Sindroma unicuma. Finalizi

12. Неожиданные открытия

Настроившись на катание по городу, я удивилась, когда через пару минут машина вывернула к знакомому "Аптечному раю", и Мэл ювелирно припарковался на стоянке между двумя автомобилями.

— Похоже, ты знаешь каждую улочку в столице.

— Знаю, — не стал он отрицать. — Иногда участвую в рогейнах[29].

— В чём?!

— В ориентировании по городу на машинах. Долго объяснять, потом расскажу, — отмахнулся Мэл. — Пошли за покупками.

— И выигрываешь? — допытывалась я.

— Эва, тебе важно знать об этом? — мазнул он по моему носу и заодно проверил качество обматывания шеи шарфом.

Важно ли мне знать? Получается, всё, за что он ни возьмется, заканчивается успехом. А за моими плечами сколько достижений? Пока ни одного. Разве что посчитать победой адрес мамы, который даст отец после получения мной аттестата, но до цели еще нужно доползти.

Ну, вот и выплыла еще одна подробность из жизни моего парня, — подумала я, шагая к "Аптечному раю" в обнимку с Мэлом. Оказывается, он участвует в каких-то рогейнах и наверняка выигрывает, хотя и не хвастает.

Неожиданно. А впрочем, чему удивляться? Теперь каждый день будут открываться новые детали в наших биографиях и характерах, потому что получилось шиворот-навыворот: не зная толком друг о друге, я и Мэл пошли на поводу у своих желаний, решив — всё, теперь мы вместе. Правильно ли это?

Наверное, прежде чем делать выбор и затевать конфликт с родственниками, стоило сесть друг напротив друга и рассказать о себе — что любим, чем увлекаемся, есть ли друзья-приятели, какие отношения с родственниками, каким видим свое будущее и прочую анкетную чепуху. Глядишь, узнали бы много неожиданных или неприятных подробностей и тут же открестились от своих обязательств.

Мэлу будет, чем поделиться, а вот мне… О чем я могла поведать, исключая данные клятвы, обеты и обещания о молчании? О невнятном детстве на побережье, о тетке-садистке, об интернате, об Алике, о пренебрежении и холодности отца, о мытарствах по ВУЗам, об отсутствии друзей и постоянном страхе разоблачения?

Нет, видно, идея с откровениями преждевременна.

В "Аптечном рае" Мэл оттолкал меня в раздел косметических средств, заявив, что купит всё необходимое, и велел не отходить от стеллажа, не выбрав что-нибудь заинтересовавшее, а сам отправился вглубь зала-ангара.

Я долго перебирала коробочки и флакончики, рассеянно читая этикетки на упаковках. Что выбрать, если самый дешевенький ценник сигнализировал чудовищными цифрами "350"? Наконец, среди товарного разнообразия, призванного доводить внешность до умопомрачительного идеала, попался мизерный тюбик универсального геля-антиоксиданта, обладающего кучей полезных свойств, в том числе антицеллюлитным и омолаживающим эффектом. Знаю, Мэл посмеется над моим выбором, но последним пунктом в инструкции по применению значилось удаление подкожных гематом различной длительности существования, а в быту — синяков.

Помажу на ночь, и к утру следы на шее пропадут. А если не исчезнут, вернусь в "Аптечный рай" и устрою скандал, требуя возврата полтысячи висоров за халтуру и обман клиентов. Если, конечно, Мэл согласится на покупку.

Мэл согласился. Глянул мельком и положил в корзинку, которую отдал в окошко кассы. Я же отошла подальше, чтобы не слышать, какую сумму назовет кассирша, иначе не удержусь и начну всплескивать руками, причитая о безумных тратах.

Рассчитавшись, Мэл подхватил большой пакет с оттягивающимися ручками, и мы отправились к машине. Оказывается, он купил несколько банок "Энергетика", и, открыв одну, выпил в присест.

— Не боишься переусердствовать со стимуляторами?

— Могу не пить, но кто станет меня бодрить? — Мэл поставил пустую банку в выемку дверцы. — Я не уснул в кафе лишь потому, что ты была рядом.

Да уж, оживила поцелуйчиками и обжиманиями, зарядив порцией бодрости.

— Вдруг уснешь в машине? — допытывалась я озабоченно. Мало того, что пострадаем мы с Мэлом, неуправляемый автомобиль зацепит соседей или вылетит на встречную полосу, устроив аварию.

— Я знаю предел своих сил и не сажусь за руль, если не уверен, — ответил Мэл резковато. — Колени болят?

— Есть немного. Уже привыкла.

— Потерпи. Я купил мазь, спрей, аппликаторы с пропиткой, эластичные бинты. Отек должен быстро спасть.

— Спасибо! — потянулась я к Мэлу, и он охотно поддержал поцелуй. — Наверное, ужасно дорого?

— Нет. Там еще пять упаковок… сама знаешь чего, — показал Мэл на пакет, и я стыдливо опустила взор. В конце концов, к чему смущаться, как девочка? Мэлу нравится, мне — тоже, значит, в этом нет ничего грязного и пошлого.

— Куда теперь? — посмотрел он на панель. На элетронном табло светилось: "14:32".

— Я хотела попросить тебя… — начала нерешительно, впрочем, догадываясь об ответе. — На моей сумке сломался замок, а конспекты и прочую ерунду некуда складывать…

— Не проблема. Заедем и купим.

И почему меня не удивили его слова?

— Мэл! — обратилась я к своему парню и глубоко вздохнула. — Дай мне высказаться и не спорь, пожалуйста, ладно? Уважай мою точку зрения. Так вот, сегодня ты купишь сумку, а завтра я верну тебе потраченное. — Брови Мэла поползли вверх от изумления. Он хотел возразить, но моя ладонь накрыла его рот. — Я согласилась с обедом в кафе, с лекарствами и косметикой, но не могу принять большего, понимаешь? Не хочу смотреться присоской к твоим висорам. Между прочим, у меня есть свои.

Мэл внимательно выслушал взволнованную и путаную речь.

— Странно. Наличность имеется, а работаешь в архиве за мелочевку.

— Потому что деньги появились недавно… Перед приемом.

— Вот видишь, — обрадовался Мэл, — зря ты наговаривала на своего отца. Ничто человеческое ему не чуждо.

— Отец ни при чем… Он не дал ни висора… — выдавила я через силу. Трудно начинать, но нужно.

Лицо Мэла окаменело.

— Вот как? Тогда откуда денежки? От бескорыстного спонсора? — поинтересовался он спокойно, но в голосе засквозила знакомая ирония.

— Заработала! — огрызнулась я в ответ, и Мэл скептически хмыкнул. — Продала кое-что. Одну вещь.

— И, конечно же, не скажешь, что продала?

— Нет. Извини, не могу.

Мэл задумался, покусывая губу изнутри.

— И эти деньги… — начал он, принуждая меня закончить фразу.

— … истрачены на прием. Правда, не все. Кое-что хранится в банке, — опустила глаза, стыдясь. Когда-то я обманула Мэла, уверив, что проблем с подготовкой к "Лицам года" не возникнет, и отец оплатит расходы.

Мэл тоже вспомнил тот разговор:

— Но ведь ты… — Он потер лоб, осознав истинное положение дел. — Получается, ты не сказала отцу о приглашении?

— Предупредила за пять минут до отъезда из общежития. Я не могла сказать ему, пойми! Он бы не допустил моего появления на "Лицах года"!

— Откуда ты знаешь? — хмыкнул с сомнением Мэл. — И моего отца считаешь монстром, и своего. Вдруг всё совсем не так, и у тебя мания преследования?

— Это не мания! — голос задрожал от необоснованного поклепа. — Когда у меня кончились деньги, он велел самостоятельно зарабатывать на жизнь, чтобы ценить каждый висор, и приказал до марта не соваться с просьбами! А что я умею?

Мэл не выдержал: подвинулся и притянул к себе.

— Тише, тише, успокойся. Ты храбрая девочка. Не представляю, как смогла выжить на архивную мелочевку.

— В-вообрази… Позвонила бы ему… П-порадовала… "Папуля, меня пригласили на "Лица года"… — полилось из меня сбивчиво. — И он, не задумываясь, упек меня в психушку… Если бы не прием, я не стала бы ни во что ввязываться! К тому же Стопятнадцатый включил меня в льготную программу для сотрудников института.

— Ладно, — протянул задумчиво Мэл. — Стало быть, ты отправила отца лесом. Или полем. А почему не сказала мне, что нужны деньги?

— Потому что. Занять десять тысяч — не шутка. Я бы не вернула их до конца жизни.

— Сколько?! Всего десять?! — переспросил он удивленно. — Ну-у… это большая сумма… в сравнении со ставкой в архиве…. Итак, что имеем? Твой отец денег не давал, но на приеме ты появилась. Закономерно, что сейчас он в раздумьях, где его дочь достала шиши, так?

— Так, — согласилась с неохотой. Мэл быстро выстроил верную логическую цепочку и вскоре должен был задать закономерный вопрос, которого я боялась.

— И как объяснишь, когда отец спросит: "Откуда деньги"?

— Не знаю. Он сказал, что если я бездарная… то… могу торговать собой! — выпалила и отвернулась.

В салоне повисла тишина.

— Ну… ведь твой отец неспроста сказал это, — ответил сипло Мэл через некоторое время и прочистил горло. — Не понимаю, зачем? Если бы ты… последовала его совету, то просочились бы слухи, и его карьере однозначно пришел конец.

— Отец прочитал протоколы допросов после пожара в столовой. Хотел выяснить, не спалилась ли я перед первоотдельщиками, а заодно узнал, что его дочь провела ночь в одной кровати с братом пострадавшего. Ну, и разъярился.

Мэл не ответил. Он долго молчал, а я боялась обернуться и возила пальцем по двери. Чуть не протерла обшивку до дыры, когда за спиной раздался короткий смешок.

— Вот так воспитатель! — заключил Мэл, почему-то не став возвращаться к вопросу о совместной ночевке с Капой и о том, выполняла ли я рекомендации отца по способам выживания. — Ну, какая из тебя продажная стерва? Ты же бодаешься со мной из-за каждого висора и пытаешься всучить деньги после каждой покупки. И твой отец тоже знал, что не сможешь… и слава богу! Он разозлился, как пить дать. Так бы и сказал, мол, выкручивайся, как сумеешь, но зачем унижать?

— Потому что так было всегда, — отозвалась я хмуро.

— Ох, Эва! — снова притянул меня Мэл. — Ты кладезь сюрпризов.

— Плохих или хороших? — пробурчала я, устраиваясь поудобнее, и наши пальцы переплелись.

— Сногсшибательных, — ответил он со смешком. — Осталось дело за малым — придумать правдоподобное объяснение для твоего отца. И много денег в твоей банковской ячейке?

— Много. Не скажу. Я обеспеченная девушка и могу приглашать тебя в "Инновацию" каждый день.

— Богатенькая моя, — поддел Мэл, развеселившись. — Независимая. Неприступная.

— Да, я такая, — ответила с той же интонацией. — Завтра съезжу в банк, а пока займешь немного?

— Папена! — начал он угрожающе, но прокхыкался и продолжил более спокойным тоном: — Эва… Пойми и ты меня. Как предлагаешь выполнить твою просьбу? Это же дикость — одалживать своей девушке деньги на покупку сумки. Поэтому поступим следующим образом: сегодня ты закроешь глаза на траты, а завтра я отвезу тебя, куда хочешь, и тогда поговорим о расходах и доходах. И лучше не нервируй меня, Эва.

Некоторое время мы молчали, взбудораженные разговором. Раздражение Мэла моими феминистическими выходками было понятно, но его доводы тяжело усваивались. А какие у него доводы? "Потому что!" — и всё тут.

— Ты заметила, что мы бываем недовольны словами или поступками друг друга? — спросил Мэл, и я кивнула, соглашаясь. — Давай определимся: чтобы не доводить до крайности, сразу же выкладывать о причинах недовольства. Идет?

— Ну… это как?

— К примеру, чем тебе не понравилось, что я оплатил обед и покупки в аптеке?

Я замялась, переключившись на откручивание пуговицы с куртки Мэла.

— Потому что становлюсь похожей на попрошайку, тянущую из тебя деньги. Дай на то, дай на сё.

— Эва! — хмыкнул он и, не сдержавшись, тихо рассмеялся. — Это крохи того, что я могу дать. Я хочу подарить тебе весь мир.

— Мне не нужен мир, мне нужен ты, — проворчала я, прикорнув на груди Мэла, и почувствовала легкое прикосновение к волосам — поцелуй.

— Ладно, как-нибудь разберемся с твоим альтруизмом.

Пришла моя очередь выслушивать объяснения.

— А почему ты хмурился в кафе?

— Потому что ты не захотела в "Инновацию", потому что вздумала делить расходы… Дама не должна тратить деньги, это делает ее спутник. Так принято.

Принято — не принято. Может, когда-нибудь я стану мыслить по-другому, но пока не могу перестроиться.

— А в общаге почему хмурился? — задала следующий вопрос и пояснила: — Когда я пришла от стилистки.

Мэл замер, напрягшись. Застыл как скала.

— Я решил, что… Ладно, не бери в голову…

— Нет уж, договаривай. Уходила — всё было хорошо, вернулась — у тебя тучи на лице. Капа ляпнул что-то глупое, да?

— Тучи… — повторил Мэл и нехотя ответил: — Я ждал и вспоминал… разные моменты — в институте, на приеме, в клубе… В общем, в голову опять полезла всякая чушь. Мне захотелось, чтобы ты показала… чтобы доказала… Прости, если заставил.

— Мэл, — потянулась и поцеловала его, — я не пожалела, и не думай.

— Ну, и хорошо, — выдохнул он и расслабился. — Значит, едем за сумкой?

— В переулок Первых Аистов. Знаешь, где это?

Мэл хмыкнул:

— Бывал когда-то.

Мы ехали молча. Короткий день заканчивался, солнце давно спряталось за зданиями, спеша уйти за горизонт. Небо, еще светлое на западе, с востока наливалось подступающей темнотой. Здания окрасились иллюминацией, засияли призывные плакаты и вывески, стала заметней немая реклама, крутившаяся на больших экранах. Небоскребы расцветились пока еще редкой "шахматкой" светящихся окон. По проспекту в одном направлении двигались не менее восьми автомобилей — каждый по своей полосе, и пару раз нам пришлось постоять в пробках, правда, недолгих.

Мэл вел машину уверенно, отточенными до автоматизма движениями — не глядя, ворочал рукояткой коробки передач, не глядя, нажимал кнопки на панели. Он любит технику, любит трассу и скорость, — пришло вдруг на ум. Внезапно Мэл, не отрываясь от наблюдения за дорогой, схватил мою ладонь и положил к себе на колено.

— Не убирай, ладно?

— А как же…? — растерялась я. — Ведь неудобно…

— Удобно, — заверил он и опроверг сомнения, успевая поворачивать руль и вертеть нужные тумблеры.

Любуясь водителем, признала: я — ужасная собственница. Представила, что раньше рядом с Мэлом сидели другие девчонки, вот также положив руку на его колено, и в голове будто замкнуло клеммы.

Сколько их было — мимолетных и тех, что "на подольше"? Выбирай — не хочу.

Но Мэл выбрал меня.

Мы знакомы с ним от силы месяц, половину которого он либо игнорировал меня, либо допекал, показывая свое висоратское превосходство. Его отец заведует Департаментом правопорядка, который на слуху у каждого гражданина — законопослушного и не очень. Родословная Мэла тянется в генеалогическом справочнике на нескольких страницах. Он привык ни в чем себе не отказывать. Почему же Мэл зациклился на мне, непримечательной девчонке?

Особыми талантами не блещу, как и красотой. Я — одна из тысяч, и у любой другой конкурентки гораздо больше шансов оказаться рядом с Мэлом.

Но это со мной он мчится сейчас на машине по городу, озаботившись покупкой новой сумки.

Это со мной Мэл шутит, рассказывает что-то, спорит, упрямится, смеется.

Это из-за меня Мэл объявил ультиматум отцу и распрощался с почти невестой, и даже моя биография с гнильцой и отсутствие висоратских умений не поколебали его решимости.

Это его волнует, чтобы меня не просквозило после теплого салона.

Это он нашептывал сегодня слова, от которых горели мое лицо и тело. Это Мэл заставил позабыть о стыдливости и сдаться на милость его рук и губ — то агрессивно настойчивых, то мучительно нежных. Это его глаза заверили: "Нет ничего шокирующего в том, что мы сделали. Наоборот, получилось прекрасно, и твое удовольствие стало лучшей наградой для меня".

Это Мэл хочет подарить мир, хотя мне достаточно Мэла.

Неужели это и есть счастье?

— Эва, мы на дороге… — голос Мэла дрогнул. — Лучше верни руку на колено, пока не приключилась авария.

Разве я виновата, что конечности совсем обнаглели и функционируют отдельно от сознания? Стыдобень, да и только.

Сострою невозмутимый вид и недрогнувшим голосом заведу светскую беседу.

— Ты бывал в Опере?

— Неожиданный вопрос, — ответил Мэл, смотря в зеркало заднего вида. — Бывал.

— И как? Понравилось?

— Скучно. Неинтересно. По сцене ходят, руками машут, поют, а о чем — не разберешь.

— Избалованный, — пожурила его, хихикнув. — Это же о-пе-ра!

— Ну и что? Таким как я вручали программки с кратким содержанием. Знаешь, что мне больше всего в них нравилось? Слово "Антракт".

Я рассмеялась.

— Тогда почему ездил? Потому что нужно?

— Да, — кивнул Мэл.

— Со Снегурочкой?

Он помедлил с ответом:

— С ней.

— А я видела Оперу в атласах мировой архитектуры. Необычное здание. А внутри красиво?

— Наверное. Не замечал. Хочешь сходить?

Я неуверенно пожала плечами. Побоище в клубе надолго отбило тягу к посещению мест с большим скоплением народа.

— Значит, сходим когда-нибудь, — решил Мэл за нас двоих.

Машина проехала мимо бульвара Амбули, но в последний момент Мэл повернул руль вправо, и путь пролег вдоль залитых светом павильончиков и украшенных гирляндами деревьев. Я приклеилась к окну, и когда сияющее великолепие огней осталось позади, вздохнула восхищенно:

— Красиво, правда? Спасибо!

— Не за что, — улыбнулся Мэл. — В столице много интересных мест, обязательно покажу их тебе. И клади руку обратно.

Я охотно подчинилась требованию.

— Откуда знаешь о переулке Первых Аистов? Из-за своего рогейна? Ни в жизнь не поверю, что ты покупал что-нибудь в тамошних магазинах.

— Проезжал мимо, — пояснил Мэл, взглянув на меня мельком.

Почему-то в переулке Первых Аистов дышалось легче, и не потому что воздух был менее загазован. Выхлопными газами воняло, как и везде, и было также шумно и оживленно, но сам переулок пропитался… романтикой, что ли?

Хотелось подхватить Мэла за руку и пройтись — сначала по одной стороне, затем по другой, засматриваясь на витрины разношерстных магазинчиков, потом посидеть в кафе, согреваясь чашкой чая, и съесть одно пирожное на двоих. Хотелось прижаться к Мэлу и обнять крепко-крепко, чтобы никогда не отпускать.

Что-то я размякла. Определенно, в переулке даже думалось по-другому, и в голову лезли сплошные сантименты.

Мы зашли в знакомый галантерейный магазинчик, и Мэл опять удивил меня. Перебирая представленный ассортимент, он со знанием дела расспрашивал продавца, выясняя: а какая вместимость сумки? а какой процент сжатия веса? а есть ли улучшение по объему? а сколько строчек в швах — две или три? какова длительность гарантии на улучшенные свойства? Мэл проверял легкость движения собачек на замках, наличие страховки в виде кнопок, если разойдется молния, считал внутренние отделения и карманы.

Он не напирал, говоря: "Смотри, мне нравится вот эта сумка, потому что в ней то-то и то-то, в отличие от других", а позволял выбирать мне, слушая его разговор с продавцом. Обо мне еще никто не заботился, поэтому я совершенно расклеилась, расчувствовавшись.

— Может, вот эту? — показала на синюю сумку с желтыми вставками.

— Берем, — подтвердил выбор Мэл.

Моя новая сумка могла трансформироваться в рюкзачок, забрасывалась на плечо или просто неслась в руках. Улучшения в материале сжимали каждый килограмм уложенных вещей на 85 %, но ограничение по максимальному весу составляло пятьдесят килограмм. Я вспомнила, на занятиях профессор говорил, что не стоит гнаться за аховыми процентами сжатия, потому что улучшения быстрее изнашиваются, однако продавец дал гарантию на пять лет и понижение сжимаемости на каждый последующий год пользования в размере пяти процентов.

В сумке имелось несколько потайных отделений и удобных карманов, так что вздумай я положить туда полцентнера нужных вещей, они с легкостью нашлись бы без долгих поисков и перетряхивания содержимого.

Единственным минусом сумки была нулевая сжимаемость по объему, то есть попросту отсутствие бездонности. Иными словами, саквояжик не сохранял худобу при укладывании в него крупногабаритных вещей, но данный недостаток меня мало волновал.

Когда мы вышли из магазинчика, я потянула Мэла в сторону кафе, в котором устраивала субботний перекус с девчонками.

— Пойдем. Хочу тебя угостить.

— Чем это?

— Не спорь. Теперь плачу я.

Как ни странно, Мэл согласился. В кафе было шумно — гораздо многолюднее, чем в полупустом заведении на центральном проспекте. Мы уселись за угловым столиком, сдвинув стулья. Мой парень пил крепкий кофе, передо мной поставили чашку чая, а посередине водрузили воздушное пирожное, усыпанное вишнями.

Глядя на заказ, я потеряла дар речи.

— Смотри, на картинке нормальные вишневые вишни, а здесь и оранжевая, и зеленая, и желтая, и синяя. Девушка! — крикнула я удаляющейся официантке, чтобы та вернулась и устранила безобразие в виде уродливых фруктов.

— Стой, Эва, — потянул меня Мэл, призывая успокоиться. — Наверняка вишни вымачивают в сиропах с красителями. А вообще, в Национальном музее есть экспозиция, называется "Параллельный мир", там в кадках растут квадратные апельсины и синие яблоки.

— Зачем? — Я не совсем успокоилась после потрясения с вишнями. — Какой толк в синих яблоках?

— Никакого толку. Необычно. Мир не такой, каким мы привыкли его видеть. Сходим туда как-нибудь. Посмотришь на песчаную реку, полистаешь круглые книжки.

— То есть как круглые? — наморщила я лоб, пытаясь представить шар, который можно читать.

— Там увидишь. А сейчас открой ротик, будем кушать… ам-ам… вишенки, — Мэл поболтал желтой ягодкой, взяв ее за черешок.

Вишни оказались съедобными, пирожное таяло на моем языке и во рту у Мэла.

— А ты, оказывается, сладкоежка, — поддела его, когда он зажал губами ложку с кусочком пирожного, не желая отпускать.

— Угадала, — улыбнулся Мэл. — Помнишь, тогда в "Инновации", ты предложила спортсмену мороженое, а он отказался? Был бы я на его месте! Поедем туда как-нибудь, а? Хотя бы из-за мороженого.

— Поедем, — согласилась я, сделав глоток, и добавила лукаво: — Или из-за мягких диванов?

— Из-за них тоже.

Десерт вышел отличным, как и компания, в которой он поедался.