С поразительным для хромой служанки проворством Ива выскочила из-за спины Серебряной Снежинки и опустилась у края очага на колени между нею и Острым Языком. Словно выполняя приказ женщины очистить очаг, она держала принадлежности для ухода за огнем. В свете костра ее волосы сверкнули рыжим цветом, потом потемнели, когда она принялась гасить огонь.
— Убирайся, девчонка! — зарычала Острый Язык. — Что вы, женщины Чины, знаете о том, что принадлежит Тангру, богу богов?
Она подняла ногу в тяжелом сапоге из стеганой кожи и войлока, как будто хотела ударит Иву. Стиснув зубы, Серебряная Снежинка быстро выступила вперед, схватив одной рукой служанку за плечо, чтобы поддержать ее. Словно зверь, уклоняющийся от удара. Ива отскочила в сторону. При этом из сумки, которую она всегда держала под одеждой, выпало ее серебряное зеркало. Оно зазвенело и покатилось по полу. Вырезанные на нем символы засветились.
— Убирайся, рабыня, — приказала Острый Язык. — Иначе я прокляну и тебя, и эту неженку с лицом из муки, которая держит твой поводок.
— Моя госпожа не знала, она не знает, — ответила Ива. Серебряная Снежинка не подозревала, что ее служанка настолько овладела речью шунг-ню.
— Но я знаю. — Говорила она со странной протяжностью, почти подвыванием, и смело смотрела в глаза женщине. Лиса, стоящая перед дикой свиньей; обе знают силу друг друга, если придется драться, — подумала Серебряная Снежинка.
— Ива, назад! — приказала она; служанка говорила слишком резко, такой девушка ее никогда не видела.
Ива схватила зеркало, прежде чем Острый Язык или кто-то другой мог его подобрать. Потом посмотрела на хозяйку. В полусвете огромной юрты шан-ю кожа ее казалась очень бледной, глаза огромными; они светились. Длинные волосы вились вокруг головы, в них словно проскакивали рыжеватые искры.
Не надо бросать вызов этой женщине, думала Серебряная Снежинка. Возможно, в своем трактате «Искусство войны» Сунь-цзы не писал этого, но здравый смысл подсказывает, что не стоит связываться с сильным противником на его территории. Ива словно прочла ее мысли. Она отвела взгляд от Острого Языка, напряжение между ними спало. Сражения не будет, по крайней мере сегодня.
Серебряная Снежинка быстро осмотрела просторную юрту. Острый Язык в праведном негодовании и очень нарочито посылала слуг одного за другим за травами, музыкальными инструментами, статуэтками. Ее сын Тадикан стоял за матерью, сложив руки на груди, расставив кривые ноги. За ним столпилось множество шунг-ню. Все ждали.
Серебряная Снежинка увидела Бронзовое Зеркало и Соболя, прикрывшую рукой рот. Никто из женщин не покачивался, не кивал и вообще не делал никаких жестов, которые можно было принять за поддержку. Возможно, Бронзовое Зеркало и Соболь уважают Серебряную Снежинку, она даже может им нравиться, но они всю жизнь прожили в лагере, хозяйкой которого и шаманом была Острый Язык; остальные шунг-ню вообще ничего не знают о ней, кроме того, что ее прислал император Чины в качестве невесты их древнему шан-ю. Они вполне могут поверить, что она слабая, тщеславная и невежественная, какой и представила ее Острый Язык. Ей еще нужно проявить себя, а сейчас надо постараться отвлечь Острый Язык. Потому что если память у нее так же остра, как язык. Иве грозит серьезная опасность.
Девушка потратила одну секунду на глупое сожаление: как бы ей хотелось выложить в доказательство своей смелости шкуру белого тигра, которого они убили с принцем Вугтуроем. Бросить ее к ногам шан-ю Каджунги. Но тут она встретилась взглядом с Острым Языком.
— У меня не было намерения нарушить обычаи шунг-ню, — твердо сказала девушка. — Ведь это теперь и мой народ; его благо — и мое благо, его судьба — моя судьба. Прошу тебя, если я нарушила обычаи этой земли, скажи, как мне исправить ошибку?
К удивлению Серебряной Снежинки, Острый Язык не ответила ей негодующим взглядом. Она смотрела ей в глаза тем взглядом, о котором когда-то говорил Ли Лин: так змея с Инда, когда охотится, смотрит в глаза птицы. Она заставляет несчастное создание ждать, когда сможет ужалить. Маленькие, глубоко посаженные глаза женщины словно расширились, в их глубине вспыхнуло зеленое пламя. Женщина низко заурчала, как тигр.., белый тигр. Снова прозвучал звук огромного бьющегося сердца. Ну, конечно, это топот обутых в войлок ног, подумала Серебряная Снежинка. Ее этот звук почти оглушил, но никто из шунг-ню как будто его не заметил.
В тот вечер, когда белый тигр выслеживал добычу в лагере. Бронзовое Зеркало и Соболь тоже не слышали этот звук. Как будто шунг-ню глухи к нему.
Неужели она послала белого тигра убить неизвестную ей, но ненавистную принцессу из Чины, — убить, или свести с ума от ужаса, или запугать так, что она убежит домой? Очень возможно. Может, Ива сумеет разузнать больше.
Ива. Служанка, хромая, выскочила откуда-то, она всячески демонстрировала, что у Серебряной Снежинки есть союзница. Девушка выпрямилась. Но все равно оставалась на несколько дюймов ниже Острого Языка и вдвое легче.
Древний шан-ю встряхнулся, словно приходя в себя после глубокого сна.
— Сказано храбро и достойно! — провозгласил он, с улыбкой глядя на.., на свою новую игрушку, подумала Серебряная Снежинка. Я для него словно шелковая одежда или нефритовая ваза; меня нужно не запирать, а выставлять па всеобщее обозрение, как знак богатства и власти. Но в тот момент она этому радовалась.
— Острый Язык — мать Тадикана, моего старшего сына, — продолжал шан-ю.
— И наследника, — прошептала Острый Язык, хотя шан-ю не обратил внимания на ее слова.
— Она знает язык птиц и понимает звук камней, скрип дверей и петель, разговор мертвецов в могилах. Нет лучшего учителя среди женщин шунг-ню. Острый Язык, приказываю тебе: теперь, когда ты очистила очаг, научи свою старшую сестру обычаям шунг-ню, чтобы она придала еще больше славы нам своим присутствием.
Старшую сестру! Серебряная Снежинка сдержала стон отчаяния. Любая надежда, что она когда-нибудь сумеет умиротворить эту женщину, только что улетучилась, как дым рассевается в бесконечном воздухе.
— Я буду скромно признательна за такое обучение, — заставила сказать себя девушка и была вознаграждена новой улыбкой своего повелителя. Стоя рядом с отцом, принц Вугтурой едва заметно кивнул, но Серебряная Снежинка ощутила его одобрение, даже поддержку. Она знала, что это ей награда за смелость.
Потом она посмотрела на женщину по имени Острый Язык, которая окружила очаг бесцветными, растрескавшимися лопаточными костями и посыпала разнообразными порошками. Потом поморщилась, словно оставалась неудовлетворенной. Вероятно, так оно и есть. Работая, она двигалась не только с поглощенностью шамана, но с тем сознанием собственной важности, которое Серебряная Снежинка подметила у евнухов внутреннего двора: каждое движение совершалось с большой точностью и высокомерием; оно делало нелепым само предположение, что кто-то сможет его повторить. Уловив взгляд Серебряной Снежинки, женщина презрительно фыркнула и наклонилась, укладывая кость. Массивные груди и ляжки покачивались словно в сознании своего достоинства и правоты.
Серебряная Снежинка знала во дворце таких женщин, которые радовались чужим ошибкам, указывали на них громогласно и в присутствии вышестоящих и никогда ни сами о них не забывали, ни другим не давали забыть. Сама она считала такое мстительное поведение недостойным. Ведь Конфуций учил: не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе. А Серебряная Снежинка, которая переживала из-за своих ошибок так, словно они стоили многих жизней, не выдержала бы, если бы ей на них постоянно указывали.
Тем не менее здесь она чужая и должна еще себя проявить. Это жестокие земли, как она хорошо знает еще с детства. Может быть, постоянное указание на ошибки, непрерывные разносы помогают здесь выжить. Хоть Острый Язык явно не стремится помочь Серебряной Снежинке выжить, сама девушка постарается это сделать. Я выдержу, — сказала она себе. — Я использую ее враждебность, чтобы закалиться, стать более приспособленной к жизни здесь.
Но она знала, что Острый Язык не успокоится, пока она не допустит смертельной ошибки и не умрет.
Поэтому мне всегда нужно быть настороже, — сказала себе девушка. Судя по тому, как шан-ю улыбается обеим женам, он считает, что само его желание обеспечивает их дружбу. И это о многом ей сказало: и о его прежней силе и власти, и о том, как слаб сейчас его разум. Вождь, уверенный в своей власти, чтобы отдавать такой приказ, конечно, заметил бы враждебность между своей прежней женой и пришедшей ей на смену. Ведь каков чинский иероглиф для «неприятностей»? Две женщины под одной крышей.., или в данном случае в одной юрте.
И тут ее охватил новый страх. Куджанга слабеет от старости или чего,
— то еще? Ей нужно самой тщательно присматривать за ним, иначе она очень скоро станет вдовой.
Серебряная Снежинка разглядывала женщину. Она знала, что это враг, хотя ей и приказано быть для девушки подругой и учителем. На ее мускулистой шее среди амулетов свисает длинный тигриный коготь, а нож у нее отлично наточен. Из всех шунг-ню в юрте вождя только у нее и ее сына совершенно нет чинских украшений, шелка, вышивки, нефрита. Учитывая, что Тадикан, по-видимому, предводитель тех, кто выступает против мира со Срединным царством, это вполне логично.
Глядя на Острый Язык, девушка заметила, что Тадикан так же неотрывно смотрит на нее. И если взгляд его матери был откровенно враждебным и мстительным, взгляд Тадикана был полон похоти. Серебряная Снежинка после этого взгляда готова была отдать половину своего приданого за горячую ванну.
— Хочешь учиться? — спросила Острый Язык. — Тогда начинай немедленно. Встань на колени и положи ладонь на мой барабан духов.
Казалось бы, какая обычная вещь. Встань на колени, коснись барабана, помоги этой женщине очистить очаг. Глаза Острого Языка снова потемнели, превратились в сплошные зрачки, в центре их вспыхнуло зеленоватое пламя, оно усиливалось, оно скоро вырвется и…
Нет, старшая сестра! Этот крик словно взорвался в голове Серебряной Снежинки, девушка покачнулась. На мгновение ее сознание и сознание Ивы соединились. Слух и обоняние у нее стали острыми, как у лисы, которая возвращается в логово, чтобы защитить детенышей. Запахи костра, от кизяка, пота и пищи, грозили поглотить ее, но теперь Ива передавала и запахи страха, гнева и — со стороны Острого Языка — огромного удовлетворения. Девушка слышала шепот шунг-ню, сдержанные возгласы протеста, когда она протянула руку, чтобы коснуться барабана Острого Языка…
Там кожа… Очищенная от жира, прокопченная, но так похожа на ее собственную кожу. Серебряная Снежинка отшатнулась.
— Боишься? — насмешливо спросила женщина. Серебряная Снежинка покачала головой, но знала, что обманывает.
— Как могу я коснуться вещей шамана? — спросила она. — Этот предмет полон силы.
Тадикан рассмеялся.
— Ты сама еще не знаешь его силы, — сказал он. — Этот барабан — трофей большой охоты…
А добыча этой охоты передвигалась на двух ногах, — подумала Серебряная Снежинка, едва не парализованная страхом, — умоляла на языке шунг-ню и на своем собственном, на языке Срединного царства, заклинала Огнем, Небом и Предками, просила сохранить жизнь или по крайней мере даровать чистую и внезапную смерть.
Не свистящие стрелы Тадикана милосердно свалили эту добычу. Ее принесли в жертву, чтобы обтянуть барабан Острого Языка. Может, я смотрю на останки своего родственника, — подумала Серебряная Снежинка. После своего поражения и пленения ее отец жил среди шунг-ню, женился, у него родился ребенок, которого он вынужден был оставить, когда бежал в Срединное царство.
Острый Язык протянула руку, словно силой хотела заставить Серебряную Снежинку коснуться барабана, но младшая женщина оказалась быстрей.
— Делай, что нужно, чтобы очистить очаг, — сказала она, полная желания замять ссору. — Я его больше не оскверню.
— Посмотрим, — ответила Острый Язык. Она забила в барабан, раздула огонь, бросила в него порошки, но от них исходил не тот острый чистый и сладкий запах, какой помнила Серебряная Снежинка по своему дому. Этот был более диким и резким. Барабан забил быстрее, Тадикан сделал шаг вперед и положил руки на плечи матери, словно поддерживая ее. Он улыбнулся Серебряной Снежинке, и заживающие шрамы превратили его лицо в маску демона. Он желает ее не только ради удовольствия, но и ради власти. Насилуя ее, он будет вымещать свою злобу к ее родине, земле, из которой она пришла.
Серебряная Снежинка слышала, как отражаются в воздухе и под ногами удары барабана. Острый Язык склонилась к пеплу очага и разжигала огонь.
С лицом, искаженным отвращением и тревогой, Вугтурой помог отцу опуститься на груду мягких мехов. Старик как будто не чувствовал напряжения, повисшего в большой юрте; он добродушно улыбался, глядя на своих жен. Новая стояла рядом со старой и наблюдала, как та разжигает огонь в очаге.
Неожиданно там, где только что был лишь пепел, вспыхнул огонь, сверкнул белый луч и мгновенно исчез, и Серебряная Снежинка обрела способность нормально дышать.
Услышав сдавленный крик, она повернулась. В темном углу опустилась на колени Ива. Глаза у нее были окружены темными кругами. Казалось, она в обмороке. Тем не менее она спрятала свое зеркало на груди, потом обхватила себя руками, как будто ей очень холодно. Слабо, словно с огромного расстояния. Серебряная Снежинка «услышала» мысленный голос своей служанки. Как могу я оставить хозяйку, свою маленькую старшую сестру, у очага, разожженного.., этим?
Ива упала набок, и Соболь и Бронзовое Зеркало бросились ей на помощь.
— В чем дело, дитя? — спросил шан-ю.
— Мы.., моя служанка и я ., после долгого пути отвыкли от такого количества людей. Небесное Величество, — ответила Серебряная Снежинка.
— Говори «мой муж», — сказал Куджанга тоном, каким уговаривают ребенка поесть.
Серебряная Снежинка, искусно изображая застенчивость, опустила глаза
— этому она научилась у опытных наложниц — и повторила его слова, заслужив одобрительную улыбку. Клянусь предками, он слаб телом и умом. Как он удерживает этих людей в повиновении?
И это человек, который нанес поражение ее отцу и Ли Лину? Это человек, который сделал кубок из черепа Модуна, врага империи и его собственных орд? Этот высохший, улыбающийся старик, со всеми своими женами и множеством сыновей, двое из которых как раз сейчас вызывающе глядят друг на друга? В нем должно быть нечто такое, чего Серебряная Снежинка не замечает. Должно быть, иначе ее ждет участь, о которой не хочется и думать.
— Может, нам нужна помощь, — попросила Серебряная Снежинка, надеясь выиграть время.
— Я не думал, что ты захочешь покинуть нас так скоро после приезда, — снисходительно сказал шан-ю, — но, наверно, вы все и правда устали. Хочешь осмотреться.., конечно, место жалкое, бедное, ничего особенного, но шунг-ню зимуют здесь с тех пор, как мой дед был ребенком.
Улыбаясь, он сделал знак, и женщина открыла клапан большой юрты. Порыв ветра, ударивший по юрте, мехам, коврам и вновь зажженному огню, казался вдвойне слаще после напряжения ссоры и ритуала; после проникнутого вездесущими запахами навоза, пота, кожи и вареного мяса воздуха.
— Тебе приготовили твою юрту, госпожа. А сейчас я покажу тебе твой дом, — сказал шан-ю.
— Небесное Величество, ты не .. — начал Тадикан.
— Мой старший сын, — прервал его Куджанга. — Напомню тебе в последний раз. Я сражался с Модуном. Бок о бок со своим братом императором я сражался с Модуном и его племенами юе чи. Я езжу по нашим степям с тех пор, как меня родила мать. Когда я не смогу вынести поцелуй ветра, придет пора копать мою могилу. Но до этого я здесь правлю и я решаю, что нужно делать.
— Проводи меня! — приказал он, но обратился к Вугтурою, а не к Тадикану. Серебряная Снежинка подобрала юбки и вышла из душной юрты, не взглянув на Острый Язык.
В последующие дни Серебряная Снежинка лучше узнала характер людей, которыми судьба, повелитель этой земли и собственная верность доверили ей владеть. Никто не шел пешком, если мог ехать верхом, и женщины были такими же свирепыми, как мужчины, и так же искусно владели смертоносными луками всадников травяных степей.
В роскошной юрте, воздвигнутой для нее шан-ю. Серебряную Снежинку окружил ее собственный маленький двор. Она много узнала за следующие несколько недель. Она ожидала простоты, к которой привыкла в отцовском доме; готова была и к лишениям. Но нашла вместо этого своеобразное сочетание строгости и роскоши. Жила она в юрте из войлока и кожи, но здесь было теплей, чем в Холодном дворце во времена ее немилости в Шаньане. У нее были ковры, меха, занавеси, которым позавидовала бы сверкающая наложница; к ней относились почтительно, как к старшей жене шан-ю и женщине, удочеренной Сыном Неба. Конечно, чай, который Бронзовое Зеркало и Соболь готовили из брикетов, твердых, как нефрит, и древних, как почти забытый Шан, был крепким, горьким и черным, но холодными утрами он согревал тело, когда она выбиралась из-под собольих и куньих одеял.
Самое приятное в новой жизни заключалось в том, что она больше не была ограничена пределами двора. Никто не ждет от нее такого заточения. Ей оставили лошадь, на которой она приехала в зимний лагерь; у нее было бесчисленное количество кобыл и жеребцов, если понадобится пересесть; а границей ее свободы стал горизонт.
Она очень быстро поняла, что принцесса понадобилась шан-ю только для заключения договора с императором Юан Ти и установления мира между племенами. Но когда старик понял, что она отлично владеет луком и лошадью, он стал гордиться ею, как дед внуком. И действительно, думала Серебряная Снежинка, он обращается с нею, как с любимой внучкой, а не с женой. Это проявлялось во всем, кроме того положения, которое она занимала среди женщин шунг-ню.
Она стала его соловьем, искусной певицей, умеющей вести разговоры при дворе. И то, что она оказалась совсем не хрупким созданием, что она сумела увидеть радостные стороны жизни шунг-ню, еще увеличивало в его глазах ее ценность. Вечерами, когда она не пела Куджанге в одиночестве его юрты — Ива всегда оказывалась рядом и подливала горячее вино или кумыс, который шан-ю, несмотря на свою любовь ко всему чинскому, явно предпочитал, — Серебряная Снежинка слушала его рассказы о плоскогорьях и степях, о долгих переходах на запад, где, по его словам, находится Крыша Мира; о диких скачках за овцами, лошадьми и иногда за женами; о сражениях с другими племенами.
В таких случаях старость отступала от старика, он не замечал того, что происходит в его лагере, что находится рядом; он снова становился молод и силен.
— И, госпожа, когда умер мой отец Эдика, моя мать устроила так, что из всех сыновей отца я первым приблизился к его телу. И по праву стал шан-ю, но остальные сыновья Эдики сражались со мной зубами и клыками. И я волей Небесного Величества победил; и еще благодаря своему луку и силе рук своих людей. И правлю до сих пор и буду править еще много лет.
Потом он начинал смеяться. От смеха его охватывал кашель, а после приступов кашля — жажда. Серебряная Снежинка быстро подносила ему мех с кобыльим молоком или уговаривала выпить настойки, которую готовила Ива из целебных трав. Эти травы укрепляли сердце и очищали легкие. А пока он пил, Серебряная Снежинка пела.
Однажды он позвал сына, чтобы тот послушал ее пение и развлек ее рассказами об охотах и сражениях. Пришел принц Вугтурой, но больше никогда не приходил. Вскоре Серебряная Снежинка обнаружила, что украдкой ищет тень, которая кралась за ней в последние дни их путешествия в лагерь. Это открытие рассердило ее, и она решила все внимание уделять своему повелителю и писать письмо, которое надеялась отослать отцу.
— У него здесь родился сын, у Чао Куана. Ты это знала, госпожа? — спросил однажды вечером вождь шунг-ню.
Серебряная Снежинка посмотрела на тонкую, изящную чашку, которую держала в руках. Щеки ее неожиданно вспыхнули, а руки похолодели.
— Слышала, Небес…
— Как я приказал тебе называть меня, дитя? — Куджанга поднял дрожащий, изрезанный шрамами палец и снисходительно погрозил ей.
Каждый день он находит силы жить, и разум его остается ясным. Каждый день — это победа, — думала Серебряная Снежинка, но знала, что время — ее враг. Тем не менее, как военачальник, который знает, что его войска уступают врагу по численности, она призвала на помощь самообладание. Ива много знает о травах; еще многому она научилась в Шаньане; она может сохранить на годы жизнь шан-ю.
— Супруг, — поправилась Серебряная Снежинка со скромной улыбкой, которая — она это знала — нравится Куджанге. — Я слышала об этом и с радостью воздам дань уважения старшему брату.
— Он был слабый и болезненный, рассказывала мне жена, и знал это. Когда умерла его мать, он понял, что станет обузой для кого-нибудь еще. И поэтому однажды уехал, подальше от племени. Мы так и не знаем, пала ли его лошадь или он просто не вернулся. Но тогда было время большой болезни. Я сам думаю, что он предпочел умереть, чтобы не объедать других, более достойных жить, и уважаю его за это.
— И Острый Язык заставила тебя в это поверить, — с печалью думала Серебряная Снежинка. — Ты его уважаешь, но видишь на этом ее барабане. Если когда-нибудь стану подлинной королевой, как здесь меня называют, прикажу похоронить эту вещь.., и, может, вместе с хозяйкой.
В тот вечер она увидела тень на стене своей юрты; и хотя сама этого не заметила, смех ее зазвучал музыкальней, а песни стали слаще. И Ива ничего ей не сказала. Проходили дни зимы, и Серебряная Снежинка все больше поражалась переменам в своей служанке. Из-за хромоты она всегда считала Иву слабее себя. Но сейчас Ива расцвела, как зверь, избежавший ловушки, пусть и ценой увечья. Волосы ее стали гуще, длинней, роскошней, кожа потемнела.
Куда она уходит? — думала Серебряная Снежинка. Огромные табуны лошадей и стада овец не волновались; не кричали дети; ни один охотник не хвастал встречей с лисой. На рассвете Ива всегда спала в ногах хозяйки, пальцы ее дергались, глаза под опущенными веками двигались, как будто во сне она, дикая и свободная, охотилась. Пока Ива ничего не рассказывала хозяйке, и та не настаивала.
Серебряная Снежинка написала еще одно письмо. Может, с началом оттепели какой-нибудь смелый всадник согласится поехать на восток и передаст ее тщательно написанное на тонком шелке послание в ближайший пост солдат Чины. А оттуда с торговым караваном письмо пойдет в Срединное царство. Девушка чувствовала, что это письмо обрадует отца и Ли Лина; в нем она сообщала, что шан-ю повторил свое предложение защищать границы Срединного царства.
И, может, однажды такой всадник привезет к ее юрте ответ.
Приободрившись, она направилась в большую юрту Куджанги, поздоровалась и села рядом с вождем на груду подушек. Это место она занимала по своему положению и из-за гордости Куджанги вновь приобретенным сокровищем.
К ее удивлению, однако, принца Вугтуроя среди собравшихся не было. Девушка думала, как бы узнать, почему он отсутствует, когда заговорил Куджанга.
— Мой младший сын уехал со своими людьми, чтобы взглянуть на стада юе чи. — Это замечание шан-ю вызвало у присутствующих смех.
Путешествие по степи в самый разгар зимы? Это не храбрость, подумала Серебряная Снежинка, а глупость. А ведь Вугтурой не дурак. Но тут она увидела довольную улыбку Острого Языка и поняла, что это не глупость, а политика. Политика женщины-шамана. Внушить старику мысль, что за некогда мятежными юе чи нужно присматривать, и Вугтурой, как послушный сын, вынужден будет уехать. А когда он будет далеко от лагеря… Что ж, зимой по степи бродит множество болезней, а гиан-ю стар. Пусть умрет, пока Вугтуроя нет поблизости; а среди окружающих не найдется никого достаточно сильного, чтобы помешать ее сыну Тадикану захватить власть, имущество старого шан-ю.., и его жен.
При этой мысли Серебряная Снежинка вздрогнула и плотнее запахнулась в одежду, несмотря на то, что в большой юрте было тепло. Ей показалось, что с нее сорвали одежду и оставили без защиты на ледяном ветру под Крышей Мира, к востоку от Стены. Но ведь Куджанга здоров, — сказала она себе. — Он проживет еще годы. Во всяком случае до…
— Сегодня день пира, — сказал ей шан-ю. — Мнение моего сына Вугтуроя хорошо известно, — он покачал головой, удивляясь своему младшему сыну. — Вместе со мной он на стороне Срединного царства. Но Тадикан всегда выступал против этого. Однако сегодня — сегодня он согласился, что мы должны выступать против врагов вместе со Срединным царством. Если мы так поступим, может, людям Чины не нужно будет больше жить в этих крепостях по призыву; они смогут вернуться домой и жить со своими семьями, как мы.
Серебряная Снежинка чуть не ахнула в ужасе. Кто внушил эту мысль Куджанге? Дьявольски хитрая мысль:
Ли Лин опасался, что именно на это согласится император. Если крепости опустеют; если Тадикан получит власть над гарнизонами и будет следить за их пополнением — «защита» шунг-ню может быстро превратиться во вторжение. В Шаньане должны узнать об этом! — подумала она.
— Пей, отец мой! — воскликнул Тадикан. Неуклюжей походкой человека, который большую часть жизни провел в седле, старший принц направился к отцу. Сторонники приветствовали его громкими криками. В руках принц держал отделанную серебром чашу из какого-то желтоватого материала ., может, слоновая кость? Но по торжествующим кровожадным крикам девушка догадалась, что это такое: этот кубок сделан из черепа Модуна, вождя юе чи, врага и Куджанги, и Юан Ти. А жидкость в кубке — смесь кобыльего молока с кровью.
Шан-ю встал, схватил кубок и осушил его.
— Аххх! — воскликнул он и бросил кубок назад сыну. Несколько капель упали на бесценные меха и ковры.
— Таким будет конец всех врагов шунг-ню! — закричал вождь под приветственные возгласы, от которых юрта затряслась, как от порывов зимнего ветра.
— Всех врагов шунг-ню! — подхватил его старший сын. — Я сам отрублю им головы и сделаю из них кубки!
Крики стали лихорадочными, их усиливало биение барабана. Серебряная Снежинка с отвращением узнала в нем барабан Острого Языка.
— Это только один из них, — сказал Тадикан, повернувшись лицом к Серебряной Снежинке, чтобы она могла прочесть слова по движениям губ.
Если не убегу, меня стошнит, — подумала она и тут же строго упрекнула себя. — Ты останешься, тебя не вытошнит, и сегодня вечером ты не ляжешь спать, пока не напишешь подробный отчет об этом отцу. Ли Лину и Сыну Неба.
Письмо, которое она так тщательно написала перед этим, должно быть переписано.
Но как его отправить? На этот вопрос она пока не имела ответа. Не было его и позже, когда она, с горящими от усталости глазами ложилась спать, ни на рассвете, ни в последующие дни, которые все удлинялись — время шло к весне.
Наконец Серебряная Снежинка решила, что у нее есть только один способ решить эту проблему. Шан-ю относится к ней снисходительно; пусть даст ей посыльного, чтобы тот отнес письмо к ее отцу, его давнему пленнику-гостю.
— Письмо может отвезти брат Соболя, — подсказала Ива, со своим обычным искусством читающая мысли хозяйки. — Со смерти жены он очень предан сестре, которая заботится о его детях.
Серебряная Снежинка кивнула. Брат соболя Басич, молодой, стремительный (даже для шунг-ню), опрометчивый храбрый почти до потери рассудка, действительно может отнести ее письмо. Больше того, он предан Вугтурою, как его сестра (так казалось самой девушке) — Серебряной Снежинке. Но все же, может, лучше спросить шан-ю, который считает себя снисходительным мужем молодой жены. Надев свое самое яркое платье — слабые глаза старика прояснялись при виде ярких цветов, — Серебряная Снежинка подозвала Иву, взяла тщательно запечатанный пакет с шелковым свитком и направилась к большой юрте.
— Стой! — послышался возглас, сопровождаемый хриплым, грубым смехом и топотом копыт.
Это голос Тадикана.
Неужели он умер, старик, который был так добр ко мне? — подумала охваченная паникой и страхом Серебряная Снежинка. — И Тадикан захватил власть шан-ю, не дав еще остыть телу отца? Я отомщу за отца и выполню свою клятву: скорее повешусь на своем поясе, чем дам ему надругаться над собой.
Ива тянула ее за рукав, как будто уводила в укрытие до прихода охотников.
— Иди, Ива, — прошептала Серебряная Снежинка. Чем реже Острый Язык будет видеть служанку, тем лучше. — Уходи.
Ива, однако, не уходила, и Серебряная Снежинка в отчаянии прикусила губу. Но тут ее посетило вдохновение, и она сунула письмо в холодные сильные руки служанки.
— Ты должна уйти. Отнеси это письмо Соболю. Пусть Басич его увезет и постарается уехать незаметно.
Как можно быстрее, полубегом, хромая, Ива отправилась к палатке Соболя, а Серебряная Снежинка заставила себя стоять неподвижно, чтобы не подгибались колени. Продолжался высокомерный, внушающий ужас парад людей Тадикана.
Лошади рвались вперед. Но Серебряная Снежинка оставалась на месте. И тут с криком, который мог разбить ледяную глыбу, Тадикан выпустил свистящую стрелу. Запели в воздухе стрелы его людей.
Шунг-ню осторожно выглядывали из юрт, чтобы посмотреть, кого на этот раз убил Тадикан. Только оцепенение и шок позволили девушке стоять неподвижно: она боялась, что как только оцепенение пройдет, она упадет.
Тадикан подъехал к ней, и Серебряная Снежинка заставила себя открыть глаза. Его взгляд, скользивший по ней, казался назойливыми руками, ласкавшими ее против ее воли.
— Впервые моя мать ошиблась, — сказал он; голос его напоминал урчание хищника. — Ты храбра. Мне это нравится, госпожа. Помни, что я сказал. Ты мне очень нравишься.