Такси подъехало к воротам дома Милы уже поздней ночью. Улица спала в летней тишине, и только цикады стрекотали в кустах. Так не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась. Пуститься бы вдаль под светом Кары и там, на краю мира, замереть в объятиях навечно.
Но неизбежность требовала расстаться. Мила поцеловала Олега на прощание и шепнула:
— Увидимся завтра.
Выскользнула из самоезда, подбежала к калитке и, не оборачиваясь, юркнула на участок. Там прижалась к забору, стараясь унять сердце. Радостно было, что наконец всë наладилось. Будто груз, что довлел на плечах, растаял от тепла любимых рук, а вместо него появились лëгкость и безмятежность.
Вприпрыжку Мила пересекла сад. Дверь открыла тихонько, но оказалось, что будить пока некого. Мама читала в гостиной и лишь напомнила, что приходить в такое время неприлично. Зато из глубины дома вышла Нюра и с озадаченным видом спросила:
— Госпожа, разрешите поинтересоваться. Уж не с энтим ли вашим профессором вы так долго гуляли?
— Ох, нет. С ним я даже видеться больше не хочу. Пойдëм ванную, там поговорим.
Они поднялись, и пока Нюра наполняла купель маслами и солями, Мила рассказала ей, где и с кем была. Углубляться в подробности ей и было неловко, так что обошлась она общими фразами:
— И там в гроте у нас с ним кое-что было.
— Что, пряма вот так? — округлила глаза Нюра. Щëки еë загорелись алым цветом.
— А потом ещё в океане, — добила еë Мила и прикусила губу от смущения.
— А если б кто увидел? Страх-то какой! Осрамились бы, госпожа.
— Ну кто бы там что увидел? Вокруг ни души. Даже зверей поблизости не было. Одни рыбëшки безмозглые в воде.
— А с кораблей? Я слыхала, у моряков есть такие длинные трубки, в которые всë-всë видно. Даже затылок свой можно увидать, если долго в горизонт глядеть.
Мила прикрыла рот и рассмеялась. А потом мягко протянула:
— Ну какая же ты доверчивая, Нюрочка. В подзорную трубу много чего не увидишь. Да ещё знать надо, куда смотреть. А морякам, думаешь, так уж охота все гроты и бухты разглядывать? Им и без того есть, чем заняться.
— И всë-таки страшно это. Ей Дэву страшно.
— Только ты никому не рассказывай, слышишь? — строго попросила Мила. — Особенно матушке.
Нюра мелко захихикала. Выключила кран и провела рукой по воде.
— Интересно, — сказала, — а как это: с мужчиной быть? Я и целоваться-то боюсь больше смерти. А-ну он меня укусит ненароком.
— Ты никогда не целовалась?
— Ну… Два года назад ещё в деревне был случай. Хотел меня поцеловать помощник кузнеца. Так я испугалась и в озеро его отпихнула. С тех пор он меня стороной обходит.
— Что ж ты так? — развеселилась Мила.
Нюра смущëнно потупила взгляд и произнесла:
— От него железом за версту разило. Вот я и подумала, что это будто с топором облизываться.
— Какая-то странная аналогия. А если к тебе мясник полезет, то вместо него ты колбасу представлять будешь? — усмехнулась Мила. — Сколько тебе тогда было?
— Четырнадцать, — призналась Нюра.
— А ему?
— И ему четырнадцать.
— Ну… Самое время для первого поцелуя.
— Что вы такое говорите, госпожа? — защебетала Нюра. — Куда там целоваться, дети ещë. Глупости бы наделали, потом вся деревня бы меня на потеху подняла.
— Ладно, не переживай. Скоро узнаешь, как целоваться. Только не надо в этот момент представлять топоры, молотки и прочую утварь.
— Постараюсь, госпожа, — мечтательно вздохнула Нюра и убежала из ванной комнаты.
Смыв всю соль с волос и кожи, Мила накинула махровый халат, волосы замотала полотенцем и пошла в свою комнату. Но по пути услышала, что Максим ещё шуршит книгами в гостиной, и решила проверить, правду ли говорил Хопф.
— Ты ещё не спишь? — спросила, встав на пороге. Сложила руки на груди и прислонилась плечом к косяку.
— Только не приближайся! — предупредил Максим. — От меня потом неделю цветами вонять будет.
В окружении книг он склонился над журнальным столиком с карандашом и линейкой. Что именно чертил было не рассмотреть, но это занимало всë его внимание. Он даже кончик языка высунул от усердия.
— И не собиралась, — успокоила его Мила. — Я хотела спросить, когда ты в последний раз в доме Совета Искателей был?
— Кажется, — Максим почесал голову карандашом, — позавчера. А что?
— И ничего мне не сказал?
— А зачем? Ты бы начала про спасательную экспедицию спрашивать. Разве нет?
— Наверное, начала бы, — согласилась Мила. — Мне жаль, что судьба отца тебя совсем не волнует…
Максим отбросил карандаш и линейку и резко выпрямился. Взглянул на сестру с вызовом, словно та его оскорбила до глубины души.
— С чего ты взяла? Мы уже обсуждали это сто раз. Я не хочу повторять в сто первый, так что если ты только для это пришла, то можешь сразу обидеться и идти дальше.
— Не для этого я пришла. Просто напомнить себе хотела, какой ты бесчувственный эгоист, — выпалила Мила.
— Начинается…
— Ладно, всë. Я не об этом. Сегодня с Хопфом виделась. Он сказал, что вы много времени проводите вместе.
Максим ответил не сразу. Выдержал паузу, словно ожидая подвоха, а потом кивнул.
— Да, у него просто феноменальная память на артефакты. Знает всë, что лежит в нашем хранилище, что в других странах есть, что в ближайшее время могут найти. Ну а мне просто очень интересно, что там и как работает в совете.
— И всë?
— А что ты ещё ожидала услышать?
— Не знаю, — тяжело вздохнула Мила. — Наверное, думала, что вы отца ищете… Не важно.
— Слушай, давай на чистоту. С отцом всë будет нормально, я в этом уверен. А вот осколок Сердца — штука куда более интересная.
— Ты видел осколок? — уцепилась за его слова Мила.
— Как и половина города. А ты не успела, да?
— Его уже убрали в хранилище. Ты лучше скажи, он настоящий?
— Ну… да-а, — неуверенно протянул Максим. — А какой же ещё? В коллегии его ощупали, обнюхали, мне кажется, даже полизали. В общем, сомнений у них нет.
— Жаль, — буркнула Мила, отчего у Максима глаза едва из глазниц не выскочили. — Как он хоть выглядит?
— Серебристый, плоский, похожий на молодой месяц. Внутренняя грань неровная, но бритвенно острая. Внешняя грань ровная, как будто после ювелирной обработки, но следов инструментов не заметно. И самое главное — от него беспрерывно исходит еле слышный гул.
— Да, я примерно так его и представляла, — кивнула Мила.
— Это всë? Или ты ещё что-нибудь хотела?
— Нет вроде, спокойной ночи.
— Ага, и тебе, — произнëс Максим и вновь уткнулся в свои записи.
Осадок от брюзжания брата быстро растворился. Настроение вернулось на прежний уровень. С улыбкой Мила вернулась к себе и прыгнула на кровать, стала с упоением вспоминать минуты в гроте. Кире она решила рассказать всë завтра и не тревожить среди ночи. Ох, и рада она будет, когда узнает. Может, поворчит немного: Фринн ей уж очень нравился. Но всё же за подругу обрадуется. В этом Мила была уверена.
И вновь Фринн всплыл перед глазами. Уж сколько про него Мила узнала за эти два дня, а всё в голову лезет. Возненавидеть бы, забыть. Да только опять в груди ëкнуло. Не желало сердце его отпускать. Тошнота подступила к горлу, неприятно закрутило в животе. Что это? Неужели Фринн так прочно поселился в душе Милы всего за один вечер?
Захотелось отвлечься от этих мыслей. Слишком быстро они прогоняли хорошее настроение. И очень кстати Мила вспомнила про отцовскую книгу, что лежала под подушкой. Достала еë, открыла на заложенной странице и продолжила читать.
Не сразу, но мысли о Фринне отступили. Мила сосредоточилась на истории про путешественника, нашедшего чудесный остров. После долгих описаний подготовки к отплытию наконец начались приключения. Корабль вышел из гавани Порт-о-Лейн, несколько раз останавливался возле необитаемых островов чтобы пополнить запасы пресной воды, однажды сцепился с пиратами, но, к счастью, смог удрать, отделавшись малыми повреждениями.
Мила погрузилась в историю и не заметила, как страница за страницей приближалась она к середине. Так бы и всю книгу прочитала за одну ночь, но в начале двенадцатой главы обнаружила листок, исписанный отцовским почерком.
«Вход в Хран.
1 Прокрутить глобус три раза.
2 Выставить собрание «Светило и Кара» в обратном порядке.
3 Открыть средний ящик стола.
4 Подпрыгнуть в центре кабинета».
Записка заинтересовала Милу. Что за «Хран» должна открыть эта комбинация? И почему это так важно, что надо было записывать?
Покрутив записку в руках, Мила всë же отложила книгу и посмотрела на часы — третий час ночи.
— Проверю, что там, и сразу спать, — пообещала она себе.
Все в доме уже крепко спали. Мила на цыпочках прошла мимо комнаты Максима, через гостиную и библиотеку и вошла в кабинет. Включила свет.
— Сначала глобус… — вспомнила она.
Глобус стоял на одной из полок. Небольшой, с основанием из красного дерева и пергаментного цвета шаром. Без необходимости на него и не взглянешь. Маленький, неприметный сувенир из очередной экспедиции.
После трёх поворотов шара вокруг своей оси раздался щелчок.
— Ого! — радостно протянула Мила. Огляделась, в поисках изменений, но ничего не заметила. — А где стоит это собрание? «Светило и Кара»?
Мила сверилась с запиской, потом ещё раз оглядела книжные полки. Ничего не заметив и на этот раз, Мила прошла вдоль шкафов, пристально их изучая.
Собранием оказался пятитомник с красным теснением на корешке. Выстроился он под самым балконом, так что пришлось взять стул, чтобы дотянуться. Когда условие из записки было выполнено раздался ещё один щелчок.
— Отлично! Что там дальше? Средний ящик? Ну, это не сложно, — пробормотала Мила, спрыгнув на пол.
Прошла к столу и выдвинула указанный ящик. Прозвучал третий щелчок.
Предвкушая нечто удивительное, Мила встала в центре кабинета и осмотрелась. Хотела запомнить, что, где и как расположено. Вдруг изменения будут такими незначительными, что сразу и не заметишь.
И наконец Мила подпрыгнула. В тот же миг отовсюду донеслись щелчки. Всего секунда, и одна из секций шкафа — та самая, где стоял глобус — выдвинулась и отъехала. А внутри оказалась комната.
Затаив дыхание, Мила подошла к тайному ходу и заглянула внутрь.
Помещение было небольшим. В центре стол с синей картой. По памяти Мила не могла точно сказать, какая часть света была на ней изображена, но походило это на южную часть Бушующего океана.
Стены скрывались за полками, на которых были аккуратно расставлены необычные вещицы. Некоторые напоминали привычные предметы: фоторамки, рукояти от ножей или пистолетов, ракушки и камешки, чашки, эйфироны разных размеров. Но другие Мила даже не знала, с чем сравнить. Прозрачные, будто сделанные из воздуха, геометрические фигуры,
Особенно Миле показался занимательным треугольник с горящей лампочкой, над которым парило объëмное изображение дома Рябовых. К нему Мила и подошла. Опасливо протянула руку, кончиком пальца хотела прикоснуться к лампочке, но даже дотронуться не успела. Лампочка потухла, а вместе с тем исчезло и изображение.
— Надо Макса позвать, — решила Мила и рванула прочь.