Секс-тур в юность

Глава 4

Утром меня, уже привычно, дребезжанием разбудил будильник. Надо было вставать, а я вчера допоздна засиделся над письмами. Да еще разговор с родителями почти на час, к которому потом и сестра присоединилась. Так что, вставать было лениво, но все-таки пошлепал в ванну умываться и чистить зубы. Вчера даже не обратил внимание, что это за дрянь, теперешний Pomorin. Да, нормальной пасты еще лет пятнадцать ждать. Но, еще раз всполоснув лицо, побрел на кухню.

Мама уже убежала, а отцу на работу позже. Сестра уже завершала завтрак, допивая чай с печеньем. А я приступил к завтраку. Ей еще на троллейбусе ехать до Универа. А мне в школу рядом, так что еще успею собрать портфель, чтобы не проколоться, как вчера. Сестра убежала из кухни, и я остался один доедать завтрак, по утрам мы старались, соблюдать график чтобы бы не мешаться под ногами, а то кухонька маленькая. Позавтракав, поспешил в комнату собирать портфель. Через пятнадцать минут, забежав в кухню и поздоровавшись, напомнил отцу про звонок и побежал в школу.

А когда зашел в школу, встретил на первом этаже ребят из класса и спросил, чего они не идут в класс. Тут меня огорошили новостью. Одноклассники рассказали, что сегодня после уроков собрание класса, а у меня, аж сердечко ёкнуло. Но потом меня ещё больше удивили, разговор шел не о наших с Аллочкой похождениях, как я решил. Да, и, действительно, вселенная же не вращается вокруг меня, всего такого замечательного.

А были намечены: Во-первых — исключение из комсомола Ритули. Во-вторых — «торжественные проводы» её на ПМЖ в Израиль. И если к первому вопросу я не имел никакого отношения, так как все старшие классы был несоюзной молодежью, точнее в единственном экземпляре на всю школу. На комсомольское собрание я мог забить и не идти, но оно было совмещено с собранием класса. Придется идти и слушать, как активные комсомольцы, и комсомольский вожачок школы — будут клеймить позором комсомолку, выезжающую на ПМЖ.

У нас же судить коммунистов и комсомольцев было не принято, сначала их на собрании исключали из партии или комсомола, и произносились гневные речи. Не каждый день комсомольцы едут в Тель-Авив. Скорее всего, сегодня будет присутствовать какой-либо представитель райкома или горкома комсомола. Вот уж с этими гнидами в одной комнате и дышать одним воздухом, точно, будет противно. Ведь именно они, и их идейные наследники, в 90-х разворовывали общенародную собственность на пару с примкнувшим криминалом, превращаясь в олигархов.

Но присутствовать придется, увы. Гнусных харь ихних, только бы не видеть. Так, небось, вылезут выступать суки. Глаголом жечь сердца комсомольцев. Я бы всех этих комсомольских вожачков превентивно отправил на Колыму, снег убирать. Впрочем, в письмах вчера я об этом написал, и немало. Что в первую очередь — надо сверху чистить «Авгиевы конюшни». Туда вся субпассионарная сволочь и стремилась, и пролезла.

Хрущ скотина вывел партийную номенклатуру из-под всяческого контроля в 50-х. И теперь эта пена стремится наверх, чтобы стать неподсудными и хозяевами жизни. И это, не только я — старец в юном теле так считаю, но и тогда считал, и потому ходил с комсомольским руководством разными дорогами.

С рядовыми комсомольцами мы жили душа в душу, и меня можно было бы даже назвать активистом. Ну чтож, придется поучаствовать в этом слете лицемеров. Я то знаю, что наши евреи всегда собирались перед отъездом одноклассников, и нормально с ними прощались, но на собрании вынуждены были поддерживать линию этих комсомольских секретарей. Иначе бы быстро вылетели из комсомола. А сейчас и в институтах и в других хлебных местах — на подобное обращают внимание. Одно вижу положительное в этом факте, это несколько отвлечет внимание от вчерашнего залёта в кабинете английского. Пока поутихнут страсти в обсуждении отъезда, может немного и позабудется эпик фэйл.

Уроки прошли почти буднично, то ли я втянулся в ритм, то ли не до нас было перед приездом высоких представителей комсомола. А так, только на истории преподаватель долго меня рассматривал изучающим взглядом, раздумывая вызвать ли к доске отвечать, или нет. У него была привычка, рассматривать прокурорским взглядом учеников, и почти всегда определял, кто не готов к уроку. Я и раньше умел отводить его взгляд, а теперь, и вовсе был спокоен как удав. Но, на истории он меня не вызывал, а вот на обществоведении пришлось кратко у доски ответить. Однако, после сдачи экзамена кандидатского минимума, для меня это было элементарно. Так что отстрелялся на отлично. На физике больше наблюдал, а из интересного оказалось только напоминание от классного о собрании и предупреждение, что будут представители райкома и горкома комсомола. Поэтому он попросил себя вести достойно. На прочих уроках я почти засыпал, потому что объясняли новый материал, и я слушал вполуха.

Да и вчерашнее написание трактатов сильно измотало. Поэтому, когда кончился последний урок, ребята меня толкнули в плечо, чтобы я очухался. И я поспешил в кабинет физики, вслед за ними.

Но зря спешили, высокое комсомольское начальство изволило задерживаться, а без высокого него никто не решался начинать собрание. Я к тому времени успел уже окончательно проснуться. А когда наконец прибыли долгожданные, то комсорг класса открыл собрание, огласив повестку. Я лишь слегка прислушивался к этой мути, так как мало кто сказал что-то вразумительное.

Выслушав, всю эту дежурную ахинею, которую толкали с трибуны всяческие секретари, я поднял руку и попросил слова от лица несоюзной молодежи.

Вижу, эти секретарские опарыши зашушукались, и наш классный Семен Израилевич испуганно переглянулись с присутствующим завучем. А я встал и сказал,

— Я не буду злоупотреблять вниманием, и постараюсь быстро задать пару вопросов Рите, и сказать пару слов от себя.

Завуч и классный мне кивнули, и я обратился к Рите.

— Рита, мы с тобой проучились с первого класса, были и разногласия, но сейчас мы нормально относимся друг к другу. Сразу скажу, мне очень жаль, что ты уезжаешь, и, поверь, некоторое время, тебе будет очень не хватать нас и нашего класса, а ты будешь тосковать по Родине. Но я понимаю, что у тебя практически не было выбора. Было только два возможных варианта: Первый — ты целиком порываешь с семьей, и остаешься здесь одна. Но что ждет тебя дальше? И дело не в деньгах на жизнь. Тебя одну в оставшейся квартире могут не оставить, так как квартира не ваша, а государственная. Площадь соответствует большой семье, а не одному человеку, а ты не ученый со степенью, чтобы иметь право на дополнительную. А что тебе предложат взамен, или переведут в интернат — неизвестно. Второй — ты остаешься с семьей, с близкими и покидаешь Родину. Вот и ответь мне, пожалуйста, вы едете к родственникам? Насколько близким, и будет ли у них возможность поддерживать вашу семью первое время? Наверно родители обсуждали такие вопросы?

Рита подняла взгляд глаз, отражающих многовековую еврейскую скорбь, и тихо ответила.

— Там живет двоюродная бабушка, и, сейчас, у неё из родных кроме нас никого нет, потому мы к ней и едем. Но она достаточно состоятельна. Ей от мужа осталось приличное состояние и хороший, просторный дом. Мы будем жить в нем. — и потом замолчала.

А я прервал установившуюся тишину и произнес.

— Ну что же, я вижу материальных проблем и проблем с жильем — у вас не будет. Так что остается пожелать вам счастливого пути, и хорошей жизни в Израиле. Но учти, что тебе в 18 лет придется идти служить в Цахал[1]. В Израиле служат и девушки, а не только парни, как у нас. Но я считаю, что служба в армии делает человека настоящим, и закаляет характер. Так что успехов тебе в жизни и счастья! — и, повернувшись к офигевшим преподавателям, поблагодарил их.

— Спасибо вам Семен Израилевич и Марк Ильич, что позволили мне задать Рите пару вопросов, и сказать слова напутствия.

После этого, сев, глянул на секретарчиков. Ну да, они буравили меня недобрыми взглядами, я поломал им планы воспитательной работы, и постановки галочек в плане выполненных мероприятий. Преподаватели же расслабились, они ожидали, что я могу загнуть и хуже. Но, я все-таки более чем на пол века старше, и у меня больше опыта, чем даже у них. Собрание постепенно засохло на корню, и завершилось, а высокие посетившие лица удалились что-то обсуждая с комсомольским вожачком школы. Ребята подтянулись к столу преподавателя, но Рита постаралась поскорее уйти. А ребята начали обсуждать между собой ход собрания.

Ко мне подошли Влад, Серёга и Рудик. И Валера меня сразу спросил.

— На фига ты полез выступать, ты что не знаешь, что теперь райкомовские потребуют наказать тебя?

Я подумал и ответил,

— Валера, я то это знаю, но что они могут мне предъявить? Свидетелей весь класс. Антисоветчины в моем выступлении не было, просто беспокойство о судьбе одноклассницы. Я понимаю, что у тебя отец погранец, и соответственно имеет отношение к КГБ, а тебя предупреждал, как говорить на собраниях, но я не комсомолец и всяким райкомам, горкомам не подчиняюсь. Более того, даже нашему секретарю школьной организации ничего не будет, и именно поэтому. Он проявил бдительность, и не впустил в ряды ВЛКСМ чуждый элемент.

Ребята помялись, и подумав Влад сказал,

— Да, но тебя точно потащат к Арифмометру, и будут там песочить.

Я усмехнулся и страшным шепотом прохрипел,

— А то нам с тобой, в первый раз бывать у директора? И что он мне может сказать нового? У него и знаний то хватает — преподавать арифметику в младших классах.

Серёга вступил в разговор,

— Но тебя же только вчера в учительской песочили. И еще неясно, что будет на педсовете? А вдруг исключат? — и замолчали все.

А я продолжил,

— Не бойтесь, Отмахаюсь, где наша не пропадала? Я, повторяю, что сегодня — я ничего предосудительного не сказал, а вчера не сделал. И если даже исключат, то я буду скучать только по друзьям, и хорошим преподавателям. А так, пойду в другую школу.

Они постояли, помолчали, и Рудик заметил,

— Так то — ты прав, и не сказал ничего страшного, но ты им пошел наперекор. И они будут требовать, чтобы тебя наказали.

Я сразу же ответил,

— Спасибо ребята, что вы обо мне заботитесь, но поверьте. Все будет нормально. Влепят еще один строгач, или что новое придумают. Но моя совесть чиста, и родители меня за сегодняшние слова никогда не станут осуждать, скорее наоборот. Сегодня тут не было врага, да есть определенная правда в том, что государство выделяла средства на обучение уезжающих, на их лечение и многое другое, но силой удерживать их — это плодить внутренних врагов, и взращивать пятую колонну. Я не знаю, наверно, правильней бы было потребовать возместить затраты государства, а так — насильно мил не будешь. Ладно, ребята давайте по домам. Все будет нормально! Пока! — и я взял портфель и пошел к выходу.

Но на выходе столкнулся с девочками, которые возвращались в класс. Они, втихую, пошли проводить Риту до порога школы. Я, естественно, сделал знак, что пропускаю их. Они вошли, и Ира сразу спросила,

— Ты уходишь уже? А мы хотели попросить, чтобы ты нам у школы спел вчерашнюю песню.

Я же решил прикинуться шлангом, и, сделав изумленный вид, сказал,

— Да вы что, мне и с моим голосом только в туалете кричать занято. Да и песен я не знаю, от слова никаких.

Девочки зашушукались, и Ира возмущенно продолжила,

— Брось прикидываться. Нам Алла всё рассказала, что там было в кабинете английского.

На что я не преминул ответить,

— Мне бы тоже хотелось это знать? Не просветите ли благородные сеньоры? А то я в полном недоумении?

— Хватит изображать шута, — уже сердясь ответила Ира. — Мы серьезно спрашиваем, а ты дурака валяешь.

— Милые дамы, да я бы и рад, но не знаю, какую именно правду вам рассказала Алла. Мне бы, хоть вкратце, хотелось об этом узнать. Будь ласка, панночка, поведай сие. — и застыл, ожидая ответа.

Девочки переглянулись, и Лира сказала,

— Алла рассказывала, что когда вы остались в классе, то она вытирала доску, ты вдруг запел какую-то красивую песню, и слова в ней были очень проникновенные, но она не может их точно вспомнить, а запомнила только припев. Затем ты подскочил к ней и приподнял за талию. Она испугалась, и повернувшись — надавала тебе пощечин.

Я улыбнулся и проговорил

— Леди не солгала, ни в едином слове. Все так и было. Просто я увидел, что она пытается достать до верха доски и встает на цыпочки. Вот и решил помочь, приподняв наверх.

Девочки запрыскали, и Ира заявила,

— Нет, ну ты точно клоун. Не думал пойти в цирк работать?

На что из меня сразу выскочил дежурный ответ,

— «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется». А армия мне гарантирована. Точно после школы загремлю.

Девочки улыбнулись и подступили ближе, допытываясь,

— И все-таки, что это за песню ты пел? И не уводи разговор в сторону. Мы всё равно не отстанем, пока не скажешь или не споешь.

Что мне оставалось делать. Пришлось ответить.

— Песня называется «Потому что нельзя быть красивой такой». Сразу отвечу и дальше. Мне её напел один парень из Саратова. Ему лет тридцать, мы встретились на пляже в Каменке. Там санаторий и он отдыхал в нем, а я там на пляже загорал, и читал книгу «Хищные вещи века». Он подсел, и мы разговорились о книге. А потом он спросил, где я её смог откопать, я и ответил что в поселковой библиотеке. Я почти дочитал, и когда буду сдавать в библиотеку, он может сразу взять её. Только нужен паспорт и залог — раз он не местный. Мой дом в ста метрах от библиотеки и он может зайти ко мне, когда будет идти в центр. На следующий день он постучался, и мы зашли в библиотеку, а затем пошли в магазин, где было все — от тетрадок и до музыкальных инструментов. Он попросил у продавщицы гитару, попробовал звук и сказал, что звучит неплохо. Настроил и спел несколько песен, сказал, что сам пишет и музыку и стихи. Я попросил записать слова, а уж сам позже подобрал аккорды, а то не запомнил, когда он играл. Вот это одна из его песен.

Ира сразу попросила,

— А спеть здесь можешь? Хотелось бы послушать.

Я помялся и ответил,

— Здесь слишком шумно, и много народа. Да и не знаю, есть ли гитара. Что-то я не помню, чтобы была в школе.

Девочки опечалились, и стали похожи на побитого щенка. Я сжалился, и продолжил.

— А приходите через часок ко мне, у меня и гитара есть. Только позвоните, я выйду и встречу, — девочки переглянулись и кивнули. — Тогда до встречи, буду ждать!

Больше делать было нечего, и надо было сматываться, а то Марк Кирпич поймает и начнёт грузить. Скорее всего, им эти райкомовские перцы вставили фитиль, а под горячую руку попадать не хочется. Именно потому я и хотел смыться еще десять минут назад.

Повернулся, махнул всем рукой на прощанье и поспешил из школы.

Дома быстро разогрел обед, а тем временем рассовал вещи по шкафчикам и прибрал творческий беспорядок на столе, что остался от написания писем. Тщательно проверил, что они спрятаны и нет никаких черновиков.

Отец пообещал дозвониться институтскому товарищу, и тогда будет ясно, что делать с письмами. Родители вчера говорили, что ему, скорее всего, можно верить. Я в будущем очень серьезно искал информацию, так как он погиб, при крушении «Нахимова», который затонул в 86 году. И там все очень подозрительно. Могли устранять, нежелательных для клики Меченого. И тогда ему можно стопроцентно верить. И нигде ни одной фотографии в сети, хотя он был генерал — майор КГБ, что еще подозрительней. Ладно, вечером отец скажет.

А пока надо бежать и поесть. А то еще стоит немного размять руки. После вчерашних попыток-пыток пальцы долго болели, нет мозолей и привычки. Гитара на стенке висела все десять лет школы и кроме эпизодических попыток научиться, я к ней и не притрагивался. Научили в армии, там без этого было невозможно. Вернулся домой с двумя общими тетрадками песен, и умением как-то играть, и даже, чтобы получалось похоже. А тут бы надо еще потренироваться. Вчера только немного пальцы стал ощущать. Правда, я и не обещал что-то необычайное. Сами напросились. Пока планировал задачи, успел закинуться обедом. Благо в армии научили шустро все делать. Убрал тарелки в раковину, после успеется помыть. И пошел мучить инструмент. Звонок раздался даже немного раньше, чем через час.

Эк, их распирает, — подумал, поднимая трубку, и решил приколоться,

— На проводе. Смольный слушает.

В трубке раздался рассерженный голос Ирочки,

— Хватит выделываться. Не смешно. Я позвонила сказать, что Лира не сможет прийти, и наверно стоит на завтра перенести встречу.

Я немного задумавшись ответил,

— Ну вы барыня и задачи задаёте. Откуда же я знаю, что будет завтра. Сама понимаешь, что сегодняшнее выступление на собрании может вызвать брожение мыслей в голове директора, а это крайне противопоказано. Они будут первыми, за очень длительный срок. И куда приведут в вакууме, который вообще-то является изолятором, неясно. Так что, наверно, лучше сегодня, пока меня не стали воспитывать.

В трубке слышалось длительное молчание.

— Ладно, выходи через пять минут, встречать меня к школе.

А я быстро отрапортовал,

— Яволь. Буду, как штык. Только, уж и ты приходи. Да, я не к самой школе подойду, а буду ниже за мастерскими ждать. — и положил трубку на телефон.

Не следует задерживаться. Проверил газ, выключил ли после обеда вентиль, а в коридоре надел куртку и туфли. Быстро спустился по лестнице, и пошел к школе. Как ни странно Ирочку ждать не пришлось, что меня крайне удивило. Мы поздоровались, и я взяв её под ручку повел к дому. В дверь подъезда я галантно пропустил её вперед и последовал за ней, сказав,

— Поднимайся на четвертый этаж, а то по лестнице рядом подыматься не очень удобно.

Конечно, соврал, иначе, зачем бы джентльменам пропускать дам вперед. Естественно, чтобы полюбоваться фигурой. А Ирочка была в куртке, но уже не в школьном платье. Так и поднялись, а я отперев, пропустил её в квартиру. В коридоре помог снять куртку, и указал в какую дверь заходить. Последовал за ней в комнату, сказав.

— Присаживайся на кресло. А я чаю принесу, и поищу сладкого? Знаю, девушки очень его уважают.

Ира кивнула, и я поспешил на кухню за чайником и чашками. Затем я на письменном столе организовал маленькую чайную церемонию и налив чай девушке, открыл коробку «Птичьего молока». Поставил её перед Ирой, говоря,

— Я сам недавно пил чай, так что не смотри на меня, и лучше я сыграю что-нибудь, а ты пей чай.

Ирочка сразу попросила,

— Начни пожалуйста с той песни, — и отхлебнула чаю.

А я взял гитару и когда зазвучали аккорды, пропел первые строки песни. Ира сидела, приоткрыв рот, и забыв про чай и конфету, которую держала в руке. Я, допев второй куплет, кивнул ей на руку с конфетой. Она быстро положила её в рот, и стала облизывать пальцы, на которых растаял шоколад. Черт, забыл салфетки дать, — подумал, продолжая заливаться:

https://www.youtube.com/watch?v=McxS7gE2WKw

И снова кивнул на чашку с чаем, и она отпивала глоточками чай, слушая окончание песни. После этого я встал, отложил гитару и сказал,

— Извини балбеса, забыл салфетки принести. Не предназначены мы мужики для ведения домашнего хозяйства. Пойду, их принесу, а ты пока подумай, что хочешь спросить и сказать. Понравилась ли песня? Да, и ешь конфеты. Их есть у меня. — и поспешил на кухню.

Принеся салфетки, налил себе немного чая и отхлебнул. Все-таки сушит горло пение, особенно с непривычки. После этого начал светскую беседу.

— Ира, ну и как тебе понравилась песня? Про голос, итак знаю — полное отсутствие голоса и слуха.

Это я так недвусмысленно напрашивался на комплимент. И Ирочка не обманула надежд став утверждать,

— Для любителя голос нормальный, и на слух, я явно наговариваю. А песня, просто замечательная, очень глубокая и мелодичная, а на эстраде я ничего такого не слышала. А что ты еще можешь спеть? Если что-то подобное, то я бы послушала с огромным удовольствием.

— Во-первых со слухом у меня не все прекрасно, и одно ухо почти не слышит. А подобной, и быть не может — это эксклюзив. Я попробую спеть другую, но она на английском, и тоже про любовь. Как у тебя с английским? Вы же в другой группе занимаетесь, а до этого года ты училась в «А» классе.

Ира замялась и сказала, — У меня пятерка, но на слух я не всегда улавливаю смысл слов. Может, споешь что-либо другое?

Я безапелляционно сказал,

— Ерунда, там очень простые слова. И я тебе их перескажу, перед тем как спеть. Песня называется «Мое сердце продолжит биться».

А далее пересказал смысл песни,

(с) Ангел мой.

Ирочка слушала затаив дыхание, А я продолжил,

— Извини, перевод литературный, но ты сразу схватишь смысл, когда я спою. Там суть в том, что они любили друг друга, но потерялись при катастрофе и парень погиб, а девушка всю жизнь помнит его, и хранит его образ в сердце. Это песня для женского голоса. Может, вы споете я дам слова и подыграю, еще и Юрку можно попросить, он куда лучше играет на гитаре. Но петь лучше на английском, а то за упоминание бога и ангелов пропесочат на комсомольском собрании. Как это делается, сегодняшнее — свежий пример. Ладно, слушай.

Потом проверил строй гитары и стал петь. (извиняюсь пока нашел только на итальянском мужское исполнение и пока только инстументалка) https://www.youtube.com/watch?v=uiFLe5NN724

Ирочка, похоже, и дышать забыла, слушая. Мне показалось или у неё слезинка появилась в краешке глаза, но через очки было трудно определить. Да я только изредка кидал взгляды, и не мог отвлекаться от игры на гитаре, а также, чтобы не сбиться в пении. Когда я закончил и смог распрямиться, я увидел что у нее в глазах стоят слезы. Отложил гитару и передал ей салфетки, сказав,

— Пусть лежат рядом с тобой, а то еще понадобятся.

Она кивнула и сняв очки стала вытирать глаза. И я подумал, что поубивать бы надо тех, кто создает дизайн оправ. Никаких пыток им не будет мало. Так уродовать лучшее, что есть в нашем народе. Когда Ирочка вытерла глаза, то я удивился, как изменилось лицо, без этого уродства. Просто можно было залюбоваться серо-голубыми и огромными глазами.

В той жизни мы последний раз виделись на 25-летие окончания школы. Но у нее была семья — муж и дети. Но с возрастом она становилась все краше и краше. На десятилетие выпуска я сразу даже не узнал её, так она изменилась со школы. Овал лица стал более округлым, и четче проявились скулы, в лице проявилась породистость и благородные черты. И очки были в тонкой оправе и небольшие, очень идущие к облику.

Я тогда кусал себе локотки. И куда смотрели глаза, а о чём раньше думали мозги. И ведь на выпускном: мы даже целовались взасос в классе, когда все ушли в зал. Тогда все вериги пали, и табу на чувства было снято. Ведь, что ни говори, а все школьные годы внушалось, что в школе положено учиться, и никаких амуров. Вот закончите школу, тогда пожалуйста. И я тогда, четко эту взрослость почувствовал, в том, как она смело прижималась ко мне, когда мы целовались, и отстранялась лишь для того, чтобы отдышаться. Она явно чувствовала мое влечение к ней, да и на ней было летнее очень открытое платье, и я видел, как часто вздымается её грудь, как раскраснелись щеки и припухли губы, а через платье чувствовал затвердевшие соски. Но двери закрыть было нельзя, и учителя ходили, проверяя кабинеты. Им, конечно, не нужны были проблемы по поводу излишне пылких выпускников. Так что мы протанцевали весь вечер, и пошли встречать рассвет через пол-города. Так, приобнявшись и приотставая для пары поцелуев, мы дошли до озера. Где вскоре и встретили рассвет новой жизни, сидя на скамеечке и обнимаясь. Учителя стояли в сторонке, но все же наблюдали, чтобы никто не отбился. Обратно Ирочку я почти тащил на себе, хоть она и сняла босоножки, но так натанцевалась, а еще мы прошли километра четыре к тому времени. Мне же было приятно, когда юное тело плотно прижималось ко мне. У школы мы распрощались со всеми, и я проводил её до подъезда дома, где мы еще долго стояли, и целовались.

Пока я разглядывал девушку и вспоминал будущую жизнь, то немного завелся и поспешил вернуться к разговору, спросив.

— Ну как ты все уловила из песни?

Ирочка посмотрела большими и еще влажными глазами и ответила,

— Да почти все, помогло, что ты пересказал текст. Песня очень печальная, о большой и настоящей любви. А откуда ты её услышал?

Я пожав плечами и сказал,

— Да от того же летнего знакомого. Он знает массу песен, и множество сочинил сам. Он ко мне потом еще заходил домой, и мы, посидев, выпили домашнего вина, он очень много пел, и даже соседка подошла к заборчику заслушавшись. Немного постояла, и зашла присесть на стул возле стола. Она раньше была учителем словесности в десятилетке, которую заканчивал отец, а еще Татьяна Сергеевна настоящая дворянка, но учительствовала всю жизнь. А когда он запел одну песню, то она даже прослезилась, и потом никак не могла остановиться, платочком вытирая слезы. Хочешь, я спою?

Ирочка только кивнула головой. И я, взяв, гитару запел, -

(с) Белый орел

https://www.youtube.com/watch?v=tIIEgvTK5g0

Эту песню было проще играть, и я не напрягался, да и вокал был не такой напряженный, Так что, мог подымать взгляд от гитары, и наблюдать за девушкой. Теперь, она уже не прячась, откровенно плакала, и слезы стекали к подбородку, а она совершенно забыла про салфетку, и иногда всхлипывала. А когда закончилась песня и последние аккорды, я убрав гитару на кушетку, подошел к креслу, и встав на одно колено стал целовать мокрые от слез щеки. Ирочка подняла взгляд. и раскраснелась еще больше. Я ей взлядом указал на салфетку, и она стала вытирать глаза. Я же встал, и подав ей руку, взял её левую, и приподнял, а она стала вставать с кресла, и оказалась в моих объятьях. Тогда, сблизив губы к её губам, я стал ждать. Пауза продлилась несколько секунд, и она потянулась навстречу. Я нежно прижал её к себе, и мы стали нежно целоваться. И вновь, и снова.

Когда Ирочка немного отстранилась, то спросила,

— А зачем все-таки ты начал выступать на сегодняшнем собрании? Непонятно, ведь будут неприятности, тебя могут сильно наказать. И что ты добился в результате? Для чего всё это?

Я подумав ответил.

— Наши классы переформировали всего два месяца назад, и ты сегодня наверно впервые узнала, что я не комсомолец. В наше время, и тем более в такой школе — это практически нереально. Те, кто со мной учится с первого класса, не удивляются. Пойми всегда надо смотреть на вещи с неожиданной стороны, и тогда вылазят истинные причины. Но захочешь ли ты слушать долгие объяснения? Да — тогда продолжу, а нет — то и ни к чему этот разговор.

Ира кивнула и я продолжил.

— Знаешь, воздействуя на высокие идеалы людей можно заставить их совершать чудовищные поступки. И весь опыт религиозных войн тому пример. Во имя бога, то есть самого для них святого — людей вдохновляли на совершение зверств по отношению к верующим иначе. То есть кучка предводителей, именуемая элитой, побуждает массы действовать согласно желаниям этой элиты, эксплуатируя самые святые образы. А я не хочу, и не люблю, чтобы меня, против воли, заставляли делать всякие мерзости. И ведь элита, не всегда самые достойные люди общества, как об этом всегда трубят средства массовой информации. И ключевое слово тут — массовой. Она для масс, а не для элиты. С помощью масс-медиа создаются иллюзии, чтобы массы людей верили в те или иные химеры.

Я немного постоял, обняв Ирочку и продолжил.

— Вот типичный пример из сегодняшнего собрания. На высшем уровне нашу мораль поименовали «Кодексом строителя коммунизма», наравне с прочими юридическими кодексами. И сам по себе он неплох. Я готов подписаться под любым пунктом, и, даже более, следую им в большинстве случаев. Но элита использует этот инструмент для манипуляции массами. Вот подумай. Нам утверждают, что мы передовой отряд человечества, строящий будущее светлое общество. И, безусловно, так и есть. Но власть имущие используют этот инструмент для укрепления личной власти. И, видя, что часть масс хочет дезертировать с этой передовой в тыл к загнивающему капитализму, включает эксплуатацию образа борца за светлое будущее, где все дезертиры — это мразь. И он боец должен проявлять к ним ненависть. А вот вы с Лирой прошли этого дезертира провожать и даже проявили сочувствие.

Тут Ирочка дернулась, чтобы отстраниться, но я мягко удержал, и продолжил.

— С другой стороны, в том же кодексе есть положение, что семья это основная ячейка общества и надо её всемерно крепить. А они едут воссоединиться со своими родственниками. Но на собрании все должны были гневно заклеймить отступников. Вот и ответь, чему верить?

Ирочка стояла, несколько, ошалев от таких слов, но подумав ответила.

— Но их здесь больше, и бабушка могла бы приехать к ним. Жить с ними. В чем проблема?

Мне было что ответить, даже не раздумывая.

— Все это так. Но она там прожила длинную жизнь и у нее там большой дом и много денег. А здесь ей дадут однокомнатную квартиру. И чтобы купить дефицитную вещь, будет очередь на её приобретение в ближайшие годы. Нет, не захочет она перебираться на передовую. Здесь нет — привычного ей комфорта.

Девушка прервала меня.

— Ну, ты говоришь о комфорте, и о мещанских ценностях. Хотя, ведь не это главное в жизни. Главное стремление к высоким идеалам, к достойным свершениям, к служению обществу.

Я её прервал, вставив своих пять копеек.

— Вот ты опять заговорила об идеалах, а следует и о морали, которая и является их объединением. А у той старушки есть своя мещанская мораль. Об этом замечательно сказано в «Белом солнце пустыни» — «Хорошая жена, хороший дом — что еще надо человеку, чтобы встретить старость?!» Вот ответь ты против такого, чтобы к тебе в дом приезжали внуки и дети?

Ирочка на этот раз зависла надолго, но все-таки рванулась в бой.

— Все это замечательно и никак не противоречит нашим принципам от каждого по возможностям каждому по труду. Заработаем своим трудом и получим все это.

Я усмехнулся такой наивной вере, и стал продолжать.

— Все тобой сказанное правильно, но кто-то хочет получить все это сразу, и такое у нас не отвергается, например наследство. Получил и пользуйся, все законно. А ведь, получивший, не вложил ни толики труда, чтобы заработать это. Опять противоречие. Да в этом можно найти пережиток прежних времен и буржуазных отношений. Для меня, самым созвучным, являлся отрывок из второго письма революционного бойца Сухова своей любимой Екатерине Матвеевне, о встрече с которой мечтает весь фильм — «так что ноги мои бегут теперь по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный к тому нас обязывает» Но Суховых мало — это штучный товар. И, как раз, задача коммунистического воспитания молодежи сделать, чтобы таковыми стало подавляющее большинство. Ведь правильно я говорю?

Ирочка подумала и произнесла.

— Да наверно, так и должно произойти в будущем. Чтобы все вдохновлялись светлыми идеалами и меньше думали о приземленном и низменном.

Я прервал её и усмехнулся.

— А ведь ты почти процитировала устав какого-то монашеского ордена. Только про умерщвление плоти забыла. Правда, жили они все в большинстве своем, совсем иначе. Да и тьфу сто раз, не желаю я становиться монахом.

И дальше продолжил забивать гвозди.

— А вспомни, когда Сухов предложил Верещагину пойти вместе, но Павел Артемьевич отказался под давлением жены и дома, которые его цепями приковывали к прошлым устоям. Сухов не заставлял, а всего лишь отметил: «Павлины, говоришь? Хех.». Это и показало его отношение к мещанской морали. Но, заметь, боец Сухов ведет за собой, а не посылает массы перед собой. В этом его коренное отличие, он идейный борец за светлое будущее. Вот что он пишет в первом письме — «И пришел мне черед домой возвратиться, чтобы с вами вместе строить новую жизнь в милой сердцу родной стороне». Он собирается сам строить, а не верховодить построением. И только за таким лидером, в конечном счёте, пошел даже Верещагин. А, присутствовавшие сегодня представители, они не возглавляют своим примером, а заводят массы, чтобы те делали, что им нужно. Манипулируют светлыми идеалами молодежи, а сами отсиживаются в тылу, где хорошая жена, огромная пятикомнатная квартира, спецраспределитель с дефицитными товарами. Разве не так? Вот ответь мне?

На сей раз, молчание было очень длительным и видно было, что девушка зависла. Но потом все же ответила.

— Ну, сейчас, еще не все могут пользоваться такими благами, считается, что они заслужили это — служением стране и народу.

Я почти насмешливо заявил,

— И ты этому веришь, быть может — ты еще и в Деда Мороза со Снегурочкой веришь?

Ирочка дернулась, но я удержал и продолжил.

— Они не совершили открытий, как видные академики, не разработали прорывных технологий или не изобрели новых конструкций, как лауреаты Ленинской премии, не осваивали крупных месторождений в суровых условиях. Они просто произносили зажигательные речи, и карабкались по служебной лестнице к вершинам власти. Именно они и эксплуатируют самые светлые идеалы нашего советского народа. И при этом сами назначают себе привилегии, которых нет у ранее мной перечисленных достойных людей. Вот и подумай, как мы назовем клопа пьющего кровь? Наверно — паразитом. Вот кучка этих паразитов, по недоразумению именуемая элитой и манипулирует нами, эксплуатируя, повторю, самые светлые идеалы.

Девушка стояла, задумавшись, и хмуря лоб и брови, было видно, что ей не понравилось услышанное, но ответ никак не удается найти. И я решил проехаться по мозгам и ударить по самому больному, чтобы у неё появился шанс очнуться.

— Я тоже в какой-то мере манипулировал, самым дорогим для тебя — верой в чистую, вечную любовь и стремлением к счастью. Три песни привели к тому, что абсолютно невозможно представить для девушки. Что на первом же свидании позволит парню держать её в объятьях, и не чинясь целовать в губы.

Тут и произошел взрыв, из глаз полыхнули молнии, и она попыталась оттолкнуть меня, вырываясь из объятий. Но я с силой удержал, чтобы продолжить говорить. И в следующее мгновение, уже лежал на ковре, корчась и держась за пах, весь раздираемый болью, пуская слюни и сопли на ковер. Осталось только свернувшись калачиком постанывать, пока Ирочка гневно перешагнула через меня и поспешила в коридор. Я услышал, как зашуршала куртка, потом дверь открылась, а затем захлопнулась, и быстрые шаги стали удаляться по лестнице.