В начале июня я знакомился с отчётами Торгового дома в Лейдене. Вроде всё хорошо и русские товары выгодно меняются на товары, свойственные тем же голландцам. Да, бартер в большинстве случаев, но в итоге всё равно прибыль.
Опять же люттихское оружие, вытесняющее наше в корпусе. До конца года уже две трети будут перевооружены, а старое я по выгодным ценам сбываю европейским новобранцам и французам.
Очередные корабли от голландских мастеров по субсидному договору… И вдруг, хлоп!
— Александр Васильевич, мы идиоты!
— Ваше высочество, в чём я провинился? — усмехнулся наставник.
— Это я провинился, не проверив, что происходит, — глянул на недоумевающего Храповицкого и добавил, — цены выросли.
В одном из посланий было отмечено сколько нынче субсидные войска стоят.
— Ежели в рублях, так 9 миллионов за 67 тысяч солдат! Англичане столько пруссакам заплатили в этом году.
Получается, что мы уже много не добираем с голландцев. А что завтра будет, когда французы окончательно приберут к рукам нашего южного соседа, Австрийские Нидерланды?
— Уважаеный премьер-министр, давайте-ка отложим текущие дела в долгий ящик и займёймся одним проектом. Если голландцы согласятся…
— А куда им деваться от этого? — сокласился Александр Васильевич, когда я вкратце изложил свою новую «гениальную идею».
Через три дня мы вызвали голландского посла и на пальцах объяснили ему, что может случиться с их республикой, если… Потом всучили пухленький пакет с предложением большей дружбы и усиленного сотрудничества.
Сам я выписал себе разрешение на создание большого Русского Колониального полка особого назначения. Екатерина и Павел тут же повысили меня в чине до генерал-кригскомиссара. Такими темпами я к осени стану фельдмаршалом.
Пакет с предложениями прибыл своевременно. Генеральные Штаты как раз начинали обсуждение кандидатуры нового штатгальтера. Успехи французов совсем неподалёку пугали и лишь присутствие русского контингента вселяло уверенность в завтрашнем дне.
— Ни один из кандидатов не может защитить нашу страну…
— Если французы придут, то англичане отберут наши колонии и уничтожат наш флот…
— Может русского поставим штатгальтером?…
Свободолюбивые люди, к тому же мастера и опытные торговцы, понимали насколько шатко их положение в нынешних условиях. Так что хоть какая-то программа действий, пусть и несколько дорогостоящая, принималась на рассмотрение самым тщательным образом.
— Проект Повелителя России, Симеона Великого, даёт нам защиту…
— Но нам придётся на десять лет стать частю монархии, а это неприемлемо…
— Это всего лишь уния, мы останемся республикой…
— Но восемь процентов в год от всех доходов это дорого…
— А если нас завоюют, то мы вообще всё потеряем…
В итоге словопрений Штаты решили вынести проект на плебисцит, пока австрийцы ещё удерживают Антверпен и друтие соседские города.
— Ура, ваше высочество, более 80 процентов населения поддержало вашу идею, — радовался опекун, которому вскоре предстоит стать новым штатгальтером Голландии.
Когда жареный петух вот-вот готов клюнуть, то поневоле захочешь стать близким другом того, кто силён.
Весь июль длились обсуждения и согласования деталей и нюансов создания унии.
— Симеон, зачем нужны все эти подробности, неужели без них всё не ясно?
— Екатерина Алексеевна, раз уж мы запрягаем сию лошадку, так следует ей подробно объяснить зачем и как мы будем ей пользоваться. Иначе взбрыкнуть может из-за недоговоренностей.
— Хорошо, делай как считаешь нужным.
В конце концов, представотели Генеральных Штатов подписали договор о вхождении в унию с Россией на десять лет, что избавило Голландию от многих проблем в будущем. Тех, которые ей обязательно создали бы Франция и Англия.
— Теперь будем получать солидную сумму с них в наш вюджет — радовалась императрица, подписав соглашение.
Кроме неё проставили визы и мы с Павлом Петровичем. Новым штатгальтером стал Храповицкий сроком на десять лет. Его кандидатура устроила все стороны.
Французы, убедившись в наших мирных намерениях, сразу воспользовались моментом и усилили давление на Антверпен. Дружественный мне Люттих-Литтих-Льеж (каждый по своему называет) вскоре перестанет пахать на меня, а будет вынужден производить классное оружие для франков.
Слава богу, что успели сделать под сотню полевых пушек за всё это время. Конечно, не только они, по соседству тоже имеются оружейники. Я плачу больше, чем австро-германские интенданты, вот и превращаю голландский корпус в самый зубастый и клыкастый.
— Ваше высочество, может всё-таки соберёте для нас новый сабсидный контингент? Мы готовы очень щедро за это платить.
— Увы, сэр Витворт, пока у нас в планах реформа армии, а значит никаких лишних подразделений не предусмотрено.
Военные корабли англичанин не просит в аренду, хотя русско-мальтийско-голландский флот уже один из сильнейших в мире по количеству. Дело в том, что французское мореплавающее настолько слабо, что не может создать Англии никакой конкуренции.
За включение Голландии в состав России меня вознаградили Владимиром первой степени. Заодно позволили взять из казны 200 тысяч рублей, чтобы мог купить себе игрушек и вкусняшек.
Весь август Павел Петрович знакомился с многочисленными документами по экономике России, рисовал сам себе какие-то схемы. В общем, без дела не болтался и заговоры не строил.
Предложение Екатерины о том, что может быть Костю посадить на трон, а триумвират регентов будет им вертеть, меня слегка насторожило. Получается, что императрица восстанавливается после мощного стресса и хочет корольковать?
Проблема лично для меня в том, что ни бабушка, ни отец, ни младший брат не годятся, на мой взгляд, в правители. Не знаю в чём заключались реформы Павла, но его же за что-то грохнули.
Тот же Пётр Третий (я специально в архивах порылся) наваял с первых дней кучу указов, чем озадачил всю страну. Он столько мозолей ими собирался отдавить, что сам себя приговорил. А все объяснялки класса «любовь-морковь» созданы для последующих поколений. Братья Орловы стали инструментом, чтобы унять оголтелого царя, попытавшегося посередь феодального строя создать развитую полудемократию.
Если Павел ринется сразу всё везде переделывать, то и его ждёт подобная участь. Тем более, что могут и меня самого грохнуть, как подельника. А я спешку, между прочим, и сам не поощряю.
4 сентября 1794 года состоялась торжественная церемония передачи власти. Новый русский император Павел Первый торжественно поклялся вести страну к ещё большему расцвету, заботиться о народе и провести необходимые для этого реформы.
— Вот это-то меня и смущает, — шепнул я присутствующему на церемонии Кириллу Григорьевичу Разумовскому.
— Думаешь, что он развалит всё то, что ты создал?
— Нет, боюсь, что он поверх этого навалит в спешке столько, что фундамент не выдержит.
Ближники (на этот раз павловские, а не зубовские или александривские) уже потирали свои липкие ручонки. Их не волновало то, что доходы в казну меньше, чем предыдущие, из-за ошибок Александра. И это несмотря на всплеск, пока маленький, в производстве сахара и первый чугун, полученный в донецких землях.
— Ох, Семён, дорвутся они до казны. Вон, стоят и радуются, что диктатор отдал власть.
— Ничего не поделать, Кирилл Григорьевич, такие привычки у ближнего окружения, когда никто по рукам не бьёт. Небось займут места бывших казнокрадов.
Разумовский наверняка вспомнил себя с братом. Это теперь он созидатель, а не хапуга, а когда-то…
Впрочем новое правление началось не с раздач подарков и не с реформ, льющихся потоком. Павел Первый решил в первую очередь укрепить свои личные владения в Калифорнии и в Африке. Попутно, он начал встречи с заморскими послами, чтобы выявить, как те относятся к новинкам нынешних русских реалий.
А я вернулся к своим делам уже, как частное лицо. Правда обязан иногда являться на заседания Совета Романовых, но это редкое явление.
Из Калифорнии вернулся Чичагов-младший, которому дали месячишко передохнуть и отправили командовать эскадрой на Мальте. Пусть сменит отца, ибо тому надлежит занять высокий пост в Адмиралтействе.
— Симеон, жаль, что ты отказываешься, — переживал отец, — всё-таки столько сделал для Русского Флота, что получил право командовать им.
— Павел Петрович, честно признаюсь, что устал от руководящей деятельности.
Мой канцелярит, перебравшийся в русский язык конца 18 века, уже никого не напрягает. Наоборот, слова-паразиты с лёгкостью усваиваются и применяются другими. Сам Гавриил Державин легонько критикует новообразования.
— Ну не все же способны изъясняться изящной словесностью, Гавриил Романович. Мне, например, ни в жизнь не выговорить фразу вроде такой. «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала…»
Великий пиит подозрительно посмотрел на меня, не понимая: то ли я издеваюсь над ним, то ли действительно малокультурный человек. Впрочем, как и положено лизоблюду, он тактично промолчал.
Пока не видно желающих связываться с бывшим диктатором. Видимо серия казней на многих повлияла. Всё-таки отправление в имение лучше отрубания головы или повешения за серьёзные преступления. Павел в этом плане более мягок и гуманен. Он одним из первых указов просто отменил смертную казнь, как средство наказания.
Из Европы начали доносится вопли о помощи. Французы унудрились на всех фронтах отбиться от коалиционных войск, а кое-где и продвинулись даже.
— Сэр Витворт, я же предупреждал вас несколько лет назад, что так и произойдёт, а вы отказывались верить.
— Но кто же знал, ваше высочество? Все отвергали ваш анализ и не хотели верить.
Посла, как и положено по статусу, уже послал император. Не в смысле, что отправил на родину, а просто отказал в военной помощи. Вот умник и пытается на меня воздействовать.
— Вам не следовало отказываться от субсидного договора и сейчас имели бы наш стотысячный корпус в Ганновере.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Можете начать мобилизацию в Англии. Людей-то у вас хватает для этого. Или боитесь, что рабочие руки придётся выводить из промышленности?
— Не хотелось бы, мы готовы хорошо заплатить.
Англичанин затеял безнадёгу, так как по-прежнему старается сэкономить и перехитрить меня…