Шрамы и песни

Глава 27

Когда мы вернулись в квартиру Леа, Грейс стояла на кухне возле открытого холодильника, а весь пол был завален пустыми бутылками из-под воды и десятком разбившихся яиц. У нее был бледно-зеленый и больной цвет лица; она даже не могла сосредоточить свой взгляд на нас.

— Грейс, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Леа.

Ее глаза с расширившимися зрачками отчаянно попытались сосредоточиться на мне.

— Я очень хочу пить, — пробормотала она. Казалось, ее колени вот-вот подогнутся, и я бросился к ней и приложил ладонь ко лбу. Она упала мне на руки; ее кожа пылала.

— Грейс, ты вся горишь. — Я взглянул на Леа. — Тащи аспирин и сок.

Я осторожно взял ее на руки, и клянусь, казалось, что я касался огня. Пока я нес ее по коридору, она пыталась обнять меня за шею, но, видимо, ей не хватало сил на это. Открыв дверь ее комнаты, я ахнул, меня всего затрясло от гнева. Хоть после пожара в ее комнате переклеили обои и покрасили стены, мебели там не было вообще, кроме огромного матраса, лежащего на голом полу. Ее ноутбук и гитара лежали у стены.

— Боже, Грейс, у тебя нет кровати? — спросил я, мягко опуская ее на матрас, и смахнул волосы с лица. Стоящая рядом Леа передала мне небольшой стакан с соком и таблетки аспирина. — Грейс, детка. Пожалуйста, открой глазки и прими аспирин, — прошептал я.

Она посмотрела на меня, еле приоткрыв, глаза и попыталась улыбнуться.

— Боже, как же он красив, он так похож на ангела, — пробормотала она. Потом проглотила таблетки и закрыла глаза. Меня прошиб холодный пот, и по спине прошел холодок. Я умоляюще посмотрел на Леа, но она только натянуто улыбнулась и вышла за дверь.

— Леа, погоди. Нельзя оставлять ее в этой одежде, она насквозь пропотела. Найди что-нибудь для сна. Я выйду, а ты переодень ее, — прошептал я

Я стоял в коридоре, пока Леа переодевала ее, и когда она сказала мне возвращаться, я был в шоке от того, во что ее одела Леа. Крошечный сексуальный топик и кружевные трусики-шортики. Пускай это остается на совести Леа. Я опустился на колени, натянул ей одеяло до самого подбородка и поцеловал ее пылающий лоб.

— Поспи немного, малышка, — прошептал я. А я посплю на диване, пока ей не станет лучше, а если за ночь жар не спадет, отвезу ее в больницу.

Она приоткрыла глаза и дотронулась до моего лица. Я прильнул к ее ладони, поклоняясь нежности ее кожи.

— Не уходи, Шейн. Останься со мной.

Навсегда, Грейс.

Я улыбнулся ей.

— Хорошо. — Быстро поднявшись, я стянул футболку и джинсы и забросил их в ее корзинку. Оставшись в одних боксерах, я залез к ней под одеяло и крепко обнял за талию, притягивая к себе. — С тобой все хорошо, ничего не болит? — спросил я, зарываясь носом ей в шею.

Она медленно пробормотала что-то неразборчивое, но я все равно понял, что:

— Просто останься со мной, Шейн. Дьявол сказал, что любит меня и придет за мной. Черт, надеюсь, я это не вслух сказала.

— Молчи и засыпай, Грейс, — мягко шепнул я и коснулся губами ее теплой шеи, чуть ниже ушка, и поцеловал.

Несколько часов она беспокойно металась и в какой-то момент, рано утром, проснулась от собственного крика вся в поту.

— Тише, — прошептал я, гладя ее по щеке. — Ты в безопасности, Грейс; я больше никому и никогда не позволю навредить тебе. — И нежно поцеловал ее в губы.

Весь следующий день она спала, даже не шевелясь, только хныкала и стонала. Я покидал ее, только чтобы заглянуть в ванную или перехватить сэндвичи у Леа. Все остальное время я держал Грейс в объятиях или пользовался ее компьютером для покупки кое-какой спальной мебели. Я постоянно держал ее iTunes включенным, погружая комнату в тихую и успокаивающую музыку из ее плейлистов.

На второй день, когда мы с ней лежали в обнимку, запутавшись в одеяле, когда ее ноги крепко обхватывали меня за бедра, она открыла глаза, с улыбкой на губах. Легкий свет лился сквозь занавески, я напевал песню Руфуса Уэйнрайта «Hallelujah» ей на ушко. Мои пальцы вырисовывали небольшие круги на ее обнаженной пояснице; они пропутешествовали по кружевной ткани шортиков, пока изнывающие кончики пальцев не встретились с неприкрытой кожей ягодиц.

Стоило мне коснуться там, она обхватила нижнюю губу зубами и, сильно прикусив, тихо застонала от удовольствия.

Я сместился, а мои пальцы нежно ласкали ее ноги до самых колен, я крепче прижался бедрами к ее ногам, чувствуя тепло ее тела. Она задрожала, ее дыхание сбилось.

Я поднял голову, чтобы встретиться с ней взглядами, мягкий свет от окна дразняще падал на нас. Я всматривался в ее глаза в поисках ответов, в поисках эмоций, и медленно ее щеки залил изумительный малиновый румянец, быстро распространяясь на шею и грудь.

Медленно, глядя друг другу в глаза, мы начали тереться друг о друга. Ее глаза затрепетали и прикрылись, она застонала, сильнее прижимаясь ко мне, ее нежные ладошки оставляли огненные следы на моей обнаженной груди. Мое тело затрепетало; изнывало от жажды погрузиться в нее, хоть чем-нибудь; языком, пальцами, еще чем-то.

— Боже, Грейс, — прошептал я ей в губы, паря над ними. — Мне никто и никогда не был нужен так, как ты. — А затем наши губы мягко соприкоснулись, осторожно, наслаждаясь, захватывая и целуя, ускоряясь от все растущего голода. Я чувствовал ее бешеное сердцебиение, ее грудь тяжело вздымалась, касаясь моей кожи. Она так сильно завела меня, что у меня все стало гранитно-каменным, клянусь, коснись она меня ладошкой, я бы сразу же извергся бы от этой чистейшей необходимости погрузиться в нее, попробовать ее на вкус.

Мои изнывающие пальцы снова скользнули по внутренней стороне бедра, касаясь тонкого кружева ее трусиков. Я сильнее вжался бедрами в ее горячее существо и обхватил ее под попку, раздвигая ей ноги. Я медленно провел пальцами по кружеву, пока не накрыл всей ладонью горячую влажность.

— Малышка, я должен попробовать тебя на вкус, — прорычал я сквозь рваные выдохи. Я провел языком вдоль ее челюсти, захватывая и посасывая кожу, опустился вниз к шее и жадно лизнул изгиб ее идеальной груди. Мой язык горел от жажды погрузить внутрь ее жара, обжигающего мои пальцы.

Она сдернула вниз топ, предоставляя больший доступ к идеальной груди, ее соски стали твердыми, они были такими сладкими, как чертова конфетка. Она захныкала и начала отчаяннее тереться о мою ладонь.

— Да, пожалуйста. Шейн, прошу тебя... — тихо молила она.

А что случилось потом? Попробуйте угадать?

Гребанная Леа.

Я уже говорил, что у нее убийственный ротик? Потому что когда ее голос прорвался сквозь потрясающие эротические звуки, которые издавала Грейс, моля меня попробовать ее на вкус, я чуть не умер. Мои долбанные яйца так посинели, что если бы я посмотрел в зеркало, то сошел бы на проклятого Смурфика.

— Эй! — заколотила в дверь спальни Грейс Леа. Грейс задрожала, когда я зарычал, отодвигаясь на нее на несколько дюймов. — У нас тут пицца, — сказала она, врываясь в комнату. — Идем, Грейс, тебе надо поесть, — по-идиотски пропела она.

С этой девушкой что-то не то. КАК она могла НЕ почувствовать запах ПОЧТИ ЧТО СЕКСА? У меня так закружилась голова, что перед глазами заплясали черные и синие точки.

Грейс натянула одеяло себе на голову и поправила свой топ.

— Не хочу, уходи, — простонала она. Я почувствовал, как с разочарованным стоном она сжала колени. Я мог поклясться, что боль у нее между ног была такой же безумной, как и у меня. Медленно, от понимания, что под одеялом я продолжаю трогать ее попку, на моем лице растянулась улыбка.

— Остался кусочек с маслинами и шпинатом, — пропела Леа, раскачиваясь на пятках. А я думал только о том, чем бы таким запустить в эту женщину, чтобы она свалила отсюда. Но под рукой ничего не было. Вот бы вдруг тут появился кирпич.

У меня вырвался смешок, когда позади Леа в дверном проеме появились Такер и Коннер. И эти дебилы напевали какую-то тупую песенку про пиццу. Да, в тот момент моя эрекция испарилась. Я стянул одеяло с глаз Грейс, но наши тела по-прежнему были прикрыты. Алекс, Брейден и Итан встали в дверном проеме позади Такера и Коннера, присоединяясь к пению. Посмеиваясь, я уткнулся Грейс в шею и дрожащим от желания голосом прорычал:

— В следующий раз я запру эту долбанную дверь.

Она прикусила губу.

— В следующий раз?

— Да, Грейс. В следующий раз, — прошептал я, поднимая голову и глядя на нее. Ее серо-лиловые глаза, казалось, выражали мою боль. Я медленно провел ладонью по ее трусикам, дразняще касаясь ее влажности, немного надавливая там, где это было необходимо. Ее губы приоткрылись, потом она их прикусила своими острыми зубками, вцепившись в мою руку и крепче прижимая ее к себе. Взглядом она молила меня о большем. Черт, какая моя девочка горячая. Горячая и чертовски грязная, ведь мы перед всеми нашими друзьями. Одной рукой я приподнял ее зад, а другой сильно прижался к влажному переду ее трусиков, быстрыми движениями потирая пальцами. Она терлась о мою ладонь, влага заскользила по моим пальцам, пока она не напряглась и не задрожала от удовольствия.

— ПИЦЦА, ДА, ПИЦЦА! — Она распалась прямо на мне, кончая на мою ладонь. Все это время ее глаза были прикованы к моим.

Все наши друзья по-прежнему стояли в дверях и вместе с ней скандировали оду пицце.

Ее щеки вспыхнули от потрясающего румянца, а мне стало трудно дышать от ее красоты.

— Самое изумительное из всего, что я когда-либо видел, — прошептал я ей на ухо. Коснувшись ее щеки, я извинился: — И мне ужасно жаль.

Она приподняла голову и посмотрела мне в глаза. Ее нижняя губа задрожала, и плечи опустились.

— Жаль, что это произошло?

Как она могла подумать такое?

— Нет, Грейс. — Я придвинулся к ней, шепча ей в волосы и целуя в шею. — Жаль, что пришлось остановиться.