ΣΚΟΤΟΣ

ГЛАВА 2

Калиандра очнулась, но зрение возвращалось не сразу. Она лежала на твердом полу, а над ней разливалось свечение. Рядом слышались голоса, а в ухо что-то тыкалось с яростным шипением. Калиандра скосила глаза и увидела прямо перед собой уродливую морду гигантского насекомого — тварь шевелила жвалами и шипела. Она с ужасом отшвырнула чудовище, дернувшись — ногу пронзила острая боль. Чудовище прогрохотало, кувыркаясь по полу, встало на острые ножки и оказалось здоровенным крабом. Краб принялся ползать вдалеке кругами, обиженно косясь на Калиандру стебельками глаз — жвалами он собирал с пола мусор, листья и соринки и с шипением засасывал их в рот.

— Где моя шапка? — спросила Калиандра.

— Очнулась, — раздался густой голос, слегка напоминавший отца. — Тео, подойди.

— Не хочу ее видеть, отец. Зачем ты притащил зверя в наш дом?

— Наш дом полон зверей, — рассудительно возразил тот. — Звери пашут, строят, возят, защищают, готовят еду, убирают жилище и привозят дань из своих диких земель. Так заведено богами. Боги лишь запретили скрещиваться со зверьми. А она спасла тебя, я видел.

— Меня спас плащ!

Говорящий тем временем склонился над ней — бородатый муж в белой тоге.

— Кто ты такая, что знаешь язык атлантов?

— Я Калиандра, дочь Софариса. Отец оставил Атлантиду и уехал в дикие места заниматься небесными науками.

— Ты полукровка, химера?

Он произнес это не оскорбительно, наоборот — удивленно, даже с уважением. Но как раз это и было обиднее всего.

— Да. Я полукровка.

— И ты пришла сюда со зверями, разбойниками?

— Минойцы искали того, кто знает язык. Только на триерах с данью я могла попасть в Атлантиду.

— Но ты знала, что они не везут руду, а задумали разбой?

Очень хотелось сказать нет, но Калиандра помнила, что атланты презирают ложь.

— Да, я знала. Мне было приказано сойти на берег первой — отвлечь внимание и разведать, где склады. Но они психанули раньше времени, и все пошло не по их плану, и не по моему. Я рассчитывала предупредить, и может, тогда мне позволят остаться…

— Атлантида не дает приют зверью! — донесся голос Тео. — Отец, выбрось эту грязь из нашего дома!

Бородатый муж задумался.

— Ты предала своих. И надеешься, что тебя примут чужие?

— Они не мои! Моя мать была финикийкой, меня растил отец!

Где-то во дворе послышался шум и звон бубенцов, бородач обернулся и ушел куда-то. Калиандра сделала еще одну попытку привстать на локте. Ногу снова пронзила боль. Но на этот раз она сжала зубы и терпела. И теперь смогла оглядеться. Она лежала у стены в дальнем углу роскошной богатой комнаты. Даже не комнаты — огромного зала, украшенного коврами и статуями. Во все стороны простирались анфилады и мраморные лестницы — видно, в этом доме было много этажей. Пахло здесь уютом и свежим морским ветром. Стены и потолок светились настоящим орихалком, а за тонкими занавесками скрывался гигантский балкон, и там сейчас что-то происходило. Посреди комнаты сидел Тео и нежно гладил мохнатый плащ, лежащий в луже крови и вздрагивающий. Только теперь Калиандра догадалась, что это живое существо.

Занавески раздвинулись, на миг стал виден балкон — на нем стоял конь с гигантскими крыльями, сложенными за спиной много раз, как у летучей мыши. В комнату вернулся хозяин, а с ним гость — статная немолодая женщина в платье невообразимой красоты и в головном уборе, украшенном перьями. В руке она держала инкрустированный сундучок. Калиандра помнила, что атланты живут до тысячи лет, интересно, сколько ей?

— Я услышала о нападении, Геогор, и сразу бросилась к вам! Говорят, кого-то ранили?

— Они ранили мой плащ! — закричал юноша. — Помоги ему, Зеномаха!

— Твой плащ уходит, я не стану тратить целебные снадобья, — ответила гостья, бегло глянув. — Он страдает, и я помогу ему. Просто заведи себе новый.

Она раскрыла сундучок, внутри блеснуло стекло и металл, и скоро плащ перестал скрестись по полу и затих.

— Но я хочу этот! Он самый любимый из всех моих плащей! — причитал Тео. — Он не должен был умирать! Она должна умереть! — Он указал на Калиандру.

Зеномаха обернулась, подошла к Калиандре и остановилась, разглядывая. Ее взгляд был жестким и резким, словно пронизывал насквозь. Калиандра попыталась посмотреть ей в глаза, но отвела взгляд.

— Это с триеры разбойников, — объяснил бородатый Геогор. — Она не позволила им убить моего сына. А потом убила кинжалом двух грифонов. Я отправлю ее утром с данниками обратно в дикий край.

— Ей не дожить до утра, у нее в теле ядовитые когти грифона, — покачала головой Зеномаха и присела, открывая свой сундучок. — Она страдает, я помогу ей.

— Да не прикасайся ты ко мне! — заорала Калиандра, отталкивая ее руку. — Верните мою серебряную шапку и проваливайте, безумцы!

Зеномаха не обращала на нее внимания.

— Выздоровление будет не быстрым, ей придется задержаться в твоем доме, Геогор, — предупредила она.

— Значит, на то воля богов, — вздохнул он. — Лучше б ты берегла свои снадобья для старика Архариса. Что ж, отнесу ее на конюшню к пегасам или на кухню к гориллам.

— До утра ее даже с пола поднимать нельзя.

Зеномаха опустилась перед ней на колени, в руке ее блеснули щипцы, и ногу пронзила боль, а затем снова и снова, а затем боль отступила — Калиандра не чувствовала ни ног, ни тела, и вскоре потеряла сознание.

Сквозь забытье она слышала, что в дом прибывали все новые гости, звенели кубки, играли флейты, а между ними сновали гориллы с золотыми подносами, полными фруктов — но может, это просто ей казалось — в самом деле, как она могла это видеть? Иногда ей удавалось разобрать обрывки бесед.

— Птицы! Говорящие птицы! — рассуждал дребезжащий старческий голос. — Вот что нужно миру! И, клянусь богами, я создам говорящую птицу!

— Нам хватает говорящего зверья из диких земель, — возражали ему. — Данники совсем потеряли страх! У Атлантиды две беды — звери и гиперборейцы.

Все разом зашумели.

— Гиперборейцы-то причем, это ж наши божественные братья? Постеснялся бы при Ильмаре такое говорить, Глорифант!

— Не беспокойтесь, меня это лишь повеселило… — отвечал насмешливый голос, мягко растягивая гласные. — Но вам и правда не стоит пускать триеры данников ближе дальних островов, мы в Гиперборее вообще не ведем дел с дикими землями.

— Так у вас в Гиперборее и с рудой проблем нет! — возражал Геогор. — А с дальних островов кто мне руду будет в печи доставлять, Праксифант что ли?

— Я рожден в этот мир не руду возить, а стать первым во вселенной, премьер космоса!

— Иди торгуй своими пегасами на рыночной площади, премьер космоса, надо ж такое придумать!

— Кстати, Зеномаха, как здоровье Архариса? Долго еще протянет старик? Сколько можно его лечить, я никак не могу дождаться, когда его дух отправится к богам и начнется голосование!

Все разом зашумели и заговорили одновременно.

— Да ты с ума сошел!

— Да что ж он такое несет?!

— Неслыханно!

— Зачем ты позвал этого шута в свой дом, Геогор?!

— Он сам пришел! Глорифант, лысый дурак, пойди прочь из моего дома и больше никогда не являйся сюда!

— Я уйду, но вы еще пожалеете, когда я стану правителем!

Постепенно шум стихал, гости выходили на балкон и седлали пегасов.

— Смотрите, небесное сияние! — закричал кто-то.

— У нас в Гиперборее такое часто.

— Я никогда такого не видел!

Зеномаха подошла к углу, где лежала Калиандра, и склонилась над ней. Рядом встал Геогор.

— О какой шапке она бредила все время? — спросила Зеномаха.

— На ней была вонючая шапка, я приказал ее выстирать.

— Хочу взглянуть на шапку, пусть принесут.

Геогор щелкнул пальцами, и вскоре появились два енота — в лапах они бережно несли шапку, с нее на мраморный пол капала вода.

— Наденьте ее мне на голову, — тихо попросила Калиандра.

Зеномаха внимательно рассматривала шапку — серебряную поверхность, войлочную подкладку и гравировку «ΣΚΟΤΟΣ ΕΡΧΕΤΑΙ».

— Такая шапка не защитит ни от меча, ни от зноя, ни от холода. Зачем она тебе? И что означает эта надпись — «тьма грядет»?

Совсем не так Калиандра представляла себе этот разговор.

— Шапка делает невидимым для гнева богов. Я привезла ее вам, чтобы спасти мир.

— Бредит, бедная, — сказал Геогор.