Цирк был странным местом для поиска ведьмы, но Себастьян получил весьма убедительную информацию. В пределах цирка Карсона и Чаплина действует ведьма и судя по всему довольно могущественная. Стефан, майор Корпуса Магов, вводивший его в курс дела, высказался крайне недвусмысленно.
— Ты имеешь дело не с перепуганной девчонкой, которая едва-едва сводит концы с концами. По нашим данным, с цирком Карсона и Чаплина странствует настоящая мятежница. Кем бы она ни была, она достаточно сильна и умна, чтобы столько времени держаться подальше и от нас, и от тамплиеров. По правде говоря, если бы мы не думали, что ситуация становится критичной, мы бы позволили ей продолжать скрываться.
Себастьян мрачно кивнул.
— Но когда кажется, что активность тамплиеров возрастает, — сказал Стефан, — и судя по слухам, они хотят затеять очередной крестовый поход…
— … тогда Командир хочет, чтобы все блудные цыпочки вернулись домой на насест.
— Именно, — сказал Стефан, кивая. — Просто помни, пробуй мягко, установи контакт, убедись, что она тебе доверяет. Кристалл, который я дал тебе, засветится, когда она будет рядом, но если она решит скрываться, это намного усложнит тебе задачу.
Николетт Эрлинг, может, и пряталась от Корпуса Магов и тамплиеров, но похоже, она меньше всего хотела скрываться. Едва выбравшись из шатра, в котором занималась своим ремеслом, она выглядела всего лишь как молодая женщина, которая хочет ненадолго убежать от всех своих забот.
Она — его работа, он знал это, но на какой-то момент Себастьян подумал, что нет ничего дурного в том, чтобы поступить как она — немного забить и прогулять. Нет ничего плохого в том, чтобы немного повеселиться, по крайней мере, так он говорил сам себе.
Покачивание ее косы на спине гипнотизировало, и Себастьян вынужден был признать, что в этом заключалась часть ее очарования. Без парчового платья она оказалась высокой и стройной, с узкими бедрами и атлетичной походкой, а это значит, что он все равно заметил бы ее, кем бы она ни была и в чем бы ни заключалась его миссия.
Где-то там были тамплиеры. Всю свою долгую жизнь он знал об их существовании и том, за что они борются. На самом деле, он осознавал, что каждая секунда, которую он потратил на развлечения с этой прекрасной женщиной — это секунда, которую он мог бы потратить на выполнение долга.
И все же… и все же.
Николетт обернулась, бросив на него озорной взгляд ярко-синих глаз, и Себастьян не смог устоять. Каким-то образом ее маленькая ручка очутилась в его ладони, и они шли сквозь оживленную толпу, глядя на игры, проталкиваясь сквозь скопления людей, смотря на все, на что можно было смотреть.
— Так что заставило тебя убежать?
Вопрос слетел с его губ прежде, чем Себастьян успел остановить себя, и ее спина напряглась.
— Странный вопрос в мой адрес, — сказала Николетт.
Прежде чем она успела сменить тему, Себастьян покачал головой.
— Прошу прощения. Я думал, что умею шутить, но оказывается нет. Просто предположил, раз ты присоединилась к цирку, то, ну…
Черты ее лица слегка расслабились, и Николетт покачала головой.
— Люди примыкают к цирку по разным причинам, но для меня это всего лишь работа. Я занималась разными вещами, но в данный момент Мадам Николь мне подходит, понимаешь? А твоя работа тебе подходит?
Себастьян открыл рот, чтобы ответить, но тут понял, что не может этого сделать. Когда он заколебался, Николетт улыбнулась, и он опять оказался поражен ее красотой. Он думал о Елене, чье лицо способно сдвинуть с места тысячу кораблей. Он думал о Беатриче Данте, которая могла утешить мужчину в аду. Эта женщина могла вести мужчин в темные места, и от этой мысли по коже прошел холодок.
— Возможно, тебе тоже не помешает ненадолго убежать, — предложила Николетт. — Почему бы нам не заключить сделку?
— И что это будет за сделка?
Она поколебалась, кусая нижнюю губу. Потом огляделась по сторонам, посмотрев на продавца воздушных шариков, палатку со сладкой ватой, игру с бросанием колец, и наконец, вновь посмотрела на него. Ее глаза, синие как Северное море и штормовые, слегка окрасились серым, но когда она ответила, в ее голосе прозвучала мягкость.
— Сегодня я хочу, чтобы мы были собой. Никакого прошлого, никакого будущего. Скажем, до завтрашнего рассвета, давай просто будем собой.
— Ничего больше и ничего меньше?
— Именно. Что думаешь?
Себастьян колебался. Он был мужчиной, на плечах которого тяжким бременем лежал долг, и убежать от этого не проще, чем избавиться от собственной тени. Он утихомирил свою совесть, сказав, что эта женщина и есть его долг, что быть рядом с ней — и есть его работа.
Хрень полная, твоя работа — доставить ее куда надо, рявкнула его совесть, но в кои-то веки Себастьян запихнул ее куда подальше. Она была все там же, беспокоила его, хватая и кусая за пятки как собака, но сделалась меньше, чем она, чем эти синие штормовые глаза, меньше, чем мягкое касание ее руки на его ладони.
— Думаю, что это звучит потрясающе. Очень хорошо. Ни прошлого, ни будущего, только мы.
— Только мы, — повторила Николетт, и с теплой как сам солнечный свет улыбкой повела его через толпу.