Серебро на крови

Низко над водой таяли небольшие пузырьки радужной пены. Их негромкий тихий шорох приятно ласкал слух, также, как и кожу, лоснящуюся от жары в натопленной ванной комнате, где горели свечи. Сотни огоньков разгоняли тьму, заставляя ту забиться в углы, чтобы наполнить ванную тёплым мерцанием уюта и комфорта. Ванна стояла посредине на кафельной, когда-то белой, плитке на выкрашенных в золотой цвет с узорчатой рябью ножках, с давно выбитым краном, из-за чего воду приходилось набирать вручную, и она быстро остывала. Жар в комнату приносила небольшая переносная печка, заполненная хворостом, щепками и ветками деревьев. Это место казалось вырванным из окружающей действительности. Казалось, что за пределами этой комнаты нет жизни и что всё уходит в непроглядную смертельную тьму. Но здесь, пока горит огонь и тихо поскрипывают свечи, царит покой.

— О чём ты мечтаешь, Мара?

В ванной лежат двое. Молодая женщина, прислонив затылок к груди мужчины, задумчиво выводит по воде узоры, наблюдая за переливами сотни сгустков пены. Её завораживало перевёрнутое отражение, видневшееся на дне каждого пузырька. В этом она видела загадку, которую хотела разгадать. Он же смотрит на неё, её движения, слушает как мерно вздымается и опускается обнажённая грудь, он касается её рук и опускает их под воду.

— А какой ответ ты хочешь услышать? — её голос звучит утомлённо.

День был по-настоящему бесконечным. Столько дел, забот, новый город, неисчислимые задачи возникли перед победителями. Королевская битва уже как три месяца закончилась, а кажется, что это было эоны лет назад. И в другой жизни у них была призрачная, но свобода. Свобода пути, нескончаемых потрескавшихся асфальтовых дорог. Прерии, укутанные в снег и дождь, разрушенные пригородные деревушки, ржавые машины и мосты. Всего и не вспомнить, что повстречалось им. Но дорога закончилась здесь. И с каждым днём девушка всё больше и больше смотрит на горизонт, мечтая вырваться из образовавшихся пут обратно на волю. К несчастью, но даже мечтать об этом, она права не имеет. И поэтому молчит, когда он задаёт подобные вопросы.

А он совсем другой. Новый король, сильный король, уверенный в своей правде. Бессмертный вампир, прошедший не одну войну, он чувствовал себя победителем. С энтузиазмом завоевателя он постепенно покорял новые вершины власти, открывая для себя новые границы бытия. Он через многое прошёл, чтобы занять это место и теперь наслаждался своей победой, прижимая к сердцу свою воительницу-ламию. Его чёрные длинные с проседью волосы как сети паутины обвивали девушку, не давая той и намёка на освобождение. Но Мара и не спешила бежать. Здесь, рядом с Алистером, она хоть немного, но чувствовала себя живой. Она чувствовала себя желанной. Зная, как к ней относятся остальные, это было тем немногим, что примеряло её с нынешним существованием.

— Я рад, что власть не испортила тебя, дорогая, — он провёл рукой по её шее, заставляя девушку довольно выгнуться. — И рад, что ты по-прежнему рядом со мной.

— Не думаю, что я так сильно тебе нужна, — голос прозвучал немного хрипло, но в нём всё равно можно было услышать затаённую грусть.

— Эй, ты чего?

Он потянул её за подбородок, чтобы она обернулась. Встретившись взглядами, мужчина нахмурился.

— Я не собираюсь отталкивать тебя от себя. Ты дорога мне.

— Не дороже той власти, что приобрёл, — она смотрела неотрывно и из-за мерцания свечей по её взгляду трудно было прочесть, о чём она думает. Только голос выдавал в ней тревогу.

— Глупы те, кто стремится к власти ради власти, — он негромко фыркнул, отпуская девушку и позволяя ей перебраться на другую сторону ванны, чтобы можно было продолжить этот диалог.

Ты знаешь, зачем мы всё это затеяли. Столетиями я стоял возле Хозяина, наблюдая за тем, как он управляет своим кланом. Он был мудрым правителем, но недальновидным, поэтому утратил своё господство, когда пришло время реформ. Однако если бы не его болезнь, Люциан и сейчас бы управлял своими землями. Но думаю, что он не пережил пандемию, — вампир покачал головой, а затем продолжил.

— А вот Маркус из другой породы, — в голосе Алистера появились жёсткие, злые ноты.

Когда-то я поверил, что он способен на большее, чем быть просто безумным учёным. Я поверил, что он способен править, потому что был убеждён, что сам не обладаю необходимой жёсткостью и милосердием. Я никогда не стремился к власти, потому что всегда видел, какие обязательства она накладывает на властителя. Я никогда не испытывал нужды или страха, чтобы стремиться к ней в надежде больше никогда не страдать. Для меня власть всегда была самым жёстким обязательством на свете, поэтому старался не замечать в себе способности к правлению. И когда пришло время, я положился на него.

Алистер ненадолго замолчал, его янтарные, как у ястреба, глаза вспыхнули в темноте, отражая внутреннюю злость.

— А он всё променял на свои исследования. Вернее не так, — вампир покачал головой. — Он всё променял на свои страдания, свои желания, он поставил себя выше власти и поэтому мы так легко смогли изгнать его из Йорка. Сейчас даже не жалею, что не смог убить его. Право, он уже получил своё наказание.

В глазах вампира мелькнули странные искры, но девушка не стала придавать им значение. Она внимательно слушала своего любовника, зная, что он не часто открывается с этой стороны.

— Считаешь меня зависимым от власти, да Мара? — он приподнял брови, наблюдая за ней. — Нет, я занял это место только ради одной цели. Исправить ошибки своего прошлого. И когда-нибудь ты поймёшь, о чём я говорю.

Девушка спустилась ниже, чтобы плечи оказались под водой. В отличие от вампира, она чувствовала, что вода постепенно остывает. Ей становилось холодно и она стала задумываться о том, чтобы выбраться наружу, укутаться в полотенце и забраться в постель. Завтра будет очередной долгий, очень долгий день.

— Нам нужно нечто большее, чем заклятия ведьм, — протянул вампир, откидываясь назад о бортик ванны. — Мы должны очистить город от белых упырей.

— Что?!

Сонливость, медленно овладевающая девушкой, слетела в мгновение ока. Она изумлённо уставилась на него.

— Ты слышала. Когда-то мы мечтали очистить всю страну от этих тварей. Теперь мы знаем, что это невозможно. Но нам нужно хоть с чего-то начать, — он вновь посмотрел на неё и негромко рассмеялся. — Ты бы видела себя со стороны. Такое удивление на лице!

— Это звучит слишком безумно, учитывая, что война ещё толком не закончилась, — горячо заговорила Мара, хмуря брови. — Что за идеи, Алистер? Ты хоть представляешь, сколько за стенами, выстроенными ведьмами, скрывается упырей? Сколько наших солдат погибнет, пытаясь воплотить эту идею? А сколько дезертирует? Сколько пойдёт волнений? Ради чего ты это задумал, объясни?!

— Не волнуйся ты так, — теперь и мужчина посерьёзнел. — Я не говорю, что это нужно делать сейчас, но завтра я собираюсь внести это предложение в наш совет. Чем больше людей будет думать над этой идеей, тем больше шансов её воплотить. Только представь себе, что из этого может получиться! Йорк станет настоящим центром континента! Это та мечта, та надежда, которая принесёт мир в наши земли. Если мы сделаем это чудо, то наша власть распространиться…

— Ты слышал? — девушка резко оборвала воодушевлённую речь мужчины и уставилась на входную дверь.

— Что такое?

— Что-то не так. Алистер, что-то не так!

В голосе Мары появилась паника вместе с нарастающим шумом за стенами комнаты. Словно бы мир постучался в это уединённое место, наполнив его далёкими криками и воплями ужаса. И звериным рыком, который невозможно ни с чем спутать.

— Они прорвались! — помертвевшими от ужаса губами сказала она и внезапно осознала, какой маленькой выглядит их комнатка. Тесной, с закрытыми на плотные ставни окнами, она казалась капканом.

За дверью раздалось негромкое шуршание, от чего у девушки на коже выступили мурашки.

— Превращайся, — очень тихо настороженно заявил вампир, медленно поднимаясь над водой.

Раздался грохот от удара в дверь, но она выдержала.

— Я не могу, Алистер! Я не могу! — пронзительно закричала девушка, обхватываясь себя за плечи, затем шею, виски, вцепившись пальцами в волосы и раскачиваясь в такт последующим ударам. — Не могу!

Дверь слетает с петель в комнату, наполняя её пылью и холодом, задувая свечи. Монстр молод, не успел даже облысеть. Но глаза горят, а за спиной виднеются и другие огоньки.

Мужской и женский крики проносятся по комнате. И если Алистер прощается с жизнью, намереваясь дорого продать свою плоть, то в голосе девушки звучит паника, смертельный ужас.

Монстров слишком много, они погребают их под собой вместе с криками и страхом, действуя, как снежная лавина. Ванна наполняется кровью.

Мысли в голове путаются. Какой сейчас год? Кто ятакая? Кем была та девушка в ванной? Это я? Нет, у неё волосы красные, а мои белые. Я мертва? Умираю? То были картинки перед смертью? Мои воспоминания? Что со мной?

Как трудно думать, трудно дышать, трудно осознавать себя. Кто-нибудь, помогите мне! Ничего не вижу, а чувства уходят в пустоту, оставляя после себя выжженное поле тоски. Что-то не так, что-то определённо идёт не так. Эти воспоминания… я была упырём? Это кадр из прошлого? Это то, что чувствуют те, кто обратился? Теперь я заперта в этом теле?! Обречена ли балансировать между воспоминаниями, в этой темноте? Мне так страшно…

И словно вспышка, мне удаётся сделать вдох. Открываю глаза, обнаруживая над собой вечернее, нежно-фиолетовое небо с первыми тусклыми звёздами. Кашель рвёт горло, переворачиваюсь на живот, выплёвывая кровавые сгустки. Мне плохо, дышать так больно! Невыносимо само понятие чувствовать себя живой. Секунду назад хотела вернуться сюда, но не понимала, какое же это блаженство — ничего не чувствовать. Что я такое?

Мара.

Да! Это моё имя! Облегчение ненадолго ослабило боль, отчего вновь перевернулась на спину, обращая свой взор к звёздам. Но этого мало. Чертовски мало, чтобы понять, что происходит. Что со мной случилось?

Память возвращается обрывками, с целыми белыми кусками пустоты. Как будто что-то стирает меня, вырывая страницы из моей книги жизни. Что случилось? Как оказалась здесь?

Нет, я была не упырём. Это я, та девушка в ванной. Мара. А Алистер мой король. И того, что там случилось, никогда не было. Он договорил свою речь и тогда же впервые разозлилась на него. Мы поссорились и это стало первым камнем к нашему расставанию. Но мы сделали то, что он хотел. Мы очистили Йорк от белых упырей. Так почему же воспоминание изменилось? Откуда они взялись?

За памятью пришёл испуг. По-новому посмотрела на горящие на небе звёзды. Здесь быстро темнеет, а значит…

Далеко-далеко слышится первый крик. Оказаться одной в лесу поздно вечером… что со мной случилось? Что привело сюда?

Голова раскалывается дичайшей болью, кажется, что весь мир поделился пополам. Прикладывая руки к вискам, пытаюсь подняться, но дикая слабость вперемешку с головокружением не дают оторваться от земли. Падаю, шатаюсь, пытаюсь уцепиться, но никак не выходит сдвинуться с места.

Знаю, они скоро будут здесь. Значит скоро заражусь или меня съедят. Даже нет сил, чтобы подняться, о защите и речи нет. Неужели таким будет конец? Всё так и закончится? Здесь? И перед смертью не узнаю, что привело меня сюда? Как оказалась здесь и почему одна?

Память словно решето, всё путается, мешается. Вижу странное, не моё, — улицы, забитый машинами, толпы людей, спешащих по тротуарам, гудение клаксонов, рекламные яркие растяжки, горячий кофе на углу, парикмахерская «У Элли», спящие кошки на нагретых солнцем крышках мусорных контейнеров. Шум и гам, биение сердца большого города. Откуда помню это? Разве это было в моей жизни?

Открываю глаза, приподнимаюсь на руках и вижу их. Горящие огни среди тёмных, покрытых вечерним сумраком, деревьев. Бледные морды, оскал, как улыбка, острые как лезвия клыки и неутолимая жажда во взоре. Их поступь плавная, бесшумная, завораживающая. Их много, почти двадцать особей, приличная стая.

Впереди идёт вожак. Крупный самец, сложно представить, каким он был человеком. Широкая кость, мощный торс и выступающая вперёд челюсть. Но, несмотря на размеры, а он примерно раза в два больше ступающей за ним самки, его движения как будто смазаны маслом, и кажется, что он плывёт, а не идёт. Тихий, пристальный, пугающий, но страх скорее волнует, чем парализует.

Какая-то часть глубоко внутри смирилась со смертью и на поверхности остался лишь безмолвный наблюдатель за кончиной. Смирение охватило полностью, заключив в свои успокаивающие объятия. Поддалась ему, не пытаясь спасти утопающий в пустоте разум.

Когда монстр наклоняет морду к твоей шее, любой закроет глаза, не в силах видеть то, что скоро случится. Это как защитный механизм, то, что не способно спасти тебя, но ты не в силах ему сопротивляться. Однако я не закрыла глаза. Смотрю на него, вижу эти чёрные точки на белом фоне. «Интересно, есть ли живые, которые знают про них? Какой была их встреча, что они смогли увидеть монстра так близко, чтобы увидеть это?» — думала отстранённо. Но взгляд как гипноз, завораживал. Провалиться в это пугающее соблазнение было удивительно легко. Также легко, как и вспомнить, что случилось. Его взгляд открыл во мне истину. Он открыл меня и моё прошлое проводя когтями по моей коже. Боли нет, как нет и хотя бы мелкой царапины. Чувствую, что он хочет нечто иного и память подсказывает, к чему всё идёт…

Здесь мешанина из костей, крови и плоти. Здесь боль и ярость, и гнев. Соль на губах острая, она жжётся, вырываясь огненным вихрем из груди. Это расплата за слабость. Расплата за беспечность, за глупость и доверчивость. В этом кусочке из воспоминаний правит царица смерть. Её руки белы и нежны, но движения грубые, ломаные, жестокие. Она вырывает сердца и кромсает руки. Она клыками рвёт глотки, когтями царапает глаза, и как мечом разрубает тела на части с истинным первозданным звериным наслаждением. В её движениях видится счастье. На диком лице улыбка-оскал, она, как и пляшущее во взоре безумие, является отражением пустоты внутри. Та, что наполняла тело жизнью, уснула, уступив место внутреннему монстру. И этот зверь голоден, ненасытен до жизни. До чувства быть живым. И та лёгкость, с которой он убивает, является лишь следствием его жажды.

Но у этой жажды была и цель. Смысл рождения — ненависть, подступающая к горлу месть. Багряное марево схлынуло, оставив после себя лишь одну жертву. Молодая девушка с пепельными волосами и блёклыми серыми глазами. Лёжа на животе, она пыталась незаметно уползти, но понимала, что ей это не удастся. Чувствуя внимание монстра, резко с нечеловеческой скоростью вскочила на ноги и обернулась навстречу своей смерти.

— Я не дам себя убить, тварь! Кем бы ты не была, ты не можешь быть сильнее меня! — закричала она, выставляя руки вперёд.

И мир замер, ослеплённый серыми вспышками одиночества. Прямо из души девушки выходила серая тоска, окрашивающая мир в чёрно-белые тусклые тона. Она выкладывалась по полной, желая уничтожить саму мысль на тепло в своём противнике. Ведь от этого зависела её жизнь.

— Давай! — кричала она, шагая назад, пятясь от наступающего монстра.

Девушка даже представить себе не могла, что перед ней стоит существо, которое не нуждается в эмоциях. Жажда жизни, о которой мечтала тварь, была лишь иллюзией жажды крови, возведённой в абсолют. И эту жажду нельзя было уничтожить серой тоской, ведь за ней не стояла душа. Пепельноволосая была обречена.

В тот момент, когда монстр собирался впиться клыками в шею, вдалеке послышался негромкий свист. А за ним последовал крик, который мог принадлежать только другому страшному хищнику нового мира. Этот крик заставил обоих, и жертву, и монстра, остановиться, замереть на месте, отчаянно прислушиваясь. И если девушка слушала крик с безмерным отчаянием загнанного зверя, то новоявленный монстр, покрытый кровью своих жертв с головы до ног, чувствовал в этом крике родство. Связь была столь мощна, что монстр забыл о своей жертве и бросился на зов.

Звериные крики становились громче и ближе, монстр наращивал скорость, с лёгкостью перепрыгивая с дерева на дерево, обходя серьёзные препятствия. Им правило глубинное родство, крепкая связь, натянутая нить, тоскливо звенящая от каждого крика. Зов силён, но что-то было не так.

Монстр оказался на небольшой прогалине в лесу, где в центре располагался небольшой квадратный предмет, издававший крики белых упырей. И если вначале тварь не могла понять, что не так, то в конце она разнесла пластиковую коробку на мелкие кусочки, чтобы она умолка и больше не издавала фальшивых призывов.

Ярость потоками изливалась из монстра, её гневные крики далеко разносились по округе, из-за чего выжившая пепельноволосая всё подгоняла и подгоняла свою лошадь, в надежде оказаться как можно дальше от источника криков.

Тем временем темнело. Ночь подкрадывалась глубокими тенями, небо наполнялось звёздами, окружёнными серыми дымками облаков. Краски дня тускнели, заменяясь на ночную чёрную гамму безлунности. Стало тихо. Это происходило не резко, не как по волшебству, а постепенно. Звери прятались, зная, что приходит с темнотой. Птицы гнездились как можно выше, а мыши рыли самые глубокие норы. Ведь даже само присутствие белого упыря внушало страх, хоть в этой местности их было не так много. В основном они обитали в крупных городах, находясь в летаргическом сне в бесконечном ожидании своих жертв. А активные монстры предпочитали быть поближе к живым городам, там было больше шансов поживиться плотью.

Но и в таких местах иногда можно встретить стаю, особенно если она мигрирует с одного места на другое.

В тишине хорошо слышно, как под землёй раздаются сначала негромкие, потом всё сильнее и сильнее, шорохи. Руками разгребая рыхлую землю, на поверхность выходят они. Измазанные грязью, с горящими глазами, белые упыри напоминали восставших из мёртвых, и для многих из них, это было правдой. Первым выходит крупная особь, вожак стаи. Он разглядывает окружающее, принюхиваясь к пропитанному ржавчиной воздуху. Хищный рык доносится из его груди и он отходит в сторону, позволяя остальным выбраться наружу.

А затем они разом побежали. Наращивая темп, оглашая окрестности дикими воплями, упыри спешили на запах крови. Представшая перед ними картинка сильнее зажгла пылающие белым глаза. Клыками впившись в мясо поверженных сверхов, принялись рвать плоть на части, урча от удовольствия, набивая пустые желудки обильной едой. Их внимание было полностью сосредоточено на трапезе, поэтому они не сразу заметили, что не одни.

Первым на незваного гостя отреагировал вожак. Крупный самец отбросил мясо в сторону и угрожающе зарычал, обходя по краю пиршество, направляясь к незнакомому зверю.

Им была самка. Высокая с длинными белыми, испачканными кровью, волосами. С горящими белым глазами. Кости-когти, острый ряд клыков. Она была похожа на них, но в тоже время была совсем иной. Красивой, если можно так выразиться. Её лицо, искажённое звериной яростью, было острым, но пропорциональным, белые губы, хищный разрез глаз. Она похожа на благородного, но бешенного зверя, готового сорваться с места и броситься на добычу без всякой жалости. И да, она была в гневе. Белые упыри покусились на её добычу, они вторглись на её территорию и ещё смеют покушаться на неё!

Громко зарычав, тварь сорвалась с места и бросилась на вожака стаи, легко повалив того на землю, подминая под собой.

Дикий крик пронёсся над лесом и тварь почти вплотную прислонилась к оскаленной морде упыря. Тот отчаянно пытался вырваться, но все попытки были безуспешны. Он проигрывал бой, даже не начав. Если бы монстр обладал человеческим рассудком, он был бы сильно удивлён такой силе, таящейся в казалось бы хрупком теле, но он не был разумен как человек. Его разум был совершенно иным. И то, что сначала казалось агрессией, на самом деле скрывало нечто иное.

Затихая под тварью, он выжидательно смотрит ей в глаза, издавая низкий глубокий звук, из-за которого остальные упыри стали приближаться к ним. А тварь и не думает нападать, она слышит этот рык и чувствует, как в глубине души вновь просыпается та связь, та натянутая нить, что как лезвием режет её одинокую душу. И приходит понимание — они семья.

И в тот же момент она слезает с упыря и отползает в сторону. В её памяти рождается дождливая ночь, вспышки молний, крик вампира, поражённого неизвестной болезнью. И теперь она улыбается, вставая во главе своих потомков.

Новый вопль проносится над поляной, знаменуя возрождение и уход старого. Девушка чувствует, как в груди теплеет, она легко отбрасывает старые ненужные воспоминания, отдавая себя своей семье. Они были созданы из её плоти, её крови. Они — часть её и девушка принимает их, из-за чего её облик вновь быстро меняется. Она как масло, её кости легко перестраиваются, зубы заостряются, глаза наполняются истинным белым светом. То, что раньше казалось невозможным, теперь стало неизбежным. Мара так часто мечтала о том, чтобы навсегда остаться ламией, что даже представить себе не могла, что на самом деле способна на это. Вот только для превращения ей нужно потерять кое-что очень ценное.

Себя.