Семейные тайны

Глава 30. От триумфа до испуга

Ощущение победы и даже, можно сказать, триумфа не покидало меня ещё несколько дней кряду. Впрочем, как и все чувства, со временем оно стало не только угасать, сколько переходить в область дел практических, и не все эти дела оказались для меня приятными. Самое главное — Бельские, при полном на то согласии дяди и отца настояли на соблюдении установленного обычаем порядка, то есть старшая княжна должна была выйти замуж первой, а это означало, что наша с Варварой свадьба состоится никак не раньше окончания Светлой седмицы будущего года. Ну а что вы хотите — даже если Александра успеет обвенчаться с Юрием до Рождественского поста, то нам с Варварой устраивать свадьбу зимой не имеет смысла, а там и Великий пост не за горами. Ну да ничего, подождём как-нибудь.

Кстати, сильно скучным это ожидание уж точно не будет — в статусе жениха я получил возможность приходить к Бельским когда мне заблагорассудится, понятно, при соблюдении известных правил относительно часов прихода и ухода. Правом этим я уже несколько раз успел воспользоваться за прошедшие дни, убивая скуку в зародыше. А у Бельских и правда было весело...

Александра написала Юрию в тот же день, что меня нисколько не удивило, а на следующий ещё и отправила ему телеграмму. Я поначалу воспринял это как проявление некоторой, скажем так, нетерпеливости, но Александра объяснила, что за оставшееся время Юрию надо получить разрешение на женитьбу, испросить отпуск и добраться до Москвы, поэтому лучше бы ему получить известие побыстрее, а пока он будет решать все эти вопросы, и письмо дойдёт. Что ж, голову от радости княжна не потеряла, всё правильно сообразила. Кстати, тоже вот сравнение не в пользу бывшего моего мира — в его истории, как я смутно помнил, получение офицером разрешение на женитьбу было делом крайне непростым, здесь же такое, судя по Васькиному опыту, более формальность. Впрочем, кто знает, как с этим у флотских?

Другой причиной, по которой Александра, образно говоря, гнала лошадей, было опасение, что отец передумает, но тут я её успокоил, сказав, что князь дал мне слово. Ох, лучше бы мне помалкивать... Александру-то, как, впрочем, и переживавшую за неё Варвару, я, конечно, успокоил, но едва утихшие попытки княжон выяснить, как всё-таки мне удалось обеспечить им нужных женихов, возобновились с новой силой. Хорошо ещё, надолго у девиц запала не хватило, а то бы мне пришлось совсем тяжко.

Тяжко мне, впрочем, уже скоро пришлось, но совсем по другой причине. Причину ту было бы сложно не заметить из-за её высокого роста, и звалась оная причина Александрой. Нет, её нетерпеливое ожидание я хорошо понимал, но мы-то с Варей испытывали примерно то же самое, и постоянное присутствие рядом второй сестры нас несколько тяготило. Меня уж точно, да и Вареньку, насколько я мог судить, тоже. А уединиться, оставив Сашу одну, и неприлично, да и не особо порядочно. Что ж, оставалось только надеяться, что бравый лейтенант в своей женитьбе проявит такое же усердие, как и в службе, да поскорее увезёт молодую жену в Корсунь, тогда и мы с Варенькой сможем скрасить себе ожидание свадьбы...

Вообще, наблюдая за сёстрами Бельскими, я постоянно убеждался в правильности своего выбора, а со временем разобрался и со своими чувствами к Варваре. Да, я ею увлёкся, да, можно сказать, что и влюбился, но всё-таки главным тут я считал другое. Предвидение уверенно говорило, что именно Варя Бельская предназначена мне в жёны, а раз так, что я, спорить буду, что ли?!

Понятно, что во время походов к Бельским приходилось беседовать и с будущими тестем и тёщей. Собеседником князь показал себя весьма интересным, причём для меня этот интерес был двояким — Дмитрий Сергеевич умудрялся рассказывать о своих сельскохозяйственных делах настолько увлекательно, что я иной раз просто заслушивался, а ещё меня заинтересовало полное нежелание князя говорить о том, чем он занимался на Кавказской войне. До прямых вопросов я не доводил, но, было дело, пытался исподволь подвести отставного капитана к таким рассказам. Тщетно — князь Бельский так ни разу на мои наживки не клюнул. Вот интересно, ему есть что скрывать или какие-то иные причины удерживают князя от откровенности?..

Последнюю попытку разговорить князя относительно его военной жизни я предпринял, подарив ему револьвер, карабин и охотничью двустволку, всё в серебре. Князю подарки понравились, он даже устроил в саду стрельбы, вытащив на них всё семейство. Княжич Григорий чуть не задохнулся от восторга, когда дали стрельнуть и ему, Александра с Варварой смотрели с интересом, но от предложения пострелять самим вежливо отказались, княгиня поглядывала на происходящее с лёгким снисхождением, явно считая, что и её супруг, и я ведём себя как мальчишки. Но даже подаренное оружие не побудило князя Бельского заговорить о своих военных похождениях. Странно...

А с землями в Александровском уезде всё получилось просто замечательно. Цена, по которой князь уступил нам участки возле завода, нас более чем порадовала, да ещё часть уплаченных за те земли денег нам же в самом ближайшем времени и вернётся — отец с дядей без особого успеха пытались увлечь Дмитрия Сергеевича обещаниями прибылей от выделки оружия, зато увлёкся этими перспективами глава рода Бельских князь Георгий Александрович, увлёкся и согласился стать ещё одним пайщиком нашего дела. Те же земли, что я получу приданым за Варварой, формально перейдут нам после свадьбы, но с князем уговорились, что строить на них мы можем уже сейчас, о чём и подписали соответствующие бумаги.

Вообще, всяческие выгоды, преимущества и просто приятные минуты пошли какой-то почти что сплошной чередой. Боярин Андрей Васильевич Левской стал, наконец, думским старостой Боярской Думы. Там вообще получилось довольно занятно. Государь, предупредив дядю Андрея, намеренно затянул с объявлением своих предпочтений, и ожидаемо подняли голову Миловановы, вернувшись к попыткам объединить меньшие рода и выставить единого кандидата. Им даже удалось внести Илью Фёдоровича Милованова в списки на голосование, а такое возможно лишь с согласия не менее трети думского состава. Но в день голосования перед Думой выступил царь, объявив боярам, что предпочёл бы видеть думским старостой боярина Левского. Итог для Миловановых оказался просто убийственным — за их кандидата подали голоса меньше гласных, [1] чем при его выдвижении. Вот интересно, уймутся они на таком эпическом провале или как?

С Лизуновым, спасибо Шаболдину, я поговорил с глазу на глаз ещё разок. Похоже, мне удалось довести до его понимания, что если он в суде хоть слово скажет обо мне или о той бумаге, что прятал в киоте, в тот же день судье на стол ляжет дело об убийстве Петра Бабурова со всеми вытекающими для Лизунова последствиями в виде некоей деревянной конструкции с натяжным ограничителем свободного падения. Дело по сообщникам Малецкого передают в суд уже на будущей седмице, Лизунова же будут судить отдельно как убийцу Жангуловой, хотя соучастие в бесчестном вымогательстве ему тоже припомнят. На пятнадцать лет тяжёлого труда в неблагоприятных климатических условиях уж точно потянет, а там как повезёт, может и выживет. А не выживет — сам и виноват, душить Жангулову никто его не заставлял.

Впрочем, человек, как известно, привыкает ко всему — и к хорошему, и к плохому. И привыкает порой очень быстро. Не знаю уж, сколько времени понадобится Лизунову на привыкание к каторге, а я к благоприятным переменам в своей жизни уже привык, тем более, в полном объёме они пока и не произошли. Привыкание пришло не одно, приведя с собою новый прилив тягостных размышлений об убитом Бабурове, точнее, о его так и остававшемся неизвестным убийце.

Сколько всего лезло мне в голову! Такие порой приходили идеи, что и сказать-то стыдно... Дольше всех продержалась мысль о том, что князь Бельский вполне мог позвать на помощь солдатиков, воевавших с ним на Кавказе — рассказывал же дядя, что князь некоторых из них из-под ареста вытаскивал, а то и от расстрела спасал. Опять же, солдаты у нас тут не рекруты подневольные, а по собственной охоте в службу поступают, такой сильной пропасти между ними и офицерами, как в истории бывшего моего мира, нет. Но и эта, в общем-то, свежая и во многом даже интересная версия не выдержала столкновения с логикой, потому что никак не отвечала на те же вопросы, что возникли у меня, когда я первый раз подумал в этой связи ещё о самом князе — как нашли Бабурова и почему ограничились им одним? В итоге всех этих бесплодных умствований я пришёл к признанию того неприятного факта, что пора мне просить Шаболдина и Елисеева заново перепроверить остальных фигурантов «списка Ломского», опасаясь (а заодно и надеясь), что кого-то из них потрясли недостаточно сильно, и в вымогательстве со стороны Бабурова, а стало быть, и в наличии мотива для убийства, он так и не признался. Ну вот не видел я никакой иной возможности отыскать убийцу Бабурова, не видел и всё! Да, неприятно, да, обидно, но я был вынужден признать тут своё позорное поражение.

Я как раз маялся очередным приступом размышлений на столь сложную тему, когда пришла горничная Наташа и сказала, что боярыня Анастасия Фёдоровна желает меня видеть сей же час. Отослав Наташу доложить матушке, что через пару минут буду, я сполоснул лицо холодной водой, чтобы хоть как-то избавиться от ненужных в данном случае мыслей, и скорым шагом двинулся к матушкиным покоям, на ходу соображая, что бы такого могло произойти, что я вдруг ей понадобился, да ещё и срочно. Сообразить так ничего и не смог, но предвидение нашёптывало, что будет интересно.

Ожидала меня матушка не одна, а в обществе незнакомой женщины явно благородного происхождения. Ну что значит незнакомой? Я сразу же поймал себя на мысли, что где-то эту высокую статную даму уже видел.

— Мой сын, боярич Алексей Филиппович Левской, — отрекомендовала меня матушка и тут же представила мне посетительницу: — Татьяна Андреевна Луговая, дворянка.

Ну точно! Александру Бельскую она мне и напоминала! Так что видел я пусть и не саму Луговую, но её, так сказать, продолжение в следующем поколении. Оставалось только порадоваться за лейтенанта Азарьева — и через двадцать лет супруга будет радовать его своей красотой, если, конечно, пойдёт в мать.

— Алексей Филиппович, — после краткой приветственной церемонии начала Луговая, — от известного вам лица я узнала, что вы приняли деятельное участие в судьбе моей дочери и с благосклонным пониманием отнеслись к обстоятельствам её появления на свет. Примите мою самую искреннюю благодарность, — встав, мать Александры поклонилась мне чуть ниже, чем того требовали приличия. Разумеется, и я встал, ответив поклоном.

Вот интересно, что побудило Луговую лично прийти с благодарностью? Дочь свою после передачи Бельским она, как я понимаю, никогда больше не видела, с чего вдруг такие проявления материнского чувства? Минут десять мы ещё поговорили ни о чём, затем Луговая встала, поклонилась матушке и сказала, что ей, к сожалению, пора.

— Алексей, проводи нашу гостью и помоги Татьяне Андреевне поймать извозчика, — велела матушка, и мы с Луговой отправились на выход.

— Алексей Филиппович, — тихо заговорила Луговая, когда мы спускались по лестнице, — у меня к вам будет просьба...

Я с должным вниманием повернул голову в сторону собеседницы, но продолжила она не сразу.

— От того же лица я узнала о смерти Евдокии Ломской, — ещё тише сказала Луговая. — Я понимаю, самоубийц на кладбищах не хоронят, но... Я бы хотела узнать, где её могила.

И зачем ей это? — подумал я, но вслух сказал другое:

— Хорошо, Татьяна Андреевна. Я узнаю. Думаю, к концу будущей седмицы уже буду готов вам сказать.

Ну а что, от меня не убудет. Шаболдин, думаю, упираться не станет, расскажет, на дело это уже никак не повлияет.

— Я, наверное, прийти не смогу, — извинительно улыбнулась Луговая. — Поэтому пришлю к вам служанку, которой доверяю. Она передаст вам записку от меня, вы же узнаете мой почерк? — я согласно кивнул. Расписка уже сожжена, но почерк я помнил и смог бы сравнить. — Вы, Алексей Филиппович, передайте, пожалуйста, ответ через неё, — попросила Татьяна Андреевна.

— Непременно, — пообещал я, и принялся отлавливать извозчика. Удалось мне это довольно скоро, я помог гостье занять место в коляске и вернулся к себе.

Так-так-так... И с чего бы вдруг госпоже Луговой так заботиться о месте погребения Ломской? Нет, я понимаю, конечно, что с дочерью Ломская Луговую очень сильно выручила, но всё равно выглядело поведение Татьяны Андреевны как-то слишком уж непонятным. Какая-то привязанность к Ломской у неё была, это я заметил, вот только какая? Разве что... Повертев так и этак пришедшую в голову шальную мысль, я со вздохом её отбросил. Матерью Татьяны Луговой Ломская почти наверняка не была. Да, видел я Ломскую всего однажды и недолго, но то, какой я помнил её наружность, с обликом Луговой увязать у меня не выходило. Да и разница в возрасте не та — получалось, что Ломская родила в тринадцать лет. Вероятно, конечно, и такое, как и то, что возраст Ломской не соответствовал записанному по бумагам, но... Во-первых, две незаконных дочери с пристройством в другие семьи в одном деле — это уже слишком, такие совпадения только в книжках бывают, и то не во всех. Во-вторых, разница между записанным и действительным возрастом получалась тут не меньше двух, а то и трёх лет, а в Москве, где, как я помнил, родилась Ломская, такое провернуть почти что невозможно. Тем не менее, какая-то связь между Ломской и Луговой имелась, и скорее всего, обе знали друг дружку ещё до рождения Александры. Не просто так Ломская взялась пристраивать дочь Луговой в семью её отца, ох и не просто... Самое тут неприятное для меня заключалось в том, что проверить возможную связь между дворянкой и целительницей-мещанкой можно было только через Шаболдина, а ему начальство прямо запретило предпринимать в отношении Луговой любые розыскные действия. И ладно бы одно только начальство, тут же ещё и Палата тайных дел замешана, а с ними ссориться и мне-то не особо хотелось, и Шаболдин тем более не пожелает. Однако же связь была и связь весьма прочная — не зря же Ломская не только устроила жизнь дочери Луговой, но и приняла на себя последовавшие за тем неприятности. Хотя... Думал я уже, помнится, о тех неприятностях и пришёл тогда к выводу, что не такими уж и страшными оказались они для целительницы, хотя часть своей клиентуры она всё-таки потеряла, а с ними и немалые деньги.

Да-да. Только вот чего я не видел тут раньше, так это того, что неприятности Ломской устроили не Бельские как таковые, а лично княгиня Елена Фёдоровна Бельская. Оно и понятно — я же не знал тогда, что князь прекрасно понимал, что за девочку они берут в семью, а вот княгиня почти наверняка нет. Не возьмусь утверждать, что Елена Фёдоровна до сих пор пребывает в неведении, но это теперь...

На этом месте я отложил свои размышления в сторону, подошёл к зеркалу, состроил самую злобную морду, какую смог, и покрутил пальцем у виска. Я дурак. Дурак, идиот и не знаю даже, кто ещё. Как же я мог такое пропустить?!

Впрочем, приступ острой самокритики быстро прошёл, и мой разум, получив столь болезненный толчок, резко повысил напряжение своей работы. Через полчаса я уже смог выстроить в уме стройную и непротиворечивую картину событий, и пусть некоторые места в ней вместо фактов занимали чистые умопостроения, я мог поручиться за то, что они единственно только и возможны в имеющихся условиях. Но вот общая картина получилась безрадостной и пугающей, а когда я представил себе последствия всего, о чём додумался, испугался уже по-настоящему...

[1] Гласный — депутат (устар.)