Прошло уже пятнадцать минут, а Большой Джо так и не проронил ни слова.
— Пусто сегодня в городе, не находишь? — наконец, спросил он, откидываясь на спинку стула. — И очень тихо. Так тихо, что мне аж отсюда слышно, как завтра в мою газету рыбаки-тролли с Островов Эха будут заворачивать медуз не первой свежести. Ты спросишь, для чего? А чтобы не пачкать свои трехпалые руки перед тем, как выбросить тухлятину на помойку. Ведь именно там окажется завтра наша газета, Лари! В помойке! И знаешь, почему?
Я знал. Но счел разумным не отвечать.
— Раньше, Лари, — продолжал мой безутешный редактор, — ты в любую новостную дыру Азерота пролезал без посторонней помощи. А теперь даже знаменательное, радостное для всего мира событие не трогает твоей черствой журналисткой душонки! Сегодня все собрались там, на этом ничем непримечательном, проклятом островке посреди Великого Моря! Сегодня все они там пускают слезы от умиления и радости, а ты, Лари, сидишь здесь, в опустевшем Оргриммаре, и наглым образом разоряешь мою газету. Тогда как там, — Большой Джо потряс сжатым кулаком в предполагаемую сторону нахождения проклятого острова, — там Аспекты, которые порешили своего собрата, в подробностях рассказывают, как им было сложно в очередной раз спасать этот мир от неминуемой ужасной гибели. Уже ведь интересно? Разве нет, Лари? Тогда для тебя они могли бы рассказать о том, каково это быть смертными. Представляешь, великие Аспекты и вдруг смертные? Вот и я нет, Лари, потому что они там, А МЫ ЗДЕСЬ!!
Если бы у меня было сердце, оно бы остановилось от такого ора. Тем не менее, зайдясь в крике, Джо даже сигару не выронил. Я решил, что с разинутым ртом он очень похож на зевающего зеленого бегемота.
Еще несколько лет назад, я бы вплавь добрался до этого безымянного островка только, чтобы поглазеть на драконов. Но после Нордскола, где я добросовестно отработал всю северную кампанию, драконы стояли у меня поперек горла. Поэтому материала для первой полосы завтрашнего номера у Джо не было, ведь он до последнего надеялся, что я таки поеду. Но я не поехал. И теперь Джо злился. Кого-то он наверняка отправил, но материал выйдет таким же, как у остальной сотни журналистов разных цветов, рас и фракций. А Джо всегда хотел сенсаций.
В отличие от меня, жителей Азерота не утомили драконы даже после того, как один из них пыхал огнем с небес и разрушал их дома, грозя замогильным голосом принести этому миру «боль и страда-а-ания». Читатели все так же радостно скупали любое издание, в котором только упоминались летающие ящеры.
— Вот что, — сказал Большой Джо, и я понял, что час моей экзекуции настал, — есть одно дельце, которое довольно долго уже тянется. Решишь его, и я подумаю о том, чтобы не отбирать у тебя премию за год. Ты объявления в нашей газете не читаешь? Нет? Ну, я так и думал. Была у нас под Зимний Покров акция, мол, исполним любую-прелюбую мечту, все расходы берем на себя.
— Так ведь лето на дворе.
— Ну, акция немного затянулась. Там ведь главное было, чтобы гоблин не выиграл, а то знаю я вас. А заявки, кажется, только твои собратья и оставляли, Лари. Но нам повезло, и мы остановились на сиротке из оргриммарского приюта.
Что-то не верилось, чтобы я мог так легко отделаться. Но пострадать для виду нужно, а то еще передумает.
— За что, Джо? — простонал я. — Я в сиротскую неделю стараюсь оказаться как можно дальше от Столицы, а ты… вот так. Со мной.
— Или сиротки. Или драконы, — отрезал Большой Джо. — Выбирай.
Похоже, на этот раз я легко отделался, подумал я, и направился к приюту. Почти у самых дверей детского дома я столкнулся с двумя девчушками, эльфийками крови, с зелеными глазищами на пол лица, я даже залюбовался. Ну, чего может желать такая милая кроха? Увидеть розово-сказочный Луносвет или попробовать вкусного шоколадного торта? Пожалуй, накормлю ее в ближайшей таверне тортом до отвала и на этом распрощаемся.
Я отрекомендовал себя главе оргриммарского приюта, выслушал ее восторг о том, что наша газета честная и не обманывает, когда берется проводить конкурсы, что «милая Ми еще с Зимнего Покрова заждалась этого радостного дня».
В ожидании милой Ми я вышел обратно на улицу, радуясь, как же легко я отделался в этот раз.
— Здрасти.
Выросшая надо мной тауренка затмила солнце. От одного взгляда на нее у меня затекла шея. Тауренка хмуро оглядела меня сверху вниз.
— Ты что ли сиротка? — спросил ее я, щурясь. Еще оставался шанс, что именно за ее спиной пряталась та самая, милая эльфийка Ми.
Она тяжело вздохнула, покачав головой.
— Ты даже не поинтересовался, как меня зовут, — скорбно поведала она. — Хотя бы ради приличия. Я понимаю, что для тебя это очередная обязанность, которую просто надо выполнить. Ведь в наши дни мало кто действительно по-настоящему интересуется окружающими. Но ты мог бы хотя бы сделать вид.
Я пожелал Большому Джо долгой и счастливой жизни.
— Попридержи кодоев, сирота мулгорская. Как тебя звать?
— Миреабелитта-Лисс.
— Сократить можно?
— Мое прекрасное имя в детском доме сократили до Ми. Ты тоже можешь называть меня так, если не способен повторить его целиком. Еще меня прозвали Скорбная Ми. Но тебе, наверняка, не интересно, почему. Интересами сироток мало кто интересуется по-настоящему.
Я пожелал Большому Джо и главе приюта здоровья. Им и их потомкам вплоть до пятого колена. Включительно.
Моя голова уже лежала на плахе, оставалось только опустить топор.
— Ми, что мы будем делать? — пораженчески спросил я.
— А ты терпелив, гоблин. В прошлом году я никуда так и не попала.
— Почему?
Скорбная Ми пожала плечами.
— Жизнь несправедлива к сиротам, — многозначительно ответила она. — Мне столько всего хотелось бы увидеть, но на самое интересное у нас ведь не останется времени?
— Что. Мы. Будем. Делать.
— Какой ты зануда, гоблин. Ты, конечно, не маг?
— Я журналист.
— Понятно, значит, наше путешествие займет в два раза больше времени, чем ушло бы с телепортацией. Что ж, пойдем к башне дирижаблей.
Я с тоской проводил взглядом эльфийек, которые, заливаясь смехом, забежали обратно в приют.
— Ты, кстати, тоже не очень-то интересуешься окружающими, — сказал я по дороге к мастеру полетов.
Ми не стала спорить.
— Нет, но я хотя бы не делаю вид, что мне действительно интересно, как тебя зовут, гоблин. Согласно последним исследованиям гномских ученых, имена тех, с кем видишься в первый и последний раз, даже не фиксируются в твоей памяти. В то, что мы станем друзьями, ты будешь навещать меня или посылать подарки на праздники, я не верю. Так стоит ли пытаться?
Я всегда знал, что гномским ученым заняться нечем, но чтобы настолько? Я покорно плелся следом за тауренкой. Когда мы поднялись на башню, я задал Скорбной Ми страшащий меня самого вопрос:
— Итак, каким было твое желание?
— В прошлом году я назвала его, но мой временный опекун отвел меня обратно в интернат.
— Почему?
— Тебе действительно интересно или ты интересуешься из вежливости?
— Говори немедленно! — рявкнул я.
— Подгород, — пискнула тауренка.
— Что?
— Я всегда хотела попасть в Подгород.
Неужели я даже не мог надеяться на Луносвет? Шоколадным тортом я уж точно не отделаюсь.
— Значит, из всех прекрасных мест Азерота ты выбрала Подгород?
— Сейчас ты отведешь меня обратно в интернат, да? — протянула она. — Ну, пошли, я не буду долго на тебя обижаться. Всего несколько лет. Еще я не могу обещать, что не включу твое имя в свой особый список, который ежедневно повторяю перед сном.
Мастер полетов, вслушавшись в речи моей сиротки, с сочувствием покачал головой, мельком глянув в мою сторону.
— Ты, конечно, ждешь, что сейчас я спрошу, о каком списке идет речь?
— В моем списке двадцать четыре имени тех, кто год за годом приходил к нам в приют и уходил после пяти минут разговора со мной.
— Да тебе годов меньше, чем имен в твоем списке.
— Глава приюта очень упорная женщина, а сиротская неделя, как тебе известно, не один день длится.
Надо признать, что эта упорная женщина добилась-таки своего.
— Подожди, сиротка, — просиял я. — Моего имени-то ты так и не узнала!
— Его назвала воспитательница, когда пришла за мной. Оно у тебя такое короткое. Не то, что мое. Легко запоминается.
Проклятая женщина, сдала меня с потрохами!
Я еще раз оглядел свою подопечную. Конечно, я никогда не слышал о тауренах чернокнижниках, но, если судить по наличию списков и мрачному виду, то кто, как не она, легко станет первым мастером проклятий среди мулгорских лугов? Вот ведь влип.
— Мое полное имя — Ларизарбервельт, — непонятно зачем соврал я, да еще и скороговоркой. — Гоблинские имена ничем не хуже тауренских. И уж точно не короче.
— Очень зря, Ларизарбервельт, — покачала головой Ми. — У меня отличная память на имена, как ты мог догадаться из-за истории со списком. И на полные, и на сокращенные.
— Знаешь, что? — вздохнул я устало. — Мое имя Лари, у меня плохая память на имена, но я отвезу тебя в Подгород. Пошли, как раз наш дирижабль.
Когда мы купили билеты, заняли свои места, Скорбная Ми некоторое время молчала. Когда дирижабль поднялся в воздух и все без исключения (даже рыцарь смерти!), прильнули к окнам, чтобы полюбоваться закатом и видами, моя спутница спросила меня с тоской в голосе:
— Я тебе не нравлюсь, да, Лари? Ты бы предпочел милую эльфийку-сиротку, правда? Эльфиек всегда забирают первыми. У них такие цветные платьишки и они почему-то всегда смеются.
— Действительно, из-за чего бы им смеяться, — пробормотал я.
— Вот и я не понимаю.
— Ми, ты никогда не искала своих возможных родственников?
— Ты спрашиваешь только из сострадания к бедной сиротке или тебе действительно интересна моя судьба?
До Подгорода лететь было еще часа два. Я вытянулся в кресле и решил отплатить Скорбной Ми ее же монетой.
— Как меня может интересовать твоя судьба, если я даже твоего полного имени не упомню? Просто лететь нам долго, а так хотя бы не в тишине. А то еще усну ненароком, а ты воспримешь это за личное оскорбление. И придумаешь для меня какой-нибудь особый список.
— Ладно, — обдумала мои слова сиротка. — Ты прав.
Я устроился еще удобней, вытащил из специального ящичка подушку, но тут Ми начала свой рассказ. С подробностями. И мельчайшими деталями. Демонстрируя свою феноменальную память на имена и географические названия. Рассказ занял ровно два с половиной часа, как и весь полет.
В общих чертах, родители Ми погибли от рук племени Дыбогривов, когда Ми только исполнилось пять лет три месяца и двадцать два дня. Возраст родителей на тот момент тоже был проговорен с точности до минуты. В Мулгоре у Ми ни кого не осталось, а поскольку нашли их орки, то ее и переправили в оргриммарский приют. Родственников Ми искали, нашли упоминание какого-то то ли двоюродного дяди, то ли троюродной тети, но в этот момент грянул Катаклизм, который стер с лица земли здание архива учета и записи ордынского населения. Кое-какие сведения обещали восстановить, но прошло уже столько-то месяцев, дней и часов, а так ничего и не произошло. Я понял одно — у Скорбной Ми имелись все причины, чтобы не любить этот мир.
Дирижабль дернулся, и объявили прибытие. Первыми повскакали те, кто сидели за нами и перед нашими сидениями, и я понял, что поспать не удалось не только мне. Ее завораживающе скорбный голос держал в напряжении мужскую половину дирижабля и почти довел до слезливой истерики женскую. Все причиненные Катаклизмом беды не могли сравниться с мировой скорбью в голосе обездоленной сиротки.
Когда мы сошли на башне Подгорода, орк рыцарь смерти склонился и пожал мне руку, пожелав мужества.
Скорбная Ми огляделась.
— Как же здесь… уныло. И одиноко.
Я уж было решил, что она откажется от визита в столицу Отрекшихся, и чуть не бросился за билетами в солнечный Луносвет, например. Но зря радовался.
— Теперь я понимаю, почему Отрекшиеся такие хмурые, — только и сказала она. — Пойдем в город, пока он не обвалился. Посмотри, какая ненадежная постройка.
— Это трон короля Теренаса, бывшего правителя Лордаерона, — отработал я «обязательную» программу, указывая на каменное кресло.
На Ми Тронный зал впечатления не произвел.
— Это знаменитые лифты Подгорода, — не терял я надежды. — И сейчас мы спустимся вниз… И окажемся в Подгороде, по праву названным самым большим склепом после Стратхольма.
Ми покачала головой, я решил, что с укором.
— Согласен, неудачный каламбур.
— Какой же ты журналист, Лари? На втором месте среди склепов находится Наксрамас, на третьем Акерус. А Стратхольм даже в тройку лидеров не вошел. Кроме вашей газеты, я еще «Вести Подгорода» выписываю.
Не самая веселая газета.
— Что ты хочешь посмотреть в Подгороде, Ми? А то так и застрянем у банка. Тронный зал? Пыточную? Алхимические лаборатории? Кладбище? Или может, все-таки, шоколадного торта?
— Я всегда хотела попасть в Подгород, чтобы… Нет, ты будешь смеяться, не скажу.
— Не уверен, что в следующем году ты с новым провожатым даже до башни дирижаблей дойдешь.
— И то верно, — вздохнула Скорбная Ми. — Я всегда хотела приобрести таракана.
— КОГО?!
— Чужие мечты легко осмеивать! — оскорбилась она.
— Нет, серьезно? Таракана? Которых тьма тьмущая в любой дешевой таверне Оргриммара? Которого можно было купить прямо в Оргриммаре на аукционе? И на это мы угробили целый день?
— Да, — просто ответила она.
— Ну, так идем быстрей и купим его, Ми! Быстрее! Может, ты хоть так разок улыбнешься.
Бежать от банка было не далеко, просто спуститься по лесенке. Ми благоразумно останавливалась, дожидаясь меня, пока сама перепрыгивала через три ступени за раз.
— Что… тебе … надо? – проскрипел нежить-продавец по имени Йеремия Пейсон, как гласил его бейджик, привязанный веревкой к пятому ребру справа.
— Я хотела бы… хотела бы приобрести у вас домашнего питомца, — заикаясь, произнесла моя сиротка.
Продавец тараканов перестал созерцать бегающих у него меж фаланг пальцев таракашек и поднял глаза на Ми, даже сжавшую ладошки под подбородком. Клянусь, она вся светилась от восторга. Если бы я не знал ее до этого, мог бы подумать, что это совсем другая тауренка.
Скорбная Ми долго выбирала из десятка совершенно одинакового, усатого, продолговатого, длиннолапого ассортимента Йеремии того единственного.
— Кого же, кого же, — пробормотала она, даже закусив нижнюю губу от усердия.
— Бери того, который тебе подмигивает, — посоветовал я.
И Йеремия, и Скорбная Ми поглядели на меня с таким холодным презрением, что стало ясно — ни черта я не понимаю в этих милых созданиях.
Выполнив ее желание, я мог бы посадить Ми на дирижабль до Оргриммара и напиться в этом склепе вусмерть. Это было бы самым логичным поступком за весь этот долгий день.
Но я покинул Подгород вместе с Ми и тараканом, которому всю дорогу назад она пыталась подобрать подходящее имя. Я начал пить в дирижабле, потому что в своей столице нежить не продавала спиртные напитки. Странно, да? Хотя потом я понял, что продажа алкоголя была для нежити одной из больных тем, одной из многих. Куда алкоголь попадает, чтобы на душе теплее стало? Правильно, в кровь. А у друзей Йеремии она давным-давно застыла и высохла. Пей, сколько влезет, а в кости-то не впитается.
Я проводил Скорбную Ми до приюта, но она мало что замечала, увлекшись тараканом. Клянусь, она даже несколько раз хихикнула! Но мне после гоблинского пойла из дирижабля могло и показаться.
Нетвердым шагом я вернулся в таверну Гришки, где наливали лучшее пиво в Оргриммаре, и заказал кружечку. Сегодня было пусто как никогда — может, все еще слушали прямой эфир с пресс-конференции Аспектов по гоблинскому радио. Ничего, скоро подтянутся, а пока не мешало бы с кем-нибудь чокнуться ради приличия.
Я так резко оглянулся, что едва не свалился со стула. Только сгорбленный завсегдатай, таурен, чье имя знал каждый, кто хоть раз побывал в Оргриммаре, виднелся мне размытым пятном.
Что ж, это была достойная компания для завершения этого дня.
Взяв свою кружку, шатаясь, я направился к его столику.
— Дружище, — протянул я, — я так рад тебя видеть, ты даже не представляешь! Вот смотришь на тебя и, понимаешь, как это круто радоваться жизни… ик! Ты ведь замечательный таурен, Гамон! Чего ты все время какой-то печальный? Брось ты это. Ну, что такого произошло, что ты столько времени думаешь об этом и думаешь? Да еще и в одиночестве?
Таурен Гамон встретился со мной своими васильковыми глазами и произнес то, отчего с меня слетел весь хмель. Зря только золото тратил.
— Тебе действительно интересно или ты из вежливости интересуешься? — спросил Гамон. — Потому что если тебе интересно, я мог бы ответить. Ведь в наши дни мало кто действительно по-настоящему интересуется окружающими. А если из вежливости…
Я медленно опустился на стул рядом с ним. Ладно, совпадения случаются. Спокойно, главное спокойно, я стал припоминать, что помнил об этом таурене. Имя-то его знал каждый, кому не лень, а вот биографию… Некоторые моменты не мешало бы прояснить.
— Я действительно интересуюсь. Скажи-ка мне, друг Гамон, а когда ты впервые попал в Оргриммар?
— Десять лет восемь месяцев и двенадцать дней назад, — ответил он. — Уже столько лет я сижу в этой таверне, за этим столом и пытаюсь вспомнить, кто я. Жизнь несправедлива, Лари — я не помню ничего о себе, кроме своего имени, но у меня отличная память на лица, имена и прочее. Каждого, кто хоть раз побывал в этой таверне, я помню поименно. А о себе ничего вспомнить не могу.
— Напомни-ка, отчего ты память потерял?
— Орки нашли меня с проломленным черепом недалеко от Степей. Лекари сотворили чудо, вернув меня к жизни, но, к сожалению, за это я расплатился своей памятью. Жизнь несправедлива, Лари…
Я вылетел из таверны пулей, даже не дослушав его. Да и хватило мне за день подобных рассуждений выше крыши.
Большой Джо остался доволен. На следующий день мы с ним специально съездили на острова Эха, чтобы убедиться, что трехпалые руки троллей-рыбаков и близко не коснулись страниц нашей газеты.
Оказалось, что с не меньшей радостью читатели готовы скупать историю о душещипательной судьбе несчастной сиротки и ее радостной встречей с потерянным, казалось бы навсегда, отцом. По статистике продаж в тот день «По секрету — всему Азероту» заткнула за пояс все издания Орды, первые полосы которых были срисованы как под копирку — улыбающиеся Аспекты и где-то рядом наш бывший Вождь Тралл. И именно в эти счастливые лица трехпалые руки безжалостно закатывали стухших медуз. В тот день имя Гамона звучало чаще, чем имена всех живых и мертвых Аспектов, как будто это Гамон в одиночку спасал наш несправедливый мир.
А таракана она назвала Лари.
25 апреля 2012