в этом. Веками ее делали и делать будут. Чего бы фантасты-энтузиасты ни придумывали, чтобы облегчить женскую долю, но в жизни, если хочешь стать матерью, значит, рожай ребенка. В идеале - самостоятельно, а не можешь сама, тогда помогут: разрежут и вытащат. Но мне такой помощи не хотелось. И пускай Мамирьяна болтает, как это здорово: заснула, проснулась, а ребенка уже достали, и мучаться не надо, и рожать-трудиться не надо… Может, для нее это и здорово, а по мне лучше потерпеть и потрудиться, чем ложиться под нож. Так что потружусь и потерплю. Как сказала бы баба Феня; «Лошица здоровая, выдержишь». Да и не так мне пока больно, чтобы орать, срывая глотку. Может, этот крик кому-то и помогает, а мне легче, когда я хожу по коридору. Отвлекаюсь, думаю, а не лежу пластом на кровати и не жалуюсь, где и как у меня болит. Спасибо Ольге, рассказала, как правильно вести себя при родах, и несколько обезболивающих приемов показала. Еще и обрадовала, что при такой фигуре, как у меня, роды должны быть легкими. Ее бы слова да Богу в уши.
Вот я и вышла в коридор, когда у меня началось. В палате тесно, не походишь, да и мелькать у девочек перед глазами не хочется, начнут еще приставать, сочувствовать, а мне этого не надо. Мне надо чтоб меня никто сейчас не трогал. Как кошку, когда она болеет - сама и травку найдет, вылечится, сама и умрет, если что. Вот я и хожу сама по коридору, от двери к окну, от окна обратно к двери. Коридор здесь длинный, чтобы его весь пройти, пять минут нужно, если идти медленно, а я никуда и не тороплюсь. Я гуляю и жду. А еще я глажу живот и тихонько разговариваю с ним - успокаиваю маленького человечка. Ему ведь страшно там, а может быть и больно. А мне не больно, мне терпимо. Ну, поясница немного ноет, и мышцы бедер сводит иногда, и ходить бывает трудновато, когда схватка в самом пике. Тогда стану возле окна или под стеночку, и растираю бока и поясницу. Так мне легче становится. И руки у меня заняты. А то есть роженицы, что за врачей ими хватаются. А чтобы рот не вздумал орать, Ольга считать советовала. Вслух и захватывая при этом как можно больше воздуха. Дышать полной грудью и считать. Две пользы от такого приема: и ребеночку больше воздуха достается, и мамочка не тратит силы на крик. Силы ей потом понадобятся. Когда схватки закончатся и потуги начнутся. Но схватки у меня пока редкие, хожу я больше, чем стою, и считаю вслух, но шепотом - не хочу привлекать внимание раньше времени.
Мне здорово повезло, что я познакомилась с этой Ольгой. Кое-что я и так знала, но в книгах пишут так заумно, что не сразу поймешь, или поймешь не так, как оно на самом деле. Кое-кто из девчонок фильм смотрел по родам и предродовой гимнастике, потом впечатлениями делились. Как же громко они возмущались, когда обсуждали его! Мол, и мамочка там ходит, а не лежит, и совсем даже не мучается, а спокойно разговаривает с акушеркой. Мол, это не настоящие роды, а монтаж и симуляция. Мол, смотреть такие фильмы глупо и не нужно. Все равно безболезненных родов нет и быть не может. А если не орать, то к тебе никто не подойдет, и ты вообще не родишь.
Я может, и поверила бы этим болтушкам, если бы не Ольга. Она быстро прекратила их вопли и устроила маленькую импровизированную лекцию на тему: «Как вести себя женщине в родах». Еще и примеры из собственной практики привела. Ольга - женщина серьезная, немолодая, ее слушали внимательно и с интересом. Кое-кто задумался после ее лекции. Вот побольше бы таких врачих, и меньше дурочек соглашалось бы на кесарево. Я ничего не имею против самой операции, для некоторых девчонок она единственный шанс родить живого ребенка и самой остаться в живых, но есть же такие, как Мамирьяна: заснул, проснулся, не надо мучаться… Почему-то они не думают, сколько лекарств в них потом вольют, сколько будет заживать шрам, каким молоком им придется кормить ребенка, и будет ли вообще молоко после операции… А когда Ольга сказала, что грудь нам нужна не только для красоты, что она и пользу должна приносить, я почти влюбилась в эту женщину. Про грудь и грудное вскармливание она прочитала еще одну лекцию, но уже на следующий вечер. Жаль, у меня не было с собой диктофона. Умеет говорить женщина! И опять лекция была импровизированной или стихийной, как теперь модно говорить. Побольше бы таких лекций, да при каждом роддоме… Но кто ж беременную женщину станет напрягать, лекции ей читать или фильмы показывать. Пусть уж лучше лежит на коечке, хорошо кушает, поправляется и отдыхает, чтобы родить потом богатыря.
Услышала я такую программу-минимум от одной девчонки, так у меня дыхание в зобу сперло. А она еще и гордится: «Я за беременность тридцать килограммов набрала!» А мне до груди едва достает. Макушкой. Я эту Тоньку редко в стоячем положении видела, только возле манипуляции или смотрового. Но и там она, пока в очереди стоит, два-три пирожка или пачку вафель умудряется сжевать. Щеки уже на плечах лежат, а она все жует. Еще и бедра у Тоньки узкие, и жопка с кулачок - как своего богатыря рожать будет, не представляю. Когда я спросила, она только рукой махнула - рожу как-нибудь. Обалдеть, какой продуманный ответ. Ольга тогда услышала ее и сказала:
- Я бы тебя в самостоятельные роды не пустила.
А Тонька обиделась: чем я хуже других? Ну, невысокая и худая, ну, и что?
Это она до беременности худая была, а сейчас - живот на ножках.
- Ничем не хуже, - успокоила ее Ольга. - У меня и такие, как ты, сами рожали, если вес у них был небольшой и ребеночек не крупный.
Ольга вежливо ей ответила, а я бы загнула по-простому: «И сама разъелась, и ребеночка своего раскормила».
Что-то во мне хрустнуло, и я остановилась посреди коридора. Меня стали обходить с двух сторон, врачи и пациентки торопятся - время ужинать, а я взялась за живот и прислушиваюсь. Что же это со мной было и будет ли еще?..
Мой палатный врач появился очень вовремя. Я так обрадовалась ему, что не сразу вспомнила, как его зовут. Чуть Кисонькой не назвала. Так его мы только между собой называем. Пока я вспоминала, он прошел мимо меня, но потом вернулся:
- Добрый вечер, Дубинина. Чего стоишь в позе «ожидающий у двери туалета»? Как твои дела? Как животик?
- Что-то треснуло во мне, Юрий Андреевич.
- Что треснуло? Говори яснее.
- Не знаю. Знала бы - сказала.
Я резко вдохнула: опять началась схватка. Кисонька внимательно посмотрел на меня. Так, как он обычно это делает: снизу вверх, медленно, будто оглаживая. Выше груди он редко когда поднимал голову. Сомневаюсь, что он хоть раз видел мое лицо.
- Понятно. По коридору давно ходишь?
- С обеда.
- Просто так гуляешь или схватки начались?
- Начались, - выдыхаю, стараясь говорить тихо. Схватка переваливает свой пик и боль сразу идет на убыль.
- Больно?
- Терпимо!
Кисонька посмотрел мне в лицо. Вот здорово! Говорят, это примета хорошая. Говорят, это к легким и быстрым родам.
- Продолжительность?
- Меньше минуты. И четыре минуты перерыва.
- Хорошо. Очень хорошо, Дубинина. Рассказывай, как там у тебя треснуло?
- Тихо.
А как тут расскажешь? Может, треснуло, может, хрустнуло, а может, вообще показалось.
- Ну, понятно, что тихо. Взрывов и салютов я пока не вижу, - засмеялся Кисонька. - На что этот треск похож был? Мне тут мамочки разное говорят: «как халат порвался… как бретелька лопнула… как орех хрупнул…» Я самые интересные сравнения в книжицу записываю. А ты меня чем порадуешь?
- Как на майского жука наступили. Хрусть - и тишина.
- Оригинально. Свежо. Спасибо, - Кисонька изобразил жидкие аплодисменты, потом взял меня за рукав халата. - А теперь пойдем потихоньку в смотровой. Посмотрим, что за жука ты раздавила.
- Не хочу в смотровой. Опять в меня подзорную трубу совать будете. Пятый осмотр за неделю - надоело!
- Трубу не буду. Обещаю.
- Тогда зеркало засунете. И студентов приведете. А я буду сидеть и ждать, пока все в меня позаглядывают. Сделали из меня наглядное пособие. Вы хоть по десять долларов с каждого заглядывающего берите, а деньги потом поделим.
- Хорошая идея, Дубинина, но студентов сегодня не будет. Какие студенты в семь вечера?
- Иностранные. Негры и арабы. Я прям, тащусь от них.
- Им больше делать нечего, как только ехать по холоду в такую даль. Идем, идем, шевели ногами. Еще немного и дойдем.
Так за разговорами мы и дошли до смотрового кабинета. Я сделала последнюю попытку отвертеться от осмотра. Лезть в кресло совсем не хотелось.
- А может, ну его, это кресло? Может, и на кушеточке можно?
- Ты это хорошо придумала: сама на кушеточке, я у тебя между ног… Это уже не осмотр, а сплошной интим получается.
Вот за что мне нравится Кисонька - всякую ерунду ему можно болтать и не услышишь в ответ: «Девушка, ведите себя прилично!» Потрясающее чувство юмора у мужика.
- А если я рожу во время этого осмотра, что будете делать?
- То же, что и всегда: приму роды, а потом выбью премию из начальства, за работу в экстремальных условиях.
Я засмеялась, схватившись за кресло - этот хитрован довел-таки меня до него! - и тут во мне хрустнуло еще раз, сильнее. Хрустнуло так, будто я сразу трех жуков раздавила. Больно не было, а вот тепло и мокро стало. Еще и лужа под ногами получилась. Словно я взяла и пописала на пол.
- Ой! Простите…
Мне вдруг стало так стыдно, что в пот бросило.
- И совсем даже не «ой». Это у тебя воды отходят. И на что некоторые женщины идут, чтоб только отвертеться от осмотра!
- Я не хотела, Юрий… - прошептала я, выходя из лужи.
- Хотела, хотела, не притворяйся! Поздравляю, мамочка, кубышка откупорилась - пора в родзал.
- Сегодня?
- Сейчас, Дубинина, сейчас. А у тебя были другие планы на вечер?
- Ну, да. Ужин в ресторане, казино, секс при свечах…
- Запиши все это на листочке, и отложи на недельку. А сейчас шагом марш в палату, собери свои вещички. Не можешь сама, пусть девочки помогут. Скажешь, что идешь рожать, и отправляйся наверх.
- А вы?
- А я пойду ужинать. Раз уж мне не светит секс в казино и ужин при свечах, пойду - утешусь отбивной.
- А у нас на ужин отбивная?!
Ну, люблю я мясо, и ничуть не стыжусь этого. Хоть Мамирьяна болтает, что шикарная девушка должна есть куропатку и ананасы, в крайнем случае - курочку и апельсины, а по мне - так лучше куска мяса и быть ничего не может.
- Это у меня на ужин отбивная, а у тебя очистительная клизма и роды. Успехов тебе.
- А вы придете?
- А куда я денусь? Я сегодня дежурю.
- Хорошо-то как! - разулыбалась я.
- Кому хорошо, а кому десятая роженица на ночь. Вы что, сговариваетесь?
- Нет, Юрий Андреевич. Само так получается.
Конечно, мы сговариваемся. Как только попадаем на этаж подготовки, так сразу и начинаем выяснять: к кому лучше попасть, сколько заплатить, а от кого - Господи, спаси! Про Кисоньку легенды по больнице ходят. Кто-то с ним персонально договаривается, а кто-то старается подгадать на его дежурство, даже таблетки выпрашивают у своих палатных врачей. Есть тут трое молодых, сами они роды еще не принимают, вот и стараются своих пациенток Кисоньке сплавить, вроде бы случайно. А некоторые мамочки сами на определенный день настраиваются, вот как я. Тогда и заплатить можно меньше, и к хорошему врачу попасть.
- Так я и поверил. У кого дежурство, как дежурство: одна-две роженицы за смену, а у меня всегда толпа. И с каждым годом всё больше и больше. Если и дальше так будет продолжиться, я в столовой стану роды принимать!
- Почему в столовой?
Я остановилась на пороге, и Кисоньке тоже пришлось остановиться.
- Потому что разделочных столов не хватает!
- Каких столов?! - спросила я очень громко, и схватка опять пошла на убыль. - Разделочных?
Мне показалось, что я ослышалась.
- Вот именно.
- А почему они разделочные? Я думала, что их называют…
- Потому, что кладут на них мамочку вместе с детенышем, а снимают мамочку и детеныша раздельно. Поняла?
- А почему их не хватает?
- Потому что всего шесть залов, и девять столов.
Кисонька стал подталкивать меня в спину. Осторожно и настойчиво. Но я еще не все выяснила.
- А как же я?
- А что ты?..
- Вы же сами сказали, что я десятая. Что же мне теперь делать?
- Что тебе делать, я сказал пять минут назад, а ты почему еще здесь?
- А я с вами разговариваю. И задерживаю вас изо всех сил.
- Зачем?!
Кисонька даже подталкивать меня перестал. Хоть его подталкивание больше напоминало нежное поглаживание.
- А затем. Мне завидно, что вы будете есть мясо, а я нет.
- Дубинина! Иди ты в… свою палату номер шесть. А я проведу тебя. По дороге и договорим.
Самое смешное, что на двери моей палаты действительно красуется шестерка. А комната дежурного врача располагается в самом конце коридора, как раз за моей палатой.
- Юрий Андреевич, так что же мне делать? - спросила я, когда мы почти пришли.
- Делать надо было раньше, а сейчас только рожать!
Кажется, Кисонька уже был мыслями с отбивной.
- Что делать, если мне стола не хватит? - уточняю вопрос.
- Ждать своей очереди. Все, Дубинина, вот твоя палата, собирайся, я за тобой сестру пришлю. Кто сегодня дежурит?
- Марина.
- Та самая?
- Да.
Об этой медсестре тоже ходили легенды. Но совсем другого содержания. Уколы и капельницы у нее старались не делать. И ни о чем важном не просить.
- Опять эта… Господи, дай мне терпение!