Сказание о Громушкиных

VIII

Виктор прилетел в Петербург вечером 25 апреля. В Израиле день был жаркий, солнечный, а тут холодный ветер, и с неба что-то сеяло – не то дождь, не то снег. А хорошо! Соскучился Виктор по питерской погоде.

Встретили родители, и он ахнул, увидев, как изменился отец. Даже не в том дело, что как-то особенно постарел, – погас. Глаза, как у больной собаки, рот кривится, волос совсем не осталось. Мать – та молодцом, только во взгляде – тревога, хоть и старается изо всех сил казаться веселой и бодрой. Волнуется за отца, это ясно.

Расстроились, почему один, собирались ведь приехать с Мариной вместе. Пришлось объяснять, что за три дня до вылета старики Гурвичи вдруг объявили, что переселяются в хостель. Срочно – там освободилась квартира, какую они хотели, будешь тянуть – упустишь. Обсуждать и доказывать, что рано им еще ехать в эту богадельню – пустой номер. Дядя Изя уперся, он же, известное дело, все знает лучше всех. Переезжать – и все! Да ладно бы еще хостель этот был в Иерусалиме, нет, ему понадобилось в Хайфу – там, видишь ли, живут Левковичи, очень хвалят: прямо не хостель, а гостиница пять звезд. Гурвичи съездили, все осмотрели, но тогда квартир не было, а теперь вот есть. И – вынь-положь! А кто будет помогать собираться?

Витек, проклиная про себя тестя с тещей, уже решил сдать оба билета, жена отговорила – она останется, нечего им особенно собирать, там все есть, возьмут только самые любимые вещи, одежду, посуду. Справится, друзья помогут. У нее там уже завелись друзья – познакомилась на курсах иврита. А Витьку велела лететь к старикам в Россию – "ты только представь, какое для них будет разочарование, если не приедешь сейчас. Небось, ждут – не дождутся".

Накупили подарков. Полетел.

Пока ехали из аэропорта, Витек рассказывал о своих делах, о Марине, о Гурвичах с их хостелем.

– Хостель? – ужаснулась мать. – Это что, вроде нашего хосписа? Значит…

Успокоил, объяснил. Потом говорили о Юльке с пацаном – родители сразу расцвели. Он теперь целыми днями у них, Юля много работает. Витек спросил, как идет перестройка дачи. И заодно – не тронули ли старую елку. Спросил и замер – а ну как отец велел ее срубить и корни выкорчевать. Слава Богу, до этого не дошло. И вообще строительство, видно, шло кое-как, отец обсуждать эту тему не хотел, начал сам задавать вопросы – как там в Израиле? Что с торговлей? Не боится ли сын террористических актов? Что ответишь. Уже привык не бояться. Тут, как судьба. Кому суждено быть повешенным, тот – сами знаете…

Потом, уже дома, мать потихоньку сказала, что старый Громушкин к строительству нового дома тоже потерял интерес. Да и денег жалеет – вдруг опять дефолт?

– Так и нужно вкладывать в недвижимость! – сказал Витек. – А на сберкнижке или в чулке, если дефолт – все точно пропадет.

– Нет, он в долларах держит.

Через два дня съездили все вместе на дачу, там разруха – что-то начато, да не кончено, словом, жить зимой нельзя. Витек зашел в гараж – стоит Машина, заботливо укрытая брезентом. Отправился на ней туда, в конец позапрошлого века, где маленькая елочка, а под ней – его захоронка. Привез всю коробку домой. Маринкины криминальные бумажки выкинул – все это, она говорила, уже опубликовано, чего хранить? Часть долларов отдал отцу – на строительство, И вообще – чтоб не волновался, что на старости лет останется без копейки. Старик обрадовался, благодарил.

Следующие несколько дней ушли на собственные дела. Кроме вечеров – по вечерам общался с Юлькой и Мишей, те ему – про свои ученые успехи. Он с племянником на коленях слушает вполуха, сам думает, что теперь предпринять. Партнер так называемый, директор магазина, на которого все оставил, кому доверял, все развалил, объяснить, на что ушли деньги, толком не может, врет, что библиофилов, мол, и здесь не осталось. Интересно, куда они все подевались? Известно же, что полно богатых, а им любой антиквариат нужен – хоть мебель, хоть картины, а хоть и книги. Изматерил этого козла, а толку? Обещал выгнать к такой-то матери, но опять же надо решать, кого на его место. Вот пошел бы отец… Назвали бы фирму "ООО Громушкин и сын", красиво, солидно. Предложил. Куда там! Ни в какую: устал, это одно, а второе – ничего, дескать, не понимает в книжном деле. Черт-те что. Пока суд да дело, обошел несколько издательств, узнал, где что выпускают из современного, договорился о поставках, о способе оплаты – и книг, и пересылки… А магазин здешний, выходит, продавать?.. Если не найти человечка, на кого оставить. Приходила в голову шальная мысль – жить полгода в Израиле, полгода здесь. И самому всем управлять. Так ведь Марина на такое не согласится… В общем, тут думать и думать. Но главное все-таки решить, что делать со стариками. Отец в плохом состоянии, даже похуже, чем на первый взгляд показалось. Глаза на мокром месте, задыхается, а сам курит. И ведь не бросит, не уговоришь. Целый день сидит перед телевизором и ругает власть или смотрит идиотские сериалы. Про что – не важно, лишь бы время убить. Мать в отчаянии, а что она может? Витек не один раз предлагал забрать их в Израиль, все-таки он будет рядом. Опять же – новые впечатления… Отец – ни за что.

– Хочешь нас сдать в этот хоспис, где Гурвичи?

И опять Витек объясняет, что хостель – не хоспис, и что их он в любом случае никуда не сдаст, будут вместе жить. А папаша:

– У меня, между прочим, тут дочь и внук. И брось эту болтовню. Мне в твоем еврейском царстве делать нечего… господин Гурвич.

Тьфу ты!

Мотаясь по городу в поисках нужных книг, просто гуляя – благо погода исправилась и пришла светлая питерская весна, Виктор часто думал, что зря уехал, надо было уговорить Марину остаться. В Израиле, конечно, неплохо, но для него все-таки главным всегда было его дело, коммерция. А там с этим – не клеится, и будет ли лучше? А еще – родители. Очень тревожило состояние отца. Вот ведь не был он никогда примерным сыном, сам это знал, а увидел старика в аэропорту, и с тех пор сосет что-то в душе, и мысли такие лезут в голову, страшно делается… В Израиль он не поедет, это точно. Здесь ему делать тоже нечего, что за жизнь сидеть у телевизора и ждать, пока совсем не одряхлеет, а то и… Надо что-то менять кардинально. А что?

Как-то вечером пошел к сестре, устроили втроем семейный совет: Витек и Юлия с мужем.

Михаил и говорит нерешительно:

– Может, это и бред, но я вот подумал – если нельзя переместить ваших стариков в другое место, так сказать, в пространстве…

– …отправить в другое время? – подхватила Юлька. – А что? Папа все тоскует по советской власти.

– Бессмысленно. – Витек покачал головой. – Что он там будет делать? Тогда он был моложе, кругом свои люди, все уважали. А теперь? Кому там нужен семидесятилетний старик? Ты не помнишь, а я помню, как тогда – стукнуло человеку шестьдесят – и под зад коленом на пенсию. Да его ни на какую работу не возьмут! Нет, не катит.

– Я совсем другое имел в виду, – говорит Михаил. – Что-нибудь в начале девятнадцатого века, а то и в конце восемнадцатого. Я вот тут наткнулся в архиве на одно сообщение: 1825 год. Идет с молотка имение какого-то помещика Барабанова. А внимание обратил, потому что Барабанову этому принадлежала деревня Громушкино.

– Может, наши предки оттуда? – оживилась Юлька. – Отец всегда говорил – он из крестьян. Вот и были эти предки крепостными помещика Барабанова.

– Ага. А теперь ты предлагаешь купить по дешевке его поместье? – сразу понял Виктор.

– Именно, – кивнул Миша. – Только вот – с деньгами как быть? У тебя же нет тех ассигнаций, и вообще…

– Это без проблем. Кое-что есть. И вообще – достать ассигнации – мой вопрос, давно отработано, лишь бы Машина не подвела. Что-то она мне не понравилась – скрежещет, как немазаная телега. Надо поглядеть, повозиться. Может, что-то там отошло, подвинтить. Нет, эта идея мне нравится. Попробовать стоит. Начнется у стариков новая жизнь, только бы согласились.

– Надо посмотреть сначала, что там было за имение, – сказала Юлька.

– Ну, тут без вопросов. Все выяснить – и какой дом, и что за хозяйство. Миша, а что там еще написано, не помнишь?

– Да я не очень внимательно читал. Вот обратил внимание, что деревня – Громушкино… Да, кажется, там сказано, что у Барабанова больше ста душ крепостных. Сколько точно, не помню. А вот что помню, так это – находилось имение совсем недалеко от вашей дачи, версты три…

– Мы, кстати, как-то туда ездили, там сейчас тоже дачный поселок. И, если не ошибаюсь, сохранился барский дом. В нем при колхозах была не то "Сельхозтехника", не то еще что-то…

– Так поехали, поглядим пока что, как там сейчас, – вдохновилась Юлька.

На другой день отправились втроем. Взяли отцовские "Жигули". У него новые, двенадцатая модель. Добрались быстро – сперва по шоссе, потом по дороге, тоже асфальтированной. Места красивые, кругом лес, поселок вовсю перестраивается – деревенских домов и старых дач совсем немного, все новые коттеджи, навороченные – каменные, с разными башенками, круглыми окошками, высокими кирпичными заборами.

И озеро есть, а за озером – парк, посреди него дом с колоннами и портиком – как строили в старину. Зашли. А там – поселковая библиотека и маленький музей. Внутри холодина, сидит пожилая женщина в валенках и платке. Разговорились. Женщина оказалась заведующей библиотекой и музеем – все вместе. Жаловалась, что никто денег не дает на ремонт здания, на новые книги – ничего, говорит, никому не нужно. И вообще, она слышала, дом этот будут сносить – какой-то из "новых" хочет купить землю – вместе с парком, прудом, библиотеку сломать, построить тут дворец. Как у них у всех! Показала альбом с фотографиями, еще довоенными. Ну что? Это же самое здание, только поновей. Просила похлопотать, чтобы не отдавали библиотеку. Юлька с мужем промолчали, Витек обещал, хотя знал, что пустое это дело – раз желает кто-то купить и деньги есть, значит, так оно и будет.

Уехали.

На обратном пути говорили, что место хорошее, а главное, дом-то сколько лет простоял, хоть наверняка и перестраивали. Но не сожгли, вот что важно.

Заехали к себе на дачу, Витек пошел в гараж, осмотрел Машину. Да нет, внешне никаких поломок не заметно, а что там у нее внутри – кто знает?..

Надо завтра же отправиться в то время, когда помещик Барабанов продавал усадьбу.

– Чего зря метаться туда-сюда, – возразил Витек. – Может, родителям этот проект не подойдет. Надо сперва поговорить.

Разговор вышел длинный. Сперва Громушкины, оба, ни в какую.

– Еще чего придумали! Что мы забыли там, в этой глуши? Там ни медицины нормальной не было, ни электричества. Ты, сын, видно, совсем с ума сошел, не знаешь, как отделаться от родителей! Уж лучше отправь в этот… в хоспис, где Гурвичи. Нет уж! Глупость и дурость.

Витек вместе с сестрой давай уговаривать: мол, это ж совсем новая жизнь! Не "дожитие", как теперь про пенсионеров говорят, а именно жизнь. Тебе, папа, карты в руки – будешь управлять имением. Если хозяйство богатое, дом будет – полная чаша. Интерес к жизни появится.

– И потом, – дочь говорит, – лекарства мы вам будем отсюда доставлять. А надоест… В конце концов, всегда можно вернуться. В любой момент – вжик – и дома. Зато сколько впечатлений! А там спокойно, уютно, делать ничего особо не надо. Наверняка у этого Барабанова был управляющий, можно его и оставить или нового нанять, там разберемся.

– Ну… не знаю… – заколебался Громушкин. – Так, с ходу, эти дела не решаются. Надо самим нам побывать и своими глазами посмотреть.

– А покупку, если понравится, я обеспечу, – вмешался Витек, – и документы, какие нужно, сделаю, и денег найду.

– А что? – сказала Валентина Павловна. – Посмотреть действительно стоит. Забавно… Стану помещицей… Как это: "солила на зиму грибы", а дальше – "ходила в баню по субботам, служнок била, осердясь. Все это – мужа не спросясь". Правда, Тима. Может, сгодимся в помещики, раз тут не нужны.

– Так уж и не нужны! – обиделась Юлька.

– Мать не про вас, а про родное государство, на которое всю жизнь пахали, – буркнул старый Громушкин…

В общем, решили еще подумать, а через недельку отправиться на место и все осмотреть и узнать,

– Не понравится – вернемся. Будет вроде экскурсии, – сказал Витек.

Однако вместо недели прошло две. Пару дней просто пререкались со стариками – у тех семь пятниц: сегодня они хотят в имение, завтра отец заявляет, что все это чушь собачья, не желает он жить среди дикарей, привык к цивилизации. Ну как – без телевизора, без автомобиля, без нормальных электрических лампочек? Чем заниматься? Вечера в деревне, особенно зимой, длинные. Сидеть, лапу сосать?

– Будете приглашать соседних помещиков, устраивать балы, – заявила дочь.

– Всю жизнь мечтал поплясать на балу в семьдесят с гаком! – злится отец, и мать кивает – согласна.

– Хорошо. А хозяйство? Им же надо управлять. Там, небось, поля, скотина – наладишь торговлю зерном и молочными продуктами. Яблоками, там, овощами. Они тогда, поди, и торговать не умели, не знали законов рынка, – это Витек возражает. – А если что-то выгодней продавать здесь, так я всегда…

– Ка-ак же! Не знали они. То-то Россия до революции была аграрной преуспевающей страной, – не сдается отец. – Это мы ихних правил не знаем. А продавать что-то оттуда – здесь!? Не смеши! Тонны зерна он будет на нашей бандуре перетаскивать, пока не угробит Машину. А нас там оставит!

– А как мы будем с ними, с тамошними, разговаривать? – это уже мать. – Они же иначе говорили. У нас язык тот же, да не тот.

– Ерунда! – не сдается Виктор. – Скажем – приехали из Америки, жили там, теперь вернулись, вот и язык…

Спорили-спорили, а посмотреть все же решили. Побыть там несколько дней, понравится, тогда решить, что взять с собой, если отправляться надолго, узнать насчет цены на имение и все такое прочее. Потом вернуться и собраться уже как следует.

– Это, если примем такое решение, – подвел черту старший Громушкин. – В чем я лично сомневаюсь. Разве при условии, что ты, сын, останешься с нами и возьмешь на себя хозяйство. А мы будем отдыхать.

Виктор пожал плечами – у него жена в Израиле. Но спорить не стал – все надо решать на месте. Может, старики так влюбятся в сельскую жизнь, что согласятся безо всяких условий.

– А внук? – всхлипнула мать. – Я без Алешки скучать буду.

– Мы с Мишей будем вас навещать, – заявила дочь. – Будто приехали из Петербурга. И Алексея привезем. Вот тогда и устроим бал!

Глаза ее горели – еще бы: своими глазами посмотреть на помещичий быт начала прошлого века!

Когда собрали вещи, которые предстояло взять всего на несколько дней, оказалось, что их не впихнуть в Машину, даже если набить ее под завязку.

Одежда – раз. Ее на живую нитку сшила все та же старенькая костюмерша. Наплели ей, будто хотят поставить домашний спектакль… для внука. Удивилась, но промолчала, сделала. Старший Громушкин зачем-то накупил с десяток карманных фонариков и кучу батареек. Один фонарь был большой, можно поставить посреди стола и читать.

Мать сказала, что необходимо взять запас здешних продуктов – организм не может так быстро перестроиться, перейти от привычной пищи к другой, пусть та даже лучше. Лекарства. Три охотничьих ружья. "Как – зачем? Помещики всегда ездят на охоту". – "Да, но мы же – всего на несколько дней…" – "Все равно!"

Виктор понял, что отец просто боится каких-то разбойников и, ничего не сказав, положил в карман газовый пистолет.

Увидев, что отец укладывает в одну из сумок транзистор, Витек поинтересовался:

– А с этим ты что собираешься делать?

– Слушать, – старик посмотрел на сына, как на психа. – Он же на батарейках, электричества не нужно.

– А что ты будешь слушать, папа? – спросил Виктор.

Отец пожал плечами:

– Что поймаю, то и буду. Хотя бы "Эхо Москвы".

– Папа, – нежно сказал Витек, – что ты сможешь поймать своим приемником там, где нет передатчиков?

– А-а, черт! Не подумал! – проворчал Громушкин. – Значит, и мобильник – нельзя? Нет уж. Не поеду я в эту вашу дыру.

Тем не менее, после многочисленных споров, сомнений, раздумий, притом что старый Громушкин по три раза на дню менял решения, еще через неделю вещи все-таки были погружены в багажник "жигуленка", Витек сел за руль, отец поместился рядом. А на заднем сидении – мать и Юля с Михаилом. Алешку оставили с дедушкой Воскресенским.

Настроение было тревожное. Казалось бы – почему? Сколько раз уже совершались такого рода путешествия, а вот… Юля считала – это отец нагнал на всех тоску своими сомнениями. А в чем тут сомневаться? Ну, не понравилось – вернутся в тот же день. А все-таки и у нее на душе кошки скребли.

Приехав на дачу, перетаскали все в гараж, сложили в Машину.

Стали прощаться. Родители обняли дочь.

– Да хватит вам! Развели похоронные настроения! – злился Витек. – Провожающих прошу выйти из гаража. Отбываем.

Юля с мужем вышли, прикрыли дверь. Из гаража послышался рев включенной Машины, скрежет, стук. Продолжалось это, стихая, пару минут.

И все.

Произошло это 10 мая 2005 года. И больше Юля не видела родителей. И Виктор ни через пять дней, как было условлено, ни через неделю тоже не вернулся.