Шпион Тамерлана

Глава 13 Лето 1397 г. Дикое поле. Свист

…восходило солнце. Лучи его, нежно-алые, еще совсем не знойные, ласково дотронулись до вершин притихших с ночи березок, скользнули по белым стволам и наконец добрались до травы, рассыпаясь по росе маленькими сияющими брильянтами.

Иван потянулся, привычно потрогав брошенную рядом бригантину – «стальную куртку» – на месте ли? Хорошая была курточка, многие завидовали. Ну свои-то, конечно, не стащат, а вот по соседству, у ручья Брянский полк стоит, по ручью выше – аукшайты, за ними – галичане, а уж там всякого народу хватает. Раничев провел рукой по толстому темно-голубому бархату доспеха с наклепанными изнутри стальными пластинами, позолоченные, видные снаружи заклепки сияли в лучах солнца. Красиво однако, как там у Гребенщикова, – «золото на голубом»? Поначалу Иван хотел приобрести кольчугу – она почему-то казалась ему удобней. Хорошо, друг Ганс отсоветовал – ты, сказал, совсем уж чокнулся, коли видишь кольчугу и бригантину почти за одну цену и еще при этом думаешь. Чего тут рассуждать? Не так уж и удобна кольчуга, и стрелу плохо держит, не говоря уже о копье. Другое дело – доспех – бригантина – стальные пластинки внахлест, книзу сужаются по фигуре, весит не больше кольчуги, но не в пример надежнее и удобнее – кольчуга висит на плечах, потому и устаешь быстро, а вес бригантины, как и любого стального доспеха, распределяется на тело ровно. К тому же при бригантине тоже была кольчужица – в виде юбочки по бедрам. Иване так и шел с самого начала похода, не снимая. Наряду с бригантиной и войлочным поддоспешником, вместе с Гансом присмотрели и шлем – полуоткрытый салад, чем-то напоминающий каску вермахта, легкий и удобный, правда, без бармицы и – этот вариант – без забрала, зато сзади и с боков шею прикрывал надежно. Вооружение Раничева довершил небольшой меч в красных сафьяновых ножнах и – самое ценное – самострел-арбалет, со стременем и заряжающим приспособлением – козьей ногою. Страшное оружие, куда там луку, правда, заряжалось не очень быстро, да и опасно было быть арбалетчиком, многие армии в плен таковых не брали, расправлялись сразу на месте, как с людьми особо опасными и циничными. Узкие коричневые штаны по польской моде, короткие, желтой кожи, сапожки, ярко-зеленый плащ – Раничев выглядел франтом. Впрочем, в его сотне – сотне Петра Хитрой Ноги – все были экипированы примерно одинаково – почти на европейский манер. Понахватались от поляков да немцев. Другие отряды в полку киевского наместника князя Ивана Борисовича группировались по вооружению: несколько конных – в основном легкие, татарские, но был и один тяжелый, по образцу рыцарской конницы, закованные в железо с ног до головы всадники – ух и несладко же им приходилось по такой жаре! Хорошо хоть, пока отделывались мелкими стычками.

Дикое поле – неоглядные ковыльные степи начинались у излучины Днепра и тянулись далеко по обе стороны реки до ордынских земель на востоке, а на юго-западе – до Черного моря. Неизвестно, кому и принадлежали эти необъятные пространства, покрытые волнующимся океаном голубоватых трав, то ли Литве, то ли Орде, то ли вообще никому, служа прибежищам всякому разбойному люду. Лиходеи таились, уносились прочь, едва завидев отряды Витовта, но по ночам, случалось, и нападали, словно шакалы – схватить, урвать добычу и тут же скрыться.

Войско шло вдоль Днепра, по старому торговому тракту, разбитому копытами коней. Дождей почти не было, только вначале капнуло, да и то так, словно бы посмеялось, а в общем-то всю дорогу ярко сияло солнце, и целые тучи пыли поднимались к бледно-синему небу. Жарило, к обеду становилось уж и совсем невмоготу – тогда объявляли привал. Бежали к Днепру – вот он был, по левую руку – купались, смывая въевшуюся в кожу пыль, поили коней и жадно пили сами.

Несмотря на пеший отряд, сотник Петр имел при себе трех коней – на одном ехал сам, другой запасной – вдруг сразу в бой? – на третьем вез оружие и вещи. Часть вооружения пеших тащили на себе волы, запряженные в длинные приземистые повозки. Иван сперва пожалел было, что не попросился в конный полк, да потом, поразмыслив, решил, что – правильно и сделал. Во-первых, у Майера из знакомых в войске киевского наместника был только сотник – хотя, конечно, могли быть и другие, просто хитрый немец боялся их выдавать – а во-вторых, не так уж и уверенно Раничев чувствовал себя верхом, скакать, конечно мог, но сражаться… И пешим-то. Как-то не выдавалось раньше свободного времени поучиться разным фехтовальным хитростям, да и в обращении с арбалетом требовалась определенная сноровка – Иван использовал каждую свободную минуту, стрелял во что придется. Товарищи по сотне поначалу смеялись, дав Раничеву обидное прозвище – Меткач – естественно, от противного, а потом, когда Иван начал на спор попадать в подброшенные вверх шапки, попритихли. Вообще в киевском полку он был один из немногих арбалетчиков, остальная пехота представляла собою в основном копейщиков и – гораздо в меньшей степени – лучников. Лучников, впрочем, хватало в полку Тохтамыша, идущего впереди основных сил. Быстрые татарские всадники рысью носились по степи, все примечая и докладывая воеводам. Это было плохо, то, что отряды бывшего ордынского хана – а с ними и, вероятно, Абу Ахмет – удалились так далеко вперед. Пока не имелось ни одной возможности встретиться с ними… то есть не с ними, конечно, а с главным и единственным виновником всего, что случилось с Иваном за последние два года. Вроде и совсем небольшой срок, а как много всего произошло! В том числе и плен, и соглашение с Тимуром. Чего ж тогда он, Иван, делает сейчас в войске Витовта? Ведь враги литовцев и Тохтамыша – Тимур-Кутлуг и Едигей, ставленники Тимура. Выходит, что же, Иван не сдержал данное Железному Хромцу слово? Выходит, не сдержал. Ну и что с того? Достаточно только вспомнить, при каких условиях произошла их встреча. Захваченный в плен раб – и властелин, повелитель Мавераннагра, Сеистана, Хорезма, Азербайджана и прочих далеких земель. Тамерлан просто-напросто использовал Раничева, вернее, его интерес к Абу Ахмету, почему бы и Ивану не использовать в своих целях поручение Тимура? А если для этого нужно находиться в войске противников Хромца, то почему бы и нет? Он, Иван Петрович Раничев, все ж таки человек начала двадцать первого века, а не какой-нибудь там вассал! В общем, ну их всех к чертям собачьим – и Тимура, и Витовта, и Тохтамыша, и московского князя Василия Дмитриевича. Всех перечислил? Олега Рязанского забыл с Ягайлой – и их туда же. Пока только две главные задачи имелись – освободить Евдоксю и раскрыть тайну перстня, того самого, что висел сейчас у Ивана на шее, спрятанный от любопытных глаз в глиняном ковчежце.

Высокий берег круто обрывался к Днепру, так что едва возможно было спуститься, набрать воды. Того и гляди, можно было сорваться и кубарем скатиться с кручи, рискуя в любой момент сломать себе шею. Но это еще полбеды – потом нужно было подняться, что уже пытались проделать какие-то молодые безусые парни – воины соседней, брянской, сотни. Вот один почти добрался до вершины, ухватился за выступающий корень, да не удержался, заскользила рука, парень сорвался, едва не укатившись вниз, – туда, однако, понеслись, подскакивая на камнях, бадейки. Слышно было, как под хохот остальных громко ругался брянец.

– Э, не спешите, – слезая с коня, предостерег своих Петр Хитрая Нога. – На костер сушин натаскайте, да с запасом – скоро почти и не увидите больше деревьев, одно слово – степь.

Сложив оружие и доспехи, выставили часовых – разведка (Абу Ахмет?) сообщила, о рыскавших в опасной близости конных разъездах. Кто были эти всадники? Люди Тимур-Кутлуга? Или просто искатели наживы – половцы, или, вернее, дешт-и-кыпчак? Кто бы ни были, приходилось ухо держать востро. Вполне могли устроить молниеносный набег типа лихого рейда молодцев атамана Тютюнника на беззащитный райком комсомола. Пока заготовляли хворост да делили по справедливости ночную стражу, подоспел обоз – медлительные, но сильные и упорные волы мерно тащили тяжело переваливающиеся на кочках возы.

– Цоб-цобе! – щелкая бичами, кричали возчики, тихо поскрипывали высокие сплошные колеса.

– А ну, братие, – обернулся к воинам сотник, – поищите-ка в возах веревки.

Нашлись веревки, и в изрядном количестве, – вещь в походе необходимейшая, и не только пленникам руки вязать – а при осаде, при переправе, как без них обойтись?

Вот и сейчас, по указанию сотника, – ох, недаром прозвали его Хитрой Ногою – привязали веревки к кряжам, потом по ним и спустились к реке, словно туристы на КТМ. Иван сам с большим удовольствием проделал этот маршрут с кожаным бурдюком и большой плетеной баклагой за плечами. С удовольствием опустил руки в воду, умылся, чувствуя, как уходит – или почти уходит – прочь накопившаяся за день усталость. Искупаться бы, да нет уже времени, темнело быстро, а сотник строго-настрого наказал, чтобы во тьме – ни-ни – никаких купаний. Бывали случаи, подбирались враги и по реке на долбленках-однодеревках, потому на обрыве тоже выставили часового – береженого Бог бережет. Раничев приметил, что и многие другие сотни поступали так же, как они, – использовали при спуске и подъеме веревки: видно, сказывался боевой опыт. Вот уже и зажглись костры – небольшие, но по всему берегу, словно рассыпанные во тьме оранжевые гигантские искры. Котлы стояли на треногах – практично и удобно, особенно в тех местах, где мало или совсем нет кустов и деревьев. Бросили в кипящую воду вяленое мясо, добавили крупы, заправили мукою да пахучими травами – совсем неплохая похлебка получилась, вкусная и вполне питательная. Облизав деревянную ложку, Иван убрал ее в заплечный мешок, потянулся. Его дежурство выпало под самое утро – можно было успеть выспаться. Хорошо было кругом, темно, спокойно, лишь ржали неподалеку стреноженные кони, изредка перекрикивались часовые да где-то далеко внизу урчал, словно довольный кот, Днепр.

Поев, воины улеглись спать. С черного густого неба, подмигивая, смотрели вниз звезды, в густой траве вокруг стрекотали кузнечики. Пахло сухой травой и полынью. Раничев улегся меж всеми, укрылся плащом и тут же уснул, словно провалился в непроглядное смурное марево, темное, затягивающее, безо всяких там сновидений – умаялся за день.

Проснулся от легкого тычка в плечо.

– Подымайся, Иване, – шепнул десятник – широколицый рыжебородый Кузьма. – Твоя очередь стражить.

Потянувшись, Иван пошарил рядом и, прихватив с собою легкое копье-сулицу, осторожно, стараясь не споткнуться о кочки, направился вслед за Кузьмою, широкая спина которого маячила уже далеко впереди, еле различимая в тусклом сиянии звезд.

– Онуфрий, – резко остановившись, тихо позвал десятник. Онуфрий – высокий длиннорукий мужик чуть помладше Ивана, родом из Стародуба, – бесшумно выбрался из травы.

– Все спокойно, – шепотом доложил он. – Брянцы, правда, разгулеванились чего-то, не рано угомонились.

Кивнув, сотник показал Раничеву скрытое примятой травою местечко на самом обрыве:

– Тута и сиди, Иване. Эвон, внизу река – поглядывай. Ежели что – рожок у соседа твово – Миколы Тюти. Во-он он, за тем кряжем.

Где находился Микола, Раничев рассмотреть не смог, слишком уж темно для этого было. Вообще на месте сотника он ни за что бы не поставил часовым Миколу – уж больно рассеянный был малый, словно бы не от мира сего. Молодой совсем, едва ли лет шестнадцати, а то и помладше. Рот вечно полуоткрыт, серые глаза распахнуты удивленно, волосы торчат в разные стороны, словно солома, – не воин, а тютя вареная, так его и прозвали – Тютя, хотя что такое тютя конкретно, Иван так и не узнал, хотя из чистого любопытства, допытывался. Вот этот-то Тютя и был теперь напарником Раничева, ничего не скажешь, соседушка. Десятник, видимо, тоже понимал это, поэтому, виновато покряхтев, хлопнул Ивана по спине:

– Ничего, ты у нас воин опытный.

Нечего сказать, утешил! Типа – на тебя вся надежда. Что ж, и вправду, похоже, за двоих посматривать надо.

Онуфрий с десятником скрылись, зашуршав травою. Вздохнув, Раничев присел над обрывом, положив на колени копье. Где-то далеко внизу шумел Днепр, за черными травами низкого противоположного берега уже светлело небо. Скоро и совсем рассветет. Иван покрутил головой, прогоняя остатки сна… И вдруг услышал какой-то подозрительный свист. Не похоже, чтоб так свистела стрела. Может быть, какая-нибудь ночная птица? Что-то прошуршало по кряжу вниз от того места, где должен был находиться Тютя.

– Эй, Микола! – поднявшись, тихонько позвал Раничев.

– Помоги, – услыхал он слабеющий голос. – Змея… укусила, гадина…

Ах ты ж… Впрочем, бывает, змей здесь много. Обычные русские гадюки, не такие уж и опасные, ежели вовремя оказать помощь. Как вот сейчас. Да, раздумывать было некогда. Тем более – Кузьма сказал, что у Тюти рожок. Сейчас потрубим, подадим сигналец, если уж все так плохо.

– Держись, Микола! – Раничев быстро пошел к кряжу, старательно шурша травою – не хватало еще и самому на змею напороться. Хотя вряд ли та прокусит его сапоги. Да и у Миколы не должна бы. Что ж он, сел на нее, что ли?

Иван уже подходил к самому кряжу, как вдруг снова раздался тот самый подозрительный свист… Раничев не успел даже крутнуть головой, почувствовав, как шею его сдавила…