— Мори... А тебя не заносит? — Голос Кай исполнен странной грусти.
— Ты о чем?
— Выполнив свой план... Не окажешься ли ты — чудовищем?
— Кай. Ты ли говоришь мне о милосердии? Ведь века наших совместных блужданий мы провели отнюдь не в посте, молитве и благодеяниях...
— Я лишь забочусь о тебе, мой глупый старший брат. Если ты решишь, что стал чудовищем — ты сам можешь решить, что недостоин находиться рядом с Миа... Что можешь повредить ей, и потому — должен удалиться.
— Это — предсказание?
— К сожалению, да. Ты не сможешь оттолкнуть девочку. Ее верность... Она действительно несокрушима. Но вот твое решение — оно может стать трагедией для вас обоих.
— Вот теперь и я готов назвать тебя Горевестницей.
По лезвию меча, присутствующего сейчас только в моем сознании — пробегает легкая вспышка.
— Имя, данное в презрении, но принятое — в гордыне. Я редко возвещаю что-то, приятное для слушающего. Так что имя себе я вполне заслужила.
Мягкими движениями ласкаю верный клинок.
— Как сделать твое предсказание — ложным? Зная тебя — не усомнюсь, что такой путь есть.
Клинок под моей рукой вспыхивает невозможным черным светом.
— Ты — понял!!!
— Я давно знаю тебя, сестренка.
— Я создам развилку. В конце. Перед последним шагом. И ты расскажешь Рону, к чему ведет каждый из путей. А уж выберет — он сам.
— Ты жестока, Скайли... Сделав последний шаг, пройдя точку невозврата, знать, что этот путь ты выбрал сам...
— Он может выбрать и путь человека.
— Ты сама-то веришь в это? В то, что Рон сумеет...
— Я СДЕЛАЮ это возможным.
— Вот даже как... Что ж. Делай! Так будет даже интереснее.
— Я знала, что тебе понравится... — Улыбка стали так небрежна...
— Таись, Скрытная!
Часть души занимает новое место. Уже нет меча и его носителя. Сейчас Кай — это я, а я — это Кай. В единстве мы изменяемся сами и изменяем мир. Кажется, в одном из миров посмертия именно это называют "Возрождением"*.
/*Прим. автора: на всякий случай, дам и перевод: "resurrection".*/
Пути смертных прогибаются под давлением моей/нашей воли, как хорошо разогретый пластилин. Работа близка к завершению, когда я/мы ощущаем некоторое сопротивление. Ярчайший Свет, обернувшийся вокруг предательской улыбки Смерти движется к нам, стремясь не дать закончить начатое.
Ха... Вот и повод окончательно воплотить несуществующее. Я/мы встаем против этого Света, обернувшись в непроницаемый плащ Тьмы до самых звезд. С ядовито-холодной улыбкой я/мы играем витым браслетом с застежкой в виде серебряного черепа, плачущего кровавыми слезами.
— Оставь этого ребенка, эмиссар Трона Черепов! Ты не получишь его душу!
— Есть в происходящем некая мрачная ирония. — Я/мы принимаем на клинок первое заклинание, отправленное в нашу сторону Великим Магом. В этом состоянии мы/я, лишь частично связаны с миром и его магией и малоуязвимы для волшбы... Но Великий Маг он на то и Великий... Нас отбрасывает и волочет по затвердевшим волнам Нереальности. — Когда эмиссар Хаоса пытается не допустить превращения паренька в Зверя Хаоса, и получает за это от провозвестника Света...
— С чего бы адепт Хаоса захотел предотвратить пополнение числа его Зверей?
— Даже и сам не знаю... Каприз.
За время этого короткого диалога директор обрушивает на нас/меня несколько десятков заклинаний, а я/мы пытаемся приблизиться к нем на длину клинка, как и положено правоверным адептам Бога Крови.
Схватка затягивает. Скользить между вспышек заклинаний... Атаковать опасного врага... Скользить по краю... Игра набирает обороты. Очередной зеленый луч чуть было не пресекает мой путь в этой реальности... Я заигрался, и еще не в той форме, чтобы противостоять Великому... да еще и изображая эмиссара Трона.
Я/мы уже готовы сделать шаг, который унесет нас от врага, как вдруг...
— У тебя почти получилось, смертный. Почти...
И вместо того, чтобы вернуться в пусть и не родное, но принадлежащее мне тело, я/мы ныряем в огненную бездну Хаоса, где невесомым пеплом распадается заклятье, которым нас попытался пометить Великий.