Шулер

Глава 15 Изменение

Я сидела на окне, балансируя с пятки на носочек на подоконнике из белого крашеного дерева.

Моя задница начала неметь примерно через двадцать минут после того, как я взгромоздилась на свой насест, но я не слезала с узкой планки, глядя на забрызганное дождём окно. За стеклом жил серый мир с угольными улицами и тоскливыми деревьями, перемежавшими длинные полосы тротуаров.

Там шёл мужчина в брезентовом дождевике и толкал перед собой магазинную тележку, наполненную консервными банками и прикрытую синим брезентом. Он поднял взгляд на окно.

Я задержала дыхание и застыла, пока он смотрел на меня, но его лицо оставалось обречённым, его глаза казались размытыми из-за дождя. Стиснув ручку тележки, он продолжал толкать её по улице с неизменным выражением лица.

Медленная, протяжная, вопросительная тяга скользнула через мой живот.

Мои глаза закрылись. Я вздрогнула от боли.

Он искал меня. Эта тяга на мгновение сделалась торопливой, наполненной томлением. Затем она вновь померкла, устремившись куда-то ещё.

Я взглянула на кровать, не поворачивая головы.

Над ним висел гобелен, где синий бог с гневным лицом скакал на льве, а его голову по кругу обрамляли ярко-оранжевые и красные языки пламени. Мои глаза переместились на гобелен поближе ко мне, тот, что изображал золотистого Будду с множеством лиц. Кучу дополнительных голов венчало изящное андрогинное лицо, источавшее золотистый свет.

Затем Ревик пошевелился, и мой взгляд неохотно опустился к нему.

Он спал на спине, раскидав ноги и руки в разные стороны, раскрыв ладони и пальцы. Я всматривалась в мягкость выражения его лица и ощущала, как возвращается то тянущее, тоскующее ощущение — в этот раз нетерпеливое настолько, чтобы вернуть тёплый прилив тошноты.

Я проснулась от этого ощущения и от того, что Ревик обвился вокруг меня, наполовину придавив своими руками и телом во сне. Я осторожно избегала его раненого плеча, даже не думая об этом, но я также крепко обвилась вокруг него. Моё лицо покоилось в изгибе его шеи, одна моя нога обвилась вокруг и между его ног. Моя рука оказалась закинутой ему на талию, стискивая его голую спину, а пальцы ласкали его кожу.

Я неосознанно притягивала его, не меньше, чем он меня.

Ощущалось совершенно естественным, что его пальцы запутались в моих волосах, что он той же рукой притягивал меня ближе, а его губы во сне задевали мой висок. Когда я погладила его голую руку и грудь, лаская его пальцы, он издал тихий звук, которого оказалось достаточно, чтобы я окончательно проснулась.

Этого также оказалось достаточно, чтобы я быстренько выбралась из его кровати, когда осознала, что кое-какие его части бодрствовали отдельно от его разума.

С тех пор он искал меня своим светом. Не настолько, чтобы разбудить его, но настолько, чтобы вызвать у меня тошноту.

Я все ещё не уходила.

Я не могла решить почему, но мои причины остаться казались иррациональными даже мне самой.

Я умирала с голода. Я как никогда нуждалась в душе. Я пахла грязной озёрной водой, а мои волосы обладали консистенцией свалявшейся соломы. Я хотела чистую одежду. Я также могла бы поговорить с другими видящими, более дружелюбными, попытаться узнать побольше о моей маме, Джоне и Касс, и о том, что в новостях показывали обо мне и Ревике.

Вместо этого я находилась здесь и смотрела, как он спит.

Казалось, я не могла заставить себя уйти даже теперь, когда мне нужно было в туалет.

Почувствовав на себе взгляд, я повернулась.

Увидев, что мы не одни, я сдвинулась с места, наполовину соскользнув со своего насеста на окне.

Уллиса улыбнулась мне с порога, все ещё напоминая актрису старого кино со своими волосами, заколотыми на голове, и в пудрово-голубом халате, облегавшем её бедра. Отвернувшись от меня, она придирчиво и бесстрастно смерила Ревика взглядом.

Не подумав о причинах, я до конца слезла с подоконника и пересекла комнату, привлекая взгляд женщины к себе.

Уллиса нахмурилась, источая лёгкое недоумение.

Это недоумение никуда не делось, когда она повернулась, чтобы изучить мой свет тем же взглядом прищуренных глаз, которым она смотрела на Ревика.

— Что? — тихо спросила я, когда дошла до неё.

Уллиса покачала головой. Затем её лицо осветилось такой искренней улыбкой, что меня это застало врасплох.

— Ему лучше, — сказала она, сжимая мою руку тёплыми пальцами. — Такое облегчение. Ты проделала с ним очень хорошую работу.

Я моргнула, глядя в фиалковые глаза женщины.

— О, — отозвалась я. — Хорошо. Да, он выглядит лучше, — взглянув на Ревика, я отвернулась, подавляя смущение и не понимая, откуда именно оно взялось. Сохраняя как можно более беззаботное выражение, я посмотрела ей в глаза. — Слушай, можно мне как-нибудь позаимствовать одежду? Ещё я умираю с голоду, и душ…

— Да! Да. Конечно! — Уллиса сжала мою ладонь, источая ещё больше тепла. — Ты можешь получить что угодно, пока ты здесь, Мост Элисон! Все что угодно!

Я улыбнулась в ответ, слегка занервничав из-за её энтузиазма.

— Спасибо. Я отплачу тебе, как только я…

— Нет. Нет, нет, — видящая отмахнулась, описав в воздухе резкую линию пальцами. — В этом нет необходимости. Для нас это честь. А Реви' — старый друг.

Мои глаза невольно сместились в сторону кровати.

Я поймала себя на том, что вспоминаю некоторые ключевые детали предыдущего дня — детали, которых я умудрялась избегать в своём сознании все утро. А именно я вспомнила, как другие видящие говорили о нем. Я вспомнила ревность, которую ощутила в Кэт. Я вспомнила и другие вещи, которые я почувствовала в Кэт — она явно хотела дать мне знать, что у них с Ревиком были какие-то отношения сексуального характера.

Видя, как выражение его лица на мгновение напрягается во сне вместе с пальцами одной руки, я вздохнула — скорее мысленно, нежели внешне.

— Ага, — запоздало сказала я. — Я это поняла. Что ты знала его.

Когда я обернулась, Уллиса вновь смотрела на меня, и её глаза странного оттенка светились. Однако она не смотрела мне в лицо; вместо этого её фокус завис где-то прямо над моей головой, её глаза содержали своего рода изумление. Та же интенсивность и скрупулёзность переключилась обратно на Ревика.

Я нервно тронула дверной косяк, пока она смотрела на него. До меня дошло, что мне не хотелось, чтобы она подходила к нему слишком близко, даже взглядом.

Внезапно фиалковые радужки Уллисы сфокусировались обратно.

Она поклонилась, выражение её лица все ещё сохраняло изумление.

— Конечно, сестра. Приношу свои извинения. Искренне.

Я обхватила руками свою талию и пожала плечами.

Мне пришло на ум, что я не знала, за что именно она извиняется.

Уллиса заговорила наперёд меня.

— Как твоё самочувствие, сестра?

Я заметила, что её акцент утратил некоторое человеческое звучание. Может, она немного расслабилась в моем присутствии. А может, это как-то связано с тем, что явно беспокоило и будоражило её относительно меня и Ревика.

— Я в порядке, — я попыталась разжать кулаки, расслабить эту рефлексивную, но чужеродную насторожённость. Я не смогла. — Я в порядке. Просто… — я взглянула на Ревика, подавляя импульсивное желание встать прямо между ним и глазами женщины. — Я в порядке, — повторила я в третий раз, поддавшись импульсу и подвинувшись на полшага вправо. — Просто устала, наверное. Проголодалась. Отчаянно нуждаюсь в душе.

Уллиса улыбнулась.

— Прошу, чувствуй себя как дома. Мы можем обеспечить тебя всем необходимым во время твоего пребывания здесь.

— Пребывания? — я почувствовала, как напряглось моё лицо. — Как долго мы будем оставаться здесь?

Уллиса улыбнулась. Её лицо мгновенно сделалось деловитым.

— Вы двое сейчас в безопасности, — сказала она. — Но они не нашли тел. В будущем, если решишь инсценировать ваши смерти, я советую сначала проконсультироваться с Реви'.

Её улыбка сделалась ещё шире и, кажется, никак не относилась к её словам.

— Шулеры знают, что вы здесь, — сказала она. — Они по меньшей мере знают, что вас вместе видели в Сиэтле. Они знают об украденной гарнитуре. Хорошо, что ты оставила её в такси.

Она бодро добавила:

— Нам лучше дождаться момента, когда они не будут наблюдать за каждым въездом и выездом из города. С сегодняшнего дня мы посылаем видящих, чтобы создать ложные следы.

Всматриваясь в мои глаза, она широко улыбнулась.

— У тебя есть паспорт, Мост Элисон?

Я покачала головой.

— Нет.

— Это легко исправить. Вэш также предложил, чтобы ты использовала это время и побольше узнала о том, зачем ты здесь. Начала своё обучение.

Я обернулась на Ревика, снова почувствовав, что его свет ищет мой. Я деликатно оттолкнула его, сосредоточившись обратно на женщине.

— Куда мне предстоит отправиться, раз мне нужен паспорт? — спросила я.

— Есть много мест, Мост Элисон, — лёгкая улыбка женщины растянулась во все тридцать два. — Дом Реви' — не в этой стране.

Я покраснела, услышав в этой фразе поддразнивание. Должно быть, женщина почувствовала его тягу.

— Где он живёт? В Германии или…

— Нет, — удивлённо отозвалась Уллиса. — Не в Германии. Уже много лет. Он также жил в России, полагаю, — задумавшись, она потом отбросила эту мысль. — В настоящий момент он живёт в Лондоне. Он сохраняет резиденцию там уже пять или шесть лет, — она помедлила, снова тепло улыбнувшись мне. — И вовсе не проблема держать мой свет подальше от него, Мост Элисон. Я полностью понимаю.

Я покраснела ещё сильнее.

Вновь поддавшись импульсу, я чуть твёрже встала между Ревиком и этой женщиной, заслоняя ей линию обзора.

Вместо того чтобы оскорбить, что-то в этом жесте, похоже, до глубины души тронуло женщину. Она поразила меня, коснувшись моего лица, затем поцеловав меня в щеку.

Она повернулась, как будто собираясь уйти… затем резко остановилась.

Я напряглась прежде, чем мой мозг сообщил мне причину.

Все ещё оставаясь вежливой, Уллиса заглянула мне за плечо, и краткость этого взгляда как будто спрашивала на это разрешения.

— Реви', дорогой. Мы тебя разбудили?

Его ответ был тихим, но его низкий голос заставил меня подпрыгнуть, почти содрогнувшись.

— Все хорошо, — сказал он.

— Ты голоден?

— Да.

Я сделала вдох, повернулась — и обнаружила, что его глаза сосредоточились на мне. Их прищуренный, холодный взгляд с завуалированной враждебностью заставил меня отпрянуть.

Враждебность однозначно адресовалась мне.

Уллиса, казалось, не заметила.

— Ну конечно, ты голоден, — она улыбнулась. — И мои поздравления, Реви'. Я тронута. Очень тронута. Удачи, друг.

Увидев, что Уллиса вопреки улыбке готова прослезиться, я снова взглянула на Ревика, чувствуя, как моя нервозность превращается в настоящий страх, когда я увидела его лицо. Его кожа потемнела; он явно прекрасно знал, о чем именно говорила Уллиса, и ему совершенно не понравился этот комментарий.

Он отвёл глаза, когда встретился со мной взглядом, и скрестил руки на груди.

Я не могла оторваться от его лица.

Он покраснел?

Он слегка поклонился Уллисе.

— Спасибо.

Вытерев свою щеку, женщина улыбнулась, затем повернулась, чтобы уйти.

Я осознала, что мне не терпится как можно скорее выйти за ней. Однако прежде чем я добралась до двери, Уллиса повернулась, удивлённо посмотрев на меня.

— Элисон. Куда ты идёшь?

Я застыла.

— Паспорт. Яйца. Душ…

— Почему бы тебе не остаться здесь? — предложила она. — Мы принесём еду вам обоим. Для паспортов слишком рано… а душ может подождать.

Я чувствовала себя загнанной в угол. Я взглянула на Ревика. Его глаза остановились на окне, такие же серые, как и небо. Я перевела взгляд обратно на Уллису.

— Нет, вообще-то, это не может подождать. Душ, имею в виду. Кроме того, мне нужно в туалет. И я думала, что могла бы поговорить с тобой и, может, с остальными.

Взгляд Уллисы сделался озадаченным.

— О чем? Вчера вечером мы рассказали тебе все, что знали из новостей. С тех пор ничего не изменилось.

Моя челюсть напряглась.

— Ну, тогда о Мосте и прочем. Может, ты можешь объяснить, что это значит для вас, видящих. Ну, знаешь ли, до того как я нечаянно убью всех на планете.

— Я могу поговорить с тобой об этом, — заговорил Ревик.

Опешив, я взглянула на него.

Он все ещё не отводил глаз от окна. Мой взгляд невольно упал на его обнажённый торс, замечая подтянутость его высокой фигуры и жилистые мышцы рук, бледную сетку шрамов, поднимавшихся по одному плечу. Прямо над одним из бицепсов у него имелась татуировка-кольцо, которую я и раньше мельком заметила, когда он начал снимать рубашку в парке — но тогда я не видела её по-настоящему. Она напоминала какие-то письмена из черных и золотых букв.

На плече с того же бока я видела что-то вроде края другой татуировки. У него также имелась стандартная татуировка штрих-кода на правой руке, вместе с отметиной Н, которую он показывал мне в машине, и которая обозначала его расовую категорию.

Его тело без одежды выглядело как будто старше, чем остальная его часть.

С моей точки зрения это определённо не было плохим.

Я видела, как его пальцы сжимаются на его предплечье, и отвернулась.

— Останься, если хочешь, — его голос сохранял ровный, официально вежливый тон. — Прими душ, затем возвращайся.

— Нет, — сказала я. — Тебе нужно отдохнуть. Пока что я могу досаждать своими вопросами кому-нибудь другому, — увидев, что он собирается ответить, я сказала: — Все хорошо, Ревик. И я знаю, что твои друзья хотят тебя увидеть, — я снова покосилась вниз. — Особенно когда на тебе нет рубашки.

Его глаза, кажется, дрогнули.

Уставившись на его вытянутое лицо, я поймала себя на том, что ненадолго затерялась в нем.

Его глаза все ещё казались поверхностно злыми, но я буквально видела под этим открытость, уязвимость, столь противоречащую его обычному выражению лица, что я невольно пялилась. Вспомнив, как он тянул меня несколькими моментами ранее, вспомнив мягкость на его лице, когда он обнимал меня во сне, я ошарашенно моргнула от того, как два образа противоречили друг другу.

Я пыталась связать их в один, но не могла.

Я первой отвела глаза, посмотрев на Уллису в попытке не смотреть на него.

Её ответная улыбка содержала в себе веселье. Она скрестила свои тонкие руки, выгнув затемнённую карандашом бровь, и посмотрела на Ревика.

Повернувшись, я без слов вышла за дверь. Я увидела, как удивлённо распахиваются глаза Уллисы прямо перед тем, как она отодвинулась с дороги.

Я не остановилась. Я даже не замедлилась настолько, чтобы осознать, куда направляюсь, пока не миновала ещё три двери. Затем я остановилась как вкопанная, замерев в тёмном коридоре. К тому времени я уже дышала с трудом.

Тревога сдавила мою грудь.

Я держалась за стену, пыталась обратить это чувство в злость, как сделал он.

Тяга вернуться к нему в своей интенсивности обрела почти физическую силу.

Мой разум старался просеять детали предыдущей ночи.

Мы определённо не занимались сексом. В любом случае, разве те другие видящие не говорили, что Ревик был проституткой? Как и Уллиса, если на то пошло — как и все видящие здесь. Секс их не смутил бы; он определено не вызвал бы такой радости у Уллисы. Вспомнив, что Кэт сказала о Ревике в этом отношении, что она показала мне своим светом, я подавила жаркий прилив… Боже, чего-то… что на мгновение завладело моим умом.

Это сделалось таким интенсивным, что напугало меня, пересилило любое подобие рациональной мысли.

Воспоминание пронеслось в моем сознании — образ Джейдена в том баре, и то, как я внезапно осознала, что держу бутылку, окрашенную кровью незнакомой женщины.

Иисусе. Это была ревность?

Начали всплывать истории, которые я слышала о видящих, все новостные передачи, которые я видела или слышала о них и их сексуальности. И все же большинство из этого для меня сейчас не имело смысла. Согласно тому, что слышала я, видящие не способны на отношения. Они сексуально ненасытны и неразборчивы. Вспомнив те сцены с Ревиком и его женой, Элизой, я поймала себя на мысли, что эти истории никак не сочетаются с тем, что я видела.

В тех воспоминаниях Ревик испытывал сильную любовь к своей жене. Он любил её до безумия; он едва не убил себя из-за неё.

Новости также утверждали, что видящие — хищники в отношении секса.

Они говорили, что видящие соблазняли людей, подключаясь к фантазиям и иллюзиям своих жертв, пока те не терялись в разуме видящего полностью. Однако те истории почти всегда казались тщательно продуманными, а то, что произошло между мной и Ревиком прошлой ночью, не производило впечатления, что Ревик сделал это нарочно.

Более того, похоже, что он винил в случившемся меня.

Когда эта мысль отложилась в сознании, я вспомнила больше деталей прошлой ночи.

Я вспомнила, как просила его о чем-то.

Я помнила обещание.

Однако все было смутным. Я помнила много света, помнила, как Ревик плакал.

Он злился на меня за это? Я нарушила какой-то этикет видящих, попросив его о том, чего он не хотел давать, но в чем не мог отказать из-за того, кем я являлась? Однако он не казался злым. Только не прошлой ночью.

Он поцеловал меня, ведь так? Или это я тоже себе вообразила?

По ощущениям мы определённо не занимались сексом. Неважно, каким бы избитым ни было моё тело, я все равно уверена процентов на 98, что заметила бы. Кроме того, я хотела секса. Я чувствовала, что Ревик тоже его хотел. Даже в злости я чувствовала в нем желание. Может, я даже ждала его пробуждения по этой самой причине.

Это признание вызвало у меня лёгкую тошноту.

Образы прошлой ночи всплыли в сознании, ещё сильнее сбивая меня с толку.

Что бы там ни было, это не походило на сон. Мои попытки убедить себя, что я все вообразила, тоже казались жалкими. Нет, это определённо воспоминания. Он был нацистом… женатым нацистом со смертным приговором за убийство своего командира, потому что тот трахал его жену.

Тот парень, Териан, был там.

Боль в моем животе ухудшилась. Я знала, что отчасти это та боль видящих, которую я чувствовала прежде, но теперь она смешивалась со стрессом из-за незнания, как это все осмыслить.

Я уставилась на близлежащую приоткрытую дверь, нарушавшую тёмные стены коридора.

На протяжении одного долгого момента я лишь смотрела, не видя её по-настоящему — затем мои глаза сфокусировались обратно. Я осознала, что смотрю на стену из розового кафеля.

Это была уборная.

Оттолкнувшись от стены, я преодолела расстояние до неё, прихрамывая, потому что побитое состояние моего тела сделалось более заметным. Я закрыла за собой дверь только для того, чтобы нерешительно встать там, прижавшись спиной к дереву. Наконец, я развернулась и села на унитаз.

Пока я не облегчилась, мне и в голову не приходило, что на протяжении всего разговора с Уллисой и Ревиком на мне не было штанов.

Сжав руки между голыми коленями, я издала сдавленный смешок.

Я сидела там, кажется, долгое время. Моё тело невероятно болело. Болело не так, как после секса — просто болело, как это обыкновенно бывает, когда ты скатываешься с холма после того, как тебя наручниками приковали в машине, а потом ещё съезжаешь на машине с моста и знатно шарахаешься головой.

Тошнота усилилась, как только мой мочевой пузырь опустел и больше не отвлекал меня. Я стиснула край умывальника, боясь, что меня стошнит, если я попытаюсь встать. Такое чувство, что какая-то часть меня оказалась разбитой и разорванной на куски, а потом её заново собрали с недостающими частицами — а может, наоборот, к старым добавили новые.

Я все ещё сидела там, как парализованная, когда Уллиса постучала.

После второго стука она попыталась пошевелить ручку. Осторожно открыв дверь, она протянула внутрь чистую одежду и корзинку с мылом и шампунем. Я ощутила её беспокойство, и как только она поставила все на кафель, я ощутила её колебание, желание заговорить. Опередив все попытки к коммуникации, я вытянула ногу, чтобы захлопнуть дверь.

Даже через дверь и разделявший нас коридор я чувствовала его.

Его злость все ещё никуда не делась, она пульсировала в мой адрес, но там было и другое, безошибочное чувство — эти две эмоции сплетались воедино, их невозможно было разделить на отдельные чувства.

Со смутным удивлением я осознала, что он хотел моего возвращения.

Он испытывал ту же реакцию, что и я, и не на одном уровне.

На мгновение я усомнилась в собственных ощущениях, затем по мне ударил завиток боли, вплетаясь в какую-то часть меня, которую я не могла видеть. Реакция моего тела оказалась мгновенной и ожесточённой. Мой живот заболел, но дело не только в этом. Я почувствовала, как к моему лицу приливает румянец, моя грудь и бедра теплеют. Я почувствовала, что начинаю отвечать, тянуться в его направлении, и я запаниковала, запихав эту часть себя обратно.

Его боль усилилась, становясь жидкой.

Она определённо была связана с сексом.

Я все ещё сидела там, когда он отбросил притворство и открыто попросил меня вернуться в комнату. Когда я не ответила, он жёстче потянул меня, позволив мне ощутить за этим желание, и я уже стискивала край раковины.

«Прекрати, — подумала я в его адрес, хватая воздух ртом. — Пожалуйста, прекрати».

После кратчайшей паузы его присутствие отступило.

Каким-то образом я оставалась потерянной в его свете. Мою кожу залило румянцем, когда я осознала настрой его мыслей. Он с трудом сдерживался от фантазий. Он хотел, чтобы я вернулась. Он хотел этого так сильно, что уже не мог мыслить рационально. Он хотел трахаться. Это слово ударило по мне; от скрывавшегося за ним желания у меня перехватило дыхание, мои пальцы крепче впились в раковину.

На поверхности он вновь попросил меня. В этот раз вежливо.

Когда я издала краткий смешок, его сознание отступило. Но не полностью.

Я почувствовала, как он снова думает. Затем он начал открывать свой свет. Я чувствовала, как от него простираются эмоции; та уязвимость, что я мельком заметила в комнате, смешивалась с его желанием и окутывала меня. Она становилась сильнее по мере того, как его боль усиливалась и глубже скользила в мой свет…

Я запаниковала, отталкивая его.

В этот раз он отстранился так, что я едва его чувствовала.

Все ещё раскрасневшись, я шатко поднялась на ноги, выиграв себе немного времени за счёт того, что осмотрела все синяки, что покрывали мои руки и ноги. Дохромав до ванны, я наклонилась, чтобы повернуть фарфоровые вентили душа и пустить максимально горячую воду. Я стянула кофту через голову, уронив её на пол. Пока вода согревалась в древних трубах, я стояла в ванне и дрожала.

Я постаралась игнорировать ожидание, которое я чувствовала за его молчанием.

«Элли, — тихо послал он. — … Пожалуйста».

Тяга в этих словах оборвала моё дыхание.

«Gaos… пожалуйста. Пожалуйста…»

Боль искрами проносилась в пространстве между нами, и на мгновение я засомневалась, уставившись в пустоту и чувствуя это в нем. Ощущение потерянности усилилось.

Затем я встала под горячую воду.

Я позволила своему разуму опустеть, когда от моих волос повалил запах горячей озёрной воды, скользившей по телу как вторая кожа. Я опустила голову, чтобы вода била на неё и направляла противные коричневатые струи в ванну и сток.

Я чувствовала, что он смотрит, как я стою тут.

Его свет мерцал вокруг меня, безмолвный, ждущий.

Долгое время он не сдвигался с места.