ΣΚΟΤΟΣ

ГЛАВА 5

Калиандра осталась жить в доме Геогора, но на нее никто больше не обращал внимания, кроме Тео. Он то требовал внимания, то лежал лицом к стене, то переставал с ней разговаривать, то рыдал и обвинял.

Небесные сияния теперь были в небе каждый вечер, все чаще вспыхивали разряды молний без гроз, и в воздухе плыл тонкий запах электричества, знакомый Калиандре по лаборатории отца.

Калиандра нашла в подвале дома старую серебряную утварь и хотела смастерить несколько шапок, но быстро поняла, что она никого не сможет уговорить их надеть.

Поэтому она просто ходила по улицам Атлантиды, куда мечтала попасть с детства, и пыталась вдохнуть полной грудью все то, что веками было родиной отца и очагом цивилизации, и что сейчас рушилось на ее глазах. И страшнее всего была та скорость, с которой все рушилось. Там, где еще вчера журчали фонтаны и простирались мраморные набережные, теперь валялся мусор и нечистоты — гориллы-уборщики забыли про свои обязанности. На башнях протяжно выли грифоны, устраивая воздушные драки. В городе начались поджоги — жгли дома пекарей и гиперборейцев. Шапка почему-то не привлекала к ней внимания, а словно даже отвлекала — теперь по улицам ходили в самых странных нарядах, многие бегали голыми. Особенно ее поразил голый старик с безумными глазами и длинной шеей, в котором она с трудом узнала Мнемархона — он бегал меж оливковых деревьев, звонко бил себя по бокам ладонями и протяжно кукарекал, поднимая ввысь голову и обнажая острый кадык.

Глорифант издавал один указ за другим, и его зачитывали глашатаи на улицах. Иногда казалось, что это злой бог, который пришел уничтожить мир, иногда — что это наивный ребенок, который запутался и не понимает, что творит. Одним указом Глорифант запретил все механические машины гиперборейцев, какие есть в городе — по его указу их должны быть растоптать слоны. Но слоны не справились, и машины просто кидали в море. Другим указом, но далеко не первым, закрыл Совет и назначил себя единственным судьей и законодателем. Еще одним указом запретил диким племенам отныне привозить в Атлантиду положенную ежегодную дань меди, серебра и железных руд. Это было сделано словно им в наказание, но понятно, что цари людских племен лишь вздохнут с облегчением, раз дань больше не требуется. Но когда Калиандра сказала об этом в разговоре, на нее заорали и велели заткнуться. На внутреннем кольце у рыночной площади поставили виселицы и повесили двух атлантов — старика и молодого. Они висели там несколько дней, окруженные мухами и зловонием, и снимать их указ запрещал. Калиандра даже не стала выяснять, кем они были и чем прогневали Глорифанта. Но больше всего Глорифанта возмущали гиперборейцы — им посвящалась большая часть указов. Иногда указ ничего не указывал, а просто сыпал проклятиями в их адрес. Это казалось бессмысленным, но возымело действие: уже к ближайшим календам атланты наперебой принялись ругать Гиперборею. О гиперборейцах говорили на улицах и на рынке, о них спорили, ссорились и дрались. Говорили, что Глорифант отправил в Гиперборею тайный ультиматум, но ответа не получил, и терпение его на исходе.

Наконец Глорифант издал указ такой длинный, что глашатаи ходили по двое и менялись на середине. Калиандра лишь поняла, что Глорифант создал при помощи алтаря пыльцу из мельчайших хищников, невидимых глазу, которые плодятся быстрее мух, и поражают смертельным недугом, но лишь гиперборейцев и тех, в ком много гиперборейской крови. Он грозился вывести облака перелетной саранчи, обвалять их в смертоносной пыльце и отправить в Гиперборею, если ответа не будет.

Калиандра волновалась за Ильмара. Она выяснила, где его дом, но он оказался заколочен. Нашла она Ильмара случайно на заброшенном пляже: он сидел на берегу и набирал в мешки морской песок.

Он был хмур и полон безысходности — сказал что ему удалось сохранить одну из двух своих летающих машин, а сам он прячется в руинах, чтобы его не повесили как гиперборейского шпиона. Сказал, что закончил все дела и собирается улететь в Гиперборею сегодня ночью. Какие у него здесь были дела, он не ответил — может, и правда сообщал о происходящем в Гипеборею. Калиандра знала, что у него там братья, и он держит с ними связь при помощи черного механического зеркала. По его словам, в Гиперборее было не лучше — там царил такой же раздор, а особую ненависть вызывали ультиматумы из Атлантиды.

— Ты слышал про смертельную пыльцу, которую несет саранча? — спросила Калиандра.

— Слышал, — угрюмо кивнул Ильмар.

— Она правда сможет убивать только гиперборейцев?

— Правда, — ответил Ильмар. — Но никто и никогда этого не сделает. В храме Посейдона было два алтаря богов — один рождает живые машины, другой — металлические.

— Я знаю это. Два алтаря и живое сердце из металла и плоти.

— Да. Алтарь всего живого остался в Атлантиде, здесь мало руд. Алтарь всего мертвого отдали в Гиперборею, он нужен там, где рудные горы. Всё, что можно сделать из живой плоти, умеет сделать алтарь Атлантиды, достаточно только представить. А все, что можно делать из искр и металла, рождается на алтаре в Гиперборее.

— Я знаю. Но это же плохо! Это значит, что в Гипеборее нечем справиться с живой саранчой и смертельной пылью!

Ильмар усмехнулся:

— В этом и смысл. Саранчу и мор придумал не Глорифант, об этом говорилось в древних пророчествах. Древние все продумали. Атланты и гиперборейцы — родные братья, дети богов, полусмертные. Два очага цивилизации в мире смертных звериных племен. Их война невозможна, потому что никто не победит: у Гипербореи нет оружия против смертоносной живности, а у Атлантиды нет защиты против летающих машин. Даже слоны не смогли их растоптать. Поэтому никто и никогда не отправит в Гиперборею моровую саранчу. Если такое случится, в ответ прилетят вулкан-машины, которыми вскрывают глубокие горные рудники, и тогда не уцелеет даже храм Посейдона. — Он вдруг схватил ее за руку: — Полетели со мной! Сегодня!

Калиандра молчала.

— О чем ты думаешь? Почему не отвечаешь?

— Я очень хочу полететь с тобой, увидеть Гиперборею и попробовать объяснить им то, что мне не удалось в Атлантиде. Но я даже тебя не смогла убедить надевать серебряную шапку… Прав был отец.

Вокруг резко стемнело и донесся странный гул, словно ветер трещал в сухих камышах. Ильмар и Калиандра подняли голову вверх — небо закрывала огромная черная туча, она быстро наплывала со стороны храма и затягивала все небо, а потом прошла над их головами и унеслась в море. Небо прояснилось и снова стало светло. В прибрежные волны упало несколько капель, словно кинули камешков, а один упал прямо на песок перед Ильмаром и забился.

Ильмар изумленно поднял находку и поднес к лицу, чтобы рассмотреть — была саранча с переломанным крылом. Он с отвращением бросил ее в море.

— Вымой руки и лицо, — приказала Калиандра.

— Зачем?

— Вымой руки и лицо, я сказала! — Она топнула ногой.

Ильмар пожал плечами, тщательно вымыл лицо и руки в морских волнах, а затем взял щепотку песка, положил на язык и запил пригоршней морской воды.

— Все в порядке, — сказал он. — Это была просто саранча, из обычных пустынь. У тебя добрая душа. Полетели со мной?

Калиандра покачала головой.

— Я не могу бросить Тео, ведь я люблю его.

Ильмар поморщился.

— Хорошо, я возьму и мальчишку. Хотя мне придется ради этого оставить много лечебного песка. Вот за теми двумя белыми башнями — глиняный сарай со старыми лодками, там сейчас мой дом. Приходите сегодня как стемнеет.

— Спасибо, Ильмар. Но я не могу сегодня, у меня тоже осталось последнее дело в Атлантиде. Ты не знаешь, где находится сердце храма Посейдона?

— Оно бьется в самой глубине, за алтарем.

— Я так и думала. Я хочу поговорить с ним, вдруг хоть оно меня услышит?

Ильмар покачал головой.

— Ни тебе, ни мне не попасть в алтарь. А тебе даже не зайти в храм.

— Но я должна попробовать. Так что улетай.

— Я подожду еще один день.