Сдвиг

Глава 5. Колаптус, или растворение одного несчастного человека. Омерзение, или Что случилось с тем парнем, который без глаз и с котом в кармане опрометчиво приблизился к загадочной старухе на инвалидном кресле

Омерзение и боль. Щемящая бесконечная боль. Омерзительное омерзение и еще раз омерзение, и еще раз невыносимая открытая тупая боль — то, что ощутил Анасфилатос, очнувшись после удара. Боль пропитала все его тело, каждый сантиметр, каждый миллиметр, каждый микрон Анасфилатосовского тела ныл, стонал и болезненно пульсировал. Боль повсюду, снаружи и изнутри, вдоль и поперек тела, сверху вниз, снизу вверх, с одного края на другой, по диагонали и ломаным неправильным многоугольником, по кругу и по спиралям, точками и областями — боль, боль, боль.

Боль накрыла его всего с головой капюшоном. Сознание Анасфилатоса стало прозрачным и едва существующим. Боль остриями кромок и иглами жал парализовала конечности, обездвижила мышцы, повергла нашего героя в состояние телесного страдания и невыносимого омерзения. Какое-то время Анасфилатос балансировал на кромке лезвия жизни и смерти. Можно было сказать, что он был почти мертв или наполовину жив. Он находился в состоянии клинической смерти. Налицо были все признаки: фибрилляция сердца, отсутствие дыхания, кожный покров синеватый, зрачки глаз резко расширены из-за кислородного голодания коры головного мозга и не реагируют на свет. Монетка встала на ребро в смертельной игре в орла и решку. Внезапно весы судьбы качнулись в сторону… Дуракам, короче, везет. В сторону жизни качнулись весы судьбы, и Анасфилатос стал постепенно приходить в себя.

Шок, который он испытал, прикоснувшись к старухе на инвалидном кресле можно было сравнить с ударом электрического тока. Раньше, до Сдвига, он испытывал боль от электричества множество раз. Особенно в детстве, когда, увлеченный конструированием электронно-индуктивных цепей, не замечал таких «мелочей», как не выключенный из сети прибор или накопительный модуль под напряжением. Он, не задумываясь, брал оголенные штекеры или провода голыми руками, и парализующая энергия электричества жалила его, создавая причудливые дуги заземления Анасфилатоса с поверхностью тверди.

Однако это могло только образно быть сравнимо с болью от разряда электричества. То, что он прочувствовал сейчас, было примерно в миллион раз сильнее и необычнее любой даже самой изощренной, самой сильной боли когда либо существовавшей на земле, ибо никакое электричество не вызовет в пострадавшем такую волну всепоглощающего почти материализовавшегося омерзения.

Анасфилатос смотрел в потолок через щели едва открытых глаз, какой-то странный потолок городского вокзала, что-то в нем было не так. «О-па, — подумал Анасфилатос, — я вижу потолок! Значит, у меня опять есть глаза!». Мысли с трудом преодолевали невыносимое омерзение, бесконечную боль и приступы тошноты, едва успевая проскользнуть в милимизерные отрезки времени, когда жуткая боль чуть отступала. Пульсирующий тип боли приобретал математическое постоянство, безболезненные отрезки времени, между приступами жалящей миллиардом ос боли увеличивались. На секунду боль отступала, но затем с новой силой обрушивалась на него.

Анасфилатос таращился во все глаза. Чудеснейшим образом проклюнувшиеся вернувшиеся глаза, «спасибо за глаза, спасибо за глаза», — в полубреду мысленно кого-то благодарил Анасфилатос. Физически он чувствовал себя каким-то расхлябанным, что ли, разбитым, сломанным физически, но не духовно. Анасфилатос не мог пошевелиться, почти не мог, кожными покровами он почему-то ощущал слизь, покрывшую его тело и все в округе. Слизь обволокла и глаза, и руки, и плечи, и волосы, и, возможно, ноги, которые он не видел из этого положения на полу. Не снится ли ему это? Глаза то ли плакали, то ли просто слезились. Боль мешала сосредоточиться на прочих новых ощущениях в теле. Желание пошевелиться переполняло его, он собирался с силами. Напрягая до дрожи, мускулы стробированным движением, преодолевая посттравматическое расслабление мышц, он попытался поднять руку, чтобы удостовериться, что сам он существует и глаза не плод его воспаленного воображения.

Скосив глаза, повернуть голову, он не мог, не слушались парализованные мышцы шеи, он ждал, казалось целую вечность появления поднимаемой ценой невероятных усилий правой руки. Через какое-то время он и в правду увидел свою правую руку в слизи, стекающей с ней сначала кисть затем локтевую и лучевую кости. Постойте, я вижу сквозь слизь — свои кости? Сквозь мутноватую слизь, в которую теперь на его руке превратилась мышечная ткань и кожные покровы, он совершенно свободно наблюдал свои собственные кости руки. А-а-а-а-а!

Бред, какой-то, согнутая в локте рука была совершенно легкой практически невесомой. Но даже такую полупрозрачную руку пришлось поднимать, аж несколько мучительных минут, видимо мышцы совсем никудышные стали. Правая полупрозрачная рука со стекающей по ней прозрачной слизью. Слизь была повсюду. Осмотр руки длился не долго, рука таяла, как свеча от пламени. Рука безвозвратно превращалась в слизь.

Боже я таю, как оловянный солдатик из сказки, она исчезает буквально на глазах. Стекая с руки, мутноватая слизь, как едкая щелочь растворяла и костный каркас. Верхних фаланг пальцев уже не было. Фаланги тю-тю.

Что чувствует человеческая особь, наблюдая за тем, как она, эта особь, тает на собственных глазах? Боюсь, что мне нечего сказать на этот счет. Пусть мои путаные в данный трагический момент мысли останутся тайной, они слишком интимные, а может просто жалкие и позорные для того чтобы приводить их здесь безо всяких преград и редактуры. Ну, вот ладонь полностью пропала, растаяла. Упс, ладонь тю-тю! Вот и оставшаяся часть руки медленно стекла куда-то вниз, он не мог видеть куда. Повернуть головы не мог, приподняться с пола не мог, он ничего не мог! Он медленно расщеплялся. Растекался в жидкую тягучую слизь.

Радость от появления и возвращения глаз несколько померкла. Героические чувства от того, что он остался жив, от того, что не был сожжен непонятным пульсирующим пламенем — поблекли, так же растворились.

Нет, нет, — кричал внутренний оптимист, я остался жив! Да к тому же был награжден внезапно вернувшимися глазами! Даже не смотря на таяние и слизистые метаморфозы — это победа! Вот только внутренний фаталист Анасфилатоса смотрел на всю эту «победу» с нескрываемым презрением и ухмылкой. Еще бы цинизм закоренелого неудачника незыблемый стержень натуры.

Как много необъяснимого нелогичного произошло за этот день, если это еще был день, а не месяц или год. Глаза могли появиться и за мгновение, а могли и за годы его пребывания в забытьи проклюнуться из микроскопических семян и прорасти. Но и в этом внезапно кардинально и бесконечно изменившимся мире он лишенный глаз, или наоборот выживший и с внезапно появившимися глазами оставался все тем, же неудачником. Все тем же невезучим отстойным парнем, который если что и умеет делать отлично так это всегда и везде оставаться в полном дерьме. И теперь превращаясь в жидкость, он думал об этом. Может, сожалел, может, оставался верен своей привычке в равной степени воспринимать и бесконечные проигрыши, и очень редкие удачи.

Да, он растворялся, а глаза продолжали видеть, и он не умирал, как ни странно ему было это чувствовать и понимать. Анасфилатос не умирал! Его долбанная личность совершенно не расщеплялась, в отличие от тела! Он просто мутировал в другую метафизическую форму. Ошеломленный этим открытием он воочию наблюдал, банальную истину, что сознание не зыблемо в его частном случае. Сознание не меркло! Боль и омерзение распались на составляющие и исчезли. Осталось только чувство повышенной водянистости что ли, Анасфилатос продолжал мыслить, и это его успокаивало и даже вселяло некую пока тайную надежду.

Жидкость, окончательно растворила в себе же самой останки лежащего навзничь человека. От человеческого тела осталась лужа. Анасфилос трансформировавшийся в слизь впитывался в материю земли, когда-то находившуюся под ним, когда он Анасфилос был еще в твердой оболочке. Теперь же лишенный жесткой конструкции тела он проникал все глубже и глубже куда-то в глубины и толщи бетонных перекрытий вокзала. Не смотря на все происходившее, сознание Анасфилатоса продолжало исправно функционировать. Много ли разницы между любой слизью или жижей и тем, что аккуратно носит в черепно-мозговой коробке обычный человек? Его сознание, растворенное в жидкости, ничуть не претерпело изменений. Анасфилатос не мог самостоятельно поднять и ложки или шагать по улицам, но он не переставал мыслить и как следствие существовать, хотя назвать свободное течение мысли размышлением — вопрос конечно философский. Способность формировать мысли в отдельно произносимые мысленно слова исчезла, растворилась. Теперь мысли выражались без использования грубых языковых наростов. Жидкость мыслит другими категориями и формами, другими прообразами смыслов, другим механизмом. Правда понятие механизм в сочетании со слизью, скорее усмешка, у него не стало механизма, все в нем стало плавным, перетекающим и впитывающимся в окружающую твердь… Мыслящая слизь утекала в глубины земной материи…

И тут он поймал себя на том, что уже не был и слизью, слизь всего лишь освободила путем естественного испарения эфирную составляющую человека. Живой мыслящий разум, чудесно отслоившийся от молекулярных оков. Лепота, однако. Разум, лишенный тяжести молекул такой же живой, как и в любом разумном существе. Свободный, вернее освобожденный от тела разум прозрачный и без запаха продолжал жить и размышлять, повинуясь законам необъяснимости мира и духовной энергии. Отслоившийся от материального разум, облаком невидимой субстанции парил над поверхностью. Единым разумным субъектом или так одной человеческой душой или духом человека все равно, как это назвать, ибо точного научного определения этому облаку энергии нет. Мыслящее облако парило над местом, где еще недавно находился в твердой оболочке человек. Забыв обо всем дух, восхищенный своим нынешним состоянием осматривался, поражался новым чувствам и новой формой существования. Он испытывал величайшую духовную эйфорию, размышляя, что теперь он не есть дух, заточенный в теле человека теперь он освободившаяся душа напрочь лишенная телесной составляющей. Он не имеет ни одной видимой молекулы, но он и не является газом или родственной газу материей, он идеально очищенная от физического тела суть человека, читай его духовное начало. Память, интересно сохранилась ли у сути у прозрачной (призрачной) души способность вспоминать прошлое. Немного испугавшись, Анасфилатос попытался вспомнить хоть что-нибудь из прошлого и… Воспоминания загружались…

Воспоминания лавиной обрушились на него, словно прорвало плотину (а так и было). Он почувствовал, что помнит все, как и раньше, и детство, и юность и то, что было утром, и что произошло потом и… И что было до его появления… И то, что было до того, как он был тем предпоследним существом, ну как его звали-то ах да Анасфилатосом. Он бурно заполнялся новыми воспоминаниями, сокрытыми от него, в период, когда он был еще человеком телесным.

Ошеломленный этим, дух с аппетитом рылся в анналах воспоминаний, обнаруживая множество историй из прошлых прожитых жизней. Как это интересно! Как удивительно и необыкновенно! Неужели такое возможно! Позднее этот момент возвращения воспоминаний о прошлых жизнях Анасфилатос сравнил с восстановлением данных на поврежденных жестких дисках компьютера. Ты можешь отформатировать жесткие диски компьютера множество раз и работать с ними десятки или даже тысячи лет и не знать, что на этих дисках параллельно существуют терабайты «утерянной» якобы стертой информации, которую на самом деле можно восстановить.

Он был поэтом Серебряного века, он был женщиной крестьянкой, он был уличным циркачом, он был предводителем тысячи монгольских воинов, он был кошкой, и он был насекомым… Теперь он мог в мельчайших подробностях вспоминать события прошлых жизней, от первых секунд зарождения до самого конца жизненного цикла. Женщина, я был женщиной, даже то, что я был котом или насекомым, меня не так удивило, как то, что я когда-то был женщиной. Вот откуда во мне так много нерешительности, нежности и необоснованной хрупкости — размышлял невесомый дух. Интересно есть ли кто-нибудь на Земле, кому открылось таинство освободившийся душевной материи? Или абсолютно все испытывают нечто подобное, освобождаясь от телесного якоря? Ответов на эти вопросы он не знал, остальное же видел ясно и отчетливо.

Информация выглядела в его сознании в виде облака тэг. Натуральное живое облако воспоминаний во флеш технологии (Adobe Flash (ранее известная как Macromedia Flash), или просто Flash (/flжʃ/) — мультимедийная платформа, используемая для создания векторной анимации и интерактивных приложений (в том числе, игр), а также для интеграции видеороликов в веб-страницы.). Объемное живое облако из имен, фамилий и названий существ, пред его взором, манило и дразнило его. Те надписи, на которые он обращал внимание, сразу же выдвигались на передний план, становились крупнее. Но стоило перевести внимание на другое слово, прежнее уменьшалось и уходило сначала на второстепенный уровень, затем и вовсе вглубь облака слов. Тысячи ключевых слов в живом лингво облаке — чудная технология воспоминаний. Анасфилатос и не знал, за какие воспоминания браться, ему хотелось вспомнить и жизнь в облике Богомола (Богомол обыкновенный (лат. Mantis religiosa) — представитель подотряда Богомоловые отряда Тараканообразные, крупное хищное насекомое с хорошо приспособленными для хватания пищи передними конечностями. Достигает 42–52 мм (самец) или 48–75 мм (самка) длины.) и в облике еврейского священника, и в…, и в …

Он выхватывал из облака слов фамилию, имя или название существа, слово увеличивалось и раскрывалось сложным текстовым документом, родился тогда-то, жил там-то, женился на той-то, работал тут и тут, болел тем-то и тем-то, умер там-то и тогда-то. В тексте, некоторые слова при наведении на них внимания выводили встроенные в них гиперссылки на дополнительные материалы, фотографии, схемы, динамические воспоминания (почти видеозаписи, но очень низкого качества). В других случаях раскрывались новые текстовые блоки подробного описания событий или важных ключевых моментов, даты, карты, списки, диагнозы, схемы проезда, ссылки на взаимно ссылающиеся тексты.

Ан вон оно как устроено, чудно право же и очень удобно, целая личная библиотека воспоминаний пред мысленным взором. Облако воспоминаний поворачивалось по мере копания в его кутерьме, на передний план выводились новые слова, новые имена фамилии, название организмов. Эштон Ландау (лепёшечник, Северная Индия, провинция Кри Ко Лау), Фаггот Варинштейн (еврей, меняла, средние века), Королева Англии Елизавета 2, Роман Козлов (карточный шулер, Москва), Кондовый Пёс (безродная среднерусская кошка, домашняя, умерла от туберкулеза), Самуил Маршак (стихоплет), Генри Ллойд, Стасон Мармеладов, Вениамин Аношкин, Барбара Брыльска, Вольтер Снаут, Сороконожка (Многоножки (лат. Myriapoda) — надкласс, объединяющий четыре класса наземных членистоногих (симфил, губоногих, двупарноногих и пауропод, последних обычно объединяют в один подкласс). Характерные представители многоножек: сколопендра калифорнийская и сколопендра гигантская, костянка, Мухоловка обыкновенная, кивсяки.), Неродившийся мальчик, Неклассифицируемая сущность, Анрю Барклай, Лаундж Сарториус, Сережа Холин, Быстрый Ручей, Джабраил Исланбеков и многие другие.

Имена вращались вокруг облака, уходили вглубь и возвращались, прятались внутри, опять всплывали, и вновь проваливались в словесное месиво. Долгое время дух учитывался до одури тем из чего он собственно и состоял из воспоминаний прошлых жизней, из кутерьмы четких знаний и информации. Будучи в телесном заточении душа такого не ведала, видно воспоминания блокировалась некими специальными сдерживающими факторами, душевными секретами. В принципе это явление блокирования воспоминаний о прошлых жизнях можно понять. Человек ограничен в своем миропонимании. Есть критические значения, переступив которые ему просто не выжить. Психика в человеке величина хрупкая, несмотря на грозный вид его сухожилий, титановую крепость костного каркаса и мощь мышечных тканей.

Дух, увлеченный просматриванием историй прошлых жизней, плыл по небу увлекаемый движением парящих в пространстве посторонних энергий, которые слабым потоком инфлюэнцей несли его высоко над домами над городом. Ветер, летящий сквозь мыслящую энергию, приятно охлаждал мыслительный процесс невидимого пучка воспоминаний. Дух погрузился в чтение самого себя.

Богатый крестьянин — застрелен красноармейцами, под Муромом; богомол — съеден любящей женой на кукурузном поле; биржевой маклер — рискнул по крупному, разорился и других разорил, суицид; эстрадная польская певица — отравилась снотворным, несчастная любовь; не рожденный младенец — умер не родившись; спившийся талантливый клоун — сгинул в безвестности; бездарный поэт морфинист — передознулся на литературном сейшине; даже молодая морская черепаха — съедена нигерийскими голодными лисами — воспоминания из прошлых жизней были горькими.

Чем дальше дух проникал в суть прошлых прожитых им жизней, тем четче и понятней ему становилась общая картина, все те тысячи лет его существования в разных обличиях и формах имели некий общий знаменатель, общий форзац, единый почти неизменный и схожий парадокс. Все прожитые жизни были несчастными. Будь он хоть комаром, ему ни никак не удавалось построить своё счастье, ни в одном из многочисленных воплощений и теперь, просмотрев немалую часть всех историй, он сделал грустный вывод. Фак!

Мысль, освобожденная от оков слизистой мозга, движется, как юла, как волчок, закручиваясь спиралью сходясь в центре своего логического пика в единую тончайшую иглу вывода. На самой маковке мысли находится острая тончайшая часть мысли милимизерное остриё — это и есть тот генеральный вывод, который в своей закрученной спирали породила свободная бестелесная мысль. Волчки мыслей кружились на невидимой поверхности рассуждений. Мысли сворачивались причудливыми кулечками. Сам цикл осмысления состоял из недолгого вращения мысли вокруг своей оси. Через какое-то время Мысли Волчки снижали темп своего вращения, скорость заметно падала. Волчки мысленных процессов начинали сначала елозить словно пьяные, смешно раскачиваясь, затем терять свои равновесия. Постепенно становились видны сложные узоры, покрывающие их тела снаружи. Мысли волчки, раскачиваясь, наконец, падали на боковые грани и взору открывалась нижняя часть мысли. Нижняя часть отвращавшейся своё мысли имела множество вогнутых геометрических форм углублений. Волчки, лежащие на невидимой поверхности размышлений, водружались в выемки на полках разума.

На глазах создавались загадочные цепочки размышлений. Движения мыслей были быстрыми, но только там, где это требовало мышление, в других случаях информация обрабатывалась неспешно, выстраивая на поверхности анализа новые мыслительные волчки, которые едва сформировавшись, начинали свое вращение, они вращались и рисунки на них сначала превращались в цветное месиво, а затем в яркие цветные полосы.

Движение мыслей — в виде волчков издавало характерный свист напоминающий пение северных птиц, а тем временем во внутреннем объемном дворике размышлений выстраивались стеллажи с выводами. Каждый стеллаж имел специальные золотые держатели (электропроводность тут, понимать надо), в которые вкладывались плоские длинные основы. Мыслительные основы имели характерные углубления, рассчитанные на погружение в них уже обдуманных мыслей волчков, когда вся основа целиком заполнялась мыслями волчками, она водружалась на стеллаж рассуждений или стеллаж анализа, и так вновь и вновь до тех пор, пока весь внутренний дворик размышлений не был уставлен стеллажами с остывшими мыслями волчками.

Дух взглянул на стеллажи с холодными уже размысленными мыслями-волчками на стеллажах, как те вдруг начали испаряться. Каждая ферма стеллажей испарялась по своему, испарения в свою очередь кристаллизовались в сверкающие похожие на крошечные алмазы окончательные очищенные и тщательно продуманные смыслы. Смыслы складывались в некие похожие на головоломки многоугольные фрагменты. Фрагменты слипались в еще более крупные куски, которые спаивались, создавая большие фигуры. Внимание, вот и возникла первая буква, содержащая в себе смыслы первой мыслительной фермы — С, потом почти таким же образом образовалась вторая буква — Д, затем третья — В, четвертая — И, и наконец, нехотя выкатила пятая заключительная буква Г, как виселица она заняла свое почетное последнее место в появившемся слове. Дух, не мог поверить своим глазам, прочтя слово, созданное его кропотливым мыслетворением. Дух прочел слово от начала до конца несколько раз СДВИГ!!! СДВИГ!!! СДВИГ!!!! Шок охватил мыслящее облако.

Это неприятное, пугающее слово СДВИГ, каверзные буквы сверкали внутри мысленного дворика. Дух набросил на слово тонкую непрозрачную ткань сомнений и забытья, но все равно было видно, что там под тканью, было видно, какое слово громоздилось под тонкой накидкой забвенья, тогда дух загородил слово СДВИГ непрозрачной ширмой игнора, и продолжил медленное снижение к тверди земной. А там, на земле творилось что-то неладное, все сдвигалось к такой-то матери…