Хальвдан чертил тонким прутом в пыли черточки, кружочки и линии.
— Вот. Здесь корабль сможет пройти мимо острых скал и тогда мы высадимся на берег всего в полудне ходьбы от храма Распятого, — сказал он, ткнув пальцем в рисунок и проложив путь мимо двух линий.
Он много думал о том, как подступиться к берегу именно с моря. И пусть то, что он сейчас говорил — чистое безумие, все же хотел рискнуть.
Не зря ему пришлось переодеться нищим. Многое удалось выведать о том, как добраться до храма. Можно было по суше, как говорила Берта. Но оставлять корабль так далеко он не хотел. Потому и расспрашивал, можно ли подойти к нему с моря. Крестьяне утверждали, что это невозможно. Что там сильное течение и коварное дно. К тому же над водой то и дело возвышаются валуны. Но если обойти их чуть западней и проплыть по узкой речке, что впадала в море в этом месте…
— Тогда мы сможем подобраться даже ближе, чем ты говоришь, и не оставлять драккар на милость богов, — улыбнувшись, закончил его мысль Эрик.
Его воины молчали. Он обвел их пристальным взглядом.
— Это рискованная затея. Но мне нравится, — сказал Ивар. Остальные один за другим высказали свое одобрение.
Хальвдан улыбнулся. Зря он думал, что его воины сомневаются в его удаче. Ведь, чтобы пойти за ним в зубы самому Ньерду нужно верить в то, что их предводитель все так же любим богами.
Он снова обежал взглядом лица своих друзей, братьев по оружию. И нахмурился, не отыскав среди них Ульва.
— Где Ульв? — спросил он, повернувшись лицом к Бьерну. Тот пожал плечами.
— Тролли его знают. Я не нянька ему, чтобы следить за каждым его шагом.
— Мы выйдем на рассвете, — отдал он короткий приказ и воины тут же разошлись каждый по своим делам.
Кто-то варил еду, кто-то чистил оружие, кто-то тешился с рабынями, взятыми в деревне.
Но Хальвдану было не до того. Он злился на брата. За то, что смел ему перечить при всех. За то что, не сказав ни слова, умчался носиться невесть где, как обиженная девица.
Да и вообще, на сердце было как-то неспокойно.
— Ульв просто ревнует тебя к этой фракийке, — сказал Бьерн. — Он едва мирится с тем, что ты любишь меня не меньше, чем его. И это только благодаря тому, что мы вместе проливали кровь в битвах и делили пиршественную чашу в Йолль, — усмехнулся он, вспоминая добрые времена у большого домашнего очага.
Это было его самое любимое время в году. Когда в очаг кладут огромное бревно и не смеют спать, пока от него не останется один пепел. Когда эль льется рекой, а жены закрывают глаза на то, что их мужья тешатся с молодыми рабынями. Когда старики рассказывают древние легенды, передавая их мудрость следующему поколению, а мужи хвастают отвагой, как на словах, так и на деле, сходясь врукопашную. Когда женщины заводят песни, подобно альвам, чаруя своими голосами… Эх. Как хотелось домой.
— Но едва он поймет, что она не так бесполезна, как он думает, остынет, — продолжил кормчий, вернувшись из своих воспоминаний. — Но тебя мучит не это, правда?
Хальвдан растер лицо ладонями.
— Куда они запропастились? — наконец спросил он.
— Тебе так не терпится узнать свою судьбу или ты тревожишься за фракийку? — ухмыльнулся Бьерн. — Может, ты думаешь, что она могла сбежать?
— От Хельги так просто не сбежала бы. Да и вообще. Мне кажется, зима была суровой в этих землях.
— Она не так слаба, как хочет казаться.
Да, это среди сильных воинов закаленных в битвах и честью сидеть за веслом, она казалась маленькой и хрупкой. Но он прекрасно помнил, с каким упорством она сражалась с бревном в их первую встречу. С таким видим Воинственная Хильд мчится на Слейпнире в гущу битвы.
Хальвдан и сам не заметил, как стал улыбаться, вспоминая об этом.
— Мне кажется, что девчонка тебе интересна не просто, как вещунья, — сказал Бьерн, подставляя лицо яркому весеннему солнцу. — Не потому ли ты не стал брать на ложе рабынь, взятых в деревне.
Хальвдан тут же перестал улыбаться.
— Ульву не следовало вырезать всех, — сказал он.
— Он был зол. К тому же пока мы не разведаем как следует местность, лучше, чтобы о нашем присутствии поменьше ходило слухов.
В чем-то кормчий был прав. Выжившие легко могли разнести вести по окрестностям. А опыт набегов говорил, что внезапность — лучшее оружие. Хотя с кем тут воевать? Если бы у их берегов посмел пристать вражеский корабль, то уже давно отправился бы в лапы Ньерда. А здесь… Глупо не брать то, что так и просится в руки. А глупцами северяне не были.
— Смотри! Вот и они, — ткнул он пальцем куда-то за спину Хальвдана и тот резко развернулся.
Хельги и Берта едва показались из густого подлеска, но от взгляда хевдинга не укрылось ее состояние. Казалось, на ногах ее держит одно упрямство. Бледная, что было странно для смуглой фракийки, с потухшим взглядом. Сейчас она была похожа не на воинственную валькирию, а на потерявшегося в лесу ребенка.
— Он что на ней верхом по лесу скакал? — спросил Бьерн, ни к кому в принципе не обращаясь.
— Даже если так, то меня сейчас это волнует меньше всего, — буркнул Хальвдан, сам не понимая, чем так могли разозлить его слова Бьерна.
На что брат только беззлобно рассмеялся.
— Зато вид у тебя такой…
— Заткнись, — сказал он, уже направляясь навстречу жрецу.
Хельги не спешил, подстраиваясь под усталый шаг Берты. А когда увидел идущего навстречу Хальвдана, и вовсе остановился.
— Скажи, что ты принес добрые вести, — обратился к жрецу вождь, едва сдерживая раздражение.
Хельги с улыбкой покосился на Берту и кивнул.
— Думаю уже то, что в этих землях тебе удалось отыскать вещунью, добрая весть.
— И что она видела? — все так же не глядя на девчонку, спросил Хальвдан.
— Как ты вырезал мою деревню, не щадя ни мужчин, ни женщин, — глухо сказала Берта, прежде, чем Хельги успел раскрыть рот. — Видела реки крови, из которых ты поил свое тщеславие.
Хальвдан удивленно вскинул бровь. И оскалился, тем самым и правда став похожим на волка.
— И ты конечно же мне захочешь отомстить, — наконец повернулся он к Берте. Девушка поджала губы и мотнула головой.
— Если я стану мстить, то чем тогда буду лучше тебя? — как то обреченно сказала она.
— Слава ассам, — насмешливо протянул хевдинг. — Иначе я боялся бы уснуть, страшась принять смерть от руки женщины и отправиться прямиком в Хель.
Но запнулся, когда она подняла полные ярости глаза.
— Вы и правда такие чудовища, как рассказывала Гесса. Не могу понять одного, почему она так восторженно о вac отзывалась.
— Может потому, что эти земли давно перестали рожать настоящих мужчин?
— Или потому, что была действительно безумна, как о ней говорили, — прошипела она, глядя в глаза тому, кого должна была бы бояться. Или опасаться хотя бы.
Хальвдан смерил ее пристальным взглядом, отметив, как сжались кулачки, придерживающие на груди одеяло. И внезапно еще больше разозлился, до конца не понимая на кого. На Бьерна с его намеками. Или Хельги… Или самого себя, что придает какое-то значение таким мелочам, вместо того, чтобы думать о предстоящем набеге. Он развернулся, процедив сквозь зубы:
— Скажи Снорри, пусть проследит за тем, чтобы она смыла с себя кровь и переоделась.
И ушел куда-то в сторону моря, так ни разу больше не оглянувшись.